- Да перестань, папа, что ты за ископаемое! Ведь она когда-то была… твоей Фанни, правда?
Даллас телом и душой принадлежал к новому поколению. Он был первенцем Ньюленда и Мэй Арчер, но никто никогда не мог внушить ему ни капли скромности. "Какой смысл из всего делать секреты? Это приводит лишь к тому, что люди стараются их разнюхать", - возражал он, когда его призывали к сдержанности. Однако теперь, встретив насмешливый взгляд сына, Арчер прочитал в нем сочувствие.
- Моей Фанни?
- Ну да, женщиной, ради которой ты готов был бросить все на свете… но только ты не бросил, - продолжал его непонятный сын.
- Нет, не бросил, - с некоторой торжественностью подтвердил Арчер.
- Да, старина, но мама сказала…
- Мама?
- Да, за день до смерти. Помнишь, она позвала к себе меня одного? Она сказала, что с тобой мы не пропадем, потому что очень давно, когда она тебя попросила, ты отказался от того, чего хотел больше всего на свете.
Арчер молча выслушал это странное сообщение. Невидящий взор его по-прежнему был прикован к людной, освещенной солнцем площади под окном. Наконец он тихо произнес:
- Она никогда меня об этом не просила.
- Ну да, я забыл. Вы ведь никогда ни о чем друг друга не просили, правда? И никогда ничего друг другу не говорили. Вы просто сидели, смотрели друг на друга, и каждый гадал, что происходит у другого внутри. Сумасшедший дом для глухонемых! Впрочем, надо отдать справедливость вашему поколению - вы знали о тайных мыслях друг друга гораздо больше, чем когда-нибудь узнаем мы - у нас просто не хватит на это времени. Слушай, папа, ты на меня не сердишься? - внезапно прервал свою речь Даллас. - Если да, то давай помиримся и пойдем позавтракаем у Анри. Мне надо еще успеть в Версаль.
Арчер не поехал с сыном в Версаль. Он предпочел провести день в одиноких скитаниях по Парижу. Ему нужно было избавиться сразу от всех невысказанных сожалений и подавленных воспоминаний долгой бессловесной жизни.
Вскоре он перестал сокрушаться по поводу нескромности Далласа. Казалось, с его сердца сняли железный обруч - так легко стало ему, когда он узнал, что кто-то все-таки догадался, кто-то его пожалел… А то, что это была его жена, бесконечно его тронуло. Далласу, при всей его чуткости, этого не понять. Для мальчика этот эпизод был, наверное, всего лишь грустным примером несбывшихся надежд и напрасно растраченных сил. Но неужели это не было чем-то большим? Арчер долго сидел на Елисейских полях и думал, а поток жизни между тем катился мимо…
Всего несколько улиц, всего несколько часов отделяли его от Эллен Оленской. Она так и не вернулась к мужу, а когда он несколько лет назад умер, никак не изменила своего образа жизни. Теперь ничто уже не могло разлучить ее с Арчером - и сегодня вечером он ее увидит.
Он встал и через площадь Согласия и сад Тюильри прошел к Лувру. Госпожа Оленская как-то говорила ему, что часто туда ходит, и ему захотелось провести оставшееся время там, где она, возможно, совсем недавно была. Часа два он бродил по залитым ярким светом галереям, и картины одна за другой ослепляли его своим полузабытым великолепием, переполняя душу долгими отзвуками красоты. Ведь жизнь его, в сущности, была так пуста..
Очутившись перед одним из блистательных полотен Тициана, он вдруг поймал себя на мысли: "Но ведь мне всего только пятьдесят семь…" - и отвернулся. Для летних снов, пожалуй, уже поздно, но ведь не поздно же еще для дружбы и товарищества в блаженной осенней тишине ее близости.
Он вернулся в отель, где должен был встретиться с Далласом, и вдвоем они еще раз прошли через площадь Согласия и через мост, ведущий к Палате депутатов.
Даллас, не подозревая о том, что творится в душе отца, без умолку рассказывал о Версале. Во время одной из коротких каникулярных поездок в Париж он пытался разом охватить как можно больше достопримечательностей, которые ему раньше не удалось увидеть из-за того, что семейство вместо Франции отправилось в турне по Швейцарии, и теперь неумеренные восторги и самонадеян* ные критические замечания, с молниеносной быстротой сменяя друг друга, сыпались с его уст.
