- Ты не должна думать, что мы с тобой больше никогда не увидимся, - проговорила Хелен, словно отмерив сестре нужную порцию доброты. - У меня для тебя всегда найдется место, когда ты сможешь повидаться со мной, и чем дольше ты пробудешь со мной, тем лучше. Но ты все еще не понимаешь, Мег, и, конечно, тебе очень трудно. Это удар для тебя. Для меня - нет, потому что я думала о нашем будущем несколько месяцев, и оно не изменится из-за такого незначительного происшествия. Но в Англии я жить не могу.
- Хелен, ты не простила меня за мое предательство. Если бы простила, то не стала бы так со мной разговаривать.
- О, Мег, дорогая, почему мы вообще разговариваем? - Опустив книгу, она устало вздохнула. Потом, собравшись с силами, спросила: - Скажи, почему все книги оказались здесь?
- Из-за целого ряда ошибок.
- И большая часть мебели распакована.
- Вся.
- Тогда кто здесь живет?
- Никто.
- Полагаю, это значит, что дом сдается?
- Дом мертв, - сказала Маргарет, сдвинув брови. - Что о нем беспокоиться?
- Но мне интересно. Ты говоришь так, как будто у меня пропал всякий интерес к жизни. Надеюсь, я все та же Хелен. Но непохоже, что в доме все вымерло. Холл кажется даже более обитаемым, чем в былые времена, когда здесь стояли вещи Уилкоксов.
- Значит, тебе интересно? Хорошо, тогда я могу тебе рассказать. Мой муж сдал его при условии, что мы… но по ошибке все наши вещи были распакованы и мисс Эйвери, вместо того чтобы… - Она остановилась. - Послушай, я не могу продолжать в том же духе. И предупреждаю тебя, что не буду. Хелен, почему тебе обязательно надо быть со мной такой ужасно холодной только из-за того, что ты ненавидишь Генри?
- Я его больше не ненавижу, - ответила Хелен. - Я уже не школьница, Мег, и я вовсе не холодна. Но что касается жизни в вашей Англии - нет, выкинь это из головы. Вообрази себе мое появление на Дьюси-стрит! Это же немыслимо.
Маргарет нечего было возразить. Ужасно было видеть, как спокойно сестра воплощает свои планы в жизнь, не проявляя ни горечи, ни восторга, не настаивая на своей невиновности и не признавая вины, а всего лишь желая свободы и общества тех, кто не станет ее судить. Ей пришлось много пережить. Как много? Маргарет не знала. Но этого было достаточно, чтобы Хелен порвала со своими прежними привычками и друзьями.
- Расскажи о себе, - попросила Хелен. Она уже выбрала книги и теперь медленно разглядывала мебель.
- Да нечего рассказывать.
- Но твой брак счастливый, Мег?
- Да, но мне не хочется рассказывать.
- Как и мне.
- Нет, не в этом смысле. Просто не могу.
- И я не могу. Досадно, но не стоит и пытаться.
Что-то стояло между ними: быть может, общество, которое теперь неминуемо отвернется от Хелен, а быть может, третья жизнь, которая пусть незримо, но уже существовала. Они не находили общей темы. Обе жестоко страдали, и им было мало знать, что их взаимная привязанность, несмотря ни на что, сохранилась.
- Посмотри, Мег, путь свободен?
- Ты хочешь сказать, что собираешься уйти от меня?
- Пожалуй, да, дорогая моя старушка! Какой смысл оставаться? Я знала, что нам нечего будет сказать друг другу. Передай привет тетушке Джули и Тибби и помни, что я очень тебя люблю. Обещай, что приедешь навестить меня в Мюнхене.
- Конечно, душа моя.
- Ибо это все, что мы можем сделать.
Похоже, что так, но рассудительность Хелен вызывала у Маргарет оторопь - Моника хорошо постаралась.
- Я рада, что увидела тебя и эти вещи.
Хелен с любовью посмотрела на книжный шкаф, словно прощаясь с прошлым. Маргарет отодвинула засов.
- Автомобиль уехал, - сказала она, - а вон там стоит твой экипаж.
