"В самом деле?" - удивился пришелец. "А с виду не похоже".
XIV. ЛОМОВЫЕ ЛОШАДИ И ВЕРХОВАЯ ЛОШАДЬ
Две ломовые лошади, жеребец и кобыла, прибыли на Острова Самоа и оказались на одном поле с верховым скакуном. Они боялись подойти к нему, потому что видели, что это был верховой конь, и полагали, что он не станет говорить с ними. А верховой конь никогда не видел таких огромных существ.
"Это, должно быть, великие вожди", подумал он и вежливо приблизился к вновь прибывшим. "Леди и джентльмен", сказал он, "я понимаю, что вы - из колоний.
Я адресую вам свои наилучшие пожелания и от всего сердца желаю хорошо провести время на островах".
Переселенцы посмотрели на него искоса и посовещались друг с другом.
"Кем он может быть?" - сказал жеребец.
"Он кажется подозрительно вежливым", сказала кобыла.
"Я не думаю, что он занимает высокий пост", сказал жеребец.
"Готова поспорить, это всего лишь туземец", сказала кобыла.
Потом они повернулись к скакуну.
"Иди к дьяволу!" - сказал жеребец.
"Удивляюсь твоей наглости! Надо же - беседовать с такими персонами, как мы!" - воскликнула кобыла.
Верховой конь ушел в одиночестве. "Я был прав", сказал он, "это великие вожди".
XV. ГОЛОВАСТИК И ЛЯГУШКА
"Стыдись", сказала лягушка. "Когда я была головастиком, у меня не было хвоста".
"Так я и думал!" сказал головастик. "Ты никогда не была головастиком".
XVI. В ЭТОМ КОЕ-ЧТО ЕСТЬ
Местные жители поведали ему множество историй. Например, они предупредили его о доме из желтого тростника, скрепленном черными нитями греха: любой, кто касался этого дома, немедленно становился добычей Акаанги, и передавался румяной Миру, и одурманивался напитком мертвых, и поджаривался в печи и поедался пожирателями мертвых.
"В этом нет ни слова правды", сказал миссионер.
Был на том острове залив, прямо-таки прекрасный с виду залив; но, по словам местных жителей, купаться там было смертельно опасно. "В этом нет ни слова правды", сказал миссионер; и он пришел в залив и стал там купаться.
Тут его подхватил водоворот и унес к рифу. "Ого!" - подумал миссионер, "кажется, кое-что в этом все-таки есть". И он стал грести сильнее, но водоворот уносил его. "Меня этот водоворот не одолеет", сказал миссионер; и как только он это произнес, то увидел дом, поднятый на сваях над уровнем моря; он был построен из желтого тростника, тростинки соединялись друг с другом черными нитями греха; к двери вела лестница, и вокруг дома висели тыквы. Он ни разу не видел ни такого дома, ни таких тыкв; и водоворот принес человека к лестнице. "Это любопытно", сказал миссионер, "но в этом ничего особенного нет". И он ухватился за нижнюю ступень лестницы и поднялся наверх. Это был прекрасный дом; внутри не оказалось ни души; и когда миссионер оглянулся назад, он не увидел никакого острова, там были только морские волны. "Странно вышло с островом", сказал миссионер, "но чего мне бояться? Ибо со мной - истина". И он решил прихватить с собой тыкву, поскольку он очень любил разные диковинки. Но стоило ему положить руку на тыкву, в тот же миг все, что он видел, все, что его окружало, лопнуло, как пузырь, и исчезло; и ночь сомкнулась над ним, и воды, и сети; и он лежал беспомощный, как пойманная рыба.
"Телу может показаться, что во всем этом кое-что есть", сказал миссионер. "Но если эти истории истинны, удивляюсь, что же станется с моими истинами!"
И тогда ночной мрак был развеян пламенем факела Акаанги; и уродливые руки начали ощупывать сети; и миссионера схватили двумя пальцами, и отнесли его, промокшего насквозь, сквозь ночь и тишину к печам Миру. И румяная Миру сидела у огня печей; и рядом сидели ее четыре дочери и делали напиток мертвых; и сидели там пришельцы с островов живых, мокрые и рыдающие.
