Вера прошла мимо с тазиком, оставив распахнутой дверь в большую комнату. Оттуда тянуло прохладой, там летали длинные легкие шторы…
"Плохо твое дело, девочка…"
Надя шла к этому свежему, чистому миру как к спасению, протянув руки и распахнув халат: сквозняк приятно обдувал горячее тело. И шагнула в тихую и грустную прозрачность бабьего лета с подоконника шестого этажа…
- Вы абсолютно правы, абсолютно, - говорил Игорь Антонович, прощаясь с директором. - Я надеюсь, вы простите мне тот максимализм, с которым я поначалу отстаивал детище нашего института. Поразмыслив, я понял, что дитя оказалось мертворожденным, и приношу вам свои извинения. Мы в корне пересмотрим…
Директор слушал московского гостя с большим облегчением: назревавший конфликт с НИИ рассасывался сам собой. И этот симпатичный, поначалу столь рьяно защищавший агрегат молодой инженер, видимо, понял, что ради дела, ради общего всегда следует поступаться личным. Нет, с таким представителем завод сработается: он умеет искать общий язык.
- Я доложу позицию завода, но - маленькая просьба, - продолжал Игорь Антонович. - Я - человек новый, неопытный: поддержите меня официальным письмом на имя моего руководства. Знаете, жизнь есть жизнь.
- Непременно, - заверил Сергей Алексеевич, пожимая руку гостю. - Сегодня же отдам распоряжение об этом.
"Жизнь есть жизнь, - думал Гога, не переставая обворожительно улыбаться. - И Надежда будет мне до гроба благодарна за мое молчание: когда-нибудь и это пригодится". И сказал:
- Благодарю. Кланяйтесь вашей очаровательной…
Распахнулась дверь, и вошла секретарша. Лицо ее было белым, несмотря на умелую косметику, и держалась она как-то неестественно прямо.
- Вас ждет машина, Сергей Алексеевич, - напряженным голосом сказала она.
- Меня? - удивился директор. - Куда машина? Зачем?
- Вас ждет машина у подъезда, - повторила она. - Шофер все знает. Умоляю, не задерживайтесь.
И посторонилась, пропуская Сергея Алексеевича.