- Ну вот. (Поцелуй.) Так что же случилось?
- Я сказала то, что думаю. Не надо. Ничего из этого не выйдет.
- О, Хелен, перестань говорить "не надо"! Это вульгарно. Как будто ты с головой ушла в житейскую тину. "Не надо" - это, наверное, то, что миссис Баст целый день говорит мистеру Басту.
Хелен молчала.
- Ну?
- Сначала расскажи мне обо всем, а я тем временем, может, выберусь из тины.
- Это уже лучше. Так с чего же мне начать? Когда я приехала на вокзал Ватерлоо… нет, я расскажу про то, что случилось еще раньше, потому что хочу, чтобы ты все узнала с самого-самого начала. "Начало" было дней десять назад. В тот день, когда, явившись на чай, мистер Баст на нас накинулся. Я защищала молодого человека, а мистер Уилкокс, пусть совсем немного, приревновал меня. Я тогда подумала, что это случилось непроизвольно, что мужчинам так же трудно справиться с подобным чувством, как и нам. Ты знаешь - во всяком случае, я могу сказать о себе, - когда мужчина говорит мне: "Такая-то очень симпатичная девушка", - меня на мгновение охватывает злость по отношению к "такой-то" и хочется ущипнуть ее за ухо. Это неприятное чувство, но не столь важное, и с ним легко справляешься. Но теперь я понимаю, что в случае с мистером Уилкоксом речь шла о чем-то большем.
- Значит, ты его любишь?
Маргарет задумалась.
- Удивительно, когда понимаешь, что ты не безразлична настоящему мужчине. Сам этот факт становится все более грандиозным. Не забудь, что мы знакомы уже почти три года и он мне всегда нравился.
- Но ты все это время его любила?
Маргарет стала разбирать свое прошлое. Приятно анализировать чувства, пока они остаются чувствами и еще не отражены в общественных установлениях. Обняв Хелен и скользя взглядом по окрестностям, как будто какое-нибудь графство там внизу могло раскрыть секрет ее собственного сердца, она честно обдумала этот вопрос и ответила:
- Нет.
- Но полюбишь?
- Да, - ответила Маргарет. - В этом я абсолютно уверена. По правде говоря, я почувствовала к нему любовь, как только он со мной заговорил.
- И ты решила выйти за него?
- Да. Но я хочу сейчас же все с тобой обсудить. Что ты имеешь против него, Хелен? Ты должна попытаться мне объяснить.
Хелен в свою очередь оглядела пейзаж.
- Это еще со времен Пола, - наконец проговорила она.
- Но какое отношение к Полу имеет мистер Уилкокс?
- Но он тоже там был, они все там были в то утро, когда я спустилась к завтраку и увидела, что Пол боится - человек, который меня любит, боится, - и все, что свидетельствовало о его любви, исчезло, и я сразу поняла, что ничего не выйдет, потому что личные отношения - это самая-самая важная вещь на свете, а вовсе не внешняя жизнь, не эти телеграммы и гневные попреки.
Она выпалила эту фразу на одном дыхании, но Маргарет все поняла, ибо в ней были затронуты темы, которые они уже обсуждали.
- Но это глупо. Во-первых, я не согласна по поводу внешней жизни. Мы с тобой часто об этом спорили. Но суть дела в том, что между твоей любовью и моей существует громадная пропасть. Твоя была романтической, моя - прозаична. Я не пытаюсь принизить свои чувства: это очень хорошая проза, но продуманная и взвешенная. К примеру, я знаю все недостатки мистера Уилкокса. Он боится чувств. Он слишком много думает об успехе и слишком мало о прошлом. Его симпатии чужда поэзия, да это и не симпатия вовсе. Я бы даже сказала, - она посмотрела на сияющие лагуны, - что в духовном смысле он не так искренен, как я. Ну что, ты довольна?
- Нет, не довольна, - ответила Хелен. - Мне от твоих слов только хуже и хуже. Ты определенно сошла с ума.
Маргарет сделала нетерпеливое движение.
- Я вовсе не предполагаю, что он или любой другой мужчина или женщина станут всей моей жизнью. Боже сохрани! Во мне много всего такого, что он не понимает и не поймет никогда.
Так говорила она до свадебной церемонии и до физического союза, до того как упала та удивительная стеклянная ширма, которая встает между теми, кто вступает в брак, и остальным миром. Маргарет было суждено сохранить свою независимость в большей мере, чем до сих пор удавалось другим женщинам. Замужество изменит ее состояние, но не характер, и она не так уж была не права, когда хвасталась, что понимает своего будущего мужа. Впрочем, ее характер он изменил - чуть-чуть. Маргарет испытала неожиданное удивление, стихли ветры, несущие ароматы жизни, она ощутила давление общества, которое вскоре заставит ее смотреть на мир глазами замужней женщины.
- То же самое и с ним, - продолжала она. - Существует множество вещей - в основном это то, чем он занимается, - которые всегда будут мне недоступны. Он обладает всеми социальными качествами, которые ты так презираешь и которые дают возможность появиться всему этому… - Она обвела рукой панораму, которая в общем-то могла подтвердить все, что угодно. - Если бы Уилкоксы не трудились и не умирали в Англии тысячи лет, мы с тобой не сидели бы тут сейчас - нам уже давно перерезали бы горло. Не было бы ни поездов, ни кораблей, чтобы перевозить нас, людей образованных; даже полей, и тех не было бы. Одно варварство. Нет, пожалуй, и его не было бы. Без мощного духа таких, как мистер Уилкокс, жизнь не развилась бы дальше протоплазмы. Мне все больше и больше претит получать свой доход и при этом насмехаться над теми, кто его гарантирует. Иногда мне кажется, что…
- И мне кажется, и всем женщинам кажется. Поэтому кто-то и поцеловал Пола.
- Грубое сравнение, - сказала Маргарет. - Со мной совершенно другая история. Я все продумала.
- Что толку, что ты все продумала! Результат-то один.
- Ерунда!
Последовала долгая пауза, и в это время прилив начал возвращаться в гавань Пула. "Что-то будет потеряно", - пробормотала Хелен, по-видимому, самой себе. Вода подбиралась к той части берега, которая всегда затопляется приливом, а потом дальше, к утеснику и почерневшему вереску. Остров Браунси утратил свою береговую полосу и стал темным клочком суши, покрытым деревьями. Реку Фром погнало вспять, к Дорчестеру, Стаур - к Уимборну, Эйвон - к Солсбери, и над всеми этими передвижениями сияло, торжествуя, солнце, пока, закатившись, не обрело покой. Англия жила, она бурлила волнами в устьях своих рек, кричала от радости голосами своих чаек, и северный ветер сильнее дул навстречу ее вздымающимся водам. Что это значило? Какова цель этих сложных и прекрасных перемен, разнообразия ее почвы, извилистого берега? Принадлежит ли Англия тем, кто сформировал ее и сделал грозой других стран, или тем, кто ничем не приумножил ее могущества, но каким-то образом увидел ее всю, весь остров сразу, лежащий как алмаз в серебряной оправе океана, плывущий как корабль с душами на борту, в сопровождении бравого флота всего мира, в сторону вечности?
20
Маргарет часто задумывалась над тем, как начинают беспокоиться мировые воды, когда в них маленьким камушком проскользнет Любовь. Кого касается Любовь, кроме любимой и любящего? Однако от падения этого камушка затопляются сотни берегов. Несомненно, беспокойство океана есть на самом деле дух поколений, приветствующих новое поколение и негодующих о гибельном Роке, который держит все воды мира на своей ладони. Но Любовь этого не понимает. Она не понимает чужой бесконечности; она осознает лишь свою - летящий солнечный луч, падающая роза, камушек, который хочет тихонько погрузиться в зыбкие переливы времени и пространства. Любовь знает, что, в конце концов, ни за что не пропадет, что Рок извлечет ее из тины, словно драгоценный камень, и что боги, усевшись в круг, с восхищением станут передавать ее друг другу. "Это создали люди", - скажут они и, сказав так, подарят людям бессмертие. Но пока… пока какие ее ждут треволнения! Основы Собственности и Имущественного права возвышаются точно две голые скалы; Фамильная гордость, барахтаясь, выныривает на поверхность, отдувается, фыркает и не желает угомониться. В меру аскетичное Богословие поднимает со дна зловоние. Потом просыпаются адвокаты, это хладнокровное племя, выползают из своих щелей и делают что могут: приводят в порядок Собственность и Имущественное право, успокаивают Богословие и Фамильную гордость. В беспокойные воды сыплется золото, адвокаты уползают, и, если все прошло удачно, Любовь соединяет мужчину и женщину в Браке.