Это было самое ужасное место, в которое когда-либо попадали люди. Но из всех, кто когда-либо оказывался там, миссионер был наиболее расстроен; и вдобавок ко всем прочим неприятностям, человек рядом с ним оказался новообращенным из его же паствы.
"Ага", сказал новообращенный, "так и вы здесь оказались наравне со всеми? А как же с вашими историями?"
"Кажется", сказал миссионер, заливаясь слезами, "в них нет ни слова правды".
Но к тому времени напиток мертвых был готов, и дочери Миру начали декламировать на древний мотив: "Исчезли зеленые острова и яркое море, солнце, и луна, и сорок миллионов звезд, и жизнь, и любовь, и надежда.
Впредь больше ничего, только сидеть ночью, и молчать, и глядеть, как пожирают ваших друзей; ибо жизнь - обман, и повязка сорвана с ваших глаз".
И когда пение закончилось, одна из дочерей вышла вперед с миской в руках. Желание вкусить этого напитка родилось в груди миссионера; он мечтал об этом, как пловец мечтает о земле, как жених мечтает о невесте; и он протянул руку, и взял кубок, и собирался выпить. Но затем он все вспомнил и отодвинул сосуд.
"Пей!" пропела дочь Миру. "Нет напитка, подобного напитку мертвых, и испить его один раз - награда за всю жизнь".
"Благодарю вас. Пахнет превосходно", сказал миссионер. "Но я сам - человек с синей лентой; и хотя я знаю, что даже в нашей собственной конфессии имеются расхождения, я всегда придерживался мнения, что этот напиток следует запретить".
"Как!" - вскричал новообращенный. "И ты собираешь соблюдать табу в такое время? Ты же всегда был так настроен против запретов, когда был жив!"
"Против запретов других людей", сказал миссионер. "А не против моих собственных".
"Но все ваши слова - неправда", сказал новообращенный.
"Похоже на то", ответил миссионер, "и я не могу ничего с этим поделать.
Но нет повода нарушать мое слово".
"Никогда ни о чем подобном не слыхала!" - воскликнула дочь Миру.
"Скажи, чего же ты хочешь добиться?"
"Не в том дело", сказал миссионер. "Я требовал этого от других и не собираюсь нарушать слово сам".
Дочь Миру была озадачена; она пошла и рассказала все матери, и Миру прогневалась; и они вмести пошли и рассказали все Акаанге. "Я не знаю, что с этим поделать", сказал Акаанга; и он явился побеседовать с миссионером.
"ЕСТЬ такие понятия, как правильно и неправильно", сказал миссионер; "и ваши печи не могут этого изменить".
"Дайте напиток остальным", сказала Акаанга дочерям Миру. "Я должен немедленно избавиться от этого морского законника, а то будет еще хуже".
В следующее мгновение миссионер оказался среди морских волн, и прямо перед ним на берегу острова высились пальмовые деревья. Он с удовольствием подплыл к берегу и вышел на землю. У миссионера было немало поводов для размышлений.
"Я, кажется, ошибался в некоторых вопросах", сказал он. "Возможно, здесь почти ничего и нет, как я и предполагал; но все же кое-что в этом есть. Буду же довольствоваться этим".
И он зазвонил в колокольчик, оповещая о начале службы.
МОРАЛЬ
Деревья ломаются, падают камни,
Пыль с алтарей летит,
С церквей срываются ставни,
А евангелист стоит.
И так, всегда, понятно почему,
Ведь правда - вот опора ему.
XVII. ВЕРА, ПОЛУВЕРА И БЕЗВЕРИЕ
В давние времена отправились в паломничество три человека; один из них был священником, другой добродетельным человеком, а третий был просто старым бродягой с топором.
В пути священник заговорил об основах веры.
"Мы обретаем доказательства нашей религии в делах природы", сказал он и ударил себя в грудь.