Слушая его, Арчер чувствовал, как в нем растет сознание своей неполноценности и немоты. Он знал, что мальчик не лишен чуткости, но отличается беспечностью и самоуверенностью, свойственными людям, которые не склоняются перед судьбой, а, напротив, готовы померяться с ней силами. "В том-то и дело - они знают, чего хотят, и не намерены никому уступать", - раздумывал он, рисуя себе сына как выразителя идей нового поколения, которое смело все старые межевые знаки, а заодно с ними указатели и сигналы опасности.
Вдруг Даллас остановился как вкопанный и, схватив отца за руку, воскликнул:
- Вот это да!
Они подошли к обширному скверу перед Домом инвалидов. Воздушный купол Мансара парил над распускающимися деревьями и длинным серым фасадом здания; вобрав в себя все лучи предвечернего света, он возвышался перед ними как зримый символ славы великого народа.
Арчер знал, что госпожа Оленская живет близ одной из улиц, расходящихся лучами от Дома инвалидов, и этот квартал представлялся ему тихим и даже глухим - он совершенно упустил из виду блеск, который придавал ему его великолепный центр. Теперь по какой-то причудливой ассоциации все, что ее окружало, озарилось для него этим золотым светом. Жизнь ее, о которой он странным образом знал так мало, почти тридцать лет проходила в этой насыщенной атмосфере, уже казавшейся ему слишком густой и слишком возбуждающей для его легких. Он подумал о театрах, в которые она ходила, о картинах, которыми она любовалась, о сумрачной роскоши старинных особняков, в которых она бывала, о людях, с которыми она беседовала, о непрерывной смене идей, образов и ассоциаций, которые рождались в этом живом, общительном народе, и поныне сохранившем нравы и манеры былых времен, и ему вдруг вспомнились давние слова молодого француза: "О, интересный разговор! Есть ли на свете что-либо равное ему?"
Арчер почти тридцать лет не видел мосье Ривьера и ничего о нем не слышал, и уже по одному этому можно было судить, как мало ему известно о госпоже Оленской. Более половины жизни отделяло их друг от друга, и она провела этот долгий промежуток среди людей, которых он не знал, в обществе, о котором он имел лишь самое смутное представление, в условиях, которых он никогда до конца не поймет. Все это время он прожил со своим юношеским воспоминанием о ней, но ведь у нее, наверное, были другие, более реальные связи. Быть может, и в ее воспоминаниях ему отводилось совершенно особое место, но, если так, его образ был, вероятно, чем-то вроде реликвии в маленькой полутемной часовне, где за недостатком времени молятся далеко не каждый день…
Отец и сын пересекли площадь Инвалидов и зашагали по одной из широких улиц, окаймляющих здание. Несмотря на всю свою славную историю и великолепие, квартал этот и впрямь был тихим, и это помогало понять, какими богатствами обладает Париж, если такие картины - достояние лишь немногих и равнодушных.
День угасал в мягкой солнечной дымке, пронизанной кое-где желтым светом электрических фонарей, и на маленькой площади, куда они теперь вышли, почти никого не было. Даллас опять остановился и взглянул наверх.
- Наверное, это здесь, - сказал он, взяв отца под руку таким ласковым движением, что Арчер хоть и смутился, но не отпрянул, и оба некоторое время постояли, молча рассматривая дом.
Это было ничем не примечательное современное здание со множеством окон и красивых балконов по широкому кремовому фасаду. На одном из верхних балконов, расположенном намного выше закругленных верхушек каштанов в сквере, была все еще опущена маркиза, как будто солнце только-только оттуда ушло.
- Интересно, на каком этаже? - задумчиво проговорил Даллас; подойдя к воротам, он просунул голову в привратницкую и вернулся со словами: - На пятом. Должно быть, там, где маркиза.
Арчер стоял неподвижно, не сводя глаз с окон верхнего этажа, словно цель их паломничества была достигнута.
- Знаешь, уже около шести, - заметил наконец сын. Отец посмотрел на пустую скамейку под деревьями.
- Я, пожалуй, посижу тут немножко, - сказал он.
- Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь? - встревожился Даллас.
- Нет, нет, прекрасно. Но ты, пожалуйста, поднимись наверх без меня.
Даллас остановился перед ним в полном недоумении.
- Слушай, папа, ты что, совсем туда не пойдешь?
- Не знаю, - медленно проговорил Арчер.
- Но ведь она обидится.
- Иди, сынок, может быть, я приду позже.
Даллас окинул его долгим взглядом сквозь сумерки.
- Но что мне сказать?
- Ты, мой милый, по-моему, всегда найдешь, что сказать, - с улыбкой отвечал отец.
