Сесиль, который, что совершенно естественно, извинениям предпочел бы поздравления, скривил губы. Неужели мир именно так воспримет его предложение Люси? Понятно, он презирал мир в целом, как и положено мыслящему человеку, что является мерилом утонченности. Но к некоторым частичкам этого мира он, все-таки, прислушивался.
Временами Сесиль мог быть достаточно резок.
- Мне очень жаль, что я стал причиной этого недоразумения, - сказал он. - И как я полагаю, вы не одобряете выбор Люси?
- Напротив! Но вы обязаны были остановить меня. Я знаю мисс Ханичёрч совсем немного. И конечно же, мне не следовало обсуждать ее столь свободно. С вами - во всяком случае.
- Вы считаете, что в разговоре со мной были неосмотрительны?
Священник должен был собраться с мыслями. Этот мистер Виз обладал несомненным искусством ставить человека в неловкое положение. Мистер Биб вынужден был прибегнуть к средствам, которые давала ему его профессия.
- Нет, я был осмотрителен. Я предвидел во Флоренции, что спокойное безмятежное детство мисс Ханичёрч должно закончиться, и оно закончилось. Не вполне ясно, но я осознавал, что она должна сделать решительный шаг. И она сделала его. Она узнала - позвольте мне говорить свободно, так, как я начал говорить, - она узнала, что это значит - любить. Это величайший урок, который дает нам земная жизнь.
Мистер Биб воспользовался паузой, чтобы помахать приближающемуся трио. Он не мог себе позволить не сделать этого.
- И она узнала это благодаря вам, - продолжил мистер Биб тоном священника, к которому, однако, уже примешивались нотки искренности. - Теперь только от вас зависит, чтобы это знание принесло ей благо.
- Grazie tante! - поблагодарил священника Сесиль, который не любил церковнослужителей.
- Вы уже слышали? - кричала миссис Ханичёрч, не без труда поднимаясь по склону, ведущему к террасе. - О, мистер Биб, вы уже слышали новость?
Фредди, теперь полный добродушия, высвистывал свадебный марш. Юность редко протестует против уже свершившегося.
- Слышал! - крикнул в ответ священник и посмотрел на Люси. В ее присутствии он уже не мог быть священником, он мог только играть его роль. - Миссис Ханичёрч! - продолжил он. - Я собираюсь сделать то, что я обычно должен делать в таких случаях; но, как правило, робею. Я буду молиться о том, чтобы благословение снизошло на них - в большом и малом, в горе и в радости. Я желаю, чтобы всю жизнь они были в высшей степени добрыми и счастливыми - как муж и жена, как отец и мать. А теперь я желаю чаю.
- Вы вовремя попросили чаю, - ответила миссис Ханичёрч. - И как вы можете быть серьезным в Уинди-Корнер?
Священник перенял тон хозяйки дома. В его речах больше не было ни выспренности, ни попыток приподняться над уровнем обыденности на крыльях цитат из Писания. Никто и не пытался более казаться серьезным.
Помолвка, даже чужая, оказывает воздействие на человека настолько сильное, что рано или поздно тот впадает в состояние радостного благоговения. Покинув празднество, в тишине своих комнат и мистер Биб, и даже Фредди вновь обретут способность мыслить. Но здесь, в присутствии счастливой пары, среди празднующих помолвку, они искренне веселились. Помолвка имеет над нами странную власть и управляет не только нашей улыбкой, но и нашими сердцами. Можно здесь провести параллель с явлением столь же значительным - скажем, с храмом какой-нибудь чужой религии. Стоя снаружи, мы можем критиковать ее, даже высмеивать; самое большее, на что мы способны, - чувствовать некое подобие симпатии к чужой вере. Но внутри, несмотря на то что нас окружают божества и святые чужой религии, мы становимся истинно верующими, если, конечно, расположены хоть во что-нибудь верить.
