На цыпочках, словно в пустом доме её мог кто-то услышать, Хаджер-ханым вышла из комнаты, прошла через переднюю и толкнула дверь спальни. В нос ей ударил запах духов. "Можно подумать, что в своей хибарке в районе Сулеймание она только и делала, что душилась, эта голодранка!" - прошипела Хаджер-ханым и внимательно оглядела комнату: широкая двуспальная кровать, яркое пикейное покрывало, на стене, рядом с кроватью, фотография Назан-невесты. От всего веяло покоем и уютом.
Но вот взгляд её остановился на сундуке, обтянутом верблюжьей кожей. И сердце словно ножом полоснула ревность. Этот красивый сундук сын ещё в прошлом году привёз жене из Стамбула. Хаджер-ханым погладила ладонью шероховатую обивку. Если бы не было ненавистной невестки, сундук принадлежал бы ей. Она попыталась приподнять крышку. "Заперт? Нет, открыт!"
Сундук был полон: свёртки, узлы, разноцветные шёлковые и ситцевые ткани с яркими цветами… Но ей были знакомы все эти вещи. Надо посмотреть получше, может, они что-нибудь купили и скрыли от неё? Возможно, сын делал это уже не раз, а она и не подозревала.
Хаджер-ханым потрогала один из свёртков и уже собралась было вытащить его, но вдруг остановилась: "Не нарочно ли невестка оставила сундук незапертым? Наверно, сказала Мазхару: "Посмотри, как здесь всё уложено. А когда вернёмся, давай проверим, не шарит ли у нас в сундуке мать?"
Хаджер-ханым отдёрнула руку. От такой дряни всего можно ожидать! Умеет прикидываться. Когда её ругают, опустит голову и молчит. "Смотри, мол, какая плохая у тебя мать. Оскорбляет меня, а я всё терплю".
Хаджер-ханым снова взорвалась: "Значит, невестка нарочно оставила сундук открытым? Ну и пусть!" Разве она боится этой твари? Выхватив из сундука первый попавшийся свёрток, она отстегнула булавку и развернула его. Блузки, бельё, полотенца… Точно такие же сын покупал и ей. Она вытянула другой узелок. Что-то брякнуло об пол. Синий бархатный футляр? Хаджер-ханым быстро открыла крышку: на золотом перстне, вложенном в лунку, сверкал и переливался всеми цветами радуги крупный бриллиант.
Ей стало дурно, и она грузно осела на пол подле раскрытого сундука. Значит, сын тайно купил драгоценный перстень этой голодранке, этой ленивой размазне, которая не может связать двух слов!
Хаджер-ханым не могла оторвать взгляда от камня, голова её кружилась, в глазах плыли круги. Теперь она не сомневалась, что невестка совсем завладела её сыном. Не сегодня-завтра она станет здесь полновластной хозяйкой и вытравит из сердца сына любовь и уважение к матери…
Глаза Хаджер-ханым наполнились слёзами. Сколько Мазхар заплатил за перстень? Наверно, он стоит уйму денег. "Выклянчила у мужа, бесстыжая!.. А может, он сам ей подарил? Будет теперь похваляться перед всеми: "Вот как муж меня любит! Я для него - всё, а мать - ничто!"
Она попыталась надеть перстень на безымянный палец. Но палец был слишком толст. Тогда она примерила перстень на мизинец. В самый раз! Сердце её зашлось от зависти. Значит, у невестки безымянный палец не толще её мизинца!.. Какой, однако, красивый перстень!
Никогда в жизни у неё самой не было ничего подобного. Ни муж, ни любовники, ни даже сын не покупали ей таких драгоценностей. Ах, как же захотелось Хаджер-ханым, чтобы этот перстень подарили ей…
Внезапно раздался стук - кто-то барабанил кольцом во входную дверь. Хаджер-ханым быстро сунула перстень в футляр, захлопнула крышку и швырнула его в сундук. Потом побросала туда свёртки и узлы и вышла из спальни.
Кто бы это мог быть? Она выглянула в окно. Ах, да это соседка Наджие… Хаджер-ханым сразу успокоилась и открыла дверь.
