- К тому, что прежде мне предстоит крепко поработать. Вот не сидела бы ты дома, а пошла вместе со мной на рынок! - со смешком добавила она. - Была бы и тебе терапия, и мне бы помогла расширить дело.
Таня в то время торговала на вещевом рынке, закупая товар у оптовых поставщиков - страшная судьба, постигшая многих интеллигентов. Я обещала подумать, но по мне Таня видела, что я соглашусь.
- Я тебя повожу по крупным городам, где сама делаю закупки. Ты посмотришь, в каком дерьме живут и работают многие люди, и перестанешь киснуть и дурью маяться. Поймешь, что у тебя не все так плохо, как тебе кажется.
И наконец, третье, Таня стала суеверным человеком, и это было хуже всего. Она ездила по бабкам, а те снимали с нее порчу, гадали на судьбу и на червового короля, толковали ее сны. Тане даже в себе находила дар пророчицы и всерьез брала у этих бабок уроки. Короче, она ехала умом, а ее подружка из кастелянско-кладовщицкого сословия ее к этому поощряла. Для меня это было настолько невыносимо, что я подключила Юру и свою сестру с мужем, и мы вместе ездили к тем самым бабкам, чтобы убедить Таню, что это шарлатанки и она зря транжирит деньги. И вот когда после этих поездок моя сестра медленно и с расстановкой повторила Тане все бабкины трюки и Таня отрезвела, я воспаряла духом - мне показалось, что Тане полезно будет, если какое-то время она проведет рядом со мной.
И тогда я окончательно решила пойти с Таней на рынок, чтобы там помочь ей, да и самой развеяться от мнительности и дури. Тут Таня была права. Работать я решила на своих деньгах, чтобы не запутывать взаиморасчеты.
***
Благие намерения... Ее - вытащить меня из дому и восстановить для активной деятельности. И мои - помочь ей в работе, чтобы собрать деньги для нового замужества. Если бы знала Таня, на что меня обрекает, и если бы знала я, как мне не стоит туда ходить!
Но сначала были вояжи за товаром для работы. Посещали мы только большие города, где располагались крупные базы оптовой торговли: Харьков, Одесса, Москва.
Харьков
Сюда мы ездили пассажирскими поездами. В полночь с грехом пополам садились в Днепропетровске и к месту приезжая около четырех часов утра. Так как эти поезда были проходящими и на них никогда не было билетов в кассах, приходилось "договариваться" с проводниками, что жутко изматывало нервы. Далее, этот отрезок моей жизни проходил в конце лета и в начале осени. Это я уточняю к тому, что по приезде в Харьков мы заставали еще глубокую ночь и какое-то время, дожидаясь рассвета, сидели в зале ожидания вокзала. Насмотрелись там всякого: и бомжей, и беспризорников, и проституток, и ворья. Описывать здесь все эти явления не берусь - у меня не хватит слов. Это был шок!
После той благопристойной и размеренной жизни, которую мы недавно вели, резко увидеть это - так можно было не выйти из потрясения и навсегда лишиться разума. Наши люди так быстро потерялись в новых условиях не потому, что в них были слабые культурные навыки, как пишут наши недруги, нет, конечно, а потому что их внезапно выбили из седла. При таких неожиданностях любой ковбой окажется под конем, тут и спорить нечего. Труженики, с доверием относящиеся к своему работодателю, в роли которого выступало государство, вдруг потеряли его, а с ним работу, многие блага, налаженный быт, образ жизни. Не дай бог еще кому-то оказаться в таком положении. Ведь даже в войну, где были смерть и кровь, люди чувствовали, что за ними стоит государство, ради которого стоит бороться и выживать. А тут? Впрочем, смерть и тут поселилась повсеместно, только менее очевидная и тем более отвратительная.
Едва начинала рассеиваться тьма, мы пускались в путь, придерживаясь основного потока идущих туда людей. Идти нам было недалеко, но опасно. Однажды мы с Таней не выдержали инфернального храпа, смеха и визга вокзальных старожилов и ринулись к рынку сразу по приезде в Харьков. Нам оставалось пройти квартал до цели, когда перед последним поворотом нас остановила группа мужчин с расчехленными ножами и потребовала отдать деньги - они безбоязненно промышляли тут, понимая, что с пустыми кошельками за товаром не приезжают. Нас выручил мой более богатый опыт коммерческих вояжей, ведь сейчас шел 1996 год, а я начинала ездить в Москву за книгами еще с 1988 года. С тех пор рэкет, конечно, отморозился и потерял людской облик, но все же... Собираясь в поездку, я основные деньги спрятала в пустой сумке так, что она все равно оставалась пустой, а незначительную их часть, традиционно завернутую в носовик, засунула в известное женское место - в лифчик.
