Когда они подходили к воротам (граф - задумчиво, Билл - оживленно), они услышали шум машины. Билл оглянулся и стал буро-лиловым.
- Это дядя, - сказал он. - Может, мы…
- Стыдитесь, Билл Окшот, - прервал его лорд Икенхем, всегда готовый подбодрить в час опасности. - Это - слабость. Лучше крикнем ему: "Э-э-э-э-эй!"
3 Сэр Эйлмер провел в Икенхеме четыре минуты, и каждая из них была ему неприятна. Иногда говорят, что человек побывал в огненной печи. Здесь уместней сказать, что он побывал в морозильнике.
Если вы хотите, чтобы дворецкий позволил вам искать фотографии в незнакомом доме, вы непременно сочтете его холодноватым; а Коггз и сам по себе был холоднее среднего. Этот солидный мажордом, похожий отчасти на луну, отчасти на треску, глядел прямо в душу. А всякий, кому глядела в душу треска, останется недоволен.
Коггз не заподозрил пришельца в интересе к ложкам, но как бы и заподозрил. Промолвив: "Нет, сэр, не могу", он отступил в темноту дома и захлопнул дверь. Когда мы говорим "захлопнул", мы имеем в виду, что она хлопнула, едва не прищемив баронету усы.
Вынести это нелегко, если ты привык к повиновению: и мы не удивимся, что сэр Эйлмер не обрадовался крику "Э-э-э-э-эй!". Если бы в эти мгновения его увидел туземный вождь, он бы воззвал к своему божеству и полез на дерево.
Лорд Икенхем был покрепче вождя. Он вышел на дорогу и воскликнул:
- Балбес!
Сэр Эйлмер больше удивился забытому прозвищу, чем тому странному факту, что кто-то встал перед машиной. Он затормозил, приник к ветровому стеклу, но не узнал незнакомца, хотя понял, что перед ним - школьный товарищ, и пожалел, что не решится его переехать.
Собственно, он и не смог бы, ибо таинственный друг детства стал одной ногой на подножку и приветливо похлопал его по плечу.
- Балбес, - с мягким укором сказал он, - ты меня совсем забыл.
Сэр Эйлмер спорить не стал, мучительно гадая, кто же перед ним.
- Да, - сказал незнакомец, - быстротечна юная дружба. Что ж, помогу тебе. Я - Планк.
- Планк?
- Брабазон-Планк, - вмешался Билл, ободренный тем изяществом, с каким вел беседу его сообщник. - Начальник нашей экспедиции.
- Не верь ему, Балбес, - возразил пятый граф. - Номинально - да, это так. Но истинный начальник - он сам, Билл Окшот. Душа экспедиции! Кто отдавал больным свою долю воды, презирал кайманов, подбодрял собратьев, когда они страдали, что не переоделись к обеду? Стальной Билл. Можешь гордиться племянником.
- Планк? - задумчиво произнес сэр Эйлмер. - Ерунда!
- Почему?
- У него огромный зад.
- А, понимаю! Да, помню, был какой-то зад. Но я принимал "Грацию". Попробуй, а? Не помешало бы.
Сэр Эйлмер хрюкнул, и не слишком приветливо. Ему не хотелось вспоминать прекраснозадого Планка.
- В жизни бы не узнал!
- И я бы тебя не узнал, если бы не Билл Окшот. Вот, например, были у тебя усы?
- А что ты тут делаешь? - осведомился сэр Эйлмер.
- Путешествую.
- Вот что! Ну, бог в помощь. До свидания.
Лорд Икенхем мягко улыбнулся.
- Не беспокойся, - сказал он, - я у тебя погощу.
- Что?
- Билл Окшот уговорил. Я все не решался, но тут обнаружилось, что у вас будет конкурс детской красоты. Да я бы ради него прошел пятьдесят миль! Шестьдесят. Чего там, все сто. Буду судьей.
Сэр Эйлмер поджался, словно тигр, у которого из-под носа утащили индийского крестьянина. Лицо его, и так малиновое, налилось царственным пурпуром.
- Судьей?!
- Да. А что?
- Я не позволю!
Лорд Икенхем умел быть и твердым.