Наджие, прибежавшая в шлёпанцах на босу ногу, не захотела подниматься наверх.
- Я увидела, - сказала она, жуя сакыз, - что ваш сын и невестка поехали на прогулку, и очень удивилась: почему они оставили вас дома?
Хаджер-ханым вновь почувствовала укол ревности.
- Они приглашали меня, но я сама не захотела.
- Почему же, госпожа? Погуляли, развлеклись бы немного…
- Аллах с тобой! Я и так не скучаю, моя милая. Это не в моих правилах. Да ты поднимись, Наджие, посиди у меня.
- Нет уж, вы извините, я пойду.
- Конечно, дорогая, пойдёшь… Только поднимись на минутку.
Наджие зашлёпала босыми ногами по ступенькам. Они вошли в гостиную. Хаджер-ханым усадила соседку и уселась сама.
- Вот что, дочь моя…
- Простите, Хаджер-ханым, Мазхар-бей уже обещал помочь моему мужу…
- Ах да! Но я даже не успела поговорить с сыном. Тут у нас ссора произошла… Скажи, дочь моя, ты, например, средь бела дня пошла бы в спальню со своим мужем? Виданное ли это дело? Как же надо низко пасть женщине, чтобы допустить…
"Конечно, пошла бы, - усмехнулась про себя Наджие. - А почему бы и нет? Разве спальня днём запирается на замок?" Но вслух сказала:
- Да, мой говорил об этом. Какой позор! На глазах у свекрови, средь бела дня войти в спальню! Просто немыслимо!
- Но думаешь, они просто так? Я выведала, в чём тут дело, меня не проведешь!
- А что же за причина такая? - вкрадчиво спросила Наджие.
- Причина? Пойдём - увидишь!
Охваченная любопытством Наджие последовала за старухой. Они вошли в спальню. Здесь было очень уютно. Кровать, покрытая нарядным одеялом, на полу ворсистые паласы… Именно о такой красиво убранной опрятной комнате мечтала Наджие. У неё даже под ложечкой засосало от зависти.
Хаджер-ханым откинула крышку сундука и вытащила из вороха узлов синий бархатный футляр.
- Вот смотри! - она протянула футляр Наджие на дрожащей от волнения ладони.
Наджие ослепил блеск драгоценного камня. Она более не видела ни нарядной комнаты с роскошной кроватью и паласами, ни старухи.
- Как же Мазхар-бей любит свою жену! - только и могла прошептать она.
По лицу Хаджер-ханым пошли бурые пятна. Только сейчас она спохватилась: зачем было показывать перстень посторонней женщине? Ведь Наджие наверняка подумает, что Мазхар больше любит жену, чем мать.
Старуха захлопнула футляр и с сердцем швырнула его в сундук.
"Нет, - думала Наджие, перед глазами которой всё ещё сверкал драгоценный камень, - что бы ты ни говорила, старая госпожа, а сын твой, видно, крепко любит свою жену". И она вздохнула - ведь её никогда так не любили… А чего в ней недоставало? Если она и не так красива, как Назан, то всё же молода и совсем, совсем не дурна. Правда, немного худовата… Но что из того? А ведь муж ей не только бриллиантового перстня, но даже колечка с простым камушком никогда не купил…
Хаджер-ханым продолжала о чём-то с жаром говорить. Наджие видела, как на её полной шее вздувались синие жилы, но ничего не слышала. Ею безраздельно владели мысли о богатом подарке, сделанном другой женщине. Ах, почему же её муж не приносил такие подарки?.. Почему она должна довольствоваться только его ласками? Да и что это были за ласки?..
Она вспомнила тонкие, словно плети, руки мужа с набухшими венами. Обычно он возвращался домой поздно ночью совсем пьяненький. Пошатываясь, он едва добирался до кровати, валился, как сноп, отворачивался к стене и тотчас засыпал. А ведь Рызе нет ещё и сорока. Что же будет, когда ему стукнет шестьдесят?
- Так-то вот! - услыхала она вдруг голос Хаджер-ханым и быстро спохватилась.
- Ваша правда.