Маргарет вышла первой, поглядывая на листочки и небо. Казалось, никогда еще весна не была столь прекрасной. Кучер, который стоял, облокотясь на калитку, обратился к ней:
- Мадам, вам записка!
И передал через прутья визитную карточку Генри. Карточка была вся исписана указаниями на французском. После разговора с сестрой Маргарет должна вернуться ночевать к Долли. "Il faut dormir sur ce sujet". A Хелен следовало снять "une confortable chamber à l’hôtel". Последнее предложение очень рассердило Маргарет, но потом она вспомнила, что в доме Чарльза имеется лишь одна свободная комната и они не могут пригласить третью гостью.
- Генри сделал бы все, что мог, - истолковала она написанное.
Хелен не вышла за ней в сад. Когда дверь открылась, ей расхотелось бежать. Оставшись в холле, она прошла от книжного шкафа к столу. Она становилась все больше похожей на прежнюю Хелен, безответственную и милую.
- Так это дом миссис Уилкокс? - спросила она.
- Неужели ты забыла Говардс-Энд?
- Забыла? Я, которая помнит все! Но теперь, похоже, он наш.
- Мисс Эйвери повела себя совершенно удивительно, - сказала Маргарет, и ее настроение немного поднялось. Она снова почувствовала, что, так или иначе, предает мужа, но ей стало легче и она пошла на поводу у своих чувств. - Она любила миссис Уилкокс и решила, что лучше обставить дом нашей мебелью, чем терпеть в нем пустоту. И в результате здесь оказались все книги из нашей библиотеки.
- Не все. Она не распаковала книги по искусству, в чем, возможно, проявила рассудительность. И сабля у нас никогда здесь не висела.
- Но сабля оказалась на месте.
- Выглядит прекрасно.
- Да, ты согласна?
- А где пианино, Мег?
- Я отправила его в Лондон. Почему ты спрашиваешь?
- Просто так.
- Поразительно, что и ковер оказался как раз по размеру.
- С ковром она ошиблась, - заявила Хелен. - Я знаю, что он был у нас в Лондоне, но здесь пол должен оставаться непокрытым. Он слишком для этого красив.
- У тебя сохранилась мания убирать из обстановки все лишнее. Не хочешь ли, пока не уехала, пройти в столовую? Там ковра нет.
Они вошли, и с каждой минутой их разговор становился все более естественным.
- Какое прекрасное место для маминой шифоньерки! - воскликнула Хелен.
- А теперь посмотри на стулья.
- Вы только поглядите! Дом на Уикем-плейс выходил окнами на север, да?
- На северо-запад.
- Не важно. Главное, что тридцать лет эти стулья не видели солнечного света. А здесь их милые маленькие спинки такие теплые!
- Но почему мисс Эйвери поставила их по два? Мне придется…
- Сюда, Мег! Поставь его так, чтобы сидящий видел лужайку.
Маргарет подвинула стул, и Хелен села.
- Да-а… окно слишком высоко.
- Попробуй сесть на стул в гостиной.
- Нет, мне гостиная меньше нравится. Там балка обшита фанерой. Без этой обшивки она была бы куда красивее.
- Хелен, какая у тебя память на разные мелочи! Ты абсолютно права. Эту комнату испортили мужчины, желая украсить ее для женщин. Мужчины не знают, чего мы хотим…
- И никогда не узнают.
- Не согласна. Узнают, через пару тысяч лет.
- Но как замечательно выглядят стулья! Смотри, вот то место, где Тибби пролил суп.
- Кофе. Я точно помню, что кофе.
Хелен покачала головой.
- Не может быть. Тибби был слишком маленьким, чтобы ему давали кофе.
- Это было еще при папе?
- Да.
- Тогда ты права, это суп. Я вспомнила другую историю, случившуюся гораздо позже, - неудачный визит тетушки Джули, когда она никак не могла взять в толк, что Тибби уже вырос. Тогда пролился кофе, причем Тибби бросил чашку нарочно. Был какой-то детский стишок "Чай, кофе - кофе, чай", который она рассказывала ему каждое утро во время завтрака. Погоди, как там?
