- Я не читала этого номера.
- А! Ну так суть в том - цитируя по памяти, - что нет ничего дурного в том, чтобы молодой человек пригласил девушку в театр при условии, что спектакль - дневной. Напротив, девушка сочтет это милым и деликатным знаком внимания. Ну так завтра суббота, а у меня есть два билета в "Зимний сад". Пойдете?
- А Тетушка Исобель указывает, что означает принятие девушкой этого приглашения?
- Оно подразумевает, что она начинает отвечать - возможно, чуть-чуть, но все-таки заметно - на почтительное чувство джентльмена.
- Ах так! Довольно-таки серьезно. Мне надо подумать.
- Само собой разумеется. А теперь, если вы простите мою смелость, вам необходимо поскорее переодеться. Вы же промокли насквозь.
- Действительно. Вы как будто знаете все - точно Тетушка Исобель.
- Возможно, некоторое сходство и существует, - сказал Сэм.
Когда Сэм вернулся в "Мон-Репо", он столкнулся с Фаршем Тодхантером.
- А, вот и ты! - сказал Фарш. - Минуту назад тебя спрашивали люди.
- Неужели? Кто они?
- Ну, в дверь позвонила молодая дамочка, но я вроде бы заметил грузного типа немного в сторонке.
- Мои старые друзья. Томас Г. и мисс Ганн, так мне кажется. Настойчивая парочка. Они просили что-нибудь мне передать?
- Нет. Она спросила, дома ли ты, а когда я сказал, что ты тут где-то, она сказала, что это не важно.
3
Тот же вечер. Апартаменты лорда Тилбери.
- Да? Да? Говорит лорд Тилбери… А, это вы. Твист? Есть новости?
- Кухарка девушки только что приходила передать, что девушка пойдет завтра в театр с мистером Шоттером на дневной спектакль.
- Ух! - сказал лорд Тилбери.
Он положил трубку и на несколько секунд погрузился в раздумье. Затем, приняв решение, направился к бюро и взял бланк каблограммы.
Составление каблограммы стоило ему немалых усилий. Первый вариант был настолько сжатым, что он сам, перечитывая, не понял его. Он смял и выбросил лист, а затем пришел к выводу, что теперь не время давать волю инстинкту экономии, который просыпается в самых богатых людях, когда они пользуются услугами телеграфа. Взяв другой бланк и бесшабашно махнув рукой на расходы, он сообщил мистеру Пинсенту, что, вопреки практически отеческой заботе пишущего, племянник мистера Пинсента Сэмюэл, к сожалению, тайно от нее увернулся и спутался с девицей, проживающей в пригороде.
Он просил мистера Пинсента сообщить ему свои пожелания.
Это сочинение его удовлетворило. Превосходно изложено. Он позвонил и отправил служителя со своим творением на телеграф.
22. Бурные времена в "Мон-Репо"
1
В жизни почти нет ничего приятнее, чем сидеть под собственным кровом и курить первую утреннюю трубку, которая завершает наслаждение от завтрака. Сэм смотрел, как Фарш убирает остатки потрясающей яичницы с беконом и кофей-пик, недавно содержавший кофе, душистее которого не пинал никто, и его переполняло ощущение возвышающей радости бытия. Было субботнее утро, и чертовски хорошее субботнее утро, если на то пошло, такое теплое, что можно было открыть окно, но с оттенком прохлады, оправдывающим пылание огня в камине.
- Фарш, - сказал Сэм, - ты когда-нибудь испытывал непреодолимое желание излиться в песне?
- Нет, - ответил Фарш по зрелом размышлении.
- Никогда не испытывал необоримый порыв разразиться какой-нибудь старинной провансальской chansonnette , воспевающей любовь, юность и романтичное счастье?
- Не-а.
- Пожалуй, оно и к лучшему. Взыскательным требован и ям ты не отвечал бы, а надо считаться с соседями. Но признаюсь тебе, что нынче утром меня на это так и подмывает, Что ты там постоянно цитируешь из Браунинга? Ах да!