Подобные волнения Маргарет испытывала и раньше, а потому сейчас они не вызывали у нее раздражения. Для чувствительной женщины у нее были довольно крепкие нервы, и она могла справиться со всем тем, что казалось ей неуместным и гротескным. Кроме того, ее роман не отличался ничем чрезвычайным. Доминирующей нотой в ее отношениях с мистером Уилкоксом или, как я теперь могу его называть, Генри, была доброжелательность. Генри не поощрял романтических чувств, а она не была уже молоденькой девушкой, чтобы страдать из-за их отсутствия. Знакомый стал любимым; скоро, вероятно, станет мужем, сохранив при этом те же качества, которые она распознала в нем, когда он еще звался знакомым. Их любовь должна была скорее укрепить старые отношения, чем дать жизнь новым.
Рассуждая так, она согласилась выйти замуж за мистера Уилкокса.
На следующий же день он был в Суонидже с обручальным кольцом. Они поздоровались с сердечной нежностью, которая произвела впечатление на тетю Джули. Генри ужинал в доме "На заливе", но снял номер в лучшей гостинице - он был из тех, кто безошибочно выбирает лучшую гостиницу. После ужина он предложил Маргарет совершить променад. Она согласилась, но не могла сдержать легкую дрожь - это будет ее первая настоящая любовная сцена. Впрочем, надевая шляпу, она рассмеялась. Любовь была так непохожа на то явление, что нам преподносят в книгах: радость Маргарет, хотя и искренняя, была иной - это была тайна, неожиданная тайна, хотя бы потому что мистер Уилкокс все еще казался ей чужим.
Некоторое время они говорили о кольце, а потом она спросила:
- Ты помнишь набережную в Челси? Неужели прошло всего десять дней!
- Да, - сказал он смеясь. - А вы с сестрой с головой ушли в какие-то донкихотские прожекты. Как же, как же!
- Но ты немного все-таки думал обо мне тогда, правда?
- Точно не знаю; не могу сказать.
- Так это случилось раньше? - воскликнула она. - Ты стал по-другому относиться ко мне еще раньше? Как потрясающе интересно, Генри! Расскажи мне.
Но Генри не собирался рассказывать. Вероятно, он и не смог бы, ибо его настроения, проходя, исчезали в тумане. Ему не нравилось само слово "интересно", ассоциировавшееся в его сознании со зря потраченной энергией и даже с болезненностью. Ему нужны были грубые факты.
- А мне ничего и в голову не приходило, - продолжала она. - Нет. Впервые я это почувствовала, когда ты заговорил со мной в гостиной. Но все было так непохоже на то, что должно быть. На сцене или в книгах предложение, как бы это сказать, представляется следствием бурного романа, чем-то вроде букета, оно теряет свой буквальный смысл. А в жизни предложение есть предложение…
- Между прочим…
- То есть когда тебе что-то предлагают, дают некое зернышко, - закончила она, и ее мысль улетела в темноту.
- Я подумал, что, если ты не против, мы могли бы сегодня вечером поговорить о делах - нам очень многое надо решить.
- Я тоже так думаю. В первую очередь скажи мне, как вы поладили с Тибби.
- С твоим братом?
- Да, когда курили.
- О, очень хорошо.
- Как я рада, - сказала она, несколько удивившись. - О чем вы говорили? Наверное, обо мне?
- И еще о Греции.
- Греция - это очень хороший ход, Генри. Тибби еще мальчик, поэтому, так или иначе, приходится выбирать темы для разговора. Прекрасно.
- Я рассказал ему, что у меня есть акции фермы, выращивающей смородину в Каламате.
- Какое замечательное место для вложения акций! А мы могли бы туда поехать в медовый месяц?
- Зачем?
- Есть смородину. И там, должно быть, прекрасные виды.
- Средненькие. Но это не то место, куда следует ехать с дамой.
- Почему?
- Там нет гостиниц.
- Некоторые дамы обходятся и без гостиниц. Тебе известно, что мы с Хелен ходили одни по Апеннинам с рюкзаками за спиной?
- Нет, неизвестно. И, насколько это будет в моих силах, я постараюсь, чтобы вы больше ничего подобного не делали.
- Я полагаю, ты еще не нашел времени поговорить с Хелен? - спросила она более серьезным тоном.
- Нет.
- Постарайся поговорить с ней до своего отъезда. Мне так хочется, чтобы вы с ней стали друзьями.
- У нас с твоей сестрой всегда были прекрасные отношения, - беспечно сказал он. - Но мы отклонились от темы. Давай начнем сначала. Ты знаешь, что Иви собирается замуж за Перси Кахилла.
- Дядю Долли.
- Именно. Девочка безумно в него влюблена. Очень хороший парень, но он требует - и совершенно справедливо - соответствующего финансового обеспечения с ее стороны. А во-вторых, как ты, конечно, понимаешь, есть еще Чарльз. Уезжая из города, я написал ему очень осторожное письмо. Видишь ли, у него растет семья, но растут и расходы. Кроме того, сейчас фирма "ИЗАК." ничего особенного собой не представляет, однако у нее имеется потенциал для развития.
- Бедняга! - пробормотала Маргарет, глядя на море и не понимая, о чем идет речь.
- Поскольку Чарльз - старший сын, он когда-нибудь унаследует Говардс-Энд. Но я хочу, чтобы, обретя свое счастье, я не совершил несправедливости по отношению к остальным.
- Нет, конечно, - начала она, а потом воскликнула: - Так ты о деньгах! Какая же я глупая! Конечно, нет!
Как ни странно, при слове "деньги" он немного поморщился.
- Да. О деньгах, если уж ты высказалась так прямо. Я намереваюсь быть справедливым по отношению ко всем - и к тебе, и к ним. Я намереваюсь вести себя так, чтобы мои дети не имели ко мне претензий.
- Будь щедр к ним! - решительно заявила она. - Справедливость не так уж важна.
- Я намереваюсь… и уже написал Чарльзу с этой целью…
- Но сколько у тебя есть?
- Что?
- Каков твой годовой доход? У меня - шестьсот фунтов.
- Мой доход?
- Да. Мы должны начать с того, сколько ты имеешь в год, прежде чем решить, сколько дать Чарльзу. Справедливость и даже щедрость зависят от этого.
- Должен сказать, ты прямолинейная девушка, - заметил он, с улыбкой похлопав ее по руке. - Огорошить мужчину таким вопросом!
- Ты разве не знаешь свой доход? Или не хочешь мне говорить?
- Я…
- Хорошо, - теперь она похлопала его по руке, - не говори мне. Мне это знать не нужно. Я могу прекрасно посчитать, исходя из пропорций. Раздели свой доход на десять частей. Сколько частей ты дашь Иви, сколько Чарльзу, сколько Полу?
- Дело в том, дорогая, что у меня не было желания беспокоить тебя деталями. Я лишь хотел сообщить тебе, что… ну, что для других следует кое-что сделать, и ты прекрасно меня поняла, так что давай перейдем к следующему пункту.
- Да, этот вопрос мы решили, - сказала Маргарет, не принимая близко к сердцу его не слишком удачные стратегические увертки. - Так и сделай: отдай то, что можешь, имея в виду, что мой чистый доход - шестьсот фунтов. Какое счастье, когда у человека есть такие деньги!