- Ладно. Я скажу, что ты придерживаешься старомодных взглядов и предпочитаешь идти пешком на пятый этаж, потому что не любишь лифтов.
Отец снова улыбнулся.
- Скажи, что я придерживаюсь старомодных взглядов; этого будет довольно.
Даллас еще раз на него посмотрел, потом недоверчиво махнул рукой и скрылся под сводами подъезда.
Арчер сел на скамейку и продолжал смотреть на завешенный маркизою балкон. Он подсчитал, сколько времени потребуется сыну, чтобы подняться на лифте на пятый этаж, позвонить, войти в прихожую, подождать, пока о нем доложат, а потом проведут в гостиную. Он представил себе, как Даллас быстрым, решительным шагом входит в комнату, увидел его обаятельную улыбку и подумал: интересно, правы ли те, кто говорит, что мальчик "весь в него".
Потом он попытался представить себе людей, собравшихся в комнате, ведь в этот гостеприимный час их там, наверное, будет несколько - и среди них смуглая дама, бледная и смуглая, - она быстро поднимет голову, привстанет и протянет Далласу длинную тонкую руку с тремя кольцами… Она, скорее всего, сидит в углу дивана возле камина, а позади нее столик с цветущими азалиями…
- Для меня это более реально, чем если бы я поднялся наверх, - внезапно услышал он свой голос, и опасение, что эта последняя тень реальности может внезапно рассеяться, приковала его к месту, а минуты меж тем уходили одна за другой.
Он долго сидел на скамейке в сгущающихся сумерках, не сводя глаз с балкона. Наконец в окнах зажегся свет, и спустя мгновенье на балкон вышел слуга, поднял маркизу и закрыл ставни.
И, словно это был сигнал, которого он ждал, Ньюленд Арчер медленно поднялся и в одиночестве пошел обратно к себе в гостиницу.
Примечания
1
…Кристина Нильсон пела в "Фаусте"… - Известная шведская певица Кристина Нильсон (1843–1921) исполняла в опере Шарля Гуно "Фауст" роль Маргариты.
2
Музыкальная Академия - старое здание оперного театра в Нью-Йорке, в районе пересечения Бродвея с 5-й авеню.
3
…скоро начнут строить новый оперный театр… - Имеется в виду знаменитая "Метрополитен-опера", открытая в 1883 году.
4
…недоступна "новым людям"… - "Новыми людьми" Уортон называет американских нуворишей, богачей в первом поколении, которые противопоставляются "свету" - старой нью-йоркской буржуазии с ее вековыми традициями и строгими правилами бытового поведения.
5
"Он любит - не любит - он любит меня!" - слова Маргариты из III акта "Фауста".
6
…Капуля-Фауста… - Речь идет о французском оперном певце Жозефе Капуле (1839 -?), который в семидесятых годах прошлого века жил в Нью-Йорке и пел с Нильсон в "Фаусте".
7
Бербанк Лютер (1849–1926) - американский селекционер, создавший много новых сортов овощей, цветов и фруктов. В 1875 году заложил сад в Калифорнии, где выводил свои гибриды.
8
"Лоэнгрин" (1848) - романтическая опера немецкого композитора Рихарда Вагнера (1813–1883).
9
"А ля Жозефин" - мода периода французской Первой империи (1804–1815), когда носили платья с высокой талией и ниспадающей свободными складками юбкой. Названа по имени Жозефины Богарне (1763–1814), первой жены Наполеона Бонапарта.
10
…с олбанскими Чиверсами… - то есть с семейством Чиверсов из города Олбани, столицы штата Нью-Йорк.
11
Юниверсити-плейс - площадь в Нью-Йорке.
12
Лонг-Айленд - часть Нью-Йорка.
13
Бэттери - парк на южной оконечности острова Манхаттан.
14
Статен-Айленд - пригород Нью-Йорка.
15
Тюильри - королевский дворец в Париже, сожженный коммунарами в 1871 году.
16
Луи Наполеон Бонапарт (1808–1873) - французский император Наполеон III (1852–1870).
17
Мадам Тальони - знаменитая прима-балерина итальянского происхождения Мария Тальони (1804–1884), танцевавшая на сценах Парижа, Лондона и других европейских столиц.
18
Двойной смысл (фр.).
19
Право гражданства (фр.).
20
"Вдова Клико" - сорт французского шампанского.
21
Прическах (фр).
22
Лютика (фp).
23
"Буль" - по имени французского мастера Буля (1642–1732) - мебель из дерева, инкрустированного металлом, слоновой костью и перламутром.