В алмазах все поле,
Свет утренний ясен,
Господь на Престоле,
И мир так прекрасен.
Вот что я чувствую.
- А что ты скажешь насчет этого бекона? - осведомился Фарш, беря уцелевший ломтик и держа его против света будто редкое objet d'art .
Сэм заметил, что его аудитория не была настроена на лирическую ноту.
- Я слишком вознесен духовно, чтобы судить о подобных предметах, - сказал он. - Но мне представляется, что с ним все в порядке.
- На полпенса за фунт дешевле, чем вчерашний, - сообщил Фарш с сумрачным торжеством.
- Неужели? Ну, как я уже упоминал, жизнь нынче утром выглядит очень и очень недурной. Днем я веду мисс Деррик в театр, так что вернусь совсем не рано. А посему до своего ухода я должен кое-что сказать тебе, Фарш. Вчера я подметил в тебе тенденцию изничтожать нашего подручного. Не допускай ее развития. Когда я вернусь вечером, то надеюсь найти его в целости и сохранности.
- Будь спок, Сэм, - благодушно ответил мистер Тодхантер. - Всего-то и случилось, что я действовал сгоряча. А теперь все обдумал и ничего против него не имею.
Что было чистой правдой. Сон, клубок забот распутывающий , во многом утишил смятение духа Фарша Тодхантера. Целительный его бальзам убедил его, что он был несправедлив к Клэр, и теперь он захотел заручиться квалифицированным мнением Сэма по этому вопросу.
- Вот, скажем, так, Сэм, скажем, барышня одного парня пошла и угостила другого парня чашкой горячего чая и отрезала ему кусок кекса. Это же не значит, что она с ним заигрывала, ведь так?
- Вовсе нет! - с жаром ответил Сэм. - Ничего подобного. Я бы сказал, что это свидетельствует о сердечной доброте, а не о легкомыслии.
- А!
- Может, я чересчур современен, - продолжал Сэм, - но, на мой взгляд - и я излагаю его бесстрашно, - девушка может отрезать много кусков кекса и все-таки остаться хорошей, душевной, женственной женщиной.
- Понимаешь, - стоял на своем Фарш, - он был мокрым.
- Кто был мокрым?
- Ну, этот тип Твист. Оттого что мыл собаку. А Клара налила и отнесла ему чашку горячего чая и кусок кекса. Не спорю, я тогда взбеленился, но теперь вижу, что, может, я к ней зря придрался.
- Конечно, зря, Фарш. Она всегда делает что-нибудь такое из чистого благородства. Да в первое же утро, когда я добрался сюда, она меня накормила полным завтраком - яичница с беконом, поджаренный хлеб, кофе, мармелад - ну все!
- Правда?
- Святая правда. Она жемчужина, и тебе очень с ней повезло.
- А! - пылко воскликнул Фарш.
Он быстро составил все на поднос и спустился с ним в кухню, где Шимп Твист опасливо на него покосился. Хотя, вернувшись накануне вечером, Твист не претерпел никакого ущерба от рук Фарша, он приписал такое милосердие исключительно заступничеству Сэма, который настоял на официальном примирении. А сейчас он услышал, как за Сэмом захлопнулась входная дверь. И Шимп съежился от дурного предчувствия, потому что был нервным человеком и терпеть не мог физического насилия, особенно когда оно, как в данном случае, обещало быть односторонним. Но благодушие Фарша вскоре его успокоило.
- Хороший денек, - сказал Фарш.
- Чудесный, - сказал Шимп с облегчением.
- Эта собака завтракала?
- Грызла башмак, когда я видел ее в последний раз.
- А, ну, может, этого ей до обеда хватит. Хорошая собака.
- Да-да.
- Хорошая погода.
- Да-да.
- Если дождик не пойдет, денек будет хороший.
- Всеконечно.
- А если пойдет, - продолжал Фарш с солнечным оптимизмом, - так в газетах пишут, что фермерам дождик будет очень кстати.
Беседа эта преисполнила бы радостью сердце Генри Форда или какого-нибудь другого миролюбца; и Шимп с обычной своей хитрой сообразительностью не замедлил воспользоваться таким дружелюбием своего собеседника и запустил пробный шар:
- Хорошо спали?