- Балбес, - сказал он, - тебе предстоят выборы. Я мог бы на них повлиять, разоблачив две-три тайны. Тебе будет неприятно, если возвышенные души станут спрашивать о том и о сем. Значит, судьей буду я.
Сэр Эйлмер мрачно молчал, шевеля адамовым яблоком, словно проглотил что-то твердое, с шипами. Он метал грозные взгляды, но это не помогало. Он жевал усы, тоже без толку.
- Хорошо, - сказал он так, будто этот ответ вытащил щипцами дантист, и покосился на Билла. Тот вздрогнул.
- Ну, вот, - успокоился граф. - Теперь пойдем смотреть молочную ферму.
- Какие еще фермы?
- Как, у тебя их нет? Ну, конюшню.
- Не держу лошадей.
- Странно. А я-то думал, что наши землевладельцы подразделяются на два вида: одни тащат гостей смотреть конюшню, другие - ферму. Есть небольшой подвид, те смотрят бегонии. Что ж, пойду в кабачок, у меня там дела. А потом
- к тебе. Не буду тебя задерживать, ты ведь спешишь отвести мне лучшую комнату. Вы идете со мной, Билл Окшот?
- Я лучше тут покурю.
- Как хотите. До скорой встречи.
И граф упругим, легким шагом направился к "Бычьей голове". Что-что, а кружку пива он заслужил, распространять сладость и свет - нелегкое дело. Позвонив домой и побеседовав с Салли, он уселся за столик, но тут дверь распахнулась, и в ней появился Билл.
Наметанный глаз лорда Икенхема определил с ходу, что он неспокоен. Волосы стояли дыбом, словно он прочесал их пятерней, взгляд стал затравленным. Как и другие его сверстники, Билл всячески стремился вести себя в тяжкую минуту не хуже, чем индеец на костре, но это ему не удалось.
- А, Билл Окшот! - приветливо воскликнул граф. - Прошу, прошу. Я вот наслаждаюсь заслуженным пивом. Слово "заслуженным" подчеркнуто. Видели вы таких растерянных губернаторов? Я - не видел, и никто не видел. Однако вы взволнованы. Выпейте пива, помогает.
Граф пошел к стойке, потолковал с пышной блондинкой и принес две пенящиеся кружки.
- Прелестная девушка, - с отеческой нежностью сказал он. - Беседуем о Бразилии. Пейте, Билл Окшот, а потом говорите, что с вами.
Билл, охвативший голову руками, опустил одну руку и взял кружку.
- Вы не можете, - сказал он, - выдавать себя за Планка.
- Вот как? - Лорд Икенхем поднял брови. - Странные слова. Разве наши предки говорили "не можем", когда шли на неверных? Вообще-то говорили, возьмем хоть реляции Львиного Сердца, так что замнем. Но почему я не могу выдавать себя за Планка?
- Не можете, и все. Знаете, что случилось?
- Конечно, нет. Откройте мне это.
- Дядя Эйлмер уехал, я остался с чемоданом…
- Как невежливо!
- Я кричал "Эй!", чемодан тяжелый, но он не остановился. Ну, я пошел, а тут едет Поттер на велосипеде.
- Кто такой Поттер?
- Наш полицейский.
- А, да! Мартышка говорил. Ревностный служака.
- Я говорю: "Поттер", он говорит: "Сэр?", я говорю: "Спешите?", он говорит: "Нет", я говорю: "Тогда подвезите чемодан", а он говорит: "Хорошо".
- Какой диалог! - восхитился лорд Икенхем. - Пьесы не пишете?
- Нет.
- Жаль. Очень выгодно. Но я вас прервал. Поттер говорит: "Хорошо". Что же было дальше?
- Я говорю: "Это чемодан Брабазона-Планка, он к нам приехал". А Поттер… Еще пива можно?
- Он пил пиво?
- Это я спрашиваю. Легче будет рассказывать.
Лорд Икенхем опять потолковал с блондинкой.
- Итак, - напомнил он, вернувшись, - вы сообщили Поттеру, что Брабазон-Планк приехал к вам погостить. А Поттер?..
Билл выпил всю кружку, поохал и проговорил с ледяным спокойствием:
- Поттер, чтоб его черти драли, сказал: "Майор Планк? Ой, а я его знаю. В крикет играли, сколько раз. Если можно, мистер Уильям, я попью чайку, а потом с ним поздороваюсь". Что нам делать?
