Но Ехонала заупрямилась:, - Затем, что может сделать только он. Служанка ушла, все еще сомневаясь, однако отыскала евнуха, который прибежал в радостном возбуждении.
- Что, что надо, моя госпожа Феникс? - спросил он из-за двери.
Ехонала отвела занавеску. Темный, почти черный, халат подчеркивал ее бледное серьезное лицо, черные круги под глазами. Она говорила с большим достоинством.
- Приведи сюда моего родича, - приказала она, - моего кузена Жун Лу.
- Капитана императорских стражников? - спросил удивленный Ли Ляньинь.
- Да, - подтвердила она надменно.
Он ушел, рукавом стирая с лица улыбку.
Услышав удаляющиеся шаги евнуха, Ехонала опустила занавеску. Когда она получит власть, то возвысит Жун Лу так, чтобы никто, даже евнух, не мог назвать его стражником. Он будет по крайней мере министром, а возможно, и Верховным советником. Девушка наслаждалась своими мечтами, пока вдруг не почувствовала, как в груди растет неистовое желание. Она испугалась. Чего она хочет от своего родича? Только увидеть его честное лицо, услышать его уверенный голос, которым он разъяснит ей ее теперешние обязанности? О, она напрасно послала за Жун Лу! Не могла же она ему поведать, что произошло в эти дни и ночи и как она изменилась? Разве скажешь ему, что не надо было ей никогда входить в ворота Запретного города, разве попросишь теперь помочь убежать отсюда?
Ехонала опустилась на пол, прислонила голову к стене и закрыла глаза. Странная боль росла и ширилась где-то глубоко в груди. Она надеялась, что он не придет.
Но надежда была напрасна, - она уже слышала его шаги. Он пришел сразу, он ждал у двери, а Ли Ляньинь звал ее из-за занавесей.
- Госпожа, ваш родич пришел!
Ехонала поднялась, ей даже не пришло в голову посмотреться в зеркало. Жун Лу знал ее такой, как есть. Для него не надо было прихорашиваться. Она подошла к занавеске и отодвинула ее в сторону. И он был там.
- Войди, кузен, - произнесла она.
- Выйди ты, - ответил Жун Лу. - Мы не должны встречаться в твоей комнате.
- И все-таки я должна поговорить с тобой наедине, - сказала Ехонала, видя, что Ли Ляньинь прислушивается с жадным вниманием.
Но Жун Лу так и не захотел войти, и ей пришлось самой выйти к нему. Он увидел бледное лицо, белые губы и темные круги под глазами. Они вышли во двор. Ехонала запретила евнуху идти за ними, только служанка стояла неподалеку, чтобы никто не мог заподозрить, что она находилась наедине с мужчиной, пусть даже со своим кузеном.
Она не могла ни дотронуться до его руки, ни позволить ему тронуть ее руку, как бы ей этого ни хотелось. Она прошла в глубь двора и опустилась на фарфоровую садовую скамейку, стоявшую под хурмой.
- Садись, - сказала она.
Но Жун Лу не сел. Он вытянулся перед ней, прямой и суровый, как будто на посту у императорских ворот.
- Не хочешь ли присесть? - спросила она снова и подняла на него умоляющие глаза.
- Нет, - ответил он. - Я здесь лишь потому, что ты послала за мной.
Она смирилась.
- Ты уже знаешь? - спросила она едва слышно, так, что даже птичка, севшая на ветку над ее головой, не смогла бы расслышать.
- Знаю, - ответил Жун Лу, не глядя на нее.
- Я - новая фаворитка.
- Это я тоже знаю.
Все было сказано, да и что можно было сказать еще, если он не хотел разговаривать? Ехонала, не отрываясь, смотрела на его лицо, такое знакомое, и сравнивала с тем болезненным лицом на императорской подушке. Молодое и красивое, лицо Жун Лу выказывало силу духа, которая проявлялась и в прямом взгляде больших темных глаз, и в твердой линии рта над волевым подбородком. Это было лицо настоящего мужчины.
- Я была дурой, - прошептала она.
Он не ответил. Да и что он мог сказать?
- Я хочу домой, - продолжала она.
Он сложил руки и старательно смотрел поверх ее головы на деревья.
- Это твой дом, - наконец произнес он. Она закусила нижнюю губу.
- Хочу, чтобы ты спас меня.
Он не пошевелился. Со стороны можно было подумать, будто стражник просто охраняет женщину, сидящую под хурмой. Но вот он опустил взгляд на ее прекрасное лицо, и в этом взгляде она прочитала ответ.
- О, сердце мое, если бы я мог спасти тебя, то я бы сделал это. Но я не могу.
Боль, снедающая ее изнутри, внезапно ослабла.
- Но ведь ты меня не забудешь?!
- Днем и ночью я вспоминаю тебя, - промолвил он.
- Что же мне делать? - растерялась она.
- Ты знаешь свою судьбу, - ответил Жун Лу, - ты сама ее выбрала.
Нижняя губа у нее задрожала, а слезы серебром засверкали в темных глазах.
- Я ведь не знала, как это будет, - пробормотала она.
- Сделанного не изменишь, - вздохнул он. - Невозможно вернуть прошлое.
Она больше не могла говорить, только наклонила голову, чтобы слезы не бежали по щекам. Вытирать их девушка не осмеливалась, ведь евнух мог прятаться где-нибудь поблизости.
- Ты выбрала величие, - продолжал Жун Лу в ответ на ее молчание. - И ты должна быть великой.
Она проглотила слезы, но все еще не осмеливалась поднять голову.
- Только при одном условии, - произнесла она слабым дрожащим голосом.
- Каком?
- Ты будешь приходить, когда я пошлю за тобой, - произнесла Ехонала. - Я должна быть уверена в твоей поддержке. Я не смогу всегда быть в одиночестве.
Она заметила, что от солнечных лучей, падавших сквозь листву, на его лбу выступили капельки пота.
- Я приду к тебе, когда ты позовешь, - пообещал он. - Посылай за мной, только если в этом будет крайняя необходимость. Я подкуплю евнуха. Раньше я никогда так не делал. Подкупить евнуха - значит, дать ему власть над собой. Но я пойду на это.
- Я получила твое обещание.
Она посмотрела на него долгим взглядом, сцепив руки, чтобы не протянуть их к нему.
- Ты понимаешь меня? - спросила она.
- Понимаю, - ответил он.
- Этого достаточно, - Ехонала поднялась. Пройдя мимо стражника, она направилась в свою спальню. Занавеси за ней опустились.
Семь дней и семь ночей Ехонала не вставала с постели. По дворцовым коридорам ходили слухи, что она больна, что она рассердилась, что она пыталась проглотить свои золотые серьги, что она больше не будет повиноваться императору. Как только придворные врачи объявили, что Сын неба восстановил свои силы, он сразу послал за ней. Девушка отказалась идти. Никогда в истории династии императорская наложница не отказывалась подчиниться, поэтому никто не знал, что теперь делать с Ехоналой. Она лежала в постели, накрывшись красно-розовыми атласными покрывалами, и ни с кем не хотела разговаривать, кроме своей служанки. Ли Ляньинь был вне себя, видя, что все его планы расстраиваются, а цели отдаляются. Однако она не позволяла ему поднять занавеску.
- Пусть они думают, что я хочу умереть, - сказала наложница служанке. - Правда в том, что здесь я жить не желаю.
Женщина передала эти слова евнуху, - тот заскрежетал зубами.
- Если бы император не был вне себя от страсти, - прорычал он, - все было бы просто. Она могла бы упасть в колодец или отравиться, но он хочет ее живой и здоровой. И сейчас же!
Наконец пришел главный евнух Ань Дэхай, но и тот ничего не добился: Ехонала отказалась даже принять его. Она положила свои серьги на маленький столик, стоявший возле кровати, рядом с фарфоровой чашкой и глиняным чайником, отделанным серебром.
- Пусть только главный евнух ступит через порог, - громко, так, чтобы ее слышали, заявила Ехонала, - и я проглочу свои золотые серьги.