Так, после всех опасений и дурных предчувствий, которые сопровождали наших героев весь день, они наконец, как единая семья, собрались за приятным чаепитием. Если они лицемерили, они об этом не знали. Тем более что их лицемерие имело все возможности потерпеть поражение в неравной борьбе с искренностью. Анна, которая ставила каждую тарелку на стол с таким видом, будто это был свадебный подарок, бесконечно смешила их. Они едва поспевали за каждой ее улыбкой, которая появлялась на устах служанки всякий раз, когда она натыкалась на косяк двери в гостиной. Мистер Биб был чрезвычайно оживлен. Фредди, который был само остроумие, обращался к Сесилю "мистер жених" - традиционная семейная шутка. Миссис Ханичёрч, забавная и одновременно величественная, обещала стать хорошей тещей. Что же до Люси и Сесиля, во имя которых был сегодня возведен храм, то они тоже участвовали в радостном ритуале, но пребывали, как истинные верующие, в состоянии ожидания - пройдет немного времени и для них откроются врата храма куда более возвышенных радостей.
Глава 9. Люси как произведение искусства
Через несколько дней после объявления о состоявшейся помолвке миссис Ханичёрч отправила Люси и ее "мистера жениха" к соседям, на маленькую вечеринку на открытом воздухе - она хотела показать, что ее дочь выходит замуж за вполне приличного человека.
Сесиль выглядел более чем прилично; он выглядел изысканно, и было приятно видеть, как его стройная фигура вышагивает рядом с Люси, и как его длинное ясное лицо обращается к невесте, когда та заговаривает с ним. Собравшиеся поздравляли миссис Ханичёрч, то есть, я полагаю, бессовестно лгали, но ей это нравилось, и она представляла Сесиля всем без исключения, в том числе и каким-то монументальным вдовам, явно задержавшимся на этом свете.
За чаем произошел неприятный инцидент - на шитое узорами шелковое платье Люси пролили кофе, и, хотя самой Люси это было безразлично, это не было безразлично ее матери, которая увела дочь в дом и заставила служанку привести платье в порядок. Пока их некоторое время не было, Сесиль оставался наедине с теми самыми вдовами. Когда же мать и дочь вернулись, "мистер жених" пребывал не в самом радостном настроении.
- Вы часто посещаете вечеринки такого рода? - спросил он, когда они ехали домой.
- О, время от времени, - ответила Люси, которой вечеринка понравилась.
- И это вечеринка типичная для уклада здешнего общества?
- Наверное. Мама, как ты думаешь?
- Да, большое общество, - невпопад ответила миссис Ханичёрч, которая пыталась запомнить покрой чьего-то платья.
Видя, что мыслями миссис Ханичёрч далеко, Сесиль наклонился к Люси и проговорил:
- Я чувствовал себя ужасно, отвратительно; это была катастрофа.
- Мне очень жаль, что тебе пришлось через это пройти.
- Да нет, дело не в вечеринке, а в поздравлениях, которые мы вынуждены были выслушивать. Омерзительно то, что помолвка считается общественной собственностью, чем-то вроде общей свалки, куда любой может сбросить свои вульгарные пожелания. А эти притворно ухмыляющиеся старые леди!
- Это нужно просто один раз вытерпеть, я думаю. В следующий раз они нас и не заметят.
- Но я считаю, - не унимался Сесиль, - что само их отношение к помолвке неверно. Помолвка - это сугубо частное дело, и относиться к ней нужно именно так, а не иначе.
Тем не менее ухмыляющиеся леди, хотя и были неправы каждая в отдельности, все вместе были глубоко правы. В них радовался дух их поколения, приветствуя в помолвке Сесиля и Люси возможность продолжения жизни на земле. Для самих же молодых людей эта помолвка обещала нечто иное - любовь. Отсюда и проистекало раздражение, которое чувствовал Сесиль, а также вера Люси в то, что его раздражение было справедливым.
- Как это было утомительно, - соглашалась Люси. - А ты что, не мог убежать и отправиться играть в теннис?
- Я не играю в теннис, по крайней мере на публике. Здешние места недостаточно романтичны для такого рода занятий. Это же не Италия, где в англичанина вселяется настоящий бес.
