- Осторожно, мои часы! - крикнул, смеясь, мистер Биб.
Одежда летала во всех направлениях.
- Осторожно, моя шляпа! Нет, Фредди, довольно. Одевайтесь! Довольно, я сказал!
Но молодежь продолжала неистовствовать. Сверкая нагими телами, юноши носились среди деревьев - Фредди с принадлежащим священнику жилетом под мышкой, а Джордж - в шляпе мистера Биба на мокрой голове.
- Довольно! - еще раз крикнул мистер Биб, вспомнив, что он, в конце концов, находится на территории собственного прихода. Затем его голос изменился, словно за каждой сосной появилось по представителю церковного начальства:
- Эй! Успокоиться! Люди идут! Молодежь!
Но крики не прекращались, расходясь все более широкими кругами над пестро-цветущей землей.
- Эй! Здесь дамы!
Ни Фредди, ни Джордж не обладали достаточно изысканными манерами. К тому же они не слышали криков мистера Биба. В противном случае они избежали бы столкновения с миссис Ханичёрч, Сесилем и Люси, которые направлялись с визитом к миссис Баттеруорт. Фредди уронил жилет священника у их ног, а сам юркнул в папоротники. Джордж, улюлюкая, повернулся и понесся по направлению к пруду, по-прежнему в шляпе мистера Биба.
- О господи боже мой! - воскликнула миссис Ханичёрч. - Кто эти несчастные люди? О, дорогие мои, не смотрите туда. И бедный мистер Биб, он тоже здесь! Что же случилось?
- Немедленно идемте этой дорогой, - произнес Сесиль, который всегда чувствовал, что должен вести женщин, хотя и не знал куда, а также защищать их, хотя и не знал от кого. Он и повел их в направлении папоротников, где прятался Фредди.
- О, бедный мистер Биб! Это его жилет мы оставили на тропинке? Сесиль, жилет мистера Биба!
- Это не наше дело, - сказал Сесиль, посмотрев на Люси, которая прикрывалась зонтиком и, очевидно, имела что-то против.
- Мне кажется, мистер Биб опять прыгнул в пруд.
- Сюда, миссис Ханичёрч, прошу вас.
Они проследовали за Сесилем вдоль берега, изображая на лицах напряженное безразличие, которое дамам прилично изображать в такие моменты. И вдруг прямо впереди них раздался голос:
- Берегитесь! У меня выхода нет!
Из зарослей папоротника выглянуло веснушчатое лицо Фредди и показались его белокожие плечи.
- Вы сейчас на меня наступите.
- О боже мой! - воскликнула миссис Ханичёрч. - Это ты! Что за убожество! Неужели нельзя принять настоящую ванну дома, с горячей и холодной водой?
- Слушай, мама! Парень должен помыться, парень должен обсохнуть, а если другой парень…
- Дорогой! Вне всякого сомнения, ты прав, как обычно. Но ты не в таком положении, чтобы спорить. Идем, Люси!
Они повернулись.
- Смотри… нет, не смотри. О, бедный мистер Биб! Опять ему не повезло…
Мистер Биб карабкался из пруда, по чьей поверхности плыли те части его одежды, что относились к интимной сфере. Джордж же, этот Джордж, который совсем недавно был переполнен мировой скорбью, орал Фредди, что поймал рыбу, и кивал на священника.
- А я! - орал в ответ юный мистер Ханичёрч. - А я проглотил головастика. Теперь он щекочет мне пузо изнутри. О, я сейчас помру… Эмерсон, зверюга! Зачем ты натянул мои штаны?
- Тише, дорогой! - сказала миссис Ханичёрч, которая уже не способна была оставаться серьезной. - Поскорее вытрись. Люди простужаются оттого, что плохо вытираются.
- Мама, пойдем! - проговорила Люси. - Пойдем, прошу тебя.
- Здравствуйте! - вдруг прокричал Джордж, и леди остановились.
Джордж, очевидно, счел, что он достаточно одет. Босой, с обнаженной грудью, отлично сложенный и сияющий молодостью на фоне тенистого леса, он вновь прокричал:
- Здравствуйте, мисс Ханичёрч!
