Совершенство не поддается анализу и существует как единое целое. Тем не менее складывается оно из многих компонентов. Непременное требование Ледбиттера к идеалу заключалось в том, что это должен быть лимузин. Лимузины дороги и, главное, очень редки, что особенно увеличивает их ценность. Кроме того, в лимузинах имеется раздвижная стеклянная перегородка, как бы второе ветровое стекло. Существовало несколько разновидностей таких перегородок. Некоторые, например, были снабжены рукояткой, которой манипулировали пассажиры на заднем сиденье. Водитель же оставался не у дел. Такая конструкция решительно не устраивала Ледбиттера. Его все больше и больше раздражала болтовня пассажиров с бесконечными восклицаниями "милочка", "радость моя" и прочими нелепостями. Стеклянная перегородка призвана оберегать его покой, а не покой пассажиров. Благодаря этому полезному приспособлению он наконец-то будет избавлен от необходимости слушать их дурацкие разговоры. А кроме того, они уже не смогут приставать к нему с вопросами, почему он повез их именно этой, а не другой дорогой - для этого им придется специально раздвигать перегородку. Господи, почему клиенты так обожают совать нос не в свои дела!
Неужели он дошел бы до своего теперешнего состояния, которое, несмотря на воодушевление, охватившее его в последние дни, в общем-то оставалось весьма плачевным, неужели он позволил бы загнать себя в этот капкан и испытал бы все те чувства, о которых предпочел бы и не догадываться, если бы за все это время не наслушался - не был вынужден наслушаться! - того, что не предназначалось для его ушей. А теперь благодаря этим дурацким разговорам он из нормального, здорового человека превратился в глупца, безумца, истеричную бабу.
Нет уж, с него довольно. За стеклянной перегородкой он наконец-то отдохнет душой, а главное, будет надежно застрахован от перспективы пройти через этот ад вторично. Впрочем, так ли уж надежно? Не видать ему покоя как своих ушей, если распоряжаться перегородкой будут только пассажиры. К счастью, существовала отличная модель, в которой перегородка была устроена, как в такси - из двух частей, - одна была неподвижной, а другая свободно перемещалась и регулировалась металлическими рукоятками, расположенными по обе стороны - и со стороны шофера, и в пассажирском салоне. Кто посмеет обвинить его в грубости, бестактности и невоспитанности, если он прикроет щель в перегородке со словами: "Так вам будет спокойнее", на самом деле имея в виду: "Так будет спокойнее мне, и теперь я, слава Богу, не услышу больше вашей невообразимой ахинеи!" Уважаемые пассажиры желают послушать радио? Прекрасно - для этого незачем раздвигать стекло: сзади тоже есть динамики. За стеклянной перегородкой он будет недосягаем для их голосов, излияний, приставаний, недосягаем для всего того, что так отравляло ему жизнь. Недосягаем для внешнего мира. Какое счастье!
У модели, на которую он так неожиданно и счастливо набрел, стеклянная перегородка была именно такой конструкции - потому-то он и влюбился в машину с первого взгляда.
Завершив необходимые переговоры и добившись желанной скидки, Ледбиттер вышел на улицу. Его пошатывало из стороны в сторону, но он не был пьян и переваливающаяся походка вовсе не свидетельствовала о его презрении к окружающим - его валило с ног от усталости. Волнения последних дней в сочетании с хроническим недосыпанием сделали свое дело: он был как выжатый лимон, в голове звенело. Он с удовольствием схватился бы за стену - лишь бы не свалиться! Но внутренне он торжествовал: даже на войне после жаркого боя он не испытывал такого облегчения. Он вдруг оказался во власти внезапного порыва: мощное чувство, которое нельзя было выразить словами, захватывало его всего без остатка, неумолимое, как экстаз. Его бренная плоть изнемогала от восторгов души - старая, преданная служанка, она радовалась, как могла, стараясь разделить ликование, которым было переполнено все его существо.
С трудом переставляя ноги, поминутно рискуя потерять равновесие, Ледбиттер продвигался вперед. Он купил вечернюю газету, затем решил зайти в бар. Бар оказался в двух шагах, но Ледбиттер был настолько плох, что долго и отупело смотрел на вывеску, не понимая, где находится. Когда же до него наконец дошло, что он стоит на пороге бара, он никак не мог сообразить, открыт бар или нет: он начисто утратил чувство времени.
Бар оказался открыт, и, порадовавшись удаче, Ледбиттер взял виски и сел за столик. Но не успел он сделать первый глоток, как голова его упала на грудь и он задремал; ему приснился сон, где главным действующим лицом была не новая машина, а леди Франклин. Но его подсознание тоже устало и почти совершенно утратило творческие способности: образы возникали неопределенно-расплывчатые, все было как в тумане. Он с трудом угадал леди Франклин; дело, кажется, происходило у нее дома, и все чувства, которые вызывал у него новый автомобиль, каким-то непостижимым образом перешли на нее самое, отчего на душе у него воцарилось спокойствие. Потом ему приснилась и машина, правда, не совсем та, которую он только что приобрел, причем он, Ледбиттер, не просто демонстрировал ее леди Франклин, но собирался преподнести в подарок. "Примите ее, прошу вас, - взволнованно молил он, - ведь если разобраться, то она по праву принадлежит вам!" Сначала леди Франклин не соглашалась ни в какую, отчего Ледбиттер не на шутку огорчился. Ему так хотелось подарить ей автомобиль. "Ну пожалуйста, не отказывайтесь, - жалобно скулил он. - Это мой свадебный подарок!" Наконец леди Франклин сменила гнев на милость, и не успел Ледбиттер насладиться охватившим его умиротворением, как вдруг извлек из свей груди гвоздь - весь красный от крови и чуть не в фут длиной. Тут он порядком струхнул: "Теперь мне конец!" - мелькнуло у него в голове. Но к своему полному удивлению, он почувствовал не боль, а облегчение и удивительное блаженство. Когда же он взглянул на то место, откуда извлек гвоздь, оказалось, что рана уже затянулась, а на месте кровоточившего отверстия виднелся тонкий, светлый шрам.
Ему очень хотелось досмотреть сон, но в баре было очень шумно. Наконец от особенно громкого раската смеха он окончательно проснулся и услышал, как кто-то произнес у него над ухом:
- Ишь дрыхнет без задних ног, не иначе, как ему снится, что он в постели со своей законной!
Ледбиттер вскинул голову и, пристально посмотрев на остряка, спросил:
- Тебе чего?
Тот, молодой парень с копной огненно-рыжих волос, смущенно хихикнул и пробормотал:
- Я просто хотел у вас узнать, который час.
На это Ледбиттер, напрочь забывший о времени, как ни в чем не бывало заметил:
- Когда в следующий раз будешь выходить из дома, обязательно надень шапку.
- Почему? - спросил парень, не ожидая подвоха.
- Чтобы не наделать пожара. Рыжий-пламенный поджег дом каменный...
На этот раз уже смеялись над молодым человеком, который покраснел и повернулся к Ледбиттеру спиной. Его приятели стали перебрасываться репликами, которые он не мог расслышать, и время от времени метали в его сторону ненавидящие взгляды, но они отскакивали от лакированного козырька его фуражки со сломанными наконечниками. Ледбиттер стал подумывать, не убраться ли восвояси, чтобы досмотреть сон в спокойной обстановке, но семена враждебности уже были брошены и начали давать входы. Он решил, что отступать не будет ни за что, хотя устал и ослаб настолько, что, дойди дело до рукопашной, с ним справился бы и младенец. Он заказал себе еще порцию виски, вернулся за свой стол и, дуясь на себя и на весь мир, попытался снова обрести утерянный рай, но не тут-то было: сладкие напевы тонули в волнах нарастающего гнева. Ничего: еще стаканчик, и он покажет рыжему мерзавцу и его дружкам! Сегодня можно и надраться: все равно за руль он не сядет, даже если очень захочет: старой машины уже нет, а новая будет только завтра. Но голова у него кружилась, руки тряслись, а потому он решил отложить возмездие до лучших времен. Изнемогая от усталости и не находящей выхода злости, Ледбиттер вдруг заметил на столе купленную им ранее газету, взял ее и начал перелистывать. Буквы прыгали перед глазами, но фотографии он различал, а под одной даже изловчился прочитать надпись, благо она была набрана крупным шрифтом:
БОРОДАТЫЙ ХУДОЖНИК
ЖЕНИТСЯ НА АРИСТОКРАТКЕ
Гадать, кто художник, а кто аристократка, не приходилось: на газетной полосе красовался Хьюи, явно гордившийся своей бородой. Взявшись за лацканы пиджака, он поглядывал сверху вниз на леди Франклин с самодовольно-хозяйским видом, она же взирала на него снизу вверх с таким обожанием, словно перед ней был не человек, а старинный собор.