Так она провела целый день, а затем еще один, и еще. Император раздражался все больше, он думал, что кто-то из евнухов задерживает ее, рассчитывая на взятку.
- Она была очень послушна, - повторял он, - делала все, что я просил.
Никто не отваживался сказать, что его величество отвратителен этой красивой девушке, а самому императору такое даже не приходило в голову. Наоборот, он ощущал прилив сил и не хотел растрачивать их на других наложниц. Сын неба никого не желал так, как желал Ехоналу. С другими женщинами его страсть быстро угасала, и, зная это, молодой правитель радовался, что прошло семь дней, а ему хотелось ту же наложницу все сильнее и сильнее. Задержка разжигала его нетерпение.
На третью ночь Ань Дэхай окончательно вышел из себя и отправился к вдовствующей императрице. Он рассказал ей, что происходит, как Ехонала, зная власть императора, отказывается повиноваться.
- В нашей династии никогда не было такой женщины! - вскричала вдовствующая мать императора. - Пусть евнухи силой отведут ее к моему сыну!
Главный евнух колебался.
- Почтенная, - возразил он наконец. - Я подвергну сомнению такой способ. Эту женщину следует только убеждать, потому что, уверяю вас, почтенная, ее нельзя заставить. Хоть и стройная, как ива, Ехонала очень сильна. К тому же она выше ростом и тяжелее Сына неба. Когда они останутся вдвоем, она от отчаяния может даже укусить его или расцарапать ему лицо.
- Какой ужас! - воскликнула вдовствующая императрица.
Старая женщина мучилась больной печенью, много времени проводила в постели и теперь тоже лежала. Забившись в угол своей огромной кровати, она, казалось, выглядывала из пещеры.
Подумав, она спросила:
- Есть ли во дворце кто-нибудь, кто смог бы убедить ее?
- Почтенная супруга - ее кузина, - сообщил главный евнух.
Вдовствующая императрица возразила:
- Не принято, чтобы супруга зазывала наложницу в постель своего господина.
- Не принято и не подобает, почтенная, - согласился главный евнух.
Старая женщина долго молчала. Он даже подумал, что ее одолел сон. Но нет, она подняла морщинистые веки и сказала:
- Хорошо, пусть Ехонала пойдет во дворец к супруге.
- А если она не захочет, почтенная? - спросил главный евнух.
- Как это - не захочет? - удивилась вдовствующая императрица.
- Она отказалась идти к самому Сыну неба, - напомнил Ань Дэхай.
Вдовствующая мать императора застонала:
- Говорю тебе, я в первый раз вижу такую неистовую женщину. Ну что ж, зато супруга мила. Скажи ей, что Ехонала больна и ее нужно проведать.
- Да, почтенная, - обрадовался главный евнух, который хотел получить именно такие указания. Он поднялся: - Спите спокойно, почтенная.
- Уходи, - ответила вдовствующая императрица. - Я слишком стара, чтобы волноваться из-за любовных дел.
Она заснула, а он тихо вышел и сразу отправился во дворец супруги. Сакота сидела и вышивала тигриные мордочки на туфельках своего будущего ребенка.
Главный евнух вошел и воскликнул:
- Разве у императорской супруги мало женщин, чтобы заниматься вышиванием?
- Совсем нет, - ответила Сакота, - но тогда мне самой будет нечего делать. Я не так умна, как моя кузина Ехонала. Я не хочу читать книги или заниматься живописью.
Жестом маленькой руки она предложила все еще стоявшему перед ней Ань Дэхаю сесть. На среднем пальце у нее был надет наперсток, а чуть пониже - золотое кольцо.
- Именно из-за вашей кузины, госпожа, я вынужден предстать перед вами, - продолжал он. - И по приказанию вдовствующей матери императора.
Она подняла свои красивые глаза:
- О?
Главный евнух прокашлялся.
- Ваша кузина доставляет нам много беспокойства.
- В самом деле? - спросила Сакота.
- Она не желает подчиняться призыву императора. Маленькая головка Сакоты склонилась над вышивкой, ее щеки залились румянцем.
- Но я слышала… Моя служанка говорила…
- Ехонала завоевала милость императора, - согласился он. - Но она не хочет к нему возвращаться.
Румянец на щеках Сакоты стал еще ярче.
- А какое это имеет отношение ко мне?
- Может быть, вам удастся вразумить ее, - ответил он.
Медленно и старательно вышивая желтый глаз тигра, Сакота обдумывала предложение.
- А уместно ли обращаться ко мне с такой просьбой? - наконец спросила она.
Главный евнух ответил прямо:
- И в самом деле, госпожа, неуместно. Но мы все должны помнить, что Сын неба - не простой человек. Никто не вправе ему отказывать.
- Она так ему нравится! - прошептала Сакота.
- Разве можно ее винить? - сказал он в ответ.
Маленькая женщина вздохнула, собрала свое рукоделие, положила на инкрустированный столик. Затем сложила руки на груди, вздохнула еще раз и промолвила нежным голосом:
- Мы с ней сестры, - если я ей нужна, то я пойду.
- Спасибо, госпожа, - обрадовался главный евнух. - Я сам провожу вас и подожду вашего возвращения.
Вот так и случилось, что в тот же день новая фаворитка императора, лежавшая на своей кровати с сухими глазами, в которых рыдало отчаяние, увидела стоявшую в дверях кузину. Ехонала еще острее почувствовала, как ненавидит эту жизнь, и сожалела, что выбрала величие. Теперь она знала его цену.
- Сакота! - заплакала Ехонала и протянула к ней руки.
Растаяв от такого приветствия, Сакота сразу подбежала к ней. Обнявшись, молодые женщины залились слезами. Ни одна не решалась говорить о том, что знали обе, - ведь Сакоте эти воспоминания были столь же отвратительны, как и Ехонале.
- О, дорогая сестра, - плакала Сакота. - Три ночи!.. У меня была лишь одна.
- Я не вернусь к нему, - прошептала Ехонала.
Она так судорожно обняла кузину за плечи, что та едва могла дышать. Сакота опустилась на кровать.
- О, сестра, ты должна!.. - воскликнула она. - Иначе, дорогая, подумай, что они с тобой сделают. Теперь мы уже не принадлежим самим себе. Тогда Ехонала, опять же шепотом, чтобы не подслушали евнухи, открыла кузине свое сердце.
- Сакота, мне еще хуже, чем тебе. Ты ведь не любишь другого мужчину! Я же, увы, знаю, что люблю. В этом-то все несчастье! Если бы я не любила, мне было бы все равно. Что такое женское тело? Это лишь вещь, которую либо придерживают для себя, либо отдают. Когда не любишь, им не гордишься. Оно бесценно только когда сама любишь - и тебя тоже любят.
Ей не требовалось называть имя. Кузина знала, что это был Жун Лу.
- Слишком поздно, сестра, - проговорила Сакота и погладила мокрые щеки Ехоналы. - Теперь уже никуда не денешься.
Ехонала оттолкнула ласковые руки.
- Тогда мне лучше умереть, - сказала она, и голос ее сорвался. - По-настоящему я жить не буду.
И она снова заплакала на плече у кузины. У маленькой Сакоты было нежное женское сердце. Утешая Ехоналу, поглаживая ей лоб и щеки, она размышляла о том, как ей помочь. Вырваться из дворца невозможно. Если наложница убежит из Запретного города, то во всем мире места ей уже не найти. Ехонала не сможет вернуться в дом отца Сакоты, потому что тогда за ее грех будет казнена вся семья. А где еще спрятаться беглянке? Затеряться среди незнакомых людей ей не удастся, - все будут любопытствовать, кто она такая. А о том, что из дворца императора скрылась наложница, будет объявлено во всеуслышание на каждом углу. Нет, любую помощь и поддержку следует искать в этих стенах. Интриг здесь предостаточно, и хотя ни один мужчина, кроме Сына неба, не мог оставаться в Запретном городе на ночь, все равно днем женщины имели любовников.
Но как же она, императорская супруга, может опуститься до сделок с евнухами, тем самым отдав себя им во власть? Она не пойдет на это. И не только из страха, но и из-за своего положения.
- Дорогая кузина, - начала Сакота, скрывая свои мысли, - ты должна поговорить с Жун Лу. Попроси его сказать моему отцу, что ты не можешь здесь оставаться. Возможно, отец сумеет выкупить тебя, обменять на другую девушку или даже объявит, что ты сошла с ума. Конечно, кузина, это произойдет не сразу, ведь по слухам, наш господин очень тебя полюбил. Но позже, когда твое место займет другая, можно будет попытаться что-то сделать.
Сакота говорила искренне, ей невдомек были тайные переживания: любить она никого не любила, да и ревновать не умела, но гордость Ехоналы была уязвлена. Как, ее предполагалось сместить?! Раз Сакота заговорила об этом, то, возможно, она слышала подобные разговоры от служанок и евнухов? Ехонала села на кровати, откинула с лица рассыпавшиеся волосы.
Я не могу попросить родича ко мне прийти! Ты знаешь это, Сакота! По дворам разлетятся сплетни. А ты можешь послать за ним, он ведь и твой родич. Пошли же и передай ему, что я наверняка наложу на себя руки. Передай, что я на все готова, лишь бы вырваться отсюда. Здесь тюрьма, Сакота, мы все в тюрьме!
Я вполне довольна этой тюрьмой, - мягко возразила кузина. - По-моему, здесь неплохо.
Ехонала искоса взглянула на нее.
- Ты всегда довольна, если можешь тихо сидеть и заниматься своей вышивкой!
Ресницы Сакоты опустились, ротик искривился:
- А что еще делать, кузина? - грустно спросила она.
Ехонала закрутила волосы в большой узел.
- Делать! - воскликнула она. - Об этом я и говорю! Здесь ничего нельзя делать - нельзя пойти на улицу, нельзя даже высунуть голову за ворота и посмотреть, дают ли на углу представление. С тех пор как я попала сюда, я не видела ни одного спектакля, а ты знаешь, как я их раньше любила. Книги, живопись. Хорошо, я рисую. Но для кого? Для себя! Этого мало. А ночью…
Она вздрогнула, подтянула колени и положила на них свою гордую голову.
Сакота долго сидела молча, сознавая, что ничем не утешит эту неистовую красавицу, которую она и в самом деле не понимала. Ведь женщина не может своей яростью изменить то положение, которое ей дано от рождения. Затем супруга императора поднялась.
- Кузина, дорогая, - начала она своим вкрадчивым голосом. - Я ухожу, а тебя пусть искупают и оденут. Потом ты поешь что-нибудь твое любимое. А я пошлю за родичем. Когда он появится, не гони его. А если пойдут сплетни, я скажу, что сама велела ему тебя навестить. - С этими словами Сакота легко, подобно перышку, дотронулась до склоненной головы Ехоналы и удалилась.
Оставшись одна, Ехонала вновь бросилась на подушки и замерла, уставившись в раскинувшийся над кроватью балдахин. В голове ее рождались фантазии, замыслы, планы - для воплощения их в жизнь требовалось одно: чтобы Сакота взяла ее под свою защиту. Сакота - супруга императора, ее никто не посмеет ни в чем обвинить.
В спальню боязливо заглянула служанка. Ехонала повернула голову.
- Я приму ванну, - сказала она, - и надену что-нибудь новое - например, зеленый халат. А потом поем.
- Да, да, моя царица, моя любимая, - радостно забормотала старая женщина. Опустив занавеску, она засеменила по коридору, спеша выполнить приказание.
В тот же день, за два часа до захода солнца, когда все мужчины должны были покинуть Запретный город, Ехонала услышала шаги, которые ждала. С тех пор как ушла Сакота, она не позволяла входить никому. Только служанка сидела за дверью. Ехонала честно призналась ей:
- Я в большой беде. Моя кузина Сакота знает об этом. Она призвала нашего родича, чтобы он выслушал меня, а потом все рассказал моему дядюшке-опекуну. Пока родич будет здесь, сторожи у двери. Не входи сама и не позволяй никому заглядывать. Ты же понимаешь, что он придет по приказу супруги императора.
- Понимаю, госпожа, - ответила женщина.