- Нет. Одно слово, яйца всмятку. Еще что?
- Он очень остроумный.
- Видишь!
- О!
- Что такое?
- Уильям знает его с детства.
- Вот как? Тогда зовем Уильяма. Где он? Уильям! УИЛЬЯМ! У-ИЛЬ-ЯМИ!
Такие вопли редко пропадают втуне. Билл Окшот, куривший на террасе, размышляя при этом о своих горестях, влетел в комнату, словно его потянули за веревку.
Он понадеялся было (или испугался), что дядя - при смерти, но быстро понял, что это не так.
- А, что? - спросил он.
- Пришел наконец! - сказал сэр Эйлмер. - Как насчет этого субъекта?
- Какого?
- Который выдает себя за Твистлтона.
- В каком смысле "как насчет"?
- Господи! Ясно тебе сказано: "Как насчет субъекта?"
- Мы очень расстроены, Уильям, - объяснила леди Босток. - Дядя думает, что этот человек - обманщик, самозванец.
- С чего это вы взяли?
- Не важно! - рявкнул сэр Эйлмер. - Ты его знал?
- Да.
- Так, хорошо. А вчера - узнал? - Ну, естественно.
- Не отмахивайся. "Естественно", видите ли! Когда вы виделись в последний раз?
- Лет двенадцать назад.
- Как же ты его узнал?
- Он такой самый. Подрос, а так - такой же.
- Вы вспоминали прошлое?
- Нет, не вспоминали.
- Вот! Пожалуйста!
- Да он отзывается на Мартышку!
Сэр Эйлмер звучно хмыкнул.
- Еще бы! Что ж, ты думаешь, у самозванца не хватит на это ума? В общем, толку от тебя нет.
- Извини!
- При чем тут "извини"? Ничего, я сам разберусь. Поеду к Икенхему, у старого психа должны быть его портреты, как-никак - племянник. Погляжу. Сверю.
- Как ты хорошо придумал, мой дорогой!
- Да, неплохо, - согласился сэр Эйлмер. - Просто осенило.
Он вылетел из комнаты, словно его метнула рука бразильского туземца. Пробегая через холл, он взглянул на Мартышку, который, словно убийца, вернулся на место преступления, в сотый раз вопрошая себя, сойдет или не сойдет.
- Ха! - заметил сэр Эйлмер.
- А, здравствуйте, - отвечал Мартышка, слабо улыбаясь.
Баронет посмотрел на него тем самым взглядом, каким смотрят на самозванцев, особенно если те пойманы на месте. Да, убедился он, вид у субъекта виноватый, мало того, подозрительный.
- Ха! - повторил он на бегу, устремляясь к своей машине.
Через несколько минут, нетерпеливо вырулив на дорогу, он повстречал другую машину. За рулем сидел лорд Икенхем, рядом - Салли.
Глава 6
Лорд Икенхем зорко взглянул на изгиб дороги и беспечно покрутил ус. Вид у него был такой, словно он едет на пикник. Он хорошо выспался, хорошо позавтракал и просто светился радостью. Одно выражение неплохо опишет предприимчивого пэра: как огурчик. Мы можем осуждать его методы, можем и качать головой, но не вправе отрицать сходства с этим овощем.
- Здесь? - спросил он спутницу.
- Здесь.
- Как ты уверенно отвечаешь!
- Я тут была, лепила этот бюст.
- Балбес не ездил к тебе в мастерскую?
- Конечно, нет. Вельможные особы не ездят к скромным скульпторшам.
Лорд Икенхем ее понял.
- И то правда, - сказал он. - Никак не привыкну, что Балбес - большая шишка. Для меня он - мордатый подросток, который перегнулся через стул, чтобы удобней было его бить. И я бил, страдая не меньше, чем он. Кстати, не верь, я искренне радовался. Да, все становятся старше, и это странно. Себя я чувствую двадцатилетним, а что до Мартышки, понять не могу, что он женится. Так и вижу его в матросском костюме.
- Какая прелесть!
- Нет. Мерзость. Матлот из оперетты. Но хватит о нем. Пришло время обсудить и стратегию, и тактику.
Голос его обрел ту звонкую легкость, которой боялся племянник.
