Столовая была большая, но в ней стояло слишком много мебели. Интеллектуалы Челси застонали бы во весь голос. Мистер Уилкокс избегал такого стиля меблировки, который заставил бы вас сначала поморщиться, потом пойти на уступки, ограничить свои потребности и обрести красоту, принеся в жертву комфорт и жизнелюбие. После того как Маргарет столько времени жила в обстановке блеклости и самоотречения, она с удовольствием смотрела на роскошные панели, фриз и украшенные золотом обои, на которых среди листвы распевали попугаи. С ее мебелью это никак не сочеталось, но тяжелые стулья и огромный буфет, забитый дорогой посудой, словно живые существа, не желали сдаваться. Комната предназначалась для мужчин, и Маргарет, склонная выводить современных капиталистов из воинов и охотников прошлого, видела в ней древний зал, где за обедом сиживал лорд со своими танами. Даже Библия - голландская Библия, которую Чарльз привез с Англо-бурской войны, - оказалась здесь к месту. В такой комнате могли храниться военные трофеи.
- Теперь передняя.
Передняя была вымощена.
- Здесь мы, мужчины, курим.
Мы, мужчины, курили, сидя в коричнево-малиновых креслах. Маргарет показалось, что автомобиль мистера Уилкокса дал потомство.
- Какая прелесть! - воскликнула она, опускаясь в одно из них.
- Так, значит, вам оно нравится? - спросил он, пристально посмотрев на ее поднятое вверх лицо, и в его голосе явно прозвучали почти нежные нотки. - Отказываться от комфорта глупо, правда?
- Да-а. Отчасти, может, и глупо. А там гравюры Крукшенка?
- Гилрэя. Пойдем наверх?
- Вся эта мебель привезена из Говардс-Энда?
- Мебель из Говардс-Энда переехала в Онитон.
- Так, значит… Однако меня интересует дом, а не мебель. Каковы размеры курительной комнаты?
- Тридцать футов на пятнадцать. Нет, минуточку. На пятнадцать с половиной.
- Ах вот как. Мистер Уилкокс, вам иногда не кажется забавным, с какой многозначительностью мы, люди среднего класса, подходим к проблеме выбора дома?
Они перешли в гостиную. Здесь интеллектуалы Челси почувствовали бы себя лучше. Гостиная была невыразительная, в желтоватых тонах. Можно было представить себе, как сюда удалялись дамы, пока их важные мужья, покуривая сигары, решали внизу мировые проблемы. Была ли у мистера Уилкокса такая же гостиная в Говардс-Энде? В тот момент, когда в голову Маргарет пришла эта мысль, мистер Уилкокс и в самом деле сделал ей предложение, и осознание того, что она оказалась права, переполнило Маргарет настолько, что она чуть не потеряла сознание.
Но этому предложению руки и сердца не суждено было занять место рядом с величайшими любовными сценами на свете.
- Мисс Шлегель! - Голос его был тверд. - Я вызвал вас в город под ложным предлогом. Я хочу поговорить с вами о гораздо более серьезном деле, чем дом.
Маргарет чуть было не сказала: "Я знаю…"
- Мог бы я вас убедить разделить со мной… возможно ли, чтобы вы…
- О, мистер Уилкокс! - прервала она его, держась за пианино и отведя глаза. - Я понимаю, понимаю. Я напишу вам потом, если можно.
Он начал запинаться:
- Мисс Шлегель… Маргарет… вы не понимаете.
- Понимаю! Правда, понимаю! - ответила Маргарет.
- Я прошу вас быть моей женой.
Ее симпатия к нему была столь глубокой, что, когда он сказал: "Я прошу вас быть моей женой", - она заставила себя слегка вздрогнуть. Нужно же было изобразить удивление, раз он этого ждал. На нее нахлынула огромная радость, которую невозможно описать. Эта радость не имела ничего общего с человечеством и больше всего напоминала всепроникающее счастье, какое бывает при хорошей погоде. Хорошую погоду делает солнце, но в ту минуту Маргарет не могла найти никакого источника света. Она стояла, счастливая, посреди гостиной мистера Уилкокса и хотела сама дарить это счастье. Уходя, она поняла, что этим источником света была любовь.