- Кивни ему, Люси. Кто бы это мог быть? Я кивну, на всякий случай.
И мисс Ханичёрч слегка поклонилась, приветствуя Джорджа Эмерсона.
За вечер и ночь лишняя вода из пруда ушла. Утром пруд вернулся в обычные берега и потерял все свое великолепие. Но он успел воззвать к крови и освобожденной воле - мимолетное благословение, чье воздействие оказалось непреходящим; святость, очарование, чаша причастия, явившаяся на миг пред юными очами.
Глава 13. Беда с бойлером мисс Бартлетт
Как часто Люси репетировала этот поклон, саму эту встречу! Но она всегда представляла, что их встреча произойдет где-нибудь в соответствующем столь значительному событию помещении, в обстановке, которую мы имеем полное право домыслить. Но кто мог предположить, что она встретит Джорджа в месте, где потерпела поражение сама цивилизация, среди разбросанных по залитой солнцем земле жилетов, воротничков, башмаков и подтяжек? Она представляла молодого мистера Эмерсона застенчивым, мрачным, безразличным, наконец - дерзким. Она была готова к любому из этих вариантов. Но она и представить себе не могла, что Джордж, абсолютно счастливый, встретит ее восторженным криком.
Уже попав в дом и распивая чаи с миссис Баттеруорт, Люси размышляла о том, какое же это бессмысленное занятие - предсказывать будущее с той или иной степенью вероятности, а также репетировать заранее саму жизнь. Огрех в декорациях, кашель в зале, вторжение зрителей на сцену - и все наши заранее отрепетированные жесты теряют смысл.
Мысли ее текли в этом русле, в то же время она была озабочена тем, что происходит с Сесилем. К миссис Баттеруорт их привела необходимость сделать еще один из этих ужасных предсвадебных визитов. Хозяйка хотела видеть Сесиля, Сесиль же не хотел, чтобы его видели. Он ничего не желал знать о гортензиях и, в частности, о том, почему они меняют свой цвет на морском побережье. Он не хотел вступать в местную благотворительную организацию. Когда он злился, его ответы были исключительно обстоятельны и развернуты, и он плел длинные пассажи там, где было достаточно сказать "да" или "нет". Люси старалась смягчить скрытую агрессивность своего жениха и всячески создавала впечатление, что способна поддерживать мир в семье. Никто из нас не совершенен, а потому мудр тот, кто открывает несовершенства в будущем супруге еще до свадьбы. Мисс Бартлетт на деле показала Люси, что в нашей жизни совершенство отсутствует начисто. Люси, хотя ей и не нравился учитель, оценила процесс обучения как успешный, а потому применила его и к своему возлюбленному.
- Люси! - спросила миссис Ханичёрч, когда они вернулись домой. - Что не так с Сесилем?
Вопрос не предвещал ничего хорошего - до этого момента мать вела себя по отношению к молодым с милостивой сдержанностью.
- Ничего, мама. С ним все в порядке.
- Может быть, он устал?
Люси пошла на компромиссный вариант: он устал, но немного.
- Потому что в противном случае, - миссис Ханичёрч вытаскивала булавки из шляпы с растущим неудовольствием, - в противном случае я не знаю, как объяснить его поведение.
- Я думаю, мы все несколько устали от миссис Баттеруорт, если ты имеешь в виду именно это.
- Это Сесиль тебя настроил против нее? Когда ты была маленькой девочкой, ты была к ней очень привязана, а когда у тебя была скарлатина, она была так к тебе добра - нет слов! И так во всем.
- Позволь мне убрать твою шляпу, мама.
- Он что, не мог побыть с ней вежливым хотя бы полчаса?
- В отношении людей, - с запинкой начала Люси, подозревая грядущие проблемы, - у Сесиля очень высокие стандарты. Это часть системы его идеалов, и именно поэтому он иногда кажется…
- Чепуха это все. Если высокие идеалы заставляют человека быть грубияном, то лучше избавиться от них как можно быстрее, - проговорила миссис Ханичёрч, передавая шляпу дочери.
- Но мама! Ты же временами тоже сердишься на миссис Баттеруорт.