- Бес?
- Помнишь итальянскую пословицу: "Англичанин в Италии - воплощение дьявола."?
Люси не помнила. Да и для молодого человека, который провел в Риме спокойную зиму с мамой, пословица была не вполне подходящей. Но Сесиль после помолвки почему-то надел маску космополита, причем весьма свободных нравов - маску, которая ему совершенно не подходила.
- Если они относятся ко мне неодобрительно, я ничего с этим не смогу поделать, - сказал он. - Если существуют непреодолимые барьеры, разделяющие меня с ними, то с этим я должен смириться.
- Мы все вынуждены считаться с разными ограничениями, - отозвалась Люси.
- Иногда эти ограничения нам навязаны извне, - уточнил он, видя, что она не совсем понимает его точку зрения.
- Каким образом?
- Согласись, есть разница между заборами, которые мы сами возводим вокруг себя, и заборами, которые вокруг нас возводят другие.
Люси мгновение подумала и согласилась.
- Разница? - вдруг вмешалась миссис Ханичёрч. - Я не вижу никакой разницы. Заборы они и есть заборы, особенно если находятся в одном и том же месте.
- Мы говорим о мотивах, - отозвался Сесиль, скривив губы.
- Мой дорогой Сесиль, взгляните сюда!
И миссис Ханичёрч положила себе на колени свое портмоне.
- Это я и Уинди-Корнер, - сказала она. - А все остальное - прочие люди. Мотивы, это, конечно, замечательно, но забор проходит вот здесь.
- Мы говорим не о реальных заборах, - заметила со смехом Люси.
- О, я понимаю, дорогая. О заборах в поэтическом смысле.
И мисс Ханичёрч безмятежно откинулась на подушки экипажа. Сесилю было непонятно, что так развеселило Люси.
- Есть люди, вокруг которых нет никаких заборов, - сказала Люси. - Один из них - мистер Биб.
- Как бы священнику без забора не оказаться под забором.
Люси обычно не сразу понимала то, что люди говорят, но быстро схватывала то, что они имеют в виду. Она не успела оценить эпиграмму Сесиля, хотя и безошибочно определила, что за чувство породило ее.
- Тебе не нравится мистер Биб? - спросила она задумчиво.
- Я так не говорил, - ответил Сесиль. - Я считаю, что он значительно превосходит средний уровень. Я только не согласен… - И он выдал длинную речь, и снова о заборах, и речь его была блестящей.
- Я знаю священника, который мне не нравится, - сказала Люси, которой хотелось сказать что-нибудь примиряющее. - Священник, у которого есть заборы, причем самые ужасные. Это мистер Игер, английский капеллан во Флоренции. Он совсем лишен искренности, и речь идет не о плохих манерах. Он настоящий сноб и лицемер, и он как-то сказал ужасную вещь.
- Что за вещь?
- Там, в пансионе Бертолини, был пожилой человек, и мистер Игер сказал, что тот убил собственную жену.
- А может быть, и убил.
- Нет!
- Почему "нет"?
- Он очень добрый человек, я уверена.
Сесиль усмехнулся женской непоследовательности.
- Да нет, это точно. Я тщательно все обдумала, - настаивала Люси. - Самое противное - это то, что мистер Игер не сказал ничего определенного. Все было так туманно. Сказал, что этот человек "практически" убил свою жену, и убил ее "перед ликом Господа".
- Успокойся, дорогая, - с отсутствующим видом произнесла миссис Ханичёрч.
- Но разве это не отвратительно, когда священник, которому мы призваны подражать, ходит и распространяет нелепую ложь? Этого человека все отвергли, и все благодаря мистеру Игеру. Все решили, что он вульгарен, хотя это было не так.
- Бедный старичок, - усмехнулся Сесиль. - Как его звали?
- Харрис, - не задумываясь ответила Люси.
- Будем надеяться, что этот Харрис не из таковских, - сказала миссис Ханичёрч, имитируя просторечье.
Сесиль с умным видом кивнул.
- Мистер Игер - светский священник? - спросил он Люси.