"Это правда", сказал добродетельный человек.
"У павлина скрипучий голос", сказал священник, "как всегда говорилось в наших книгах. Как приятно!" - воскликнул он таким голосом, как будто собирался разрыдаться. "Как успокоительно!"
"Мне не нужны такие доказательства", сказал добродетельный человек.
"Тогда у тебя нет разумной веры", сказал священник.
"Истина велика и она возобладает!" - воскликнул добродетельный человек.
"Есть вера в моей душе; уверен, есть вера и в сознании Одина".
"Это всего лишь игра слов", возразил священник. "Целый мешок такого хлама - ничто по сравнению с павлином".
Как раз тогда они проходили мимо деревенской фермы, где был павлин, сидевший на жерди; птица открыла рот и запела соловьиным голосом.
"Что вы теперь скажете?" спросил добродетельный человек. "А меня все это не остановит! Истина велика и она возобладает!"
"Чтоб дьявол унес того павлина!" сказал священник; и еще мили две он был мрачен.
Потом они достигли алтаря, где Факир показывал чудеса.
"Ах!" сказал священник, "вот подлинные основы веры. Павлин был всего лишь средством. Вот основа нашей религии".
И он ударил себя в грудь и застонал, как будто его терзали колики.
"А с моей точки зрения", сказал добродетельный человек, "все это имеет такое же значение, как павлин. Я верю, потому что вижу, что Истина велика и она возобладает; и этот Факир может продолжать свои фокусы до Судного Дня и не подействует на такого человека, как я".
Тут Факир настолько разозлился, что его рука задрожала; и вот! - посреди чуда из его рукава выпали карты.
"Что вы теперь скажете?" спросил добродетельный человек. "А меня все это не остановит!"
"Дьявол побери этого Факира!" вскричал священник. "Я в самом деле не вижу ничего хорошего в том, чтобы продолжать это паломничество".
"Не стоит унывать!" - воскликнул добродетельный человек. "Истина велика и она возобладает!"
"Если вы совершенно уверены, что она возобладает", сказал священник.
"Даю слово", сказал добродетельный человек.
Так что священник двинулся дальше с легким сердцем.
Наконец явился гонец и поведал им, что все пропало: что силы тьмы осадили Небесные Чертоги, что Один должен умереть и что зло торжествует.
"Я был обманут", вскричал добродетельный человек.
"Теперь все пропало", сказал священник.
"Интересно, не поздно ли еще договориться с дьяволом?" - спросил добродетельный человек.
"О, я надеюсь, что нет", сказал священник. "Во всяком случае, мы можем попытаться. Но что вы там делаете с вашим топором?" обратился он к бродяге.
"Я иду умереть с Одином", ответил тот.
XVIII. ПРОБНЫЙ КАМЕНЬ
Король был человеком, который казался всему миру великолепным; его улыбка была сладка как мед, но его душа была мала как горошина.
У него было два сына; младший сын был его любимцем, а старший был тем, кого он боялся. Однажды утром барабан застучал в их обиталище прежде, чем настал день; и Король отправился в путь с двумя сыновьями, и храброе воинство следовало за ними. Они ехали два часа и достигли основания коричневой горы, склоны которой были очень крутыми.
"Куда мы едем?" - спросил старший сын.
"За эту коричневую гору", сказал Король и улыбнулся сам себе.
"Мой отец знает, что делает", сказал младший сын.
И они ехали еще два часа, и достигли берега черной реки, которая была невиданно глубокой.
"И куда же мы едем?" - спросил старший сын.
"За эту черную реку", сказал Король и улыбнулся сам себе.
"Мой отец знает, что делает", сказал младший сын.
И они ехали целый день, и к заходу солнца достигли озера, где стоял огромный замок.
"Сюда мы и едем", сказал Король; "к дому Короля и священника, к дому, где вы многое узнаете".
У ворот замка их встретил Король, который был священником; он был серьезен, и около него стояла его дочь, и она была прекрасна как утренняя заря, и она улыбнулась и отвела взгляд.
