- Вам следует немедленно найти арендатора, - сказал он с плохо скрываемой злобой. - Вилла станет настоящим раем для какого-нибудь банковского клерка.
- Именно! - взволнованно воскликнул сэр Гарри. - Именно этого я и боюсь, мистер Виз. Вилла привлечет совсем не тех людей. Железнодорожное сообщение улучшилось - фатальное улучшение, сказал бы я. Что такое пять миль до станции в наше время, время велосипедов?
- Этот клерк должен быть очень сильным, - сказала Люси.
Сесиль, решивший в полной мере отдать дань своей средневековой склонности к озорству, заявил, что физические возможности простонародья увеличиваются с ужасной быстротой. Люси поняла, что Сесиль издевается над их безвредным соседом и решила остановить своего жениха.
- Сэр Гарри! - воскликнула она. - У меня идея. А что вы скажете насчет парочки старых дев?
- О, дорогая Люси! Это было бы прекрасно. У вас есть такие на примете?
- Да, я встречалась с ними за границей.
- Нашего круга?
- Да, - кивнула головой Люси. - И в настоящее время не имеют постоянного жилья. Они прислали мне письмо на прошлой неделе. Мисс Тереза и мисс Кэтрин Элан. Я не шучу. Они - именно то, что вам нужно. К тому же их знает мистер Биб. Могу я предложить им связаться с вами?
- Да, конечно, можете! - вскричал сэр Гарри. - Вот и решение проблемы. Как это прекрасно! Дополнительные услуги - напишите им, что я предоставлю им дополнительные услуги, потому что мне не нужно тратиться на агентов. Ох уж эти агенты по недвижимости! Каких ужасных людей они мне присылали! Одна женщина, которой я отправил в высшей степени тактичное письмо, предложив ей описать свое положение в обществе, ответила, что внесет арендную плату авансом. Как будто это так важно! А рекомендации, которые она представила, были в высшей степени неудовлетворительными - какие-то мошенники, совершенно нереспектабельные люди. И всюду - обман. Я на прошлой неделе немало сталкивался с изнанкой жизни. Сплошной обман, и со стороны таких вроде приличных людей. Понимаете, дорогая Люси? Обман!
Люси кивнула.
- Я советовала бы вам, - вмешалась миссис Ханичёрч, - не связываться с Люси и ее древними старыми девами. Я знаю этот тип. Избави меня Бог от людей, которые знали лучшие времена, да еще и привозят с собой в дом свои затхлые семейные реликвии. Все это грустно, конечно, но я предпочла бы того, кто в этом мире движется вверх, а не вниз.
- Мне кажется, я вас понимаю, - сказал сэр Гарри, - но это, как вы и сказали, действительно грустно.
- Но мисс Элан не такие! - воскликнула Люси.
- Такие-такие, - сказал Сесиль. - Я, правда, не встречался с ними, но скажу, что они были бы в высшей степени неудачным добавлением к здешнему обществу.
- Не слушайте его, сэр Гарри, - возразила Люси. - Он зануда.
- Это я зануда, - ответил сэр Гарри. - Не стоило навешивать свои проблемы на молодежь. Но меня это все так беспокоит, а леди Отуэй постоянно пилит меня, ругая за неосторожность, но ведь этим делу не поможешь.
- Можно я напишу сестрам Элан?
- О да, прошу вас!
Но он опять заколебался, когда миссис Ханичёрч воскликнула:
- Берегитесь! У них наверняка есть канарейки. Берегитесь канареек, сэр Гарри! Они сорят зерном через решетку клеток, и тогда приходят мыши. И вообще, опасайтесь женщин. Сдавать дома внаем можно только мужчинам.
- Неужели? - пробормотал сэр Гарри галантно, хотя сразу увидел, насколько мудрым было замечание миссис Ханичёрч.
- Мужчины не сплетничают за чашкой чая. Если они напиваются, этим все и заканчивается - ложатся и спят. Если мужчина вульгарен, он держит это при себе, а не распространяет по всей округе. Предпочитаю мужчин - чистых, конечно.