- Как убитый.
- Вот и я тоже. Знаете, - продолжал Шимп с энтузиазмом, - кровать у меня та еще!
- А?
- Да, сэр, кровать что надо. И комната чистый шик. Ну, вот я и подумал, что нехорошо получается: я в этой шикарной комнате с такой кроватью, а ведь я поступил сюда после вас. Может, поменяемся?
- Комнатами?
- Да, сэр. Вам моя преотличная большая передняя комната, а мне ваша задняя каморка.
Дипломатов то и дело губит одна и та же промашка - соблазн пускаться в подробности. Зайди речь просто об обмене комнатами, как, скажем, два средневековых монарха могли бы обменяться боевыми конями и доспехами, Фарш, вероятно, согласился бы. Счел бы это дуростью, но пошел бы на обмен, знаменуя таким поступком, что мир в это утро, по его мнению, был чудесен, а также желая показать мистеру Твисту, что он его простил и желает ему всех благ. Но при подобной формулировке какой человек в столь великодушном и щедром настроении, как он, согласился бы стать орудием изгнания такого обаятельного человека из шикарной передней комнаты в заднюю каморку?
- Не могу, - сказал Фарш.
- Так я же очень рад буду. От всей души.
- Нет, - сказал Фарш. - Нет, не могу я.
Шимп вздохнул и вернулся к своему пасьянсу. Фарш, изнывая от прилива благожелательности, вышел в сад. Он вспомнил, что в этот час Клэр обычно выходила глотнуть свежего воздуха после изнурительного труда в спальнях. И действительно, она прогуливалась по дорожке.
- Привет, - сказала она.
- Привет, - сказал Фарш. - Хороший денек. Значительный процент горестей жизни возникает из-за
недоразумений между мужской и женской половиной народонаселения, которые порождаются неспособностью мужчины, чей голос не был поставлен профессионально, передать тоном чувства, скрытые за его словами. По мнению Фарша, его интонации должны были сразу убедить Клэр, что он видит в ней ангела света и украшение ее пола. А если они и прозвучали чуточку официально, то лишь из-за смущения при мысли, как он незаслуженно обидел ее при их последней встрече.
Клэр, однако, заметив официальность, - поскольку прежде свое утреннее приветствие он облекал во фразы вроде: "Здорово, уродинка!" или "Наше вам, рожа!" - приписала ее нарастающей холодности, столь ее встревожившей. У нее упало сердце, и она сказала провоцирующе:
- А как там мистер Твист?
- Отлично.
- Ты с ним не ссорился, а?
- Кто?! Я?! - вскричал Фарш шокировано. - Да мы с ним друзья - водой не разлить!
- О!
- Только что отлично поболтали.
- Обо мне?
- Нет, о погоде, и о собаке, и о том, как хорошо нам спалось ночью.
Клэр покопала в песке дорожки кончиком туфли.
- О! Ну так я пошла мыть посуду, - сказала она. - Счастливо оставаться.
2
Фарш Тодхантер не отличался быстротой мысли. Не принадлежал он и к напрактикованным представителям его пола, которые способны прочесть неизмеримо много во взгляде женщины и мгновенно понять, что она имеет в виду, когда чертит арабески кончиком туфли по песку дорожки. И потому более трех часов он пребывал в блаженном состоянии, а затем внезапно, пока он мирно покуривал трубочку после плотного обеда, его настроение круто изменилось, и в глубинах его сознания зашевелилась мысль, что Клэр во время их недавней встречи держалась как-то не так.
Он задумался над этим, и, так как только что съеденная им самим приготовленная пища вела победоносный бой с его пищеварительными органами, им овладела мрачная тревога. Медленно, но верно в нем пробуждалась ревность, от которой сон было излечил его. Он выпустил облако табачного дыма и сквозь него угрюмо уставился на Шимпа Твиста, который был погружен в глубокую задумчивость по другую сторону кухонного стола.