- Я не знаю. Он мне ужасно не нравится. Я слышала его лекцию о Джотто. Но все равно, ограниченную натуру ничем не скроешь. Он мне не нравится.
- О господи, дитя мое! - опять вмешалась миссис Ханичёрч. - Ты сводишь меня с ума. Что ты так раскричалась? Я не хочу, чтобы вы с Сесилем говорили о том, как не любите священников.
Сесиль улыбнулся. Действительно, было нечто чрезмерное в нападках Люси на мистера Игера. Нечто избыточное - как если бы плафон Сикстинской капеллы расписывал не Микеланджело, а Леонардо. Сесиль хотел намекнуть Люси, что не в этом ее предназначение: прелесть и очарование женщины состоят в окутывающей ее тайне, а не в решительности и напоре, в большей мере свойственных сильному полу. Но с другой стороны, напор - признак жизненной силы. Через мгновение Сесиль уже одобрительно смотрел на раскрасневшееся лицо и взволнованную жестикуляцию Люси. Нельзя подавлять и сдерживать порывы юности.
Их окружала великолепная природа - кстати, простейший и вернейший предмет разговора. Сесиль восхищался сосновыми рощами, широкими лужайками, заросшими папоротником, пятнами малиновых листьев на темнеющих кустах, надежной красотой дороги, обрамленной колючей изгородью. Он не был с этим миром на короткой ноге и иногда ошибался относительно предметов, его населявших. Миссис Ханичёрч скривила рот, когда он заговорил о вечнозеленой лиственнице.
- Я считаю себя счастливчиком, - говорил он. - Когда я нахожусь в Лондоне, я чувствую, что без него мне не прожить. Но когда я в деревне, я думаю о ней то же самое. Так или иначе, но я верю, что птицы, деревья и небо есть самые удивительные в жизни вещи, а люди, которые живут здесь, - это лучшие люди на свете. Правда, в девяти случаях из десяти они не замечают красоты, среди которой живут. Сельский джентльмен и сельский трудяга, каждый по-своему, - самые занудные собеседники из всех возможных. И тем не менее они все питают молчаливую симпатию к жизни природы - симпатию, которой лишены мы, живущие в городе. Вы это ощущаете, миссис Ханичёрч?
Миссис Ханичёрч вздрогнула и улыбнулась. Она не слушала. Сесиль, которому было не вполне удобно сидеть на переднем месте легкого двухместного экипажа, раздраженно хмыкнул и решил на протяжении всего пути больше не говорить ничего интересного.
Люси тоже не слушала. Ее лоб хмурился, и она выглядела чрезвычайно сердитой - результат, решил Сесиль, излишне интенсивной моральной гимнастики. Грустно было видеть Люси слепой к красотам августовского леса.
- "О, дева! На равнину с высоты сойди скорей!" - процитировал Сесиль, касаясь своим коленом колена Люси.
Она вспыхнула и переспросила:
- С какой высоты?
Сесиль процитировал полнее:
О, дева! На равнину с высоты
Сойди скорей! (Так пел в тиши Пастух.)
Там счастья нет, лишь холод там и лед.
Потом добавил:
- Примем же совет миссис Ханичёрч и не будем говорить о том, как мы не любим священников. А что это за место?
- Это Саммер-стрит, - ответила Люси.
Лес расступился, и они въехали в обширную долину, которая широким треугольником простиралась на юг. Две боковые стороны треугольника были застроены красивыми домами, третью, верхнюю, сторону занимала новая каменная церковь, простая, но основательная, с чудесным шпилем. Дом мистера Биба находился подле церкви и высотой своей не превосходил стоящие рядом дома. Неподалеку, среди деревьев, располагались особняки. Местность напоминала скорее швейцарские Альпы, чем Англию, и живописный уголок, где состоятельные люди предавались приятному ничегонеделанию под сенью церковного шпиля, уродовали только два строения - две виллы, которые в списке последних новостей едва не потеснили известие о помолвке Сесиля и Люси и которые были приобретены сэром Гарри Отуэем в то самое утро, когда Люси была приобретена Сесилем.
