Послышались вздохи, и Шарлотта с миссис Ханичёрч отправились. Увидеть церковь в наступившей темноте было непросто, и только пятно света указывало им направление. Слабый свет лился из витражного окна, и когда дверь открылась, Люси услышала голос мистера Биба, обращавшегося с молитвой к немногочисленной пастве. Даже церковь, так искусно построенная на склоне холма, с ее изящно возведенным поперечным нефом и сияющим шпилем, даже церковь потеряла в глазах Люси все свое очарование, равно как и религия - вещь, о которой не принято говорить вслух.
Она прошла в дом вслед за служанкой. Не будет ли служанка возражать, если она посидит в кабинете мистера Биба? Только там горел огонь. Служанка не возражала. Но в кабинете уже кто-то был.
- Леди, сэр. Ожидает родственников, - услышала Люси слова служанки.
У огня сидел старший Эмерсон, положив ноги на табурет.
- О, мисс Ханичёрч! - воскликнул он дрогнувшим голосом. - Это вы?
Эмерсон сильно изменился с тех пор, как она видела его в прошлое воскресенье. Люси не смогла произнести ни слова. С Джорджем она знала как себя вести, но с его отцом - нет.
- Мисс Ханичёрч, дорогая, мы так сожалеем о том, что случилось. И Джордж, он тоже сожалеет. Я не могу осуждать моего мальчика, и тем не менее он должен был сначала сказать мне. Зря он этого не сделал. Я ничего не знал, поверьте.
О, если бы она только знала как себя вести!
Эмерсон покачал головой:
- Но вы не должны его ругать!
Люси повернулась к Эмерсону спиной и принялась разглядывать книги на полках.
- Я учил его, - продолжал Эмерсон, запинаясь, - учил верить в любовь. Любовь - единственная реальность бытия. Я говорил ему: "Страсть не ослепляет. Нет! Страсть сродни разуму, и та женщина, которую ты любишь, есть единственная из людей, кого ты можешь понять". - Эмерсон вздохнул. - Это правда, вечная правда. Я не устану повторять это, несмотря на то, что мои дни сочтены. Бедный мальчик! Он так сожалеет о том, что случилось. Он сказал, что это было безумием - приводить с собой вашу кузину. Вы не могли сказать о том, что вы чувствовали. И тем не менее… - Голос Эмерсона окреп и зазвучал уверенно: - Тем не менее мисс Ханичёрч. Вы помните Италию?
Люси выбрала книгу - том комментариев к Ветхому Завету. Поднеся ее к глазам, она произнесла:
- У меня нет никакого желания обсуждать Италию и прочие вещи, связанные с вашим сыном.
- Так вы помните ее?
- Ваш сын с самого начала вел себя неправильно.
- Мне только сказали, что в прошедшее воскресенье он говорил вам о своей любви. Мне трудно оценить его поведение. Возможно, что и неправильно.
Чувствуя себя более уверенно, Люси поставила книгу на место и повернулась к Эмерсону. Его изможденное лицо слегка распухло, но глубоко запавшие глаза сверкали юношеской отвагой.
- Он вел себя ужасно. Хорошо, что он раскаивается. Вы знаете, что он сделал?
- Не "ужасно", - мягко поправил Люси Эмерсон. - Он только совершил попытку - тогда, когда этого не следовало делать. У вас есть все, мисс Ханичёрч; вы выходите замуж за человека, которого любите. Не уходите из жизни Джорджа сказав, что он ужасен.
- Ну конечно, "ужасен" - это слишком сильное слово, - сказала Люси, несколько устыдившись. - Простите, что я употребила его применительно к вашему сыну. Но я, наверное, пойду-таки в церковь. Моя мать и кузина там. Я не хочу опоздать.
- Особенно теперь, когда Джордж ушел во тьму, - сказал Эмерсон спокойно.
- Что вы имеете в виду?
- Ушел буквально, - пояснил Эмерсон, опустив голову.
- Я не понимаю!
- С его матерью было то же самое.
- Но мистер Эмерсон! Мистер Эмерсон! О чем вы говорите?
