Но не так-то просто носить в своей голове картины Алессио Бальдовинетти - даже если ты не забыл глянуть на них перед тем, как отправиться на прогулку по холмам. Дымка, висевшая над долиной, также не способствовала успеху исследования. Компания переходила от одной травяной полянки к другой, и их намерение держаться вместе уже уравновешивалось желанием разойтись в разные стороны. Наконец они разбились на группы. Люси осталась с мисс Бартлетт и мисс Лэвиш, Эмерсоны вернулись к экипажам и вступили в профессиональный разговор с кучерами, в то время как оба священнослужителя, у которых, конечно же, должны были найтись темы для беседы, были предоставлены друг другу.
Вскоре две старшие дамы сбросили с себя маски. Громким шепотом, который теперь был так хорошо знаком Люси, они принялись обсуждать, но не Алессио Бальдовинетти, а предпринятую поездку. Оказывается, мисс Бартлетт поинтересовалась у мистера Джорджа Эмерсона его профессией, и тот ответил: "Железная дорога". Она пожалела, что спросила. Но не могла же она знать, что ответ будет столь ужасен. Если бы знала, не стала бы и спрашивать. Мистер Биб тем не менее так ловко повернул разговор, что она надеется, молодой человек был не очень обижен ее вопросом.
- Железная дорога! - выдохнула мисс Лэвиш. - Нет, я сейчас умру! Конечно же, это была железная дорога.
Она уже не могла справиться со своей радостью.
- Он носильщик… на Юго-Восточной дороге…
- Элеонор! Тише! - пыталась Шарлотта успокоить свою разбушевавшуюся подругу. - Эмерсоны услышат.
- Не могу остановиться! Ну что я могу сделать со своим ужасным характером? Носильщик!
- Элеонор!
- Я думаю, ничего страшного, - вставила словечко Люси. - Эмерсоны не услышат, а если и услышат, им все равно.
Мисс Лэвиш не понравилось, что Люси вмешалась в разговор.
- А мисс Ханичёрч нас слушает! - произнесла она сердито. - Вот непослушная девчонка! Уходите!
- Люси, - сказала Шарлотта. - Ты должна быть с мистером Игером, не так ли?
- Я их уже не найду. Да мне и не хочется.
- Мистер Игер обидится, - не унималась мисс Бартлетт. - Они же для тебя организовали эту поездку.
- Ну пожалуйста, можно я останусь с вами!
- Мисс Бартлетт права, - поддержала Шарлотту мисс Лэвиш. - А то у нас получается, как на школьном празднике, - мальчики отдельно, девочки отдельно. Мисс Люси, вам следует присоединиться к мистеру Игеру и мистеру Бибу. А мы хотим поговорить о предметах, которые не предназначены для юных ушей.
Но юная леди заупрямилась. По мере того как время ее пребывания во Флоренции близилось к концу, она чувствовала себя свободно только среди тех, кто ей был безразличен. К таковым относилась мисс Лэвиш, и таковой - в этот день - была Шарлотта. Люси не хотела привлекать к себе внимания, но старшим дамам не понравилось ее поведение, и они намерены были ее спровадить.
- Как все-таки устаешь в этих поездках, - сказала мисс Бартлетт. - Жаль, что с нами сейчас нет Фредди и твоей матери.
Альтруизм полностью вытеснил энтузиазм в душе мисс Бартлетт. Люси тоже не интересовалась открывавшимися внизу видами. Вряд ли ей чему-нибудь удастся порадоваться, пока она не окажется в Риме, в полной безопасности.
- Тогда сядем, - предложила мисс Лэвиш. - Посмотрите, какая я предусмотрительная.
Улыбаясь, она достала из дорожной сумочки два квадратных куска прорезиненной ткани, которые предназначались для того, чтобы уберечь туристов, сидящих на мокрой траве или мраморных ступенях, от холода и влаги. Разложив их на земле, на один кусок мисс Лэвиш села сама. Кто же займет второй?