Лорд Икенхем немного подумал.
- Вы обманули меня, Билл Окшот, - сказал он, - Только профессионал расскажет так живо. Этот Поттер просто дышит! Да, вы печатаетесь под псевдонимом. Вероятно, вы - кто-то из Ситуэллов. Но вернемся к делу. Оно усложнилось, но, если подумать, решить можно все. Вы не могли бы сказать, что имели в виду Смита или Начбулла Хьютсена?
- Не мог бы.
- Что ж, тогда я скажу, что он играл с моим братом.
- Думаете, он поверит? Вы сможете его убедить?
- Нет пределов тому, что я могу, если постараюсь. Идемте. Где он живет?
- Тут, за углом.
Кроме королевского герба и вывески "Полиция", ничто не свидетельствовало о том, что перед нами - оплот Закона. Как многие участки в английской деревне, этот размещался в веселом домике, крытом черепицей и окруженном небольшим садом, где мирно спал племянник Поттера, девятимесячный Бэзил. Подойдя к ограде, лорд Икенхем кинул взгляд на коляску.
- Он женат?
- Нет. Это - сын сестры. Они живут вместе. Ее муж - стюард на океанском корабле, его никогда нет. То есть иногда он есть.
- Да, это видно.
Из открытого окна доносился пронзительный женский голос. Речь шла о носках. Как, спрашивал голос, можно сделать столько дырок? Сам он приписывал это неряшеству, а также невниманию к тем, кому приходится штопать, пока пальцы не облезут. Лорд Икенхем взглянул на Билла:
- Это сестра?
- Да.
- И Поттер?
- Видимо.
- Она его ругает?
- Она его вечно ругает, спросите Элзи.
- Элзи?
- Нашу служанку.
- А, да! Ту, которую… Хм. Забыл.
- Я знаю, что вы хотели сказать.
- Ну, сейчас не до того. Идемте в сад, рассмотрим прекрасного младенца. Все ж практика.
Глава 7
Констебль Поттер, хранящий покой Эшенден-Окшота, наслаждался чаем в уютной кухоньке.
Слово "наслаждался" тут не очень подходит, ибо чай он пил под надзором сестры, которая была ему если не лучшим другом, то уж точно суровейшим критиком. Она только что посоветовала ему не класть локти на стол, не есть так жадно и не брать масло селедочным ножом, а к приходу Билла и лорда Икенхема перешла к носкам, один из которых как раз и демонстрировала.
Констеблю было двадцать восемь, сестре его - тридцать три. Простейшие подсчеты скажут нам, что, когда ему было семь, ей было двенадцать, а сестра двенадцати лет может подмять семилетнего брата раз и навсегда. В то время, когда человек формируется, Гарольда вела, тащила, бранила будущая мать Джорджа Бэзила Персиваля Стабза, запрещая делать буквально все, что ему хотелось бы делать. Дошло до того, что она утирала ему нос.
Такие вещи оставляют глубокий след. Элзи Бин постоянно твердила, что ее жених - истинный рохля, и, в общем, была права. Неприятно думать, что страж порядка сидит и смотрит, как ему демонстрируют рваный носок, но ничего не попишешь - он сидел, смотрел и, возможно, боялся.
Чтобы стало полегче, он потянулся к маслу, используя на сей раз предназначенный для этого нож, и увидел в окно тот угол садика, в котором отдыхал Джордж Бэзил.
- Смотри-ка, - сказал он сестре, охотно меняя тему, - там кто-то идет.
- Не твое дело. Такую огромную дырку…
- Высокий джентльмен.
- А вокруг! Одно слово, решето.
- С седыми усами. Ткнул Бэзила в живот.
Хитрый констебль нашел ту единственную тему, которая могла отвлечь его сестру. Белла Стабз не жаловала гостей любого роста, которые решались ткнуть в живот ее спящего сына.
- Выгони его!
- Ладно.
К этой минуте констебль съел три копченые селедки, четыре вареных яйца, половину хлеба и собирался откинуться в кресле, как сытый питон. Однако сестру он слушался, да и любопытство выше, чем потребность переварить пищу. Рассмотрев в окно лорда Икенхема, он подумал, что видит его не впервые, и захотел проверить.