- Все получилось оттого, что я не позволил крестить Джорджа, - сказал он.
Люси была не на шутку напугана.
- И она согласилась со мной в том, что крещение ничего не значит, - продолжал Эмерсон. - Но он подхватил эту лихорадку, когда ему было двенадцать, и она вернулась туда, откуда я ее вытащил. Она считала, что это возмездие. - Он содрогнулся. - Это было ужасно. После того как мы отказались от суеверий и разорвали отношения с ее родителями. Это страшно - ты расчищаешь клочок чистого поля среди дикого леса, сажаешь маленький сад, впускаешь в него лучи солнца, а потом туда опять вползают сорняки! Возмездие! Она говорила, что наш мальчик подцепил болезнь потому, что священник, видите ли, не побрызгал на него водой в церкви! Разве это возможно? Неужели мы опять вернемся во мрак невежества?
- Я не знаю, - выдохнула Люси. - Я таких вещей не понимаю, это - не мое.
- Потом явился мистер Игер - меня дома не было - и сделал то, что велели ему сделать его принципы. Я не виню его… Я вообще никого не виню. К этому времени мой мальчик уже выздоравливал, а жена после визита мистера Игера заболела. Он убедил ее в том, что Джордж заболел по ее вине, что это из-за греха, который она совершила, отказавшись от Бога. С тех пор она только об этом и думала, и эти мысли ввергли ее во мрак.
Так вот что имел в виду мистер Игер, когда говорил, будто Эмерсон убил свою жену пред ликом Господним!
- О, как это ужасно! - воскликнула Люси, впервые забыв о своих проблемах.
- Джордж так и не был крещен, - продолжил Эмерсон. - Я держался твердо.
И он решительным взором оглядел ряды книг, словно одержал над ними победу. Но какой ценой!
- Мой сын уйдет в землю неоскверненным, - закончил он.
Люси спросила:
- Так он болен?
- Прошедшим воскресеньем… - Мистер Эмерсон не без труда возвращался в настоящее. - Нет, он не болен, - наконец ответил он. - Просто ушел во тьму. Он никогда не болеет. Но он - сын своей матери. У него ее глаза и лоб, который я считаю самым прекрасным на свете… и он так же думает, что на свете не стоит жить. Не для чего. Он будет жить, но с этой мыслью. И никогда не увидит в жизни смысла. Вы помните ту церковь во Флоренции?
Люси вспомнила и церковь, и то, как она предлагала Джорджу заняться коллекционированием марок.
- После того как вы оставили Флоренцию, ему было страшно плохо. Потом мы переехали сюда, и он отправился купаться с вашим братом, и все стало намного лучше. Вы видели, как он купался?
- Мне очень жаль, но не стоит это обсуждать. Я глубоко сожалею об этом.
- Затем там было что-то с тем романом. Я не очень понял. Просил его рассказать, но он отказался. Он считает, что я слишком старый. Ну что же, и у нас бывают неудачи. - Эмерсон сделал паузу и продолжал: - Джордж приезжает завтра и увозит меня к себе в Лондон. Здесь он не может оставаться, а я не могу без него.
- Мистер Эмерсон! - воскликнула Люси. - Не уезжайте! Во всяком случае из-за меня. Я еду в Грецию. Оставайтесь! Такой уютный дом!
В первый раз за все это время голос Люси звучал по-доброму, и Эмерсон улыбнулся.
- Как тут все милы! - проговорил он. - А мистер Биб вообще приютил меня: пришел утром, узнал, что я уезжаю, и пригласил к себе. Здесь, у огня, так хорошо.
- Но вам не нужно ехать в Лондон! Это неправильно!
- Я обязан быть с Джорджем. Может быть, мне удастся заставить его вновь с симпатией относиться к жизни, а здесь у него это не получится. Он говорит, что постоянно думал о том, чтобы увидеть вас и услышать ваш голос. Я не оправдываю его, я просто говорю о том, что происходит.