- …и если я не внушу сыну, что его жена никудышная бабёнка, пусть никто не назовёт меня больше Хаджер-ханым! Пришла к нам в дом эта голодранка, эта потаскушка из Сулеймание и госпожу из себя корчит. А ведь не она, а я родила Мазхара, я растила его, не жалея сил, выкормила его, сама недоедала. Я, я, а не она!
- Правильно, тётушка.
- Можно подумать, что она привыкла носить бриллиантовые перстни в отчем доме! Ха-ха! Да и во сне-то она их там не видела! И чем только приворожили моего сыночка? Мало всего, так он теперь и в долги, наверно, залез. Я тоже женщина. И у меня были мужья. Настоящие мужчины. Из таких, что и в дверь не пройдут! Но я никогда не заставляла их залезать в долги!
Хаджер-ханым разволновалась, сердце гулко стучало у неё в груди. Она пошла в кухню и жадно выпила стакан холодной воды.
- Уж не околдовала ли она вашего сына? - стоя за её спиной, вкрадчиво спросила Наджие.
Выражение лица у Хаджер-ханым мгновенно изменилось. Она часто закивала головой.
- Дело говоришь, Наджие. Так оно, должно быть, и есть! Ну и умница же ты! А я вот не додумалась…
- Одна моя знакомая повитуха - её зовут Хюсне - говорит, что в городе есть какой-то ходжа, амулеты заговорённые продаёт, по пятьдесят курушей. Может, ваша невестка и водится с колдунами? Ведь так, ни с того ни с сего не заставишь человека залезть в долги, купить дорогой перстень, да ещё прятать его от матери.
У Хаджер-ханым заблестели глаза.
- Ты права, Наджие. Мазхар никогда не был таким. Мне ли не знать своё дитя. Он без меня бывало куска хлеба в рот не возьмёт!
- По-моему, надо скорее разыскать Хюсне. Сунуть ей пару лир - пусть сходит к этому ходже. Может, он научит, как разрушить чары, которыми невестка околдовала вашего сына?
- А ты возьмёшься за это дело?
- О тётушка, конечно! Вы не беспокойтесь. Если согласны, считайте, что дело сделано.
- Ты уж постарайся, Наджие. Мне бы и самой хотелось повидать бабку Хюсне…
- Ну, это уж лишнее. Она боится полиции. Я с ней поговорю, с глазу на глаз.
- Сколько бы это ни стоило, я согласна. Мой долг - спасти своё дитя от мотовства, от бессовестной жены. Наверно, она уже немало повытянула у него. А там, глядишь, в один прекрасный день скажет: "Прощайте! Оставляю вас на волю аллаха!" И пойдёт гулять по белу свету…
Наджие промолчала.
- Нет. Я не допущу грабежа в своём доме, не позволю ободрать моего сына, как луковицу! Просто грешно залезать в долги из-за какой-то голодранки.
5
- Надеюсь, что вам не пришлось залезать в долги, чтобы купить этот перстень? - спросила Назан.
- Нет, - ответил Мазхар. - Я давно хотел его купить, но ждал, пока в руках окажется достаточная сумма. Теперь дело сделано. Ну и пусть лежит себе в сундуке. Нечего беспокоиться. Ты-то мне досталась так дёшево! Вот этот перстень и будет тебе моим свадебным подарком…
Мазхар отпил глоток чаю.
Они сидели друг против друга в одном из семейных казино, которые начинали входить в моду.
Мазхар быстро воспринимал всё новое. Поэтому ему не казалось предосудительным прийти с женой в летний ресторанчик или в казино и выпить там чаю, кофе или даже ракы. Правда, многим это казалось ещё чем-то диким.
Люди, заходившие в казино, косо поглядывали на адвоката. Зачем приводить жену в такие места, где сидят мужчины? Виданное ли это дело?
Назан ощущала на себе косые взгляды и понимала, что их осуждают. Но она старалась не обращать ни на кого внимания. Раз так угодно мужу, она готова пойти не только в казино, а хоть на край света.
Назан радовалась подарку. Но она не привыкла проявлять свои чувства и сидела молча, потупив взгляд. Мазхар потерял всякую надежду как-то развеселить жену, увидеть на её лице выражение радости. Слишком уж она была сдержанной!
- Было бы лучше, - только и сказала Назан, - если бы вы показали перстень матери.
- Почему лучше? - строго спросил Мазхар.
- Не знаю… Она ведь всё-таки мать.
- Прежде всего, перестань обращаться ко мне на "вы". Я уже тысячу раз просил тебя об этом. И перестань заступаться за мою мать. Я знаю её лучше, чем ты.
Мазхар разнервничался, у него разболелась голова.
Всякий раз, когда он слышал от жены это "вы", ему начинало казаться, что между ними вырастает какая-то невидимая стена отчуждения. Зачем она это делала? Мазхар не видел в этом никакого умысла, но в то же время не мог подавить в себе чувство досады. Они женаты уже пять лет, а он так и не отучил её от этого "выканья", от привычки скрывать свои чувства, от стремления всегда оставаться в тени…
Назан думала о том же. Почему она не умеет показывать свои чувства? Ведь муж сердится на неё за это… Ах, если бы она смогла распахнуть свою душу, обнять его и сказать: "Мазхар, дорогой мой!.."
Назан посмотрела на мужа. Ей показалось, что надвигается гроза. Иногда, даже в самые счастливые минуты, хорошее настроение неожиданно сменялось у него глубоким унынием. Он становился резок и причинял ей немало страданий.
- Куда же девался Халдун? - проговорила Назан, чтобы прервать тягостное молчание.
Мазхар огляделся вокруг. За дальним столиком, у самого барьера, важно восседал какой-то грузный мужчина. Перед ним стояла плоская бутылка ракы. И вдруг Мазхару тоже захотелось выпить ракы. "Подойти к незнакомцу? Поздороваться, сесть с ним рядом и заговорить? Да нет же! Зачем всё это!"
Он поднялся из-за стола и пошёл к выходу искать сына. Мазхар увидел Халдуна на улице. Он стоял около извозчика и о чём-то его расспрашивал. Глядя на сосредоточенное серьёзное лицо мальчика, Мазхар прошептал: "Совсем как взрослый!"
Халдун давно мечтал стать извозчиком. Он долго стоял, заложив руки за спину, и думал: "Вот бы мне таких лошадок!"
- Это твой фаэтон? - спросил он извозчика.
- Мой, если не найдётся хозяина, - улыбаясь ответил извозчик. Он был очень худ и мал ростом.
- А лошади?
- И лошади тоже мои.
- Ты где их взял?
- Нашёл на улице.
- Скажешь тоже! Разве лошади и фаэтоны валяются на улице?
- А разве нет? Если не веришь, спроси у отца. Он тебе подтвердит, что этот фаэтон потеряли, а я его нашёл.
"Наверно, он говорит правду, если велит спросить у отца, - подумал Халдун, - ведь отца все называют "бей-эфенди". Ещё бы - ведь он носит накрахмаленный воротничок. И всё, всё знает. Ему-то никто не соврёт. А если соврёт, он сразу в тюрьму отправит…"
- А я смогу найти фаэтон, как ты?
- Когда подрастёшь, сможешь.
Больше Халдун ни о чём не спрашивал. Стоит только подрасти, его мечта осуществится. Но когда же всё-таки это будет? Можно было бы спросить у отца, но ему лучше не задавать такие вопросы. А то ещё скажет: "Ну и глуп же ты, Халдун!"
Он подошёл к подъезду казино.
- Где ты был? - спросил Мазхар.
- Я хотел посмотреть, что делается на улице.
- Ну и что ты видел?
Халдуну не хотелось рассказывать. Он боялся, что отец скажет: "И не стыдно тебе якшаться с извозчиком? Ведь ты же сын знатного господина!"
- Может, там обезьянки танцевали?
Халдун нахмурился. "Зачем отец надо мной смеётся? Если бы были обезьяны, я бы сказал".
Не получив ответа, Мазхар повторил вопрос:
- Ну как, видел обезьянок?
- Нет.