Сэр Гарри зарделся. Никогда еще ни он, ни Сесиль не получали удовольствия от столь открытых комплиментов по адресу представителей своего пола. Их не обидело даже то, что миссис Ханичёрч сделала исключение для грязных мужчин.
Сэр Гарри предложил миссис Ханичёрч, если у нее есть время, выйти из экипажа и осмотреть виллу "Кисси". Идея была с восторгом принята. Миссис Ханичёрч была предназначена самой природой к жизни в относительной бедности, и именно в таком доме. К тому же ей страшно интересны были всевозможные хлопоты по устройству жилища, особенно в небольших масштабах.
Люси последовала было за матерью, но Сесиль удержал ее.
- Миссис Ханичёрч, - произнес он. - А что, если мы пойдем домой пешком и оставим вас здесь?
Миссис Ханичёрч не возражала. Очевидно рад был отделаться от них и сэр Гарри Отуэй. Он понимающе улыбнулся им:
- Ах, молодежь, молодежь!
И отправился открывать дом.
- Безнадежно вульгарен, - процедил сквозь зубы Сесиль, как только они отошли от дома на несколько десятков шагов.
- О Сесиль!
- Ничем не могу помочь! Не относиться с презрением к этому человеку было бы неправильно.
- Он, может быть, не очень умный, но очень милый.
- Нет, Люси! Он воплощение всего самого скверного, что есть в сельской жизни. В Лондоне он бы знал свое место. Принадлежал бы к какому-нибудь безмозглому клубу, а жена его давала бы безмозглые обеды. Но здесь он ведет себя как маленький божок, со своими аристократическими замашками, убогим художественным вкусом, всем покровительствует; и все, даже твоя мать, принимают это как должное.
- Все, что ты говоришь, безусловно, верно, - проговорила Люси, хотя и чувствовала себя обескураженно. - Только имеет ли все это какое-нибудь значение?
- Еще какое! Сэр Генри есть квинтэссенция той самой вечеринки, откуда мы едем. О боже, как я сердит! Надеюсь, что он заполучит на эту виллу какого-нибудь по-настоящему вульгарного арендатора, какую-нибудь женщину, настолько вульгарную, что сам не сможет не заметить. Сельские аристократы! Господи! С его-то лысиной и срезанным подбородком! Ну хватит, забудем о нем.
Люси была рада последовать просьбе Сесиля. Но если ее жениху не нравились ни сэр Отуэй, ни мистер Биб, где гарантия, что люди, которые для нее действительно что-то значат, не исчезнут из ее жизни? Например, Фредди. Фредди не слишком умный, не слишком воспитанный и не слишком красивый. Что помешает Сесилю сказать в любую минуту: "Не относиться с презрением к Фредди было бы неправильно". И что она ответит? Она не шла дальше Фредди, но сама эта мысль ввергала ее в глубокое беспокойство. Несколько смягчал ее волнение тот факт, что Сесиль и Фредди были уже знакомы и неплохо ладили, за исключением последних дней, в чем, вероятно, была повинна случайность.
- Каким путем пойдем? - спросила Люси Сесиля.
Природа - простейшая из тем для разговора, как полагала она, - простиралась вокруг. Саммер-стрит лежал глубоко в лесах, и Люси остановилась там, где в чащу от дороги уходила тропинка.
- А разве есть два пути?
- Наверное, по дороге идти более разумно, поскольку мы одеты не для прогулок.
- Я бы пошел сквозь лес, - заявил Сесиль, и в голосе его проскользнуло раздражение, которое Люси ощущала весь этот день.
Люси явно колебалась.
- Почему ты всегда предпочитаешь дорогу? - спросил Сесиль. - Ты знаешь, с тех пор, как мы помолвлены, ты ни разу не была со мной ни в полях, ни в лесу.
- Вот как? Тогда идем лесом, - проговорила Люси, несколько встревоженная странностью поведения Сесиля. Впрочем, он, конечно, все объяснит позже - не в его привычках оставлять какие-то вопросы непроясненными.
И он действительно объяснил, как только, ведомые Люси, они углубились в лес на десяток ярдов.
- Я думаю, хотя, может быть, я и неправ, - сказал Сесиль, - что ты чувствуешь себя со мной лучше, когда мы находимся в комнате.
- В комнате? - отозвалась Люси, крайне обескураженная его словами.
- Да. Или в крайнем случае в саду или на дороге. Но не в дикой природе, как сейчас.
- О, Сесиль! Что ты имеешь в виду? Я никогда не чувствовала ничего подобного. Ты говоришь так, словно я какая-то поэтесса.
- Насчет этого ничего не скажу. Я связываю тебя с определенным видом, точнее - с определенным фоном. Почему бы тебе также не связать меня с неким фоном - с комнатой, например?
Люси подумала мгновение, затем засмеялась:
- А знаешь, ты прав. Я так и делаю. Наверное, я все-таки поэтесса. Когда я о тебе думаю, ты всегда находишься в комнате. Как забавно.
К ее удивлению, Сесиль был видимо обеспокоен.
- Где? В гостиной? Из которой не открывается вид на поля, леса и все такое?
- Нет, не открывается, как мне кажется. А он должен открываться, этот вид?
С упреком в голосе Сесиль произнес:
- Я бы предпочел, чтобы ты связывала меня с открытым воздухом, с просторами.
- Что ты имеешь в виду, Сесиль? - вновь спросила она.
Так как не последовало никакого объяснения, Люси оставила этот предмет как слишком сложный для девушки и повела Сесиля дальше в лес, время от времени останавливаясь возле какой-нибудь особенно красивой или хорошо знакомой группы деревьев. Она знала лес между Уинди-Корнер и Саммер-стрит с тех пор, когда ей позволили ходить одной. Когда Фредди был еще румяным малышом, она с ним здесь играла, якобы теряя и вновь находя его среди деревьев. И хотя Люси уже побывала и в Италии, лес не потерял для нее своего очарования.
Наконец они вышли на небольшую прогалину между соснами - еще один островок альпийских лугов с небольшим прудиком посередине.
- Святое озеро! - воскликнула Люси.
- Почему ты его так зовешь? - спросил Сесиль.
- Уже и не помню. Наверное, это из какой-нибудь книги. Сейчас это просто лужица, но видишь ручей, который протекает через нее? Во время дождей здесь очень много воды, которая не может сразу уйти, а потому этот пруд становится большим и очень красивым. А потом, здесь купался Фредди. Ему очень нравится этот пруд.
- А тебе? - Он уточнил: - Тебе этот пруд нравится?
Люси мечтательно ответила:
- Я здесь тоже купалась. Пока меня не раскрыли. Скандал был!
В иное время Сесиль был бы шокирован, ибо была в нем изрядная доля строгой чопорности, если не ханжества. Но сейчас, когда они оказались в лесу, на свежем воздухе, он наслаждался ее достойной восхищения простотой и наивностью. Он смотрел на Люси, стоящую на краю лесного пруда. В своем изящном наряде она напоминала ему некий чудесный цветок, который не имеет собственных листьев, но поднимается прямо из лесной зелени.
- Кто тебя раскрыл?
- Шарлотта, - ответила Люси. - Она останавливалась у нас в доме. Шарлотта…
- Бедная девочка!
Она серьезно посмотрела на него. Некий план, которого он до этого избегал, обретал реальность.
- Люси, - проговорил он.
- Да, - отозвалась она. - Нам пора идти.
- Люси, я хочу попросить о том, о чем никогда еще не просил.
Его серьезный тон заставил ее шагнуть к нему - открыто и прямо.
- О чем, Сесиль?
- Ни разу, даже в тот день, когда ты согласилась выйти за меня, тогда, на террасе…
Он вдруг застеснялся и принялся оглядываться - не смотрит ли кто на них. Его смелость улетучилась.
- Да? - ждала Люси.
- До сих пор я ни разу не поцеловал тебя.
Люси покраснела, словно он сказал или сделал нечто неловкое.
- Да, ни разу, - вымолвила она.
- Я прошу… могу я это сделать сейчас?
- Конечно, можешь, Сесиль. Ты и раньше мог. Я не стану сердиться, ты же знаешь.
В этот великий момент он не чувствовал ничего, кроме абсурдности ситуации. Ее ответ был неопределенным. Она совершенно по-деловому приподняла вуаль. Когда Сесиль подошел к ней, то вдруг почувствовал желание отпрянуть. Когда же он прикоснулся к Люси, его золотое пенсне на цепочке упало и, повиснув между ними, согнулось.
Таковы были объятья. Он понял, взглянув правде в глаза, что потерпел поражение. Страсть должна быть уверена в своей непреодолимости. Она обязана забыть и вежливость, и рассудочность, и прочие проклятия цивилизации. Кроме того, она не должна отступать, когда ясен путь и искренни намерения. Почему Сесиль не смог поступить так, как поступил бы на его месте любой рабочий, или моряк, или даже какой-нибудь клерк? Он мельком вспомнил произошедшее. Люси, подобная цветку, стояла над водой; он подошел к ней и обнял, она подчинилась ему, хоть и с укором в глазах. А он ждал, что она будет смотреть на него с благоговением. Он был уверен, что женщины обязаны благоговеть перед мужчинами, отдавая дань их мужественности.
Они покинули пруд в молчании. Он ждал, что Люси скажет нечто, что обнажит ее самые сокровенные мысли. Наконец она заговорила с серьезностью, соответствующей моменту:
- Его звали Эмерсон, а не Харрис.
- Кого?
- Того пожилого человека.
- Какого пожилого человека?
- Того, о котором я тебе рассказывала. С кем был так недобр мистер Игер.
Сесиль так и не понял, что это был самый интимный разговор из тех, что Люси когда-нибудь вела с ним.
Глава 10. Сесиль-юморист
Общество, от которого Сесиль собирался спасать Люси, было, вероятно, не самым изысканным в Англии, но оно было более изысканным, чем тот общественный слой, откуда вышли предки девушки. Ее отец, удачливый и ловкий стряпчий, построил Уинди-Корнер с целью перепродажи в то время, когда район только начал развиваться, но, влюбившись в свое творение, стал жить здесь сам. Вскоре после его женитьбы социальная атмосфера округи стала изменяться. На краю южного склона возводились другие дома; дома появились среди сосен, а также на северном склоне, возле выхода меловых отложений.
Своими размерами Уинди-Корнер уступал большинству этих домов, где поселились самые разные люди, но не из здешних краев, а из Лондона. Эти люди и приняли Ханичёрчей за потомков местной аристократии. Отца Люси это поначалу испугало, хотя миссис Ханичёрч приняла ситуацию спокойно - без тени гордости, но и не чувствуя себя униженной. "Не знаю, что думает этот народ, - сказала она, - но для детей это большая удача". Миссис Ханичёрч нанесла визиты соседям, соседи с удовольствием нанесли ответные визиты ей, и к моменту, когда вновь прибывшие поняли, что она не вполне принадлежит их кругу, она уже успела им понравиться, так что обстоятельства ее происхождения уже не имели значения. Когда мистер Ханичёрч умер, он умер удовлетворенным - мало кто из стряпчих не мечтает, чтобы оставляемая им семья укоренилась и проросла в лучшем из возможных социальных слоев.
Лучшем из возможных. Конечно же, многие из тех, кто приехал из Лондона, были людьми серыми и скучными, что Люси и поняла с особой остротой, когда вернулась из Италии. До этого момента она без вопросов принимала идеалы жителей Саммер-стрит - их не бросающийся в глаза достаток, их неагрессивную религиозность, нелюбовь к бумажным пакетам, апельсиновым коркам и битым бутылкам. Радикал до мозга костей, она научилась с ужасом говорить о жителях предместий. Жизнь, насколько Люси дала себе труд понять ее сущность, состояла из круга богатых и приятных людей, с общими интересами и общими врагами. В этом кругу человек начинал понимать, кто он есть, находил себе спутника жизни и благополучно умирал. За пределами этого круга простиралось море бедности и вульгарности, которое всеми силами старалось вторгнуться в эти пределы - так же, как лондонский туман пытался ворваться в сосновые леса через бреши в ряду северных холмов.