- Вы не обиделись на меня, мисс Шлегель?
- Как я могу обижаться?
Последовала секундная пауза. Ему захотелось, чтобы она поскорее ушла, и она это понимала. Она обладала слишком развитой интуицией, чтобы стоять и наблюдать, как он изо всех сил пытается приобрести то, чего не купишь за деньги. Он желал получить дружбу и любовь, но боялся их, а она, которая научила себя только желать и вполне могла бы прикрыть свою борьбу за счастье изящными манерами, глядя на него, отпрянула и заколебалась.
- До свидания, - сказала она. - Я вам напишу… Завтра возвращаюсь в Суонидж.
- Спасибо.
- До свидания. И… это я вас благодарю.
- Могу ли я заказать вам автомобиль?
- Будет очень любезно с вашей стороны.
- Жаль, что я вам не написал. Мне следовало написать?
- Вовсе нет.
- Только один вопрос…
Маргарет покачала головой. Он посмотрел на нее слегка озадаченно, и они расстались.
Они расстались без рукопожатия: ради мистера Уилкокса Маргарет оставила их разговор в приглушенно-серых тонах. Однако по дороге домой она трепетала от счастья. В прошлом к ней испытывали любовь другие мужчины, если можно употребить такое весомое слово для описания их минутных желаний, но эти другие были "никчемными" - молодыми людьми, которым больше нечем было заняться, или стариками, которые не могли найти никого лучше. И она тоже часто кого-то "любила", но лишь в том смысле, в котором того требовало ее женское естество: это была острая тоска по мужскому началу, желание с улыбкой отказаться от себя ради того стоящего, что в них было. Но никогда прежде это не касалось ее личности. Она была немолода и не очень богата, и ее поразило, что человек, имеющий вес в обществе, воспринял ее серьезно. Сидя у себя в пустом доме и пытаясь заниматься расчетами среди красивых картин и возвышенных книг, она ощущала, как в ней бьются волны эмоций, словно прилив страсти хлынул к ней сквозь ночной воздух. Тряхнув головой, она попыталась сосредоточиться и не смогла. Напрасно она повторяла: "Но со мной ведь такое уже было". Такого с ней никогда не было. Пришла в движение огромная машина, совсем не похожая на более мелкие механизмы, и мысль о том, что мистер Уилкокс ее любит, захватила Маргарет целиком, прежде чем она смогла полюбить его в ответ.
Она еще не приняла окончательного решения. "О, сэр, это так неожиданно". Известная жеманная фраза в точности выражала ощущения Маргарет, когда пришел ее черед. Предчувствия - это не подготовка. Она должна лучше разобраться в себе и в нем; она должна все подробно обсудить с Хелен. Странная это была любовная сцена - главный источник света так и не был обозначен с начала и до конца. На месте мистера Уилкокса она сказала бы: "Ich liebe dich", - но, возможно, не в его привычках было открывать даме свое сердце. Он, наверное, мог бы пойти на это, если бы она настояла, - пожалуй, из чувства долга. В Англии у мужчин принято хотя бы однажды открыть свое сердце, но это насилие над собой было бы ему неприятно, и никогда - если ей удастся избежать такой ситуации - он не должен утратить те бастионы, которыми предпочитает отгораживаться от мира. Не надо его раздражать разговорами о чувствах или проявлением симпатии. Он уже пожилой человек, и пытаться его изменить - бессмысленная дерзость.
Миссис Уилкокс то появлялась, то исчезала, но ее призрак, наблюдавший за этой сценой, неизменно был желанным, подумала Маргарет, и от него не исходило ни капли горечи.