- Нет, Люси, только ты, и никто более. Для меня подойдет и земля. Ревматизма у меня не было уже несколько лет. Если почувствую, что он приближается, я встану. Представь, что подумает твоя мама, когда узнает, что я позволила тебе сидеть на мокром, да еще в белом платье. - И Шарлотта тяжело села на траву - там, где она была особенно влажной. - Ну вот, - проговорила она, - и устроились. Замечательно устроились. Хотя мое платье и потоньше, на нем ничего не будет видно - оно же коричневое. Садись, дорогая, не думай обо мне. - Шарлотта прочистила горло и продолжила: - Не волнуйся, это не простуда. Так, легкий кашель, он у меня уже три дня. Никакой связи с сидением на этой мокрой траве.
Из этой ситуации был только один выход. Через пять минут Люси отправилась на поиски мистера Биба и мистера Игера, проиграв в битве за кусок прорезиненной ткани.
Она обратилась к возницам, которые, развалившись в экипажах, насыщали подушки сидений запахом сигарного дыма. Недавно подвергнутый наказанию преступник - худощавый юноша, дочерна загоревший под южным солнцем, - встал и поприветствовал Люси со смесью учтивости и веселого нахальства в позе и жестах.
- Dove? - спросила Люси после напряженного раздумья.
Лицо юноши словно осветилось изнутри. Где? Она спрашивает, где? Конечно, он знает, где. И совсем недалеко. Он взмахнул рукой, охватив три четверти горизонта. Он-то знает где. Потом юноша приложил кончики пальцев ко лбу и, словно взяв в своей голове некую, вполне материально осязаемую щепотку знания, передал ее Люси, раскрыв ладонь.
Мало. Необходимо было сказать что-то еще. Как по-итальянски "священники"?
- Dove buoni uomini? - произнесла Люси наконец.
Где хорошие люди? Для этих благородных людей слово "хорошие" слабовато. Юноша показал Люси на свою сигару.
- Uno - più - piccolo, - продолжала Люси, подразумевая: "Эту сигару дал вам мистер Биб, тот из хороших людей, что поменьше ростом?"
Опять попала в точку! Юноша привязал лошадь к дереву, шлепнул ее по боку, чтобы стояла смирно, смел пыль с экипажа, пригладил волосы, поправил шляпу, взбодрил усы и меньше чем через четверть минуты был готов сопровождать Люси. Итальянцы рождаются с умением показывать дорогу. Похоже, что вся земля лежит перед ними, но не как карта, а как шахматная доска, по которой они отслеживают движение фигур от клетки к клетке. Любой итальянец может найти нужное место, но найти нужного человека! Тут мало быть итальянцем, тут надо иметь божий дар.
Он остановился только однажды, чтобы нарвать больших синих фиалок. Люси поблагодарила его с истинным удовольствием. Рядом с этим простым юношей и мир казался простым и ясным. Она вдруг впервые почувствовала ароматы весны. Рука ее провожатого грациозно обнимала горизонт, фиалки в огромном количестве росли повсюду. Не желает ли она полюбоваться ими?
- Ma buoni uomini, - возразила Люси.
Юноша поклонился. Конечно, он все понимает. Сначала хорошие люди, потом фиалки. Они быстро пробирались сквозь подлесок, который становился все гуще и гуще, и приближались к краю холма, с которого открывался великолепный вид на долину, пока разорванный на многочисленные фрагменты растущими кустами. Юноша был занят своей сигарой, что не мешало ему, впрочем, отводить в сторону ветви деревьев, под которыми шла Люси. Она была счастлива сбежать от серых и скучных людей и разговоров и теперь наслаждалась каждым шагом, каждым сучком, встретившимся ей на тропинке.
- Что это?
Позади них, в чаще, на почтительном расстоянии раздавались голоса. Это мистер Игер? Возница пожал плечами. Откуда же ему знать? Уж если итальянцы что знают, то намертво. И если не знают - тоже. Люси пыталась понять, где они и не заблудились ли. И в этот момент перед нею открылся вид на долину, на реку, на отдаленные холмы.