Ему пришло в голову - и не в первый раз, - что внешность Шимпа ему очень не нравится. Даже собственная мать не назвала бы Шимпа Твиста красавцем, и все-таки имелось в нем что-то, рассчитанное на то, чтобы вызывать тревогу в помолвленном мужчине. В глазах у него пряталось выражение, по какому в фильмах всегда можно узнать губителей семейных очагов. Законченный змей в человеческом облике, решил Фарш, а его внутренний механизм тщетно старался справиться с тем, чем он его загрузил.
Не принесли душевного покоя и воспоминания об утреннем разговоре с Клэр, столь кратком, что он помнил каждое ее слово. И все они касались вот этого плюгавчика с черным сердцем по ту сторону стола.
"А как там мистер Твист?" Многозначительный вопрос. "Ты с ним не ссорился, а?" Подозрительный намек. А когда он сказал, что они отлично поболтали, она спросила: "Обо мне?"
Последнее воспоминание так взволновало Фарша, что он вынул трубку изо рта и обратился к своему визави с внезапностью, смахивавшей на бешенство:
- Эй!
Шимп вздрогнул от неожиданности. Он как раз взвешивал, может ли подручный во исполнение своих обязанностей приставить лестницу к задней стене дома, взобраться на нее и покрасить раму в окне задней комнаты. А когда Фарш начнет готовить обед…
- А? - спросил он, моргая, и с изумлением обнаружил, что человек, недавно источавший дружелюбие, смотрит на него холодно, враждебно и подозрительно.
- Хочу тебя кое о чем спросить, - сказал Фарш.
- Валяй, - ответил Шимп и нервно улыбнулся. Большая неосторожность с его стороны, поскольку улыбка его совсем не красила. Фаршу она показалась хитрой и подлой.
- Хочу знать, - продолжал Фарш, - шашнями пахнет? - Э?…
- Между тобой и моей девушкой в соседнем доме. Есть, как говорится, между вами что-нибудь?
- Да ни в жизнь! - вскричал Шимп взволнованно.
- Ну, - внушительно сказал Фарш, - лучше, чтоб не было, понял?
Он встал, чуть повеселев, подозрения на мгновение утихли, и он направился в сад, где несколько минут чирикал над изгородью.
Это не вызвало никакого отклика, а потому он перелез через изгородь и заглянул в кухонное окно "Сан-Рафаэля". Кухня была пуста.
- Гулять пошла, - поставил диагноз Фарш и оскорбился. Если Клэр пошла гулять, то почему не позвала его с собой? Ему это не понравилось. Напрашивался вывод, что любовь остыла. Он вернулся в "Мон-Репо" и совсем смутил впечатлительного мистера Твиста, двадцать минут глядя на него в упор и почти не моргая.
Клэр не пошла гулять. Она села на лондонский поезд двенадцать десять, а с вокзала направилась на Джон-стрит в резиденцию мистера Брэддока. Она намеревалась ознакомить с фактами свою мать и попросить у этой многоопытной женщины совета в критическую минуту своей жизни. Ее вера в Тетушку Исобель не поколебалась, но мнение второго специалиста всегда полезно. Ибо тревога Клэр после утренней беседы с Фаршем через изгородь непрерывно нарастала. Ей показалось, что он держался как-то не так. Не принесло душевного покоя и воспоминание об их разговоре.
"А как там мистер Твист?" - спросила она. И он не только не проявил готовности турнириться, но ответил веселым голосом: "Отлично". Страшноватый ответ.
А он еще добавил, что они друзья, водой не разлить. Рассеянно отвечая на отеческие шуточки Следдона, Клэр вошла к матери, плотно сжимая губы, с суровостью во взоре. Миссис Липпет, введенная в курс, твердо встала на сторону Тетушки Исобель.
- Умная женщина, сразу видно, Клара.
- Клэр, - машинально поправила дочка.
- Она знает.
- И я так думаю.
- Ох и страдала же она, эта женщина, - сказала миссис Липпет. - Тут не ошибешься. Разве же она знала бы о жизни столько, если бы не страдала?
- Так ты бы продолжала его испытывать? - настойчиво осведомилась Клэр.