"Кисси" было имя одной из этих вилл, "Альберт" - второй. Названия были не только набраны заштрихованными готическими литерами на воротах, но и появлялись второй раз над крыльцом, где шли полукругом по аркам над входами. В вилле "Альберт" жили люди. Ее изуродованный сад светился геранями, лобелиями и отполированными раковинами. Маленькие окна были целомудренно задрапированы ноттингемскими кружевами. Вилла "Кисси" сдавалась внаем. Три объявления от риелторской конторы Доркинга болтались на заборе, извещая о данном, ни для никого не удивительном, факте. Тропинки, ведущие к вилле, уже зарастали сорняками, газон размером с носовой платок желтел одуванчиками.
- Такое место погибло! - уныло проговорили дамы. - Никогда больше Саммер-стрит не станет прежним.
Когда экипаж проезжал мимо виллы "Кисси", дверь открылась и на улицу вышел джентльмен.
- Остановись! - крикнула миссис Ханичёрч, тронув возницу кончиком зонтика. - Вот и сэр Гарри. Мы сейчас узнаем. Сэр Гарри! Немедленно уберите эти объявления.
Сэр Гарри Отуэй, которого нет необходимости описывать, подошел к экипажу и сказал:
- Миссис Ханичёрч! Я собирался это сделать. Но я не могу, я действительно не могу выселить мисс Флэк.
- Ну разве я не всегда права? Она должна была покинуть виллу до подписания контракта. Она что, так и не платит за аренду, как во времена ее племянника?
- Но что же я могу сделать? - спросил сэр Гарри, понижая голос. - Старая леди такая вульгарная и почти прикованная к постели.
- Выставить ее! - храбро сказал Сесиль.
Сэр Гарри вздохнул и грустно посмотрел на виллы. Его давно предупреждали о намерениях мистера Флэка, и он мог купить этот участок до того, как началось строительство, но он был ленив и медлителен. Он так много лет знал Саммер-стрит и не мог даже представить, чтобы здесь все пошло вразнос. Он и не беспокоился, пока миссис Флэк не заложила первый камень в фундамент и на площадке стал подниматься призрак из красного и кремового кирпича. Он зашел к мистеру Флэку, местному застройщику, в высшей степени разумному и уважаемому человеку, который согласился, что выложенная черепицей крыша будет выглядеть более художественно, но указал на то, что шифер все же дешевле. Он рискнул поспорить - тем не менее по поводу коринфских колонн, которые, как пиявки, должны были присосаться к рамам эркерных окон, и сказал, что, на его вкус, неплохо было бы облегчить фасад, избавив его от лишнего декора. Сэр Гарри намекнул на то, что колонна, насколько это возможно, должна исполнять как декоративные, так и конструктивные функции. Мистер Флэк ответил, что все колонны уже заказаны, добавив, что все они разные: одна с драконами в листве, другая приближается к ионическому стилю, третья несет на себе инициалы миссис Флэк. Ибо он много читал Рёскина. Он строил свои виллы, сообразуясь со своими собственными желаниями, и сэр Отуэй купил их только тогда, когда мистер Флэк поселил в одной из них свою неподъемную тетю.
Эта бесцельная и убыточная сделка страшно расстраивала рыцаря, о чем он и поведал, прислонясь к крылу экипажа миссис Ханичёрч. Он не исполнил своих обязательств перед населением прихода, и население прихода теперь смеялось над ним. Он потратил деньги, но Саммер-стрит все равно идет вразнос. Все, что он может сейчас сделать, - это найти подходящего арендатора для виллы "Кисси". Только по-настоящему подходящего!
- Арендная плата мала до смешного, - сказал он. - И я очень покладистый хозяин. Но вилла таких нелепых размеров! Она слишком велика для человека из крестьян, но слишком мала для арендатора из нашего круга.
Сесиль колебался - презирать ли ему эти виллы или же презирать сэра Отуэя за то, что тот презирает свои виллы. Последнее показалось ему более плодотворным.