Когда он вышел в садик, гость уже щекотал Бэзила под подбородком. Билл, не очень любивший младенцев, особенно настолько похожих на Эдварда Робинсона, отошел в сторону, а потому первый увидел констебля.
- Привет! - сказал он ему. - Вот, зашли к вам.
- Я так много о вас слышал, - прибавил пятый граф.
Констебль удивился.
- Хы! - заметил он. - Не разобрал фамилии.
- Планк, - любезно отвечал гость. - Брабазон-Планк.
Констебль громко икнул, выражая этим недоверие. Мало кто, во всяком случае здесь, ощущал так тонко любую несообразность; и он ее ощутил.
- Брабазон-Планк? - проверил он, испепеляя гостя тем взглядом, каким испепелял бы собаку без ошейника.
- Он самый.
- Ну прям! Мы с ним играли в крикет, когда я жил в Дорсетшире.
- Вы играли с моим братом.
- Каким еще братом?
- Он скрыл от вас, что у него есть брат? Ай-я-яй! А вот Билл Окшот - не скрыл. Он сказал мне, что вы знали моего младшего брата.
- Мне он сказал, что это вы.
- Виноват, не понял?
- Что вы - майор Планк. Дал чемодан и говорит: "Вот чемодан майора Планка".
Лорд Икенхем приятно засмеялся.
- Это по латыни, - объяснил он. - "Major" - значит, "старший". Билл Окшот сообщил вам, что хозяин чемодана - Брабазон-Планк-major. Окажись тут мой брат, он бы, соответственно, назвал его Брабазон-Планк-minor. Естественно, вы запутались. - Лорд Икенхем бросил взгляд на констебля, который совсем уже отупел. Три копченые селедки, четыре яйца, полхлеба питают тело, но не способствуют остроте ума.
- Если изъясняться по латыни, - продолжал граф, - непременно запутаешься. Major - это minor, а уж minor - это major. Значит, вы играли в крикет с моим младшим братом? Как тесен мир! Я часто это повторяю, примерно
- раз в две недели. Почему вы похожи, Билл Окшот, на чучело свиньи?
Мартышка, хорошо знавший своего дядю, мог бы сообщить другу детства, что общение с пятым графом вгоняет в транс.
- А? - очнулся Билл. - Похож?
- В высшей степени.
- Простите.
- Не за что, не за что! Ах, кто это к нам идет?
Шла к ним миссис Стабз, напоминавшая львицу, у которой обижают детеныша. Недовольная медлительностью брата, она взяла дело в свои руки.
- Здравствуйте, - сказал ей Билл. - А мы вот смотрим на вашего сына.
Лорд Икенхем вздрогнул.
- Как! - воскликнул он. - Это прелестное дитя - ваш сын, мадам?
Манера его была так изысканна, тон так восторжен, что львица обратилась в овечку.
- Да, сэр, - отвечала она, делая при этом книксен. Она его редко делала, но было что-то такое в учтивом, почтенном госте. - Это мой Бэзил.
- Какое имя! А ребенок какой! Участвует?
- Простите, сэр?
- Надеюсь, вы его покажете на конкурсе детской красоты?
- О, да, сэр!
- Прекрасно. Никогда не ставьте свечу под сосудом. Вы присмотрелись к этому ребенку, Билл Окшот? Если нет, присмотритесь. Какие стати! А голос!..
- прибавил он, ибо Джордж Бэзил Персиваль проснулся и огласил сад редкостным ревом. - Сила легких. Должен объяснить вам, мадам, что мне доверена честь судить на этом конкурсе.
- Да, сэр?
- Да. Ваш супруг дома? О, как жалко! Я бы посоветовал ему легко и быстро заработать небольшую сумму. Может быть, мистер Поттер, вы поставите на это дивное дитя? Решайтесь. Я не знаю местных обстоятельств, но вообразить не могу, что у него найдется соперник. Так и вижу, как я поднимаю его руку и кричу: "Бэзил!" Что ж, мадам, - он поклонился хозяйке, - нам пора. Много дел. До свидания. До свидания, до свидания.
Он остановился, ибо констебль Поттер вдруг побежал к коттеджу.