- Испытывай его, испытывай побольше, - сказала миссис Липпет. - Другого способа нет. Не забывай, деточка, твой Кларенс - моряк, а моряков надо держать в узде. Вот говорят, будто морякам все равно. А я говорю: пусть им будет не все равно. Вот что я говорю!
Назад Клэр вернулась на автобусе.
Для размышления нет ничего лучше поездки на верху автобуса. К четырем часам, когда это транспортное средство высадило ее на углу Берберри-роуд, ее решимость закалилась как сталь, и следующий свой ход она разработала во всех мелочах. На минуту она заглянула в кухню, вышла оттуда в сад и узрела Фарша, меряющего шагами лужайку "Мон-Репо".
- Э-эй! - крикнула она, сумев придать своему голосу веселую беззаботность.
- Где ты была? - осведомился Фарш.
- Ездила навестить мамочку… А мистер Твист дома?
- Зачем тебе мистер Твист?
- Просто хотела отдать ему… то, что обещала.
Обещанным оказался конверт сиреневого цвета и аромата, и Фарш, взяв его и разглядывая, будто гадюку у себя на ладони, сделал роковое открытие:
- В нем что-то есть.
- Конечно, есть. Если бы там ничего не было, зачем бы мне его ему отдавать?
Пальцы Фарша нервно мяли конверт.
- О чем это ты ему пишешь?
- Не важно.
- В нем есть еще что-то, кроме записки. Поскрипывает, когда на него жмешь.
- Маленький подарок, который я ему обещала.
Мозг Фарша Тодхантера затуманило чудовищное подозрение. Немыслимо! И все же… он разорвал конверт, и его подозрение подтвердилось! Между его пальцами повис локон белобрысых волос.
- Когда ты кончишь вскрывать чужие письма… - сказала Клэр.
Она поглядела на него - вначале с надеждой, а потом со все возрастающим отчаянием. Лицо Фарша было деревянным и не выражало ничего.
- Я рад, - наконец хрипло сказал Фарш. - Я беспокоился, а теперь успокоился. Я беспокоился, потому что беспокоился, вдруг ты и я друг другу не подходим и зря поторопились. Но теперь я успокоился, потому что вижу, тебе другой нравится, так что беспокойство, что делать и как, меня больше не беспокоит. Он на кухне, - мягко пророкотал Фарш. - Я ему отдам и объясню, что вскрыто было по ошибке.
Ничто не могло бы превзойти достоинство его манер, но выпадают минуты, когда женщинам такие манеры досаждают.
- Ты что, не собираешься оторвать ему голову? - расстроенно спросила Клэр.
- Я! - сказал Фарш, обретая, насколько это было в его возможностях, сходство со святым Себастьяном на картине в Лувре. - Я? С чего это я буду отрывать голову бедняге? Я рад, потому что я беспокоился, а теперь успокоился, понимаешь?
На глазах ужаснувшейся Клэр он направился через мир, который качался и приплясывал, на кухню "Мон-Репо", изящно держа конверт за уголок большим и указательным пальцами. Он казался спокойным, безмятежным. И даже словно бы что-то напевал.
Однако, войдя в кухню, он сразу изменился. Шимп Твист, оторвавшись от своего пасьянса, увидел в дверях лицо, уставившее на него, как почудилось его воспаленному воображению, не глаза, а два прожектора. Под прожекторами находился рот, который словно бы скрежетал зубами. И из этого рта в краткий интервал между скрежетаниями вырвались жуткие слова. Первыми печатными из них были:
- Руки вверх!
Мистер Твист вскочил и угрем ускользнул за стол.
- Что случилось? - осведомился он в сильном волнении.
- Я тебе покажу, что случилось! - пообещал Фарш после еще одной словесной интерлюдии, набрать которую не разрешил бы ни один профсоюз типографских рабочих. - Выходи из-за стола, как мужчина, и подними руки!
Мистер Твист отклонил это приглашение.
- Я ухвачу тебя за голову, - продолжал Фарш кратко излагать свои планы, - и отвинчу ее, а потом…