- Eccolo! - воскликнул итальянец.
"Он? Где он?" - подумала Люси, и тотчас же земля ушла у нее из под ног. Вскрикнув, она сделала шаг и, едва не упав, оказалась на лужайке. Яркий солнечный свет и необычной красоты вид едва не ослепили ее. Она стояла на маленькой открытой террасе, которая почти сплошь была покрыта фиалками.
- Отвага! - прокричал по-английски итальянец, который остался наверху, в зарослях. - Отвага и любовь!
Люси не ответила. Лужайка от ее ног плавно поднималась к откосу, и по всей ее поверхности фиалки сбегали как ручейки, с водоворотами и водопадами, насыщая склон холма голубой влагой, образуя маленькие воронки возле стволов деревьев, собираясь небольшими лужицами в низинах и покрывая траву пятнами лазурной пены. Нигде больше их не было в таком количестве; эта терраса была источником, ключом красоты, изливавшейся на землю.
На самом ее краю, словно пловец, готовящийся броситься в океан, стоял "хороший человек". Но он был не тем, кого надеялась найти Люси, и он был один.
Джордж повернулся, услышав шелест травы и цветов. Одно мгновение он смотрел на нее, словно она упала с небес. Он увидел лучистую радость, которой светилось ее лицо, цветы, которые голубыми волнами пенились вкруг ее белоснежного платья. Он быстро подошел и поцеловал Люси.
Не успел он заговорить, не успел даже почувствовать, что произошло, как раздался голос:
- Люси! Люси!
Тишина и покой бытия были взорваны голосом мисс Бартлетт, которая коричневой тенью стояла над долиной Арно.
Глава 7. Они возвращаются
Весь день на склонах холма шла какая-то сложная игра. Что это была за игра и как распределились в ней игроки, до Люси доходило не вполне. Мистер Игер встретил их вопросительным взглядом. Шарлотта отразила его вопросы светской болтовней. Мистеру Эмерсону, который разыскивал своего сына, сообщили его местонахождение. Мистер Биб, который сохранял заинтересованный нейтралитет, должен был собрать игроков вместе, чтобы ехать домой. Все были смущены, но никто не знал чем. Всем правил бог Пан, но не тот Пан, что был похоронен две тысячи лет назад, а маленький божок Пан, который председательствует на не способных прийти к согласию собраниях и на неудачных пикниках. Мистер Биб всех потерял и вынужден был в одиночестве уничтожить все сладости, привезенные им в качестве сюрприза "чайной корзины". Мисс Лэвиш потеряла мисс Бартлетт, Люси потеряла мистера Игера, мистер Эмерсон потерял Джорджа, мисс Бартлетт потеряла кусок прорезиненной ткани, Фаэтон проиграл игру.
Последний факт отрицать было невозможно. Дрожа, он забрался на козлы, поднял воротник и объявил, что погода скоро испортится.
- Нужно немедленно ехать, - сказал он. - Молодой синьор дойдет пешком.
- Так далеко? Но до города несколько часов ходу.
- Именно так. Я сказал ему, что это глупо.
Фаэтон никому не хотел смотреть в лицо. Вероятно, поражение для него было особенно унизительным. Он один вел искусную игру, полагаясь на свой инстинкт, в то время как все прочие смогли использовать только жалкие крохи своего интеллекта. Он единственный догадался, как обстоят дела и как они должны складываться. Только он понял смысл сообщения, которое Люси пять дней назад прочитала по губам умирающего человека. Персефона, которая полжизни проводит в царстве Плутона, тоже могла бы его понять. Но не эти англичане. Они приобретают знания слишком медленно и, наверное, слишком поздно.