19
Если кто-то желает показать Англию иностранцу, пожалуй, наиболее разумным будет отвезти его туда, где кончаются Пурбекские холмы, и подняться на одну из вершин в нескольких милях к востоку от замка Корф. Тогда под его ногами один за другим развернутся все ландшафты нашего острова. Прямо под ним окажется долина реки Фром и все невозделанные земли, спускающаяся вниз от Дорчестера, черные и золотые, чей утесник, как в зеркале, отражается на просторах Пула. Дальше пролегает долина Стаур, удивительной реки, мутной в Блэндфорде и прозрачной в Уимборне, - Стаур вытекает из тучных полей, чтобы слиться с Эйвоном под башней Крайстчерча. Долину Эйвона не видно, но дальше на север, если приглядеться, можно различить охраняющее ее древнее городище Клирбери-Ринг, а потом воображение, возможно, перенесет вас дальше, на равнину Солсбери, и еще дальше, к великолепным холмам центральной Англии. Вы увидите и лондонские предместья. Непрезентабельное побережье Борнмута уходит, съеживаясь, вправо, предвещая появление сосен, которые, хоть и образуют красивый вид, означают близость красных домов и Лондонской фондовой биржи и доходят до самых городских ворот. Столь длинен шлейф лондонского Сити! Но он никогда не дотянется до скал Фрешуотера, и этот малый остров будет блюсти чистоту большого до скончания времен. Если глядеть с запада, остров Уайт прекрасен вне всяких законов прекрасного. Словно кусочек Англии выплыл вперед встретить иностранца - мел от нашего мела, дерн от нашего дерна, это то, что вам еще предстоит, только созданное в миниатюре. За этим кусочком лежат Саутгемптон, радушный хозяин для всех народов, и Портсмут, скрытое пламя, а вокруг, дважды и трижды сбиваясь течениями, бурлит море. Сколько поселений можно увидеть! Сколько замков! Сколько церквей, разрушенных и процветающих! Сколько кораблей, железных и автомобильных дорог! Какое невероятное разнообразие людей, работающих под этим прозрачным небом и ради какой конечной цели! Разум отступает, как волна на побережье Суониджа; воображение растет, расправляет крылья, уходит в глубину, пока не становится фактом географии, охватывая всю Англию.
И вот Фриду Мозебах, ныне жену архитектора Лисеке и мать его отпрыска, привели на эти холмы, чтобы поразить открывающимся видом, и она, окинув долгим взглядом пейзаж, отметила, что холмы здесь более высокие и крутые, чем в Померании. Это было истинной правдой, однако миссис Мант сочла ее наблюдение не вполне соответствующим моменту. Гавань Пула стояла сухой, что навело Фриду на мысль похвалить отсутствие грязи на береговой полосе курорта Фридриха Вильгельма, что на острове Рюген, где над неприливной Балтикой склоняются буки и даже коровы могут созерцать морские воды. Миссис Мант в свою очередь высказала мнение, что в отсутствии приливов нет ничего хорошего, ибо вода становится гораздо чище, если пребывает в движении.
- А ваши английские озера: Уиндермир, Грасмир, - они что же, грязные?
- Нет, фрау Лисеке. В них, видите ли, пресная вода, а это совсем другое дело. Соленой же воде нужны приливы и отливы, она должна подниматься и спадать, иначе она пахнет. Взгляните, к примеру, на аквариум.
- На аквариум! О, ми-и-иссис Мант, вы хотите сказать, что аквариум с пресной водой воняет меньше, чем с морской? Но когда Виктор, мой деверь, собрал много головастиков…
- Не надо говорить "воняет", - вмешалась Хелен. - Но если ты все-таки это произнесла, то положено по крайней мере сделать вид, что шутишь.
- Тогда "пахнет". А грязь в вашем Пуле там, внизу, она разве не пахнет? Или мне следует сказать "разве не воняет, ха-ха-ха"?
- В гавани Пула во все времена была грязь, - сказала миссис Мант, слегка нахмурившись. - Ее приносят реки, и от нее зависит очень ценный устричный промысел.
- Да, это верно, - уступила Фрида, и очередной международный инцидент разрешился.
- "Борнмут сегодня… - подытожила миссис Мант, цитируя местный стишок, который ей очень нравился. - Борнмут сегодня, Пул вчера, а Суонидж станет скоро из трех важнейшим и большим, и с этим не поспоришь". Так что, фрау Лисеке, я показала вам Борнмут, я показала вам Пул, а теперь пройдем немного назад и снова посмотрим на Суонидж.
- Тетушка Джули, там, внизу, не поезд ли Мег?