- Знаю-знаю… нет, забыла. Каким противным мальчишкой был Тибби!
- Но стишок-то просто отвратительный. Ни один порядочный человек не мог бы с ним смириться.
- Ах вон та слива-венгерка! - воскликнула Хелен, словно сад тоже относился к их детству. - Почему в моей памяти она связана с гантелями? Вот выбегают цыплята. Пора стричь траву. Как я люблю овсянок…
Маргарет ее перебила.
- Вспомнила, - объявила она. - "Чай, чай, кофе, чай, шоколадку получай!"
- И так каждое утро в течение трех недель. Неудивительно, что Тибби рассвирепел.
- Зато теперь Тибби, можно сказать, молодец, - проговорила Хелен.
- Вот! Я знала, что в конце концов ты так скажешь. Конечно, он молодец.
Кто-то позвонил в дверь.
- Слышишь? Что это?
- Может, Уилкоксы начали осаду, - предположила Хелен.
- Чепуха. Прислушайся!
Будничное выражение исчезло с их лиц, но осталось нечто другое - ощущение, что они никогда не расстанутся, потому что их любовь основана на том, что близко обеим. Объяснения и призывы не сработали: пытаясь найти общую тему для разговора, они лишь расстроили друг друга, - а все это время спасение было совсем рядом - прошлое, которое очищает настоящее; настоящее, которое с колотящимся сердцем утверждает, что, несмотря ни на что, у них есть будущее с веселым смехом и детскими голосами. Улыбаясь, Хелен подошла к сестре.
- У меня всегда есть Мег, - сказала она.
Они посмотрели друг другу в глаза. Вознаграждение пришло из их внутренней жизни. Колокольчик все звонил размеренным звоном, но они стояли далеко от входной двери. Маргарет пошла на кухню и, с трудом пробравшись мимо ящиков, выглянула в окно. Пришел всего лишь маленький мальчик с бидоном. Вернулась будничная жизнь.
- Что тебе нужно, мальчик?
- Пожалуйста, возьмите молоко.
- Тебя послала мисс Эйвери? - спросила Маргарет довольно строго.
- Да. Пожалуйста.
- Тогда отнеси бидон назад и скажи, что молоко нам не нужно. - Потом она крикнула Хелен: - Нет, это не осада, но, возможно, попытка помочь нам ее выдержать.
- Но я люблю молоко, - прокричала Хелен. - Зачем отсылать его обратно?
- Любишь? Ну хорошо. Но нам не во что его перелить, а мальчику надо отдать бидон.
- Пожалуйста, возьмите. Мне велели зайти утром и забрать бидон, - сказал мальчик.
- Но дом уже будет закрыт.
- А яйца утром принести?
- Ты тот самый мальчик, который возился в стогах соломы на прошлой неделе. Я тебя видела.
Ребенок повесил голову.
- Ну беги и еще повозись.
- Послушай, славный мальчик, - прошептала Хелен, - как тебя зовут? Меня Хелен.
- Том.
В этом была вся Хелен. Уилкоксы тоже спросили бы у ребенка, как его зовут, но никогда не назвали бы в ответ свое имя.
- Вот ее, Том, зовут Маргарет. А дома у нас есть кое-кто еще, кого зовут Тибби.
- Мои все вислоухие, - ответил Том, решив, что Тибби - кролик.
- Ты очень хороший и весьма умный мальчик. Обязательно приходи к нам еще. Ну разве он не прелесть?
- Конечно, прелесть, - ответила Маргарет. - Он, наверное, сын Мэдж, хотя Мэдж ужасна. Но это место обладает удивительной силой.
- Что ты имеешь в виду?
- Не знаю.
- Потому что я, пожалуй, с тобой соглашусь.
- Оно убивает то, что отвратительно, и помогает жить тому, что прекрасно.
- Согласна, - сказала Хелен, которая мелкими глотками пила молоко. - Но меньше получаса назад ты сказала, что дом мертв.
- Я хотела сказать, что это во мне все умерло. Я так чувствовала.
- Да, у этого дома более полная жизнь, чем у нас, несмотря на то что в нем никто не жил, и коли уж на то пошло, я все никак не могу свыкнуться с мыслью, что тридцать лет на нашу мебель почти не падал солнечный свет. В конце концов, наше жилище на Уикем-плейс - настоящая могила, Мег. Знаешь, у меня появилась потрясающая мысль.
- Какая?
- Выпей молока, чтобы не упасть.
Маргарет послушалась.
- Нет, я пока тебе не скажу, - сказала Хелен, - потому что ты или засмеешься, или разозлишься. Давай сначала поднимемся наверх и проветрим комнаты.
Они стали открывать окна одно за другим, пока дом не наполнился весенними шелестами. Занавески развевались, картинные рамы весело поскрипывали. Слышались восклицания Хелен, которая обнаружила, что одна кровать стоит в точности на своем месте, а другая - не так, как следовало. Она сердилась на мисс Эйвери, что та не подняла наверх платяные шкафы - "Тогда можно было бы увидеть все целиком". Наслаждалась открывающимся из окна видом. Это была та же Хелен, что четыре года назад писала свои незабываемые письма. И когда обе сестры высунулись из окна и стали глядеть на запад, Хелен сказала:
- Насчет моей идеи. Не могли бы мы вместе с тобой провести эту ночь здесь?
- Не думаю, что это получится, - ответила Маргарет.
- Тут есть кровати, столы, полотенца…
- Знаю. Но предполагается, что в доме никто не живет. И Генри предложил…
- Мне не нужны никакие предложения. Я ничего не стану менять в своих планах. Но мне было бы так приятно провести здесь с тобой всего одну ночь. Потом мне будет что вспомнить. О, Мег, радость моя, давай так и сделаем!
- Но, Хелен, девочка моя, - сказала Маргарет, - мы не можем здесь остаться без разрешения Генри. Он, конечно, дал бы его, но ты сама сказала, что сейчас не можешь появиться на Дьюси-стрит, а Говардс-Энд - такое же частное владение.
- На Дьюси-стрит - его дом. А этот наш. Здесь наша мебель. На пороге появляются люди, которые для нас свои. Давай останемся, всего на одну ночь, а Том накормит нас яйцами и напоит молоком. Почему нет? Это же здорово.
Маргарет колебалась.
- Я чувствую, что Чарльз будет недоволен, - наконец сказала она. - Его раздражает даже наша мебель, и я собиралась ее вывезти, но мне помешала болезнь тети Джули. Я понимаю Чарльза. Для него это дом матери. Он любит его, но на расстоянии. Мы с Генри могли бы взять на себя ответственность… но не Чарльз.
- Не сомневаюсь, что ему моя идея не понравится, - сказала Хелен. - Но я собираюсь исчезнуть из их жизни. И если у них будет повод сказать: "Она даже провела ночь в Говардс-Энде", - то что по большому счету от этого изменится?
- Откуда ты знаешь, что исчезнешь из их жизни? Раньше мы дважды так думали.
- Потому что мои планы…
- …которые ты меняешь в одну минуту.
- Тогда потому что у меня жизнь огромная, а у них - мелкая, - сказала Хелен разгорячившись. - Я знаю вещи, о которых они не имеют ни малейшего представления, и ты тоже знаешь. Мы знаем, что на свете существует поэзия, мы знаем, что на свете существует смерть. А им это известно лишь понаслышке. Мы знаем, что это наш дом, потому что мы чувствуем с ним связь. О, у них могут быть все документы и ключи, но на одну эту ночь мы здесь дома.
- Было бы чудесно побыть с тобой еще раз вдвоем, - сказала Маргарет. - Возможно, нам выпал один шанс из тысячи.
- Да, и мы могли бы поговорить. - Ее голос стал тише. - Это не самая потрясающая история. Но под тем шершавым вязом - я правда предвижу такую маленькую радость. Неужели мне нельзя провести с тобой всего одну ночь?
- Нет смысла говорить, что это значило бы для меня.
- Тогда давай!
- Прочь сомнения. Итак, я еду в Хилтон за разрешением?
- Не нужны нам никакие разрешения.