Мысли возницы, какими бы они верными ни были, редко принимаются во внимание теми, кто его нанял. Фаэтон был самым знающим противником мисс Бартлетт, но одновременно и самым безопасным. Как только они вернутся в город, и сам он, и его знание, и его мысли уже не будут беспокоить английских леди. Конечно, все произошло хуже некуда: она видела его черноволосую голову в кустах; из того, что он видел, он может сплести историю, которую будет рассказывать в каждой таверне. Но в конце-то концов, таверны нам не так опасны. Действительная угроза исходит из гостиных. Именно о тех, кто сидит в гостиных, думала мисс Бартлетт, когда экипаж вез ее вниз с холмов навстречу заходящему солнцу. Люси сидела рядом с ней; напротив, пытаясь поймать ее взгляд, устроился мистер Игер, которого мучили смутные подозрения. Говорили они об Алессио Бальдовинетти.
Темнота и дождь навалились одновременно. Дамы жались друг к дружке под зонтиком, который никак не мог их спасти. Сверкнула молния, и ехавшая в первом экипаже мисс Лэвиш, нервная особа, издала испуганный вопль. Вновь полыхнула молния, и на этот раз испугалась Люси. Мистер Игер заговорил с ней на своем профессиональном языке.
- Побольше отваги, мисс Ханичёрч! Отваги и веры. По правде говоря, в этом страхе перед стихиями есть нечто святотатственное. Неужели мы верим в то, что все эти тучи, вся эта гигантская игра небесного электричества были вызваны к жизни только для того, чтобы уничтожить вас и меня?
- Нет… конечно.
- Даже с научной точки зрения, - продолжал мистер Игер, - вероятность того, что нас ударит молнией, крайне невелика. Стальные ножи, единственные предметы, способные привлечь небесное электричество, находятся в другом экипаже. В любом случае мы в большей безопасности, чем если бы мы шли пешком. Итак, отвага! Отвага и вера!
Под пологом экипажа Люси почувствовала дружеское пожатие руки. Кузина! Временами нам так нужен жест дружбы и понимания, что мы не задумываемся, что он означает и сколько нам придется заплатить впоследствии за это проявление участия. Мисс Бартлетт этим мгновенным мускульным усилием обрела гораздо больше, чем получила бы в результате многих часов, проведенных за молитвой или за допросом с пристрастием.
Она вновь прибегла к этому средству, когда на полпути до Флоренции экипажи остановились.
- Мистер Игер! - раздался голос мистера Биба. - Нам нужна ваша помощь. Не переведете ли для нас с итальянского?
- Где Джордж? - крикнул мистер Эмерсон. - Спросите своего кучера, каким путем пошел Джордж. Мальчик может заблудиться. Его может убить молнией.
- Идите, мистер Игер, - проговорила мисс Бартлетт. - Только не спрашивайте ни о чем нашего кучера. Он нам не поможет. Пойдите и поддержите бедного мистера Биба - Эмерсон сейчас сойдет с ума.
- Его может убить! - кричал старший Эмерсон. - Молнией может убить!
- Обычный случай, - проговорил капеллан, покидая экипаж. - Перед лицом реальной опасности такие люди, как правило, ломаются.
- Что он знает? - шепотом спросила Люси, как только они остались одни. - Шарлотта, что знает мистер Игер?
- Ничего, дорогая. Он не знает ничего. Но, - и она показала на возницу, - этот знает все. Дорогая, не нужно ли?.. Я сделаю это, ладно?
Мисс Бартлетт достала кошелек.
- Как это ужасно - вступать в отношения с людьми из низшего класса, - сказала она. - Но он все видел.
Похлопав Фаэтона по спине путеводителем, она протянула ему франк и сказала:
- Silenzio!
Молчать так молчать.
- Va bene, - ответил он и взял монету. Надо же было как-то завершать рабочий день. Но Люси, смертное существо, разочаровалась в боге.
Вдруг впереди, на дороге, раздался ужасный грохот. Буря ударила в провода трамвайной линии, и одна из опор упала. Если бы экипажи не остановились, удар пришелся бы прямо на них. Путешественники восприняли это, как чудесное спасение, и потоки любви и искренности, способные каждый час жизни сделать плодотворным, полились рекой. Они спустились на землю, они обнимали друг друга. Оказывается, прощать - не меньшее удовольствие, чем быть прощенным. И что может быть прекраснее добра и милосердия?!