- О, мистер Эмерсон! - Люси взяла его за руку. - Вы не должны уезжать. Я и так принесла всем достаточно беспокойства. А теперь вы покидаете дом, который вам нравится, да еще теряете деньги, и все из-за меня! Я не могу вам этого позволить. Вы должны остаться. А я отправляюсь в Грецию.
- В самую Грецию?
Что-то в Люси изменилось.
- Так в Грецию?
- Оставайтесь. Вы ведь не будете рассказывать о наших отношениях, я знаю. Я вам доверяю.
- Несомненно. Здесь одно из двух - либо вы становитесь частью нашей жизни, либо мы оставляем вас и вы живете той жизнью, что выбрали сами.
- Я бы не хотела…
- Мистер Виз, вероятно, сердит на Джорджа? Конечно, Джорджу не следовало этого делать. Он слишком самонадеян. Боюсь, расплатой за это будет печаль и раскаяние.
Люси вновь посмотрела на книги - черные, коричневые и эти, особого цвета, раздражающе-голубого, какими бывают только книги религиозные. Книги окружали вас со всех сторон, они стопками лежали на столе, громоздились по стенам до потолка. Люси показалось ужасным, что мистер Эмерсон, который был далеко не религиозным человеком и который именно этим отличался от мистера Биба, вынужден был найти приют в этом совершенно чуждом ему месте, да еще пользоваться милостью священника.
Увидев, насколько Люси устала, Эмерсон предложил ей свое кресло.
- Нет, благодарю вас, сидите. Я думаю, мне еще долго сидеть в экипаже.
- Но мисс Ханичёрч, вас ноги не держат от усталости.
- Нисколько, - возразила Люси, дрожа губами.
- Нет, это определенно так, и в этом вы абсолютно похожи на Джорджа. Так что вы говорили по поводу поездки за границу?
Люси молчала.
- Греция, - произнес Эмерсон задумчиво. - Но вы ведь в этом году собирались выйти замуж.
- Не раньше января, - отозвалась Люси, сжимая ладони. Неужели и сейчас, в этот критический момент, она солжет?
- Я полагаю, мистер Виз едет с вами? Я надеюсь - это не из-за Джорджа?
- Нет.
- Надеюсь, вы с мистером Визом получите удовольствие от поездки.
- Спасибо.
Вернулся из церкви мистер Биб. Его сутана была покрыта каплями дождя.
- Как хорошо, - произнес он. - Я как раз надеялся, что вы займете друг друга разговорами. Снова пошел дождь. Вся моя паства, которая сегодня состоит из вашей матери, мисс Ханичёрч, моей матери и мисс Бартлетт, стоит в церкви и ждет, когда их спасет экипаж. Пауэлл на конюшне?
- Думаю, да, - ответила Люси. - Я посмотрю.
- Нет уж. Я это сделаю сам. Как там сестры Элан?
- Отлично, спасибо!
- Вы уже рассказали мистеру Эмерсону о своей поездке?
- Да.
- Не думаете ли вы, Эмерсон, что со стороны мисс Ханичёрч это очень смелый поступок - взвалить на свои плечи сразу двух мисс Элан? Нет, мисс Ханичёрч, не ходите, оставайтесь в тепле. Я думаю, вся эта троица поступает исключительно отважно.
И священник поспешил к конюшне.
- Мистер Виз не едет, - проговорила Люси с легкой хрипотцой в голосе. - Я оговорилась. Он остается в Англии.
Каким-то образом она поняла, что лгать этому пожилому человеку она не в состоянии. Джорджу, Сесилю она бы еще могла сказать неправду - но не старшему Эмерсону. Тот был так близок к сути бытия, столь благороден в своем понимании этой сути, которое совершенно отличалось от того, что было написано в окружавших его книгах, так мягок по отношению к суровой стороне жизни, что истинная рыцарственность - не та убогая рыцарственность, что доминирует в отношениях между полами, но истинная рыцарственность, с которой юность должна относиться к старости, проснулась в Люси, и, как бы ни был велик риск, она сообщила Эмерсону, что едет в Грецию без Сесиля. И она сказала об этом столь серьезным голосом, что риск превратился в определенность, и, подняв на Люси глаза, Эмерсон спросил:
- Так вы оставляете его? Оставляете человека, которого любите?