Но Маргарет была послушной женой. Несмотря на воображение и поэзию - а может, благодаря им, - она понимала тот формальный взгляд на вещи, который скорее всего изберет Генри. И если ей удастся, она тоже подойдет к делу формально. Одна ночевка - а большего они не просят - не предполагает обсуждение глобальных принципов.
- Чарльз может запретить, - проворчала Хелен.
- А мы его и спрашивать не будем.
- Поезжай, если хочешь. Я бы осталась и без разрешения.
В словах Хелен сквозил некоторый эгоизм, который был таким незначительным, что не портил ее характер, но лишь придавал ей большее очарование. Она осталась бы в доме и без разрешения, а на следующее утро уехала бы в Германию. Маргарет поцеловала сестру.
- Приеду до темноты. Я очень жду этого вечера! Как это на тебя похоже - придумать такой замечательный план.
- Не план, а окончание истории, - довольно печально сказала Хелен, и ощущение трагедии вновь поглотило Маргарет, как только она вышла из дома.
Маргарет боялась мисс Эйвери. Ее тревожило, что, хоть и не в полной мере, предсказание этой женщины сбывается. И Маргарет была рада, что, проезжая мимо фермы, не увидела наблюдающую за ней фигуру. Только маленький Том кувыркался в соломе.
38
Трагедия началась довольно тихо, и, как многие разговоры, с непременного подчеркивания мужчиной своего превосходства. Услышав, что Маргарет спорит с водителем, Генри подошел к ним, утихомирил парня, который не проявил должной вежливости, а потом повел жену к креслам на лужайке. Долли, которую "не посвятили" в произошедшее, выскочила с предложением выпить чаю. Генри отказался и велел увезти коляску с младенцем, поскольку они с женой хотят побыть наедине.
- Но мой маленький зайчик ничего не поймет. Ему еще и девяти месяцев нет, - попросила Долли.
- Я говорил не об этом, - резко возразил свекор.
Малыша увезли подальше, чтобы ему ничего не было слышно и он узнал о разразившемся кризисе лишь многие годы спустя. Теперь подошла очередь Маргарет.
- Это то, чего мы боялись? - спросил ее Генри.
- Да.
- Дорогая моя девочка, - начал он, - нам предстоит очень непростое дело, и мы сможем все уладить, только если будем с тобой говорить прямо и начистоту. - Маргарет опустила голову. - Я вынужден задать тебе несколько вопросов о предмете, которого мы оба предпочли бы не касаться. Как тебе известно, я не один из ваших Бернардов Шоу, для которых нет ничего святого. Мне тяжело говорить то, что я вынужден сказать, но бывают такие обстоятельства… Мы с тобой муж и жена, а не дети. Я человек, имеющий жизненный опыт; ты исключительная женщина.
Все чувства оставили Маргарет. Покраснев, она посмотрела мимо Генри на Шесть холмов, покрытых весенней листвой. Заметив ее румянец, Генри стал еще ласковее.
- Я вижу, ты чувствуешь то же самое, что и я почувствовал, когда… Моя бедная женушка! Будь смелее! Один или два вопроса, и я тебя отпущу. У твоей сестры было кольцо?
- Н-нет, - запинаясь, произнесла Маргарет.
Повисла пугающая тишина.
- Генри, в сущности, я пришла попросить у тебя одолжения. Это касается Говардс-Энда.
- Всему свое время. Теперь я вынужден спросить, знаешь ли ты имя совратителя.
Маргарет встала и взялась за кресло, стоявшее между ними. С ее лица сошла краска, и оно посерело. Генри не удивился, что она именно так отреагировала на его вопрос.
- Не торопись, - посоветовал он ей. - И помни, что мне придется гораздо хуже, чем тебе.
Маргарет покачнулась, и он испугался, что жена лишится чувств. Потом, обретя дар речи, она медленно проговорила:
- Совратителя? Нет, я не знаю имени совратителя.
- Она не захотела тебе сказать?
- Но я и не спрашивала, кто ее совратил, - сказала Маргарет, повторяя в уме это отвратительное слово.
- Странно.
Потом он передумал.