Мазхар вздохнул. Голова болела всё сильней. Так бывало всегда, когда на смену недавнему возбуждению приходило какое-то смутное беспокойство. Он знал, что вскоре боль станет нестерпимой, и поэтому сказал:
- Может, пойдём домой?
- Как вам будет угодно, - ответила Назан.
О, как его раздражала постоянная готовность жены сделать всё, чего бы он ни захотел! Неужели у неё никогда не было своих желаний?
Он взглянул на сына. Тот, словно котёнок, ласкался к матери, но вид у него был какой-то встревоженный.
- Ну, что у тебя стряслось?
Халдун поёжился. И вдруг стал похож на улитку, которая прячется в свою раковину.
- Ни-че-го, - пролепетал он.
- Ну говори, говори, что там у тебя на уме.
Халдун понял, что отец начинает сердиться. Так, пожалуй, и оплеуху заработаешь. Он тронул отца за рукав:
- Папочка, а как дети вырастают?
Мазхар решительно не знал, как следует объяснить всё это сыну.
- Ты задал серьёзный вопрос, сынок. Об этом можно много говорить, но ты, пожалуй, и не поймёшь. Запомни самое главное: чтобы вырасти, надо хорошо есть и спать после обеда. Вот подрастёшь, пойдёшь в школу, а там учителя тебе всё как следует объяснят. Ты понял меня?
Халдун ничего не ответил. Раз отец говорит, значит, так оно и есть. Но всё-таки его мучил вопрос: "Как же вырастают дети?"
Они поднялись из-за стола и вышли. Солнце неторопливо садилось за далёкие синие горы.
После прогулки Назан немного оправилась от страха, который нагнала на неё свекровь. В доме царила тишина. Ото всего веяло покоем, словно и не было этого ужасного скандала. Хаджер-ханым не показывалась. Она заперлась в своей комнате и плотно занавесила стеклянную дверь.
"Когда ждать новой бури?" - думала Назан. Она так устала от скандалов. Особенно больно было смотреть в такие минуты на сына. Бедный ребёнок трепетал от страха, как осенний лист на ветру.
- Наверно, вам следовало бы попросить прощения у матери, - сказала Назан, снимая с головы платок.
Мазхар передёрнул плечами. Головная боль усиливалась. С каждой минутой ему становилось всё хуже. Он был не в состоянии сейчас не только выносить капризы матери, но наверно, не смог бы заставить себя почтительно говорить с отцом, если бы тот вдруг поднялся из могилы.
У Мазхара едва хватило сил снять пиджак и брюки. Он как подкошенный рухнул на кровать. Какая усталость! А ведь сегодня он почти ничего не делал. "Душевные переживания, - подумал Мазхар, - выматывают человека больше, чем любая работа". Он повернулся на бок и попытался забыться. Но чувство гнетущей тоски не проходило. Почему-то он вспомнил вдруг пузатого посетителя казино и стоявшую перед ним плоскую бутылку ракы. Но ведь у него тоже есть такая бутылка! Что ж, так она и будет до бесконечности стоять нетронутой? Мазхар вскочил:
- Назан!
Молодая женщина, которая в это время, стоя на коленях перед сундуком, приводила в порядок разбросанные узлы, вздрогнула. Она никак не могла найти подарок мужа. И только после того, как были перебраны все узлы, увидела наконец синий футляр чуть ли не на самом дне сундука. "Словно кто-то нарочно забросил его подальше", - подумала Назан. Она ещё не пришла в себя от только что пережитого волнения, когда раздался голос мужа.
- Что вам угодно? - спросила Назан, нежно погладив бархатный футляр и бережно положив его в сундук.
- Мне захотелось выпить пару рюмок ракы. Достань-ка маринованные баклажаны, брынзу, ещё чего-нибудь.
Ей всегда становилось страшно, когда муж выпивал. Сначала он смеялся, говорил без умолку, а ночью наступала реакция. Эта резкая смена настроений очень пугала Назан. У неё самой был ровный, спокойный характер, она не смогла бы обидеть и муравья. Втайне ей очень хотелось, чтобы и муж был таким…
Но делать нечего: она покорно направилась в кухню, достала закуски, накрыла стол.
Мазхар налил ракы, разбавил водой и быстро выпил.