Облачка дыма покружили над гаванью и потихоньку поползли в их сторону, на юг, через черное и золотое.
- О дорогая моя Маргарет! Надеюсь, она не переутомилась.
- А интересно… Да, очень интересно, сняла ли она дом.
- Надеюсь, она не приняла слишком поспешного решения.
- Я тоже. Тоже очень надеюсь.
- Он такой же красивый, как на Уикем-плейс? - спросила Фрида.
- Думаю, да. Можете не сомневаться: мистер Уилкокс приобретает такие вещи, что другим остается только завидовать. Все дома на Дьюси-стрит красивы - на современный лад, конечно, - и я не понимаю, почему он не хочет оставить его себе. Однако он поселился там в основном из-за Иви, а теперь, когда Иви выходит замуж…
- Ах вот как!
- Ты никогда не видела мисс Уилкокс, Фрида. Как ты абсурдно матримониальна!
- Но она сестра того самого Пола?
- Да.
- И того самого Чарльза, - сказала миссис Мант с особым чувством. - О, Хелен, Хелен, что это был за день!
Хелен рассмеялась.
- Мы с Мег не такие нежные. Если подворачивается возможность снять дом подешевле, мы не раздумываем.
- А теперь, фрау Лисеке, посмотрите на поезд моей племянницы. Видите, он движется в нашу сторону - все ближе и ближе. И когда он дойдет до Корфа, то потом фактически проедет сквозь холмы, на которых мы стоим, так что, если мы повернем назад, как я вам предлагаю, и посмотрим вниз, на Суонидж, мы увидим, как поезд появится с той стороны. Согласны?
Фрида согласилась, и через несколько минут они пересекли вершину холма. Роскошный вид сменился менее впечатляющим. Под ними лежала довольно скучная долина, позади которой поднимались склоны тянущихся до побережья холмов. Дамы смотрели на остров Пурбек и далее, на Суонидж, который станет скоро из трех страшнейшим и большим, и с этим не поспоришь. Поезд Маргарет появился, как и предполагалось, с другой стороны, что было отмечено одобрительным возгласом ее тетушки. Он сделал остановку; там Тибби должен был встретить сестру и привезти ее к ним вместе с корзинкой, в которой была собрана провизия для пикника.
- Видишь ли, - объясняла Хелен кузине, - Уилкоксы собирают дома, как твой Виктор головастиков. У них есть дом на Дьюси-стрит - раз; Говардс-Энд, где я устроила кавардак, - два; загородный особняк в Шропшире - три; дом Чарльза в Хилтоне - четыре; еще один недалеко от Эпсома - пять; у Иви будет свой дом, когда выйдет замуж, - шесть; и, возможно, еще pied-à-terre за городом, то есть всего семь. Ах да, еще хижина Пола в Африке - восемь. Но мне бы хотелось жить в Говардс-Энде. Вот славный дом! Вам так не показалось, тетя Джули?
- У меня было слишком много других забот, дорогая, чтобы его разглядывать, - сказала миссис Мант с благородным достоинством. - Мне нужно было все уладить, разъяснить и к тому же сдерживать Чарльза Уилкокса. Вряд ли я смогла бы многое запомнить. Помню только, что пила чай у тебя в спальне.
- И я помню. Ведь это надо же! Сейчас все уже быльем поросло! А осенью началась кампания "анти-Пол": вы, Фрида, Мег и миссис Уилкокс - все до смерти боялись, что я все-таки выйду за Пола.
- Ты и сейчас еще можешь выйти, - грустно сказала Фрида.
Хелен покачала головой.
- Жуткий кошмар Уилкоксов больше никогда не повторится. Уж в этом-то я уверена.
- Нельзя быть уверенной ни в чем, кроме искренности своих чувств.