"Это мои сыновья", сказал первый Король.
"А это моя дочь", сказал Король, который был священником.
"Это удивительно прекрасная дева", сказал первый Король, "и мне нравится ее улыбка".
"Это удивительно статные юноши", сказал второй, "и мне нравится их серьезность".
И тогда два Короля посмотрели друг на друга и сказали: "Может кое-что выйти".
А в это время двое юношей рассматривали деву, и один стал бледным, а другой красным; и дева с улыбкой смотрела в землю.
"Вот дева, на которой я женюсь", сказал старший. "Ибо я думаю, что она улыбнулась мне".
Но младший брат дернул отца за рукав. "Отец", сказал он, "позвольте молвить слово. Если я удостоился вашего расположения, разве не я должен жениться на этой деве; ибо я думаю, что она улыбается мне?"
"Скажу тебе в ответ", сказал Король-отец. "Ожидание - это добрый способ охотиться, а когда зубы сжаты, язык остается дома".
Потом они вошли в замок и уселись за стол; и замок оказался настолько велик, что юноши весьма удивились; и Король, который был священником, сидел в конце стола и был настолько молчалив, что юноши преисполнились почтения; и дева прислуживала им, отводя взгляд и так улыбаясь, что сердца их стали биться сильнее.
Прежде чем настал следующий день, старший сын поднялся и нашел деву, которая сидела за плетением - ведь она была прилежной девушкой. "Дева", воззвал он, "я был бы счастлив жениться на тебе".
"Ты должен поговорить с моим отцом", сказала она; она улыбнулась, опустив очи долу, и стала подобна розе.
"Ее сердце принадлежит мне", сказал старший сын; он спустился к озеру и запел.
Немного позже пришел младший сын. "Дева", воззвал он, "если наши отцы договорятся между собой, я хотел бы жениться на тебе".
"Ты можешь поговорить с моим отцом", сказала она; она улыбнулась, опустив очи долу, и стала подобна розе.
"Она - послушная дочь", сказал младший сын, "она станет покорной женой". И затем он подумал: "Что же мне делать?" И он вспомнил, что Король, ее отец, был священником; тогда он пошел в храм и принес в жертву ласку и зайца.
Новости о грядущих событиях разнеслись повсюду; и юноши и первый Король были призваны предстать перед Королем, который был священником. Он восседал на высоком троне.
"Я не думаю о могуществе", сказал Король, который был священником, "и не думаю о власти. Ибо мы обитаем здесь среди теней вещей, и сердце устает от созерцания их. И мы качаемся здесь на ветру, как высыхающие полотна, и сердце устает от ветра. Есть только одна вещь, которая мне по душе, и это - истина; и только одну вещь хочу дать я своей дочери, и это - камень испытания. Ибо в сиянии того камня исчезает видимость и проявляется сущность, а все вещи, кроме нее, ничего не стоят. Поэтому, юноши, коли вы желаете взять в жены мою дочь, ступайте и принесите мне этот пробный камень, он и будет ее ценой".
"Позволь слово молвить", сказал младший сын Королю-отцу. "Я думаю, что мы прекрасно обойдемся без этого камня".
"Скажу тебе в ответ", прошептал отец. "Я согласен с тобой; но когда зубы сжаты, язык остается дома". И он улыбнулся Королю, который был священником.
Но старший сын встал и назвал Короля, который был священником, именем отца. "Ибо женюсь я на этой деве или нет, я буду отныне называть вас этим словом из любви к вашей мудрости; и сию минуту я отправлюсь в путь и буду по всему свету искать пробный камень". После того он простился со всеми и уехал.
"Думаю, что я тоже поеду", сказал младший сын, "если получу ваше разрешение. Ибо мне по сердцу эта дева".
"Ты отправишься домой со мной вместе", сказал ему отец.
И они поехали домой, а когда они прибыли в свой замок, Король отвел сына в сокровищницу. "Здесь", сказал он, "лежит пробный камень, который показывает правду; ибо нет никакой истины, кроме простой правды; и если ты посмотришь в него, то увидишь себя каков ты есть".