- Стратегию и тактику, - повторил он. - Вот - дом. Вот - бюст. Надо соединить их, что я сейчас и сделаю. А?
- Я квакнула. Хотела спросить: "Как", но вспомнила про Колумба.
Граф удивился.
- Дорогая моя, неужели ты беспокоишься из-за такой чепухи? Поверь, есть тысячи способов. Если я опушу усы, вот так, похож я на слесаря?
- Нет.
- А если подниму, похож на репортера сельскохозяйственной газеты?
- Ни в малейшей степени.
- Так, так, так… Интересно, есть у Балбеса попугай?
- Нету. А что?
- Неужели Мартышка не рассказывал, что было на Мэйфкинг-роуд?
- Нет. Что же там было?
- Там был небольшой коттедж, укрепленный, словно замок, неприступные "Кедры". Но я проник в него с поразительной легкостью. Вот я - за оградой, вот - в гостиной, сушу ноги у газового камина. Служанке я сказал, что мы пришли подстричь попугаю когти. Я - хирург, Мартышка - мой ассистент, дает наркоз. Как же это он не рассказывал? Мне не нравится такая скрытность, есть в ней что-то болезненное. Да, хирург для попугаев мне особенно удался. Жаль, что у Балбеса их нет. Хотя это естественно - попугаев держат хорошие, добрые люди. Ну, как-нибудь войду.
- А потом?
- Это легче легкого. Прячу бюст под полой, завожу разговор с Балбесом и вдруг говорю: "Эй, что там?" Он оглядывается, я ставлю бюст. Пошли!
- Подождите, дядя Фред, - сказала Салли.
- Ждать, в такие минуты? Икенхемы не ждут.
- Пусть учатся. У меня план лучше.
- Лучше моего?
- Несравненно. И проще, и разумней.
Пятый граф пожал плечами.
- Что ж, послушаем, - сказал он. - Вряд ли он мне понравится.
- Это и не нужно. Вы сидите в машине…
- Ерунда!
- …а я отношу бюст.
- Смешно!
- Попытаюсь пройти незаметно, - продолжала Салли. - Но если меня заметят, я все объясню. Историю я придумала, а вы - нет.
- Я могу придумать двадцать историй, одна другой лучше.
- Одна другой безумней. Моя история очень хороша. Я пришла повидать сэра Эйлмера.
- Говори: "Балбеса", это мягче.
- Не буду. Итак, повидать сэра Эйлмера и умолить его, чтобы он взял бюст.
- Чепуха какая-то!
- Могу и поплакать.
- Что за чушь! Где твое достоинство?
- В самом худшем случае он меня выгонит.
- А тогда, - просиял граф, - мы начнем все снова, передоверив дело тем, кто мудрее и старше. Что ж, дерзай. Мне твой план не нравится. Он бесцветен. И вообще, как это можно, где я? Ладно, действуй. Посижу, поскучаю.
Раскурив сигару, он смотрел, как она идет к дому. Исчезая за поворотом, она помахала ему рукой, и он помахал ей с большой нежностью. "Какая девушка!
- думал он. - Старая добрая Салли…"
Лорд Икенхем прожил в Америке лет двадцать, приобрел много друзей, но больше их всех любил беспечного и бедного художника Джорджа Пейнтера. Любил он и его дочь. Она воплощала ту самую разновидность девушек, которую Америка производит в изобилии, одаряя их серьезностью, весельем и почти икенхемовской легкостью. Скажем, как хорошо она справилась с собой, когда он так огорчил ее в гостиной отеля. Не плакала, не ломала рук, не упрекала и не проклинала. Прелесть, а не девушка! Понять невозможно, как Мартышка предпочел ей каких-то таможенников! Вот из-за таких вещей мудрый старый человек разочаровывается в младшем поколении.
Время шло. Граф посмотрел на часы. Сейчас, думал он, она входит в дом, сейчас - скользит через холл, сейчас - ставит бюст. Вот-вот она вернется, скорее всего - вынырнет из кустов. Он стал на них смотреть, но тут Салли появилась на дороге. Руки ее были пусты, лицо - серьезно.
Однако, дойдя до машины, она обрела былую веселость и даже захихикала.
- Веселимся? - осведомился граф.