Увидев гопников, я толкнула Таню, чтоб она притихла, и вышла вперед.
- Ой, - сказала вполне растерянно, - а мы сюда идем не за покупками, и денег у нас нет.
- А чё же претесь? - поигрывая сигаретой во рту спросил исполнитель главной роли, оглянувшись на остальных и тем давая понять, что эту партию играет он.
- На разведку, - я хихикнула. - Работу недавно потеряли, вот - хотим попробовать это... отсюда кормиться. То есть торговать.
- Ну?
- Что ну? - я кинулась доставать деньги из лифчика. - Надо же присмотреться. На вот, - я протянула ему сверток, - больше нету, хоть обыщи нас. Только обратные билеты остались.
Бандит окинул меня оценивающим взглядом, выплюнул окурок.
- А она? - он кивнул на Таню.
- Так это общие деньги, - простодушно соврала я, заглядывая ему в глаза. - Мы же вместе. Так что конкретно ты решаешь с нами? - с нотками хорошо подделанного уважения к его миссии спросила я.
И он процедил:
- Ичь, размечталась! Обыщи ее... Старая ты для меня, - он даже не засмеялся, настолько серьезно рассуждал. - Давай, что есть и валите отсюда!
Мы гадкой трусцой засеменили прочь от опасности и остановились только возле рынка.
- Сколько денег ты ему отдала? - спросила Таня.
- Немного. А что?
- Я тебе верну половину.
- Зачем? Плюнь.
- Но ты же мои деньги спасла, - сказала она.
- Хе! - я засмеялась. - Я и свои спасла тоже. Так что мы еще поживем.
Надо отметить, что я тогда здорово испугалась и перенесенное напряжение не обошлось без последствий, спустя несколько дней после этого у меня впервые поднялось давление и с тех пор начала развиваться гипертония.
На рынке решения о покупках принимала Таня. Но она долго не могла успокоиться.
- Обратно пойдем другой дорогой, - говорила сбивчиво, - чтобы они не увидели нас с товаром. А то поймут, что мы их обманули, и прирежут.
- Да они в это время уже будут нюхать кокаин и видеть пальмы в голубой дали. У них время работы заканчивается с восходом солнца.
Обедали мы пловом, сваренным в черных от копоти оцинкованных ведрах. Этот бизнес застолбили за собой низкорослые люди с узкоглазыми лицами - неопрятные и молчаливые. Мы держали горячие тарелки с рисом, на котором было много мяса, на весу, обжигая пальцы, и обменивались впечатлениями от покупок. Но Таня все равно возвращалась к утреннему приключению:
- Знаешь что, - своим неподражаемо решительным тоном начинала она, - их сбил с толку твой вид, вот почему они поверили тебе.
- Да?
- Да! Понимаешь, - энергично убеждала она меня дальше, - ты же не похожа на торговку.
Я осмотрелась: действительно, вместо майки под ветровкой, джинсов и мокасин или кроссовок на мне был костюм с длинной юбкой, сшитый на заказ, замшевая безрукавка и кожаные туфли фирмы "Хёгль". И я не была с растрепанной или кое-как убранной головой, мои тогда еще длинные и густые волосы были подняты вверх и хорошо уложены.
- Возможно, - согласилась я.
- Ну еще то сыграло роль, что ты умеешь убеждать, - добавила Таня.
После этого случая мы от основной массы людей, торопящихся на рынок, больше не отрывались.
Одесса
Туда мы ездили автобусами - точно так же ехали ночью, чтобы на месте оказаться утром, к открытию рынка. Назад выезжали часов около одиннадцати и приезжали домой уже в темное время.
Этим поездкам я обязана ужаснувшим меня открытием - в посадки вдоль трасс больше нельзя было заходить, чтобы в старых традициях посидеть под кустиком во время остановок. Их так загадили коммерческие туристы, что это чувствовалось издалека. Ну и остальные детали, конечно, имели значение - нечистоты не успевали разлагаться естественным порядком и долго мешали своим наличием. Так что теперь во время остановок мужчины группировались перед автобусом, а женщины сзади от него и прямо на обочине справляли разнообразную нужду. Такое понятие, как соблюдение человеческого достоинства, перестало существовать в силу объективных причин.
Из Одессы Таня возила в основном бытовую химию и товары для дома. А я в то время ждала рождения внучатой племянницы Сашеньки и для нее привезла ванночку для купания и много-много всяких игрушек и одежек. Была еще одна для меня новизна: новое хозяйственное мыло, изготовленное на основе хлорки и отбеливателя. Сначала оно мне понравилось, но впоследствии оказалось абсолютно бесполезным в сравнении с нашим добрым старым другом - простым хозяйственным мылом.