Злоба и омерзение железным обручем стиснули сердце Ледбиттера. Его чуть не стошнило, и на какое-то мгновение перед глазами все поплыло. Тогда он подошел к окну и, прищурившись, прочитал под фотографией: "В качестве свадебного подарка жених преподнес невесте ее портрет собственной работы. Бракосочетание состоится в субботу в церкви святого Марка на Норт-Одли-стрит".
Значит, в субботу! А она ему, между прочим, так ничего и не сказала! Где уж там! Небось размечталась о медовом месяце со своим ненаглядным Хьюи! Еще одна ложка дегтя! Свое субботнее расписание он не помнил, но даже если есть заказы, все равно их придется отменить. Она о нем забыла, но он не станет платить ей той же монетой.
Он сидел за столом, уставясь на стакан, и старался не думать о субботнем бракосочетании, и, конечно же, увидел все с поразительной ясностью. Ему не раз приходилось возить гостей и новобрачных именно в эту церковь, и, прежде чем отъехать на стоянку в одной из соседних улочек, он любил немного поглазеть на церемонию. Вот и теперь Ледбиттер отчетливо увидел, как спешат в церковь гости. Кто эта высокая женщина и почему она так нервничает и косится по сторонам? Да это же Констанция! Ее тоже позвали! Надо полагать, Хьюи постарался - не иначе. Удивительная наглость! Ледбиттер видел Констанцию так, словно она была рядом, и уже не сомневался ни минуты: ну конечно, она явится туда в субботу. Тотчас его охватила такая ярость, что он отменил решение, которое принял после долгих и мучительных споров с самим собой. У ярости отыскалась надежная союзница - любовь. Если леди Франклин действительно ему дорога, то он не имеет права допустить такое безобразие. Все равно рано или поздно ее блаженному неведению наступит конец, и что, спрашивается, она будет делать тогда?
Сегодня вторник. Времени в обрез. Пошатываясь, Ледбиттер встал из-за стола, добрел до стойки и заплетающимся языком обратился к бармену:
- Не могли бы вы дать мне листок бумаги?
Он получил бумагу, а в придачу и конверт с маркой.
Ледбиттер вернулся к столу и сел писать письмо. В свое время он долго корпел над ним, перепробовав множество вариантов. Теперь же его устроил первый, который пришел на ум. Конечно, безопасности ради имело бы смысл воспользоваться пишущей машинкой секретаря, но надо было торопиться, а кроме того, от выпитого виски его рука выводила такие каракули, что вряд ли кто сумел бы по ним определить автора. Проведя по конверту языком, чтобы заклеить письмо, он кивком поблагодарил бармена за услугу, и тот кивнул ему в ответ.
Выйдя на улицу, Ледбиттер остановился перевести дух и собраться с мыслями. Бунт чувств, только что разыгравшийся в его душе, выветрил из него весь хмель. Более того, усталость как рукой сняло, а недавнее ликование, вызванное удачной покупкой, сменилось удивительным умиротворением, которого он не знал уже много лет. Что-то подобное он переживал в далеком детстве, когда мать говорила ему, что он умница и хорошо себя вел. Вот как, внезапно снова обретя давно утраченную невинность, он чуть было не разрыдался - когда он бросал письмо в ящик, в его глазах стояли слезы.
Вернувшись домой, Ледбиттер обнаружил в журнале заказов новую запись: "Четверг, 19.00. М-р Кантрпип. Ричмонд и обратно (со стоянкой)". Это секретарь принял заказ по телефону. Ну что ж, тем лучше, стало быть, он увидится с ней и сам все уточнит насчет субботы. Он решил, что до четверга на машине ездить не будет и обновит покупку с леди Франклин.
ГЛАВА 24
В усталом мозгу Ледбиттера все дни смешались воедино. Суббота? - в субботу в половине третьего бракосочетание. Четверг? - в четверг в семь вечера он должен быть у Хьюи. В четверг, в половине седьмого, он зашел в гараж. На него смотрело акулообразное, обтекаемое рыло, одним своим видом вызывавшее ощущение неимоверной скорости и мощи.
Решив, что до четверга пользоваться машиной не будет, Ледбиттер отменил все заказы: поступок, стоивший ему немалых усилий. Решение полтора дня продержать машину на приколе и тем самым отказаться от приличного заработка вступало в вопиющее противоречие с его деловыми принципами, да и желание обновить машину в обществе леди Франклин, ранее казавшееся таким заманчивым, теперь выглядело нелепой причудой. Снова чувства и разум вступили в конфликт, и, вспоминая, какого дурака он свалял, Ледбиттер не мог сдержать презрительной усмешки. Впрочем, проявив твердость, он, как выяснилось, ничего от этого не потерял: несмотря на все уверения представителя фирмы, новая машина не поспела к среде, а потому он все равно не смог бы обслужить своих клиентов - разве что взяв машину напрокат.
В среду поездок не было. Зато нашлись другие заботы. Среда стала днем двойной ревизии. Начав с анализа свой финансовой ситуации, Ледбиттер перешел затем к разбору движений собственной души.
В материальном отношении дела его складывались гораздо удачнее, чем он предполагал. Фирма "Ледбиттер и К°" преуспевала. Если он будет и дальше продолжать в том же духе, то через год-другой сможет приобрести еще одну машину и нанять второго шофера. Тогда сам он станет обслуживать только избранных клиентов, а прочих передаст помощнику. Это будет первых шагом к созданию ого, что в минуты самоупоения рисовалось ему как "собственный автопарк". Вот когда он заживет настоящей жизнью!
Что касается раздела "дебет", то, приобретя в рассрочку лимузин, он наделал долгов и в общем-то оставался каким же бедняком, каким был до того, как щедрость леди Франклин позволила ему выкупить ту, старую машину. Думая об этом, а также о том, что его будущее благосостояние во многом зависит от его здоровья, он заметно мрачнел, но по-прежнему отказывался видеть прямую связь между своей постоянной усталостью и ухудшением самочувствия. Прекрасно понимая, что и машины не вечны, себя он тем нем менее рассматривал в качестве машины с повышенной прочностью и способностью к самовосстановлению. Но как ни гнал он от себя мысли об опасных последствиях перенапряжения, его организм время от времени напоминал ему об этом, не желая с прежней безропотностью выдерживать круглосуточные бдения за рулем. После очередного такого "марш-броска" Ледбиттеру требовалось все больше и больше времени, чтобы прийти в себя. Чутко прислушиваясь к малейшим посторонним шумам в работе автомобильного двигателя - скрипению, дребезжанию, постукиванию, - он, сам того не желая, временами начинал вдруг распознавать похожие симптомы и в самом себе, хотя тотчас же отгонял от себя все опасения как безосновательные.
С практической точки зрения покупка большой машины вовсе не была пустой тратой денег. Лимузин обязательно привлечет новых и очень неплохих клиентов! Многие снобы предпочитали заказывать большие машины, хотя вполне могли бы обойтись и малолитражкой. Да и женские вечерние туалеты стали теперь такими длинными (для того, чтобы скрыть короткие ноги - не иначе!), что с трудом умещались в машине средних размеров. Лимузин повысит его престиж и в его собственных глазах, и в глазах окружающих.
В его собственных глазах? Тут-то и началась вторая ревизия. А что он сам? Так ли все благополучно с ним, как с деятельностью его фирмы?
Еще совсем недавно он не увидел бы разницы между этими понятиями. Раньше он полностью отождествлял себя со своей работой: хорошо жить означало для него хорошо зарабатывать. Теперь же все переменилось. Теперь он зажил жизнью, в которой деньги не играли роли, хотя эта жизнь и стала возможной благодаря деньгам леди Франклин, ее подарку. Теперь ему бывало то весело, то грустно по причинам, не имеющим к деньгам ни малейшего отношения. Он и не пытался обмануть себя на этот счет. Ему лишь хотелось знать, долго ли так будет продолжаться, и чего в таком случае ждать от будущего.
В материальном отношении будущее не вызывало у него тревоги, но вот как насчет всего остального? Да, у него есть долги. Постепенно - с помощью рассрочки - он с ними рассчитается. Но счастье не купить в рассрочку - месячные порции несчастья не оборачиваются конечным счастьем. Ледбиттер слишком хорошо знал жизнь, чтобы тешить себя каким-то иллюзиями на этот счет. Хотя, как говорится, чем черт не шутит... Вдруг его теперешние терзания каким-то непостижимым образом станут если не залогом счастья, то хотя бы гарантией от несчастья?