Замечание Фриды приостановило разговор. Но Хелен обняла кузину за талию, потому что за эти слова стала лучше к ней относиться. Не то чтобы Фрида высказала какую-то оригинальную мысль или произнесла ее с особенной искренностью, ибо ее взгляд на мир был скорее патриотическим, чем философским. Однако они свидетельствовали об интересе к общечеловеческому, который есть у среднестатистического тевтонца и отсутствует у среднестатистического англичанина. Замечание Фриды означало, пусть вне всякой логики, противопоставление хорошего, красивого и истинного респектабельному, милому и подобающему. Оно было как пейзаж Бёклина рядом с пейзажем Лидера, резкое и непродуманное, но с трепетом уходящее в сверхъестественное. Оно усиливало идеализм, волновало душу. Возможно, оно было плохой подготовкой к тому, что последовало далее.
- Смотрите! - закричала тетя Джули, поспешно убежав от абстрактных разговоров к краю узкой вершины холма. - Встаньте-ка на мое место, и увидите, как к нам поднимается пони с повозкой. Я вижу пони с повозкой!
Остальные подошли и тоже увидели пони с повозкой. Вскоре можно было разглядеть, что в ней сидят Маргарет и Тибби. Миновав окраину Суониджа, повозка проехала через бегущие в разные стороны тропинки, а потом начала подниматься на холм.
- Ты сняла дом? - начали кричать стоявшие на холме задолго до того, как Маргарет могла их услышать.
Хелен побежала навстречу. Через седловину холмов проходило шоссе, и с него, повернув под прямым углом, съехал грузовик и теперь двигался вдоль гребня.
- Ты сняла дом?
Маргарет покачала головой.
- О, какая досада! Значит, мы никуда не продвинулись?
- Не совсем так, - сказала Маргарет, слезая с повозки.
Она казалась усталой.
- Тут кроется какая-то тайна, - проговорил Тибби. - Но вскоре нас должны просветить.
Маргарет подошла к Хелен и прошептала, что мистер Уилкокс сделал ей предложение.
Это сообщение показалось Хелен забавным. Она открыла и придержала ворота, чтобы брат мог провести пони.
- Типичный вдовец. У таких на что угодно хватит нахальства, и они непременно выбирают подружку своей первой жены.
Лицо Маргарет вспыхнуло от отчаяния.
- Этот тип мужчин… - Хелен осеклась, а потом воскликнула: - Мег, ты не сделала никакой глупости?
- Подожди минуту, - ответила Маргарет все так же шепотом.
- Но ты ведь никак не могла… ты никак не… - Она взяла себя в руки. - Тибби, поторопись же! Я не могу до скончания века держать эти ворота. Тетя Джули! Послушайте, тетя Джули! Заварите чай, пожалуйста. И Фрида тоже. Нам нужно поговорить о доме. Я присоединюсь позже.
С этими словами она повернулась к сестре и разрыдалась.
Маргарет опешила.
- Ну, право же… - услышала она собственный голос и почувствовала, как до нее дотронулась дрожащая рука.
- Не надо, - всхлипывала Хелен, - не надо, не надо, Мег, не надо! - Казалось, Хелен не в состоянии произнести ничего другого.
Маргарет, тоже дрожа, повела сестру вперед по дорожке, и они прошли через другие ворота, ведущие на холм.
- Не надо, не надо этого делать! Говорю тебе, не надо! Я знаю… Не надо!
- Что ты знаешь?
- Ужас и пустота, - всхлипнула Хелен. - Не надо!
"Хелен немного ревнует, - подумала Маргарет. - Я никогда так себя не вела, когда возникала вероятность ее замужества".
- Но мы все равно будем часто видеться, - сказала она, - и ты…
- Дело вовсе не в этом! - всхлипывала Хелен.
Она оторвалась от сестры и пошла вверх, не разбирая дороги, подняв руки и плача.
- Что с тобой случилось? - крикнула ей вслед Маргарет и пустилась за ней, обдуваемая ветром, который всегда дует на закате с северного склона холмов. - Но это же глупо!
И тотчас та же самая глупость овладела и ею, так что величественный пейзаж весь расплылся у нее перед глазами. Но вот Хелен обернулась.
- Мег…
- Не знаю, что с нами случилось, - сказала Маргарет, вытирая глаза. - Наверное, мы обе сошли с ума.
Хелен тоже вытерла слезы, и они даже рассмеялись.
- Послушай-ка, сядь.
- Хорошо. Я сяду, если ты сядешь.