- У нас доходы не столь велики, могу тебя уверить; ты выходишь замуж за бедняка.
- Здесь Хелен со мной не согласится, - продолжила Маргарет. - Она не осмеливается ругать богатых, поскольку сама богата, но ей этого очень хотелось бы. Где-то в закоулках ее сознания присутствует странная мысль, которую я никак не могу уловить, что бедность, в каком-то смысле, - это нечто "настоящее". Она не любит всякую организацию и, возможно, путает богатство с техникой его обретения. Соверены в чулке ее не беспокоят, а вот чеки - да. Хелен чересчур категорична. Невозможно общаться с миром в такой жесткой манере.
- Нам надо обсудить еще один пункт, и затем я должен идти назад, в гостиницу, и написать несколько писем. Что теперь делать с домом на Дьюси-стрит?
- Оставь все как есть. Поживем - увидим. Ты когда собираешься на мне жениться?
Она возвысила голос, как делала довольно часто, и несколько молодых людей, которые тоже вышли подышать вечерним воздухом, услышали ее вопрос.
- Припекает, а? - сказал один.
Обернувшись к ним, мистер Уилкокс резко проговорил:
- Послушайте! - Никто не ответил. - Смотрите, чтобы я не сообщил о вас в полицию.
Молодые люди прошли дальше довольно мирно, но оказалось, что они просто решили удалиться на безопасное расстояние, ибо их последующая беседа сопровождалась взрывами неудержимого хохота.
Понизив голос и придав ему легкий оттенок укоризны, мистер Уилкокс сказал:
- Иви, вероятно, выйдет замуж в сентябре. Едва ли мы сможем рассчитывать на более ранний срок.
- Чем раньше, тем лучше, Генри. Не принято, чтобы женщины так говорили, но чем раньше, тем лучше.
- Что ты думаешь насчет сентября и для нас? - спросил он довольно сухо.
- Хорошо. Может, в сентябре мы сами переедем на Дьюси-стрит? Или попробуем отправить туда Хелен и Тибби? Неплохая идея. Они такие непрактичные, так что, если ими разумно руководить, можно заставить их делать что угодно. Послушай, а ведь правда! Так мы и сделаем. А сами можем жить в Говардс-Энде или Шропшире.
Мистер Уилкокс надул щеки и шумно выдохнул.
- Боже милостивый! Какие вы, женщины, шустрые. У меня голова пошла кругом. Давай разберемся по пунктам, Маргарет. Говардс-Энд исключается: в прошлом месяце я сдал его Хеймару Брайсу сроком на три года. Разве ты не помнишь? Онитон - ну, на него тоже особо не стоит рассчитывать, поскольку это слишком далеко. Там можно бывать и принимать гостей, но нам нужен дом, из которого недолго добираться до города. Впрочем, дом на Дьюси-стрит тоже имеет серьезный недостаток. На задах расположены конюшни.
Маргарет невольно рассмеялась. Она впервые услышала про конюшни на задах Дьюси-стрит. Когда она была потенциальным жильцом, конюшни были отодвинуты в тень - не осознанно, а автоматически. Беззаботной манере Уилкокса, хоть и искренней, не хватало ясного взгляда, необходимого для правдивого изложения. Живя на Дьюси-стрит, он помнил про конюшни; решив сдавать дом, он о них забыл. И если кто-нибудь сказал бы ему, что конюшни либо есть, либо их нет, он бы рассердился и впоследствии нашел возможность заклеймить говорившего, назвав его педантом. Так же клеймит меня и мой бакалейщик, когда я высказываю претензии к качеству его кишмиша. Он отвечает, что у него самый лучший кишмиш, и тут же, не переводя дыхания, спрашивает, как я могу рассчитывать получить приличный кишмиш за такую низкую цену. Этот порок присущ деловому мировоззрению, и Маргарет следует быть к нему снисходительной, имея в виду все, что деловое мировоззрение сделало для Англии.