24
"Любовь Победоносная" - картина французского художника Вильяма-Адольфа Бужеро (1825–1905).
25
"Голубой Дунай" - знаменитый вальс Иоганна Штрауса (1825–1899), написанный в 1867 году.
26
…эпохи Второй империи. - Имеется в виду период царствования императора Наполеона III (см. примеч. 17). то есть 1852–1870 годы.
27
…место действия любовных сцен из "Мосье де Камора". - Речь идет о светской новинке, легкомысленном романе французского писателя Октава Фейе (1821–1890) "Мосье де Камор" (1867), герой которого, циничный и безнравственный аристократ, соблазняет жену своего друга.
28
"Мраморный фавн" (1860) - последний роман великого американского писателя-романтика Натаниэля Готорна (1804–1864), произведения которого считались в американском "свете" образцом изысканности и благопристойности в литературе.
29
…мадеру как-никак доставляли из-за мыса Доброй Надежды. - В XIX веке отборные сорта португальской мадеры отправляли с острова Мадейра, где производилось вино, в длительные морские путешествия (главным образом вокруг Африки), во время которых они приобретали нужную выдержку.
30
Уордовские ящики - по имени изобретателя, английского ботаника Натаниэля Уорда (1791–1868) - переносные стеклянные оранжереи с дном из глины или металла, в которых разводили растения, нуждающиеся в большом количестве влаги.
31
…зачитывались романами Уйды… - Уйда - псевдоним английской писательницы Луизы де ла Раме (1839–1908), автора свыше сорока романов из великосветской жизни. Действие многих из них происходит в Италии, где Уйда поселилась в 1874 году.
32
…знает большой свет гораздо лучше Булвера… - Речь идет об известном английском романисте Эдуарде Булвер-Литтоне (1803–1873), авторе романа "Пелэм, или Приключения джентльмена" (1828), в котором изложены основные правила поведения в свете.
33
Рескин Джон (1819–1900) - известный английский эстетики художественный критик, автор капитальных трудов по истории живописи и архитектуры: "Современные художники" (1843–1860), "Семь светильников архитектуры" (1849) и т. д.
34
Рейнолдс, сэр Джошуа (1723–1792) - английский художник-портретист.
35
Дородность, тучность (фр., ирон.).
36
…миновать Остров Сирен… - реминисценция из XII песни гомеровской "Одиссеи". Сирены - по Гомеру - полуптицы-полуженщины, которые своим волшебным пением завлекают к себе на остров мореплавателей и губят их.
37
Честь мундира, кастовый дух (фр.).
38
Кухня (фр.).
39
Карселевская лампа - по имени изобретателя, французского мастера Карселя (ум. 1812) - дорогая лампа, в которой масло нагнетается в горелку посредством часового механизма.
40
…в книгах о первобытном человеке, которые образованные люди уже начинали читать… - Очевидно, здесь имеются в виду труды американского этнографа и историка первобытного общества Льюиса Генри Моргана (1818–1881), получившие известность в 1870-е годы и возбудившие интерес к проблемам древней истории и антропологии.
41
"Королевские идиллии" (1859) - цикл поэм известного английского поэта-лауреата викторианской эпохи Альфреда Тенни-сона (1809–1892) на сюжет легенд о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.
42
…не умела почувствовать всю красоту Улисса и Лотофагов. - Речь идет о двух стихотворениях Теннисона, "Улисс" и "Лотофаги", написанных на темы "Одиссеи". Лотофаги, то есть пожиратели лотоса, у Гомера - мифический народ, обитающий в Ливии. Люди, отведавшие лотоса, забывают свое прошлое. (Песнь IX, 90–97).
43
"Младенцы в лесу" - герои английской баллады XVI века, мальчик и девочка, которые погибли, не сумев выбраться из леса, куда их завел злой опекун, желавший завладеть их имуществом.
44
Римский пунш - лимонный сок с ромом и взбитым белком.
45
Один ив ваших прадедов подписал Декларацию независимости… - то есть был одним из пятидесяти пяти "отцов-основателей" США, делегатов второго континентального конгресса, провозгласившего 4 июля 1776 года независимость американских колоний от Великобритании.
46
…после сражения при Саратоге получил шпагу генерала Бергойна. - Имеется в виду одна из решающих битв американской Войны за независимость, происходившая близ поселка Саратога (ныне Скай-лервилл, штат Нью-Йорк), в которой королевские войска под командованием генерала- Джона Бергойна (1730–1792) потерпели сокрушительное поражение и были вынуждены сложить оружие 17 октября 1777 года.