- Не так, как Сесиль. Иногда я готова шею ей свернуть. Но у Сесиля все по-другому.
- Кстати, мама, я тебе не говорила: когда я была в Лондоне, Шарлотта мне письмо прислала.
Попытка Люси перевести разговор в другое русло была слишком очевидной, и миссис Ханичёрч отвергла ее.
- С тех пор, как Сесиль вернулся из Лондона, - продолжила она, - ему невозможно угодить. Что бы я ни сказала - он морщится. Не спорь, Люси, я все прекрасно вижу. Конечно, я далека от ваших искусств, от литературы, музыки, от умных разговоров, но мебель в нашу гостиную купил твой отец, и мы должны с этим считаться. Пусть Сесиль это запомнит.
- Я понимаю тебя, мама, и, конечно, Сесилю не следует так себя вести. Но если он не всегда вежлив, то это не нарочно. Он мне как-то объяснил, что его раздражают не люди, а вещи, которые они делают. А он не выносит ничего уродливого и убогого.
- А вот когда Фредди поет - это вещь или человек?
- По-настоящему музыкальный человек не может наслаждаться комическими куплетами так, как это делаем мы.
- Так почему бы ему не выйти из комнаты? Он сидит, его корчит, он ухмыляется и портит всем удовольствие.
- Мы не должны быть несправедливы к людям, - неуверенно проговорила Люси.
Что-то подорвало ее решительность и силы, а влюбленность в Сесиля, которую она столь умело поддерживала в себе в Лондоне, здесь вдруг начала ослабевать. Две цивилизации пришли в столкновение - Сесиль намекал, что это произойдет, - и Люси была ослеплена и ошеломлена, словно мощное излучение, которое может быть порождено любой войной цивилизаций, затмило ей взор. Хороший вкус, плохой вкус - это только слова, скроенные по разным выкройкам - как музыка, которая, заблудившись в вершинах сосен, превращается просто в шепот, где соната и комические куплеты уже неразличимы.
Люси все еще находилась в замешательстве, когда миссис Ханичёрч уже переоделась к обеду. Делая это, она бросала вскользь слово за словом, и Люси от этого не становилось лучше. Было очевидно: Сесиль всем решил продемонстрировать свое высокомерие, и он в этом преуспел. Люси же, не зная почему, хотела, чтобы беда пришла не сейчас, а в какое-нибудь другое время.
- Иди переоденься, дорогая; ты опоздаешь.
- Хорошо, мама.
- Ну, и что же ты остановилась? Иди!
Люси подчинилась, но на лестничной площадке остановилась и печальным взором окинула вид за окном. Окно выходило на север, и из него не было видно неба - только сосны, которые спускались в низину. Никакой достаточно определенной угрозы Люси не ощущала, но нечто непонятное заставляло ее вздыхать вновь и вновь:
- О господи, что же мне делать? Что делать?
Ей казалось, что все вокруг вели себя ужасно. А ей не стоило упоминать письмо мисс Бартлетт. Нужно было вести себя осторожнее - ее мать любит задавать неожиданные вопросы. Могла запросто спросить про содержание письма. Господи, что же ей делать? И здесь прыжками сбежавший с верхнего этажа Фредди пополнил ряды тех, кто плохо себя ведет.
- Отличная компания - эти мистер Биб и мистер Эмерсон.
- Мой милый братец! Какой же ты глупый! Ты не должен был вести их купаться на Святое озеро - там слишком много людей. Тебе это нипочем, но другие попали в затруднительное положение. Будь осторожнее, прошу тебя. Не забывай, что это место совсем скоро станет частью города.
- Слушай, а у нас есть какие-то планы на следующее воскресенье?
- Пока нет.
- Я хочу в воскресенье пригласить Эмерсонов поиграть в теннис.
- О Фредди! Я бы этого не стала делать. Особенно после вашего глупого купания.
- А что плохого в том, что мы побегаем по корту? От пары партий они ведь не откажутся! А я заказал новые мячи.
- Я серьезно говорю, что этого не нужно делать. Не нужно, понимаешь?