- Правда, смешно, - сказала она, - хотя случилось самое худшее. В жизни не угадаете.
- Я и не пытаюсь. Жду.
Салли облокотилась на машину и снова стала серьезной.
- Сперва покурю.
- Нервы?
- Они самые.
Она закурила и спросила:
- Все еще ждете, дядя Фред?
- Естественно.
- Ну, ладно. Дверь была открыта, я обрадовалась…
- Не радуйся раньше времени, - назидательно сказал граф. - Судьба любит пошутить. Но я тебя прервал.
- Я огляделась. Никого нету. Прислушалась - тихо. И я пошла на цыпочках через холл.
- Естественно.
- Поставила бюст… Можно, я назову его бюст А, в отличие от бюста Б?
- Называй.
- Вы хорошо их различаете? Бюст А я несла, бюст Б - с камушками.
- Ясно.
Салли затянулась сигаретой. Ей было нелегко вспоминать, она как будто пробуждалась.
- Да, где мы были?
- Ты идешь на цыпочках через холл.
- Да, конечно. Простите, отупела.
- Не без того, моя дорогая.
- Итак, я взяла бюст Б, поставила бюст А и пошла обратно. Зачем задерживаться?
- Незачем. Не просят - не задерживайся.
- Когда я добралась до двери, ведущей в музей, из гостиной вышла леди Босток.
- Какая напряженность действия!
- Вот именно. Эту минуту я буду помнить до смерти. Заснуть я не смогу много месяцев.
- Нам всем надо спать поменьше.
- Она сказала: "Кто там?"
- А ты ответила: "Я", имея в виду, что это - ты.
- Я ничего не успела ответить. Она кинулась ко мне, жалобно кудахтая.
- Что?
- Кудахтая, как сердобольная курица. Она хорошая, дядя Фред! Раньше я не понимала. Когда он мне позировал, она была такой сдержанной и светской… Но это манеры. Сердце у нее золотое.
- Прекрасно сказано. Запомню. В чем же это выразилось?
- Она кинулась ко мне, хрипло шепча, что она все понимает, и уговаривала мужа, но он не поддается, так что она пришлет мне чек. Потом она пошла в этот музей, поставила бюст в какой-то шкаф и заперла с такой быстротой, словно прятала мертвое тело. А уж после этого она меня выгнала. Нет, не прямо, но явно. Я ничего не могла поделать.
- Значит, бюст в шкафу?
- Да. А шкаф - в музее, а в бюсте - драгоценности. Не повезло нам, дядя Фред.
Пока она говорила, лорд Икенхем оживал, как поникший цветок, который полили водой.
- Не повезло? - удивился он. - В каком смысле? Я в жизни своей не слышал таких хороших вестей. Теперь надо не просто войти в дом, но и обосноваться, а я очень люблю обосновываться в чужих домах. Итак, ты едешь в Икенхем, там - наша база, а я еду с тобой, беру чемодан, поселяюсь в сельской гостинице и плету сети. Жди в самом скором времени сенсационных событий.
- Вы твердо это решили?
- Тверже некуда.
- А мне нельзя сказать "Ой"?
- Не стоит. Предоставь все мне - и я все улажу. Что-то ты грустная, Салли. Надеюсь, ты веришь в успех?
- Я думаю о Мартышке. Что он сделает, когда вас увидит?
- Подскочит, как холмы. Очень полезно. Мартышке нужен хороший шок.
Они съездили в Икенхем, оставили там Салли, и пятый граф, подъезжая к кабачку, уже жалел, что не попросил ее вернуться и поднести чемодан, когда что-то большое и темно-красное замаячило впереди, и он узнал своего недавнего спутника.
2 Билл Окшот походил на лунатика, который натер ногу. Недавняя беседа и будущая задача потрясли душу, и без того измученную тем, что Гермиона любит другого, а другой целует служанок. Услышав приветствие лорда Икенхема, он посмотрел на него, словно умирающий палтус.
- А, лорд Икенхем, - сказал он. - Здравствуйте.
- Привет, привет, привет! - радостно вскричал пятый граф. За два часа, проведенные с массивным юношей, он горячо его полюбил. - Неужели сам Билл Окшот? В полночный час В полночный час… - см. "Сон в летнюю ночь" (Там - "гордую Титанию"), II, 1., при месячном сиянье я гордого Уильяма встречаю.
- А?
- Не важно. Шекспир. Как поживаете, гордый Уильям? Хорошо?
- Вообще-то, нет, - ответил не гордый, но честный Билл.
- Значит, плохо?
- Ужасно.
- Дорогой мой, вы меня удивляете. Казалось бы, вы вернулись из абсолютно мерзкой страны в этот рай. У вас неприятности?
Несчастный Билл нуждался в сочувствии и решил излить душу приветливому графу. Еще немного, и он бы зарыдал у него на плече.
- Начнем с того, - сказал он, - что дядя рехнулся.
Лорд Икенхем поджал губы.
- Спятил? - уточнил он.
- Именно, спятил.
- Да, это неприятно. Дом - не дом, если в нем живет безумный дядя. Когда же это случилось?
- Сейчас.
- Внезапно?
- Да.
- Почему?
- Из-за Мартышки.
Лорд Икенхем растерялся.
- Неужели мой племянник за один день может свести с ума такого человека? Ну, хоть бы за две недели… Симптомы?
- Говорит какую-то чушь, а теперь поехал к вам, за Мартышкиной фотографией.
- Зачем она ему?
- Для проверки. Чтобы узнать, какой он.
- Разве он сам не видел?
- Он думает, это самозванец.
- Почему?
- Не знаю. Да что там, сошел с ума. Сижу на террасе, он меня зовет, я иду, он спрашивает про Мартышку. Давно мы знакомы? Давно. Уверен я, что это тот самый человек? Я-то уверен, а дядя не верит мне. Поехал за фотографией.
Лорд Икенхем покачал головой.
- И зря. Изысканный, тонкий любитель красоты не держит таких фотографий. Венеру - пожалуйста. Да, Билл Окшот, вы правы, Балбес спятил. Видимо, с ним был солнечный удар, когда он держал в страхе Африку. Не удивляюсь, что вы огорчены. Советую спрятать ножи, таблетки и бритвы. А в остальном все хорошо?
Билл засмеялся глухим, безрадостным смехом.
- Вы уж скажете! Да я бы пел, как жаворонок, если б все было хорошо.
- Что же еще случилось, о жертва рока?
Билл ответил не сразу, он дрожал.
- Я видел, - сказал он наконец, - как Мартышка целует служанку.
Лорд Икенхем его не понял:
- А что такого?
- Как - что? Он обручен с моей кузиной.
Лицо у графа прояснилось.
- А, так, так, так!.. Вы печетесь о ее счастье. Дорогой мой, не беспокойтесь, у Мартышки это рефлекс. Мы с вами заплачем или сочиним стишок, а он целует служанку. Автоматическое действие.
Билл хмыкнул.
- Уверяю вас, - сказал граф. - Посмотрите в учебниках. Как же это? Комплекс горничной? Нет, забыл. Но уж все прочее - в порядке?
- Если бы!
- Значит, нет. Что же еще случилось?
- Младенцы.
- Простите?
- Конкурс детской красоты.
- Разве вы - счастливый отец? - осторожно спросил лорд Икенхем.
- Я - несчастный судья.
- Не говорите загадками, Билл Окшот. Кого вы судите?
- Младенцев.
- Почему?
- У них конкурс.
- Объяснитесь, - сказал лорд Икенхем. - Помните, я здесь - пришелец.
Пока Билл рассказывал о мести сэра Эйлмера, граф сочувственно кивал.
- Ужасно, - подытожил он. - А чего же еще и ждать? Губернаторы - страшные люди. Разят, как молния. В общем, вы влипли.
- Если кого-нибудь не найду. А вы не хотите?
Граф покачал головой:
- Я бы рад, но Балбес не согласится. Как-никак я шесть раз дал ему по задней части битой для крикета.
- Да он забыл!
- Так скоро?
- Сорок лет прошло!
- Сорок два. Но вы недооцениваете силу моего удара.
- Ну, предположим, не забыл. Посмеетесь вместе.
- Я не согласен с вами, Билл Окшот. Не вам считать Балбеса образцом кротости. Разве он не рычит, разве не приносит кровавых жертв? Рычит и приносит, А тут - забыть, мало того - простить!
- Давайте проверим.
- Ни в коем случае. Выгонит из дома, кстати - вашего. А если не выгонит? Придется с ним дружить до самой смерти. Ездить друг к другу, посылать подарки… У-ф-ф! Нет, даже ради вас я на это не пойду. Вы сказали: "Черт"?
- Сказал.
- Так я и думал. Больно слышать такие слова.
Они помолчали. Билл печально смотрел на прохожую гусеницу.
- Мне конец, - выговорил он.
- Почему? Есть же у вас друзья.
- Здесь - нету. Да и вообще, я их давно не видел. Связаться я могу только с Планком.
- А кто это? Помню, помню! Начальник экспедиции.
- Да. Майор Брабазон-Планк.
- Брабазон? Поразительно! У нас был такой мальчик, он мне должен два шиллинга. Ваш начальник похож на грушу?
- Да.
- Практически - один зад?
- Да.
- Он. Мы его так и звали, Зад. Просто удивительно! Кого вы ни вспомните, я с ним учился. Свяжитесь с Задом.
- Нельзя. Он боится детей.
- Да? Известный комплекс, посмотрите в любом учебнике.
- Он всю дорогу мучился. Надо навестить сестер, а у них - дети. Нет, Планк не годится.
- Что ж, - сказал лорд. - значит, остаюсь я.
Билл перевел взгляд с гусеницы на графа.
- А? - осведомился он.
- За неимением лучшего, - пояснил тот, - придется довольствоваться мной. Буду судить младенцев.
- Вы же говорили, это невозможно.
- Говорил?
- Да. Только что.
- А, ясно! Вы меня не поняли. Я говорил, что деликатный человек не придет к тому, кого оскорбил. Но он и не придет. Придет другой.
- Э?
- Что вы удивляетесь? Все очень просто. Я войду в этот дом инкогнито.
- Назоветесь чужим именем?
- Правильно. Я вообще не люблю действовать под своим. Как-то скучно.
Билл смотрел на него, обретая все большее сходство с задремавшей рыбой.
- Вы назоветесь как-то еще? - уточнил он.
- Совершенно верно.
- А…
- Никаких "а".
- Вы запутаетесь.
Лорд Икенхем весело рассмеялся.
- Дорогой мой, - сказал он, - не так давно в предместье Митчинг-Хилл я с полным успехом сыграл не только специалиста по птичьим когтям, но и мистера Роддиса, арендующего коттедж "Кедры", и мистера Булстрода, жителя тех же мест. До сих пор себе не прощу, что не сыграл попугая, он бы мне очень удался. Нет, я не запутаюсь. Введите меня в дом, о прочем не беспокойтесь.
На сей раз Билл понял все, но лучше ему не стало, словно он случайно схватил тигра за хвост.
- Дядя догадается, - предположил он.
- Вы его боитесь?
- Да. Очень.
- Больше, чем младенцев?
Билл окончательно растерялся.
- Что же вы собираетесь делать? - спросил он. - Назоветесь Джонсом или Робинсоном?
- Нет, не Робинсоном. Сейчас это не годится. Судья такого конкурса - это вам не кот начхал. Я буду Брабазоном-Планком. Приятно сыграть старого Зада, и сюжет прекрасный. Ваш бывший начальник путешествует по Англии, вы его случайно встретили и. конечно, пригласили. Он же, услышав о конкурсе, просил о великой чести. Дело в том, что он без памяти любит детей. Нет, Билл Окшот, Балбесу не выкрутиться. Планк - не кто-нибудь, Планк - знаменитость. Если вы спросите, что я думаю об этом замысле, я вам отвечу, что он - идеален.
Рыбьи глаза страдальца немного посветлели. Конечно, он боялся, как бы его благодетель чего-нибудь не натворил, но еще больше боялся он остаться без помощи. Когда преподобный Обри Другг увидел сорока трех матрон с сорока тремя на редкость мерзкими младенцами, он побледнел, хотя не ведал страха и мог усмирить даже ревностных прихожанок.
- Ладно! - воскликнул Билл. - Пошли. А вообще-то здорово.
- Пошли, - согласился граф. - Возьмите чемодан.