Ничем другим Одесса мне не запомнилась, зато там не было с нами никаких приключений. Да мы и были там всего два раза.
Москва
В Москву я ехала с радостью, полагая, что застану и увижу ту дорогую столицу моей души, которую знала раньше - изысканную, безукоризненно-академическую, во всем блистающую высшим мастерством, или, если отойти от центра, задумчиво-патриархальную, пахнущую пирогами и былинами. Ехали мы тоже автобусом. А вокруг стояла поздняя осень, ноябрь. Мягкий влажный воздух омывал мир чистотой пресноводных взвесей, обволакивал туманцами, в нем легко дышалось. К тому же было аномально тепло, что воспринималось с приятностью, и деревья стояли несказанно красивые - в изменившей привычные цвета, не опавшей листве. Если учесть, что издалека, из окон автобуса, не видно повсеместной грязи, то впечатление оставалось незабываемым.
Время поездки рассчитано было так, что в Москву мы приезжали на рассвете. До начала работы рынка успевали освоиться на огромном пространстве бывшего стадиона "Лужники", выстроенного к Олимпиаде-80, нашей национальной гордости, откуда улетал в историю и "возвратился в свой сказочный лес" "олимпийский наш ласковый Миша" и где публика плакала, слушая эти слова и прощаясь с последним праздником Великой Страны. А теперь тут нашел пристанище оптовый рынок - сущая клоака, насмешка над прошлыми идеалами и чума перестройки, - и приезжающим надо было сориентироваться в нем и приготовиться к покупкам.
Получив возле Тани опыт продаж на вещевом рынке и почувствовав, что я ей немного помогаю, а сама оживаю и возвращаюсь к жизни, я решила увеличить оборот и взяла с собой немного больше денег. Тем более что накануне Таня завела диалог:
- Вот ты уже отвлеклась от своих мрачных настроений, да?
- Да, - согласилась я. - Благодаря тебе.
- Пусть так, - не стала спорить Таня. - Но ты своими денежками и на меня немного поработала.
- Совсем немного, хотя хотелось бы больше.
- Нет, тогда уж лучше действовать по справедливости.
- Что ты имеешь в виду? - спросила я.
- Давай отныне прибыль от твоих денег делить пополам. А в дальнейшем будем увеличивать твою долю, пока ты не отделишься от меня юридически. Хорошо?
- Лучше и быть не может! - улыбнулась я, оставаясь в убеждении, что для меня главное - реабилитация воли и восстановление психической работоспособности. А это как раз вроде бы налаживалось.
Но этим планам не дано было осуществиться, к счастью, - не мой это был мир, и я всячески не воспринимала его, а он - меня. И как только я возле Тани чуток укрепилась здоровьем, так сразу и ушла и от нее, и из ее мира{13}.
Раздел 2. Вершинные люди
1. За старой границей
Начальник отдела кадров 13-й Армии Прикарпатского ВО
Заканчивалась студенческая жизнь, университет прощался с нами, подходила пора получать распределение и начинать трудиться профессионально.
Странную, а на самом деле классическую университетскую специальность "механик" - механик-теоретик - можно было применить в академической или отраслевой науке и на преподавательской работе, что считалось наилучшим вариантом трудоустройства из всех возможных.
Но более широко она требовалась в прикладной деятельности - так сказать инженерной, производственной, где создавалась передовая и сложная техника. Тут университетских механиков называли проще - расчетчиками или прочнистами, а распределяли в конструкторские бюро для выполнения расчетов на прочность новых механизмов, машин и сооружений. Делалось это по ГОСТам - хорошо отработанным и утвержденным методикам. Скучноватая это была работа, не творческая, хотя и ответственная. С нею вполне удовлетворительно справлялись выпускники с троечными дипломами, для остальных же заниматься такой рутиной представлялось обидным. Сегодня рассказ об эпохе, когда можно было пренебрегать некоторыми видами отличной кабинетной работы - удобной, спокойной, стабильной, привычной - и стремиться к еще более привлекательным перспективам, кажется сказкой. Но так было в то изобильное счастьем время.
Правда, ввиду ограниченной потребности в прочнистах, университетских выпускников нашей специальности иногда, в качестве исключения, распределяли и на конструкторские должности, брали инженерами-конструкторами. Это была более престижная, высокооплачиваемая и сулящая продвижение в профессиональном росте деятельность. Хотя в нашем университете инженеров-конструкторов готовили на специальном факультете - физико-техническом, физтехе, и нашему брату конкурировать с ними на поприще инженерии было тяжело и рискованно, но все же парни на такие распределения соглашались с удовольствием.
А мне стоять у кульмана и загрязняться грифельной пылью от постоянно затачиваемых карандашей не хотелось, тем более что черчение у нас читалось только один семестр - чисто ознакомительный курс, и я его знала не достаточно хорошо. Да и не я одна считала конструкторскую работу мужской, а работу по выполнению расчетов женской - по сути, так оно и было.
Зная об отсутствии элитных распределений, большинство из нас готовилось начинать свой путь в профессию с нуля, где-нибудь в престижном КБ. Готовилась к этому и я, хотя в тайне и мечтала о работе в вузе, о преподавании полюбившихся предметов.
А вот в отношении Юры у нас были иные планы, амбициозные, но оправданные его общим кругозором, знаниями и дарованиями, а также опытом научной работы, накопленным во время преддипломной практики и работы над дипломом, да и вообще качествами характера, наклонностями, темпераментом. Выпускники, творчески проявившие себя в обучении, показавшие неординарные способности и выполнившие студенческие работы с выходом на практический результат, имели право поступать в очную аспирантуру без обязательной двухлетней отработки в народном хозяйстве.
У Юры, как ни у кого другого на нашем потоке - старосты группы, отличника учебы, защитившего солидный научный результат по проблемам фотопластичности материалов, - имелись все предпосылки воспользоваться таким правом. Конечно, на этом пути были и препоны - например, существовал конкурс по льготному набору. Мы планировали подстраховаться - взять распределение и для Юры, и тут же прорываться в науку. В случае неудачи - поступать на заочное отделение, где ограничений не было.
Однако нам поставили такую подножку, которая выбила почву не только из-под надежд на Юрино поступление в аспирантуру, но из-под любой возможности иметь приличное распределение на работу: все парни на потоке увернулись от армии, а мы влипли как говорится всеми четырьмя. Юру единственного призвали на двухгодичную действительную службу в качестве командира мотострелкового взвода.
Такую вопиющую несправедливость, такое надругательство над лучшим студентом потока трудно было даже представить и невозможно предположить, что подобное возможно! Фактически это была расправа прогнившего связями окружения с русским парнем из простой семьи, рискнувшим претендовать на достойное место в жизни. Ко всему он еще ускользнул от женихоискателей и женился по любви на безродной девочке из села. За это готовы были мстить и завидующие сверстники, продающиеся во влиятельные семьи в качестве мужей глупых или уродливых дочек, и старшие люди, подыскивающие мужей для дочек с признаками вырождения - много тут было таких, пока не уехали… кто куда. Таким образом, Юру лишили права на гарантированное обеспечение работой по окончании обучения - после демобилизации он должен был трудоустраиваться сам.
Фактически что получалось? Выпускники университета мужского пола получали две профессии - гражданскую и военную. Так вот Юру единственного из нашей группы в приказном порядке распределили по военной профессии - его направили служить Родине с расчетом, что он может там остаться. Вот поэтому второго распределения, если ему вздумается увернуться от кадровой военной службы, ему не полагалось.
Местом службы ему определили одну из мотострелковых частей 13-й армии Прикарпатского военного округа. Штаб армии находился в Ровно, а сама часть располагалась в Изяславе, Хмельницкой области.
В очередности на распределение я стояла в начале списка. Впереди меня, вернее, вне очереди, оставались только те, кто договорился о целевом направлении, - блатные. Так что я имела возможность выбирать место работы из наиболее полного списка. В нем меня привлекала Дубна Московской области, институт, где работал Леня Замримуха, мой земляк и муж школьной подруги. Именно вслед за ним я пришла в университет, на специальность "механика". Но... туда стремилась уехать Оля Короткова, и ее мама очень просила меня уступить ей это место.
- Ты замужем, - говорила Олина мама, пригласив нас с Юрой в гости, - и тебе все равно надо будет открепляться и ехать к мужу. Два года не быть вместе - это риск, тяжелое испытание для молодой семьи. А Оле желательно сменить обстановку. Понимаешь, здесь круг ее знакомых уже устоялся, в нем ей не выйти замуж, там же появится шанс. Помоги нам.
Оля одна из нескольких сокурсниц оставалась незамужней, хотя была из хорошей семьи: папа - доцент вуза, мама - медсестра. Ее родители не зря тревожились по этому поводу: весьма скромная Олина внешность - гренадерская, как посмеивались парни, - и неуспешность в науках вызывали к ней лишь сочувствие, мало помогающее в вопросе создания семьи.