- Наверное, что-то забыл, - предположил он.
- Нет, что за манеры, - посетовала хозяйка. - Забыл!..
- Ах, - сказал граф, - что значат манеры, когда есть сердце? Мое почтение, мадам. Пип-пип-пип, дитя мое. - И лорд Икенхем удалился, распространяя сладость и свет.
Выйдя на дорогу, он остановился, чтобы закурить сигару.
- Как все это легко, - сказал он, - если за дело берется человек с переразвитым мозгом! Несколько точных слов, и констебль готов, не хуже Балбеса. Странно, что он вдруг ушел. Может быть, решил смочить виски одеколоном. Мне кажется, он немного устал, когда я обратился к латыни.
- Здорово вы…
- Да, - согласился лорд Икенхем. - Божий дар.
- Интересно, поверил он или нет.
- Наверное.
- Насчет этого ребенка вы перебрали.
- Доброе слово, Билл Окшот, лишним не бывает. Ну, теперь - в Эшенден-Мэнор, к английскому очагу!
Билл колебался.
- Знаете, - сказал он, - я бы выпил еще пива.
- Слабость?
- Да, знаете…
- Ну, возвращайтесь. А я поищу Мартышку. Может он быть в доме?
- Нет, он при мне ушел.
- Обыщу округу. Очень важно, - объяснил лорд Икенхем, - сообщить ему положение дел, пока он ничего не испортил. Мы не хотим, чтобы он вошел, когда я беседую с Балбесом, и сказал мне: "Дядя Фред". Прежде чем мы соберемся у камелька, он должен знать, что потерял дядю, но обрел бразильского исследователя. Ну, пока! Где я обещал Балбесу с ним встретиться? А, у него дома! Встретимся там и мы, когда напьетесь пива.
2 Если дух наш - в смятении, нет ничего лучше хорошего детектива. Расставшись с сэром Эйлмером, Мартышка решил пойти в свою комнату и вынуть "Убийство в тумане", а потом отыскать тихое местечко и утешиться чтением. Нашел он его у дороги, недалеко от ворот, и вскоре забыл обо всем.
Лечение оказалось успешным. Дрожащие нервы утихли, и, в отличие от героини, которую запер в подвале один из Безликих Бесов, приносящих столько беспокойства, Мартышка чувствовал себя неплохо, когда на страницу упала тень, знакомый голос произнес его имя и, взглянув вверх, он увидел дядю.
Казалось бы, что отрадней, чем встреча в сельской местности с любимым дядей, который в свое время держал тебя на руках? Только и остается, что радостно охнуть. поднять глаза к небесам и кинуться к нему в объятия.
Поэтому нам неприятно, что Мартышка не испытал никакой отрады. Вряд ли он бы больше расстроился, если бы прямо из книги выскочил Безликий Бес.
- Дядя!.. - пролепетал он, зная по опыту, что предвещает встреча с пятым графом (а мы с вами припомним, что сказал вдумчивый "трутень"). - Господи, что ты тут делаешь?
В отличие от сэра Эйлмера, лорд Икенхем не любил оглушать людей. Мягкая улыбка осветила его лицо. Он опустился на траву и покрутил усы.
- Гуляю, мой дорогой, хожу туда и сюда. Дорога свободна в этот час, не так ли?
- Ты же был в Икенхеме.
- И плакал, уезжая.
- Ты собирался в Лондон.
- И собрался.
- А не сюда.
- Ты прав. Что ж, думаешь одно, выходит другое.
Какой-то муравей остановился, чтобы изучить Мартышкину руку. Тот отдернул ее, и мелкая тварь, пролетев головой вперед к юго-юго-востоку, побежала предупредить собратьев, что здесь неспокойно.
- Так я и знал! - воскликнул Мартышка. - Ты опять что-то затеял.
- Ну-ну, мой дорогой!
- Тогда в чем дело? Случилось что-нибудь?
Лорд Икенхем подумал.
- Не то чтобы случилось, - ответил он. - Это слишком сильное слово. Возникли небольшие осложнения, но нет таких осложнений, с которыми не справятся спокойные, разумные люди. Начну сначала. Я поехал в Лондон, повел Салли обедать, и она мне сказала, что Отис снова в беде. Просила тебе передать, что ждет помощи.