- Я… я должна!
- Но почему, мисс Ханичёрч? Почему?
Ужас обуял Люси, и она вновь начала лгать. Она повторила ту длинную и очень убедительную речь, что уже произнесла перед мистером Бибом и произнесет перед всем миром, когда наконец объявит о разрыве своей помолвки. Эмерсон слушал в молчании, затем произнес:
- Дорогая моя! Я очень за вас беспокоюсь. Мне кажется… - голос его звучал задумчиво, и Люси нисколько не встревожилась словам Эмерсона, - …мне кажется, что вы запутались.
Люси покачала головой, не соглашаясь.
- Поверьте пожилому человеку. В мире нет ничего более ужасного, чем эта путаница - в жизни или в голове. Легко встретить лицом к лицу Смерть или Судьбу, а также иные вещи, внушающие страх. Но с ужасом и отвращением я взираю только на те эпизоды своей жизни, где я запутывался; этих эпизодов я хотел бы избежать. Мы в очень немногом можем помочь друг другу. Раньше я думал, что могу объяснить молодым людям саму суть жизни, но сейчас я стал умнее, и все, чему я научил Джорджа, сводится к этим словам: берегись путаницы. Вы помните ту церковь, где вы сделали вид, будто раздражены на меня, а сами раздражены не были? А помните - еще до этого, - как вы отказывались от комнаты с видом на Арно? Вот здесь вы запутывались - в мелочах, но вы знаете, как значимы и всесильны мелочи!
Люси молчала.
- Верьте мне, мисс Ханичёрч, - продолжал Эмерсон. - Хотя жизнь прекрасна, она и трудна.
Люси по-прежнему не отвечала.
- "Жизнь", - писал мне один из моих друзей, - "есть игра на скрипке, где ты учишься играть на публике в процессе исполнения". Мне кажется, это хорошо сказано. Человек должен учиться исполнять свои обязанности, исполняя их, - особенно свои обязанности в любви.
И вдруг он произнес взволнованно:
- Вот оно! Вот что я имею в виду: вы любите Джорджа!
Посла такой долгой преамбулы три завершающих слова нахлынули на Люси как волны из открытого океана.
- Не спорьте, это именно так! - произнес Эмерсон, не дожидаясь возражений. - Вы любите моего сына душой и телом, просто и ясно - как и он вас любит, и никакие слова здесь не надобны. Именно поэтому вы и не выходите замуж за другого.
- Да как вы можете! - воскликнула Люси, слыша, как воды шумят в ее ушах. - Как это похоже на всех мужчин! Вы все думаете, что женщина только о вас и думает!
- Но именно это с вами и происходит. Вы думаете только о Джордже.
Люси почувствовала почти физическое отвращение.
- Вы потрясены, но в этом и состояла моя цель. Иногда только так можно достичь цели, а по-другому у меня не получится. Вы должны выйти замуж, иначе ваша жизнь будет напрасной. И вы слишком далеко ушли с верного пути. У меня нет времени на нежность, на дружеские чувства, на поэзию и прочие имеющие значение вещи, ради которых вы вступаете в брак. Я знаю, что в союзе с Джорджем вы найдете их и что вы любите его. Поэтому - станьте его женой. Он уже является частью вас. Хотя вы бежите в Грецию, и никогда его больше не увидите, и даже, может быть, забудете его имя, Джордж будет в ваших мыслях до самой вашей смерти. Любовь и разлука несовместимы. Вы захотите доказать обратное. Вы можете преобразовать любовь во что-нибудь другое, вы можете не замечать ее, пытаться ее уничтожить - но вам от нее никогда не уйти. Я по опыту знаю, что поэты правы: любовь - вечна!
Люси принялась плакать от злости, и, хотя вскоре ее злость улетучилась, слезы продолжали литься из ее глаз.