Фредди со смехом подхватил Люси за плечи и принялся кружить ее в танце. Она сделала вид, что не против порезвиться, хотя с трудом сдерживала гнев. Сесиль, проходя в свою комнату, мельком глянул на них. Возле них топталась Мэри с кувшином горячей воды - разыгравшись, они не давали ей пройти. Наконец дверь отворилась, и миссис Ханичёрч воскликнула:
- Люси! Ну и шум от тебя! Я хотела тебя кое о чем спросить. Ты сказала, что получила письмо от Шарлотты. Это так?
Фредди исчез.
- Да! Но я пойду, я еще не переоделась.
- Как там Шарлотта?
- Отлично!
- Люси!
Бедная девушка вынуждена была вернуться.
- Что за странная привычка убегать, когда я еще не закончила. Шарлотта писала про свой бойлер?
- Свой что?
- Разве ты не помнишь, что в октябре ей должны были снять бойлер, прочистить бак для ванной и сделать еще массу всяческих ужасных вещей?
- Мама! Я не могу запомнить все беды Шарлотты, - с горечью в голосе ответила Люси. - Мне хватает и своих, особенно теперь, когда ты сердишься на Сесиля.
Миссис Ханичёрч могла бы взорваться. Но не взорвалась. Она сказала:
- Подойди ко мне, моя старушка! Спасибо за то, что отнесла мою шляпу, и поцелуй меня.
И хотя ничто в мире не может быть совершенным, на мгновение Люси осознала все совершенство своей жизни, где первые роли играли ее мать, Уинди-Корнер и простиравшаяся вокруг пустошь.
И сразу исчезли все шероховатости. Так обычно и бывало в Уинди-Корнер. В самый последний момент, когда уже начинала скрежетать машина отношений, кто-нибудь из членов семейства подливал на трущиеся части маслица, и все налаживалось. Сесиль презирал подобного рода меры, и, возможно, был прав. Во всяком случае это были не его методы.
Обед начинался в половине восьмого. Фредди пробормотал молитву, все придвинули свои тяжелые стулья к столу и приступили к еде. К счастью, мужчины были голодны. Все складывалось удачно - до пудинга. И тогда Фредди спросил:
- Люси, а что за человек Эмерсон?
- Я видела его во Флоренции, - ответила Люси, надеясь, что этим кратким ответом все и закончится.
- Он из умных или из приличных?
- Спроси Сесиля. Это Сесиль его сюда привез.
- Он умный, как и я, - сказал Сесиль.
Фредди посмотрел на него с сомнением.
- Вы близко общались с Эмерсонами у Бертолини? - спросила миссис Ханичёрч.
- Да нет. Я имею в виду, что Шарлотта общалась еще меньше, чем я.
- О, хорошо, что напомнила. Ты так и не сказала, что пишет Шарлотта.
- Да так, по мелочам, - ответила Люси, спрашивая себя, удастся ли ей просидеть за столом весь обед и не солгать. - Среди прочего она рассказала, что одна ее совершенно ужасная подружка проезжала через Саммер-стрит на велосипеде и думала, не заехать ли к нам. Слава богу, у нее хватило ума этого не делать.
- Люси! Так говорить о людях неприлично!
- Она пишет романы.
Как умно это было сказано! Ничто не возбуждало миссис Ханичёрч сильнее, чем простое упоминание того, что кто-то из дам занимается литературой. Она готова была бросить любую тему и немедленно обрушить свой гнев и презрение на тех женщин, кто, вместо того чтобы заниматься домом и детьми, ищет сомнительной славы у печатного станка. Ее отношение к литературе сводилось к лозунгу: "Если кто-то должен писать книги, пусть это делают мужчины", и она принялась развивать эту тему столь пространно, что Сесиль уже начал зевать, а Фредди играть на столе сливовыми косточками, в то время как Люси все подливала и подливала масла в огонь материнского гнева. Но вскоре пожар начал затухать, и призраки вновь стали толпиться в темноте. А их было слишком много. Самый первый призрак, призрак запечатленного на ее щеке поцелуя, относился к столь давнему времени, что уже ничего для нее не значил. Но он породил целое семейство призраков: мистер Харрис, письмо миссис Бартлетт, воспоминания о фиалках, которыми поделился со всеми мистер Биб - все эти призраки роились над головой Люси и прямо на глазах у Сесиля. Первым, и с ужасающей ясностью, явился призрак мисс Бартлетт.
- Я все думаю, Люси, о письме Шарлотты. Как она?
- Я порвала письмо.
- А она не пишет о своих делах? Как у нее настроение? Радостное?
- О да, я думаю… хотя нет, не очень.
- Тогда, вне всякого сомнения, это из-за бойлера. Я по собственному опыту знаю, как может вывести из себя проблема с водой. С чем-нибудь другим я бы уж смирилась, допустим, с плохой едой. Но вода!
Сесиль прикрыл глаза ладонью.
- А я - тоже! - поддержал мать Фредди; поддержал скорее дух ее замечания, но не суть.
- И я подумала, - продолжала миссис Ханичёрч нервно, - что мы могли бы на следующей неделе вытащить Шарлотту сюда; пусть хорошенько отдохнет, пока слесари в Танбридж-Уэллз не закончат. Я так давно не видела бедную Шарлотту.
Этого нервы Люси вынести уже не могли, хотя протестовать слишком рьяно она остерегалась, помня, как по-доброму обошлась с ней мать перед обедом.
- О мама! Нет! - умоляла она. - Это невозможно. Мы не можем принять Шарлотту, когда у нас и так столько всего! Мы все тут костьми ляжем! К Фредди в пятницу приезжает приятель, Сесиль у нас, и ты обещала забрать к нам Минни Биб из-за опасности дифтерита. Больше нам не вынести.
- Чепуха! Вынесем.
- Только если Минни будет спать в ванной.
- Она может спать в твоей комнате.
- Я не хочу!
- Тогда, если ты такая эгоистка, мистер Флойд будет делить комнату с Фредди.
- Ох уж эта мисс Бартлетт! - стонал Сесиль, вновь закрывая глаза ладонью.
- Это невозможно, - повторяла Люси. - Это, конечно, моя забота, но это нечестно по отношению и к горничным - так переполнять дом людьми.
Увы!
- Правда состоит в том, дорогая, - произнесла наконец миссис Ханичёрч, - что ты не любишь Шарлотту.
- Да, не люблю. И Сесиль тоже не любит. Она действует нам на нервы. Ты давно ее не видела и не знаешь, какая она зануда, при всей ее доброте. Мама, пожалуйста, не нужно портить нам это последнее лето, не приглашай ее.
Сесиль кивал головой, соглашаясь со словами Люси.
Миссис Ханичёрч ответила дочери - с гораздо большей, чем обычно, серьезностью и с гораздо большим, чем обычно, чувством:
- С вашей стороны это не по-родственному. У тебя есть Сесиль, а у Сесиля - ты. В вашем распоряжении эти леса, в которых можно гулять, и столько разных замечательных вещей; а у бедной Шарлотты - только слесари, которые отключили воду. Вы молоды, дорогие. Но какой бы умной ни была молодежь, сколько бы книжек она ни прочитала, она никогда даже не догадается, что это такое - стареть.
Сесиль катал шарики из хлеба.
- Я должен сказать, что кузина Шарлотта была очень добра ко мне в прошлом году, когда я приезжал к ней на велосипеде, - вставил Фредди. - Она так жарко благодарила меня за то, что я приехал, что я почувствовал себя дураком, а потом целый час суетилась, чтобы сварить мне яйцо к чаю.
- Я знаю, дорогой, - кивнула миссис Ханичёрч. - Она ко всем добра, и тем не менее Люси не хочет, чтобы мы хоть чуть-чуть отплатили ей добром.
Но Люси уже ожесточилась сердцем. Нельзя быть доброй к мисс Бартлетт. Она часто пыталась это делать и пыталась до самого последнего времени. Но одно дело намерения, а другое - результат.
Все, что она смогла сказать, было:
- Я ничего не могу с собой поделать, мама. Я не люблю Шарлотту. Это, конечно, ужасно с моей стороны.
- Насколько я могу судить по твоим рассказам, ты от нее этого не скрывала.
- Она так по-дурацки уехала из Флоренции. Как ураган…