В Италии же, где любой, если пожелает, может чувствовать себя равным любому другому человеку, это представление о жизни не соответствовало действительности. Там, в Италии, взгляды на мир изменились; там она поняла, что не существует людей, к которым ей было бы запрещено питать симпатию, что социальные барьеры, хоть и неустранимы, все-таки не так и высоки. Вы можете перепрыгнуть через них - ровно так же, как перепрыгиваете через заборчик, за которым растут оливковые деревья какого-нибудь крестьянина, который к тому же рад вас видеть. В Англию Люси вернулась с новым видением жизни.
Почти то же самое произошло с Сесилем. Но не терпимость, а способность раздражаться пробудил в нем воздух Италии. Он увидел узость взглядов общества Саммер-стрит, но вместо того чтобы спросить себя: "А имеет ли это какое-нибудь значение?" - он, в порядке протеста, попытался заменить это "узкое" общество тем, что называл обществом "широким". Он не осознавал, что Люси воплощала в себе окружение, с которым была связана тысячью тонких нитей и годами совместного проживания, и, хотя она понимала все несовершенство этих людей, она - в сердце своем - была не способна презирать их. Не понимал он и еще одной вещи: если Люси переросла это общество, она также переросла и все прочие типы общества и вышла на такой уровень развития, при котором только личное общение, общение с другим человеком могло ее удовлетворить. Как и Сесиль, Люси подняла восстание. Но, в отличие от него, она требовала не просто большей по размеру гостиной; она требовала равенства с человеком, которого любит. Ибо Италия отдала ей во владение самую драгоценную из всех драгоценных вещей - ее собственную душу.
Играя с тринадцатилетней Минни Биб, племянницей священника, в "бамбл-паппи", старинную, в высшей степени почтенную игру, где игроки бьют по теннисному мячу, который, перепрыгивая через сетку, отскакивает высоко в воздух; некоторые попадали в миссис Ханичёрч, а некоторые пропадали (совершенно неупорядоченное предложение, которое тем не менее очень хорошо отражает состояние ума Люси, которая, играя, одновременно умудрялась разговаривать со священником).
- О, они мне так надоели, сначала он, потом они, и ни один не знал, чего он хочет, и все такие зануды.
- Но они действительно прибывают, - сообщил мистер Биб. - Я писал мисс Терезе несколько дней назад, она интересовалась, как часто приезжает мясник. Я ответил, что тот бывает раз в месяц, и это произвело на нее впечатление. И вот они приезжают. Я получил от них письмо сегодня утром.
- Эти сестры Элан мне загодя не нравятся, - воскликнула миссис Ханичёрч. - Восхищаться ими только потому, что они старые и глупые? Говорить: "Ах, как они милы!" Ненавижу эти их "если", все эти "но", "да"! А бедная Люси - она уже превратилась в тень. Хотя сама виновата!
Священник наблюдал за этой "тенью", в то время как она резво прыгала по теннисному корту и что-то весело кричала Минни. Сесиля не было - никто не рисковал играть в "бамбл-паппи", когда он был поблизости.
- Так вот, если они приезжают… Нет, Минни, не бери Сатурн…
Сатурном назвали теннисный мяч, чья оплетка частично разорвалась, и потому, когда он, быстро вращаясь, летел, вокруг него возникало нечто подобное кольцу - кольцу Сатурна.
- Если они прибудут, сэр Гарри разрешит им въехать до двадцать девятого, и он вычеркнет из договора пункт о побелке потолка, зато внесет пункт об амортизации… Это не считается. Я же сказала, Минни, не бери Сатурн!
- Сатурн для "бамбл-паппи" - это нормально, воскликнул Фредди, присоединившись к ним. - Минни! Не слушай ее.
- Сатурн не прыгает.
- Нормально прыгает!
- Нет!
- Он прыгает еще лучше, чем Прекрасный Белоснежный Дьявол.
- Потише, дорогой! - сказала миссис Ханичёрч.