- Я бы только хотел, - продолжал Эмерсон, - чтобы поэты сказали еще об одном: что любовь принадлежит телу. Какие тайны раскрылись бы перед нами, если бы мы признали это! И если бы в нас было больше прямоты, была бы более свободна душа. Ваша душа, дорогая Люси. Теперь я ненавижу это слово - благодаря той лжи, которой его окутали предрассудки. Но у нас есть души. Я не знаю, откуда они являются и куда уходят, но у нас есть души. И вы, Люси, разрушаете свою. Для меня это невыносимо. Это похоже на наступление тьмы. Это - настоящий ад. - Эмерсон замолчал и покачал головой. - Что за чепуху я говорю, - проговорил он. - Глупости и абстракции. И я заставил вас плакать! Милая девочка! Простите мне мои банальности. Выходите замуж за моего сына. Когда я думаю о сути жизни и о том, как редко одна любовь находит другую… выходите за него; именно ради таких союзов существует наш мир.
Люси не вполне понимала Эмерсона - его идеи действительно были чересчур абстрактными. Тем не менее, пока он говорил, окружавшая Люси темнота рассеялась - слой за слоем, и она увидела глубины своей души.
- И тогда, Люси…
- Вы пугаете меня, - простонала она. - Сесиль, мистер Биб, билеты уже куплены, все…
Рыдая, она упала в кресло.
- Я совсем запуталась. Я должна перестрадать свое и стать взрослее, но - вдали от него. Ради него я не могу сломать ту жизнь, которой живу. Они же верят мне.
Тем временем к двери подъехал экипаж.
- Скажите Джорджу о моей любви. Только один раз. Я во всем разберусь, скажите ему.
Люси набросила на лицо вуаль, под которой по-прежнему текли слезы.
- Люси…
- Нет! Они уже в холле. Прошу вас, мистер Эмерсон, не нужно. Они верят мне.
- Но как же им верить вам, если вы уже обманули их?
В этот момент мистер Биб открыл дверь и сказал:
- А вот и моя мать.
- Вам не нужно их доверие, - не унимался Эмерсон.
- Что такое? - резко спросил мистер Биб.
- Я говорю, - объяснял Эмерсон, - что вам нет смысла верить ей, поскольку она вас обманула.
- Одну минуту, мама! - бросил священник матери, закрыл дверь и обратился к своему гостю: - Я не вполне понимаю вас, мистер Эмерсон. Кого вы имеете в виду? Верить кому?
- Я имею в виду, - отвечал тот, - что она притворялась перед вами, будто не любит Джорджа. Хотя все это время они любят друг друга.
Мистер Биб посмотрел на рыдающую девушку. Его бледное лицо, обрамленное рыжеватыми бакенбардами, вдруг стало нечеловечески спокойным. Словно длинный черный столп, стоял мистер Биб и ожидал, что ответит Люси.
- Я никогда не выйду за него замуж, - срывающимся голосом проговорила Люси.
Легкое пренебрежение отразилось на лице мистера Биба, и он спросил:
- Почему?
- Мистер Биб… Я ввела вас в заблуждение… Я сама заблудилась.
- Это все чепуха, мисс Ханичёрч.
- Это не чепуха! - с жаром возразил Эмерсон. - Это то, что недоступно вашему пониманию.
Мистер Биб дружески положил руку на его плечо.
- Люси! Люси! - раздались голоса из экипажа.
- Мистер Биб! Вы не поможете мне?
Услышав просьбу, мистер Биб, видимо, удивился и ответил негромко, но твердо:
- Я опечален более, чем способен выразить. Это прискорбно, в высшей степени прискорбно и немыслимо.
- И чем плох Джордж? - вновь раздался голос Эмерсона.
- Ничем, мистер Эмерсон. За исключением того, что он мне больше не интересен. Выходите за Джорджа, мисс Ханичёрч! Он будет отличным мужем.
Он вышел и оставил их одних. Слышно было, как он помогает матери подняться по ступеням лестницы.
- Люси! - вновь раздались голоса.
В отчаянии она повернулась к мистеру Эмерсону. И, взглянув в его лицо, неожиданно почувствовала, что приходит в себя, оживает и возрождается. Это было лицо святого, который все понимает.