И младший сын посмотрел в камень и увидел свое лицо, лицо безбородого юноши, и он был вполне этим доволен; ибо камень был простым зеркалом.
"Нет так уж все это и сложно, оказывается", заметил он. "Но если это позволит мне заполучить деву, я никогда не стану жаловаться. И какой же глупец мой брат, он отправился странствовать по свету, а сокровище всегда было дома!"
Тогда они возвратились в другой замок, и показали зеркало Королю, который был священником; и когда он посмотрел туда, то увидел себя - точное подобие Короля, свой дом - точное подобие дома Короля, и все вещи в точности как они есть. Тогда он громко возблагодарил бога. "Ибо теперь я знаю", сказал он, "что нет никакой истины, кроме простой правды; и я - в самом деле Король, хотя мое сердце внушало мне опасения". И он разрушил свой храм и построил новый; а затем младший сын женился на деве.
Тем временем старший сын странствовал по свету, чтобы найти камень для испытания правды; и всякий раз, когда он прибывал в обитаемые места, он расспрашивал людей, слышали ли они о таком камне. И повсюду люди отвечали:
"Не только слышали мы о нем; мы одни из всех людей владеем такой вещью, и такой камень висит у нас рядом с алтарем". Тогда старший сын радовался и просил посмотреть на сокровище. Иногда это было просто зеркало, которое показывало видимость; и тогда он говорил: "Этого не может быть, ибо должно существовать нечто большее, чем видимость".
Иногда это была просто глыба угля, которая не показывала ничего; в таком случае он говорил: "Этого не может быть, ибо по крайней мере существует видимость". А иногда это был в самом деле пробный камень красивого цвета, чудесно отполированный, светившийся изнутри; когда он находил такие камни, он просил их, и люди из тех мест отдавали ему сокровища, поскольку все они были очень щедры; так что в конце концов его дорожная сума была переполнена камнями и они позванивали, когда он ехал вперед; и наконец он остановился у дороги, достал камни и испытывал их, пока голова его не завертелась, как лопасти ветряной мельницы.
"Будь проклято это дело!" - сказал старший сын. "Ибо я не вижу ему конца. Здесь у меня красный, а здесь синий и зеленый; и мне все они кажутся превосходными, но все-таки друг другу они противоречат.
Будь проклят наш уговор! Если бы не Король, который был священником и которого я назвал своим отцом, и если бы не прекрасная дева из замка, которая заставляет мои губы петь, а мое сердце - биться сильнее, я давно забросил бы все камни в соленое море, вернулся бы домой и стал бы таким же Королем, как все прочие".
Но он был похож на охотника, который увидел оленя на склоне горы. И могла опуститься ночь, и мог разгореться костер, и окна в его доме могли светиться, но желание поймать того оленя было в груди охотника сильнее всего.
И после многих лет странствий старший сын вышел на берег соленого моря; и была ночь, и место казалось безлюдным, и шум моря был очень силен. Наконец он увидел дом и человека, который сидел там, озаренный светом свечи, потому что не было у него очага. И старший сын вошел к нему, и человек дал ему напиться воды, потому что не было у него хлеба; и он покачал головой, когда с ним заговорили, потому что не было у него слов.
"Есть у тебя камень испытания правды?" - спросил старший сын, и когда человек покачал головой, воскликнул: "Я мог бы и догадаться! У меня здесь их полная сумка!" И с этими словами он рассмеялся, хотя в сердце его поселилась усталость.
И тогда человек тоже рассмеялся, и от его смеха свеча погасла.
"Спи", сказал человек, "ибо я думаю, что ты прибыл издалека; твои поиски закончены, а моя свеча угасла".
И когда настало утро, человек отдал ему прозрачный камешек, и не было в том камешке ни красоты, ни цвета; и старший сын презрительно рассмотрел его и покачал головой; и он ушел, поскольку все это показалось ему мелочью.