Путешественники постарше пришли в себя быстрее, чем молодежь. Даже переживая пик эмоций, они понимали, что такое поведение не вполне достойно воспитанного человека. Мисс Лэвиш внимательно рассмотрела дорогу и пришла к выводу, что опора все равно не упала бы на них, даже если бы они продолжали движение. Мистер Игер произнес беглую молитву. Возницы же, невзирая на грязь и ухабы дороги, изливали свои души дриадам и местным святым. Люси изливала свою душу кузине.
- О милая Шарлотта, поцелуй меня! Еще раз! Только ты можешь меня понять. Ты предупреждала, чтобы я была осторожнее. И я… я думала, что у меня получается.
- Не плачь, дорогая. Всему свое время.
- Я была упрямая и глупая - гораздо хуже, чем ты думаешь. Один раз, возле реки… О, а гроза его не убьет? Не убьет?
Эта мысль пробудила в ней раскаяние. Дело обстояло таким образом, что буря сильнее всего свирепствовала именно над дорогой, по которой они ехали, но, поскольку Люси этого не знала, она думала, что опасности подвергаются не только они, но и вся округа.
- Надеюсь, нет, - успокаивала ее Шарлотта. - За него ведь можно и помолиться.
- Для него… я думаю, для него все это было слишком неожиданно, как тогда - для меня. Но в этот раз мне не в чем себя упрекнуть. Я хочу, чтобы ты мне верила. Я просто оказалась вся в фиалках. Нет, меня есть в чем упрекнуть. Немного. У меня были глупые мысли. Небо было таким золотым, а земля - голубой, и на мгновение мне показалось, что он - из той книжки.
- Из книжки?
- Ну да! Герои, боги - вся эта школьная чепуха для девочек.
- А потом?
- Но, Шарлотта, ты же знаешь, что было потом.
Мисс Бартлетт молчала. Действительно, больше тут ничего не узнаешь. Ценой определенных душевных усилий ей удалось эмоционально привязать кузину к себе. Весь остаток пути Люси глубоко вздыхала, и ничто не могло улучшить ее настроение.
- Как я хочу быть правдивой! - шептала она. - И как это трудно, быть абсолютно правдивой!
- Не терзай себя, дорогая. Подожди, когда успокоишься. Мы обсудим все сегодня перед сном в моей комнате.
В город они въехали, крепко держась за руки. Как же удивилась Люси, когда увидела, что остальные путешественники не переживают столь же сильных чувств, какие переживает она. Буря утихла, и мистер Эмерсон успокоился насчет своего сына. Мистер Биб вновь обрел способность шутить, а мистер Игер уже за что-то выговаривал мисс Лэвиш. И только Шарлотта оставалась прежней Шарлоттой, за внешним спокойствием скрывавшей так много любви и понимания.
Весь долгий вечер предвкушение исповеди держало Люси в счастливом напряжении. Она думала не столько о том, что произошло с ней, сколько о том, как она об этом будет рассказывать. Все ее чувства, все приступы отваги, все моменты безрассудной радости, все ее подспудные желания - все это будет раскрыто перед ликом кузины. И, безгранично доверяя друг другу, они вместе распутают все узлы и объяснят все необъяснимое.
- Наконец-то я пойму саму себя, - говорила себе Люси. - Меня больше не будут беспокоить вещи, явившиеся невесть откуда и означающие то, чему нет названия.
Мисс Элан попросила ее сыграть. Люси отказалась. Музыка стала казаться ей ребячеством. Она села поближе к кузине, которая с похвальным вниманием слушала рассказ о том, как кто-то потерял багаж. Когда история была закончена, мисс Бартлетт рассказала о том, как она сама когда-то потеряла багаж. Рассказ затягивался, и Люси начала нервничать. Напрасно она пыталась сократить или хотя бы подтолкнуть повествование. Было уже достаточно поздно, когда мисс Бартлетт наконец отыскала свой багаж и сказала своим обычным голосом, с тенью мягкого упрека: