XVII
И повез Манья хозяина в Рыбары - договариваться с родителями. Н-но, но! Эх, кони! Головы кверху, поглядишь - сердце радуется.
- Так у тебя, Штепан, - задумчиво спрашивает Гордубал, - один старший брат, один младший и сестра замужняя? Гм! Хватает вас… А верно, что у вас кругом одна равнина?
- Равнина! - охотно отзывается Штепан, сверкнув зубами. - У нас все больше буйволов разводят да коней. Буйволы любят болото, хозяин.
- Болото? - размышляет Юрай. - А нельзя ли его высушить? Видывал я такие дела в Америке.
- Зачем сушить? - смеется Штепан. - Земли избыток, хозяин. А болота жалко, там камыш растет, из него зимой корзины плетут. Вместо досок камыш у нас. Телега - плетеная, забор, хлев - плетеные. Глядите, вон такая телега едет.
Юраю не нравится равнина, конца ей нет. Да что поделаешь!
- Отец жив, говоришь?
- Жив. Вот удивится, как увидит, кого я привез, - оживляется Штепан. - Ну, приехали, вот и Рыбары.
Штепан - шапку на затылок, щелк бичом и словно барона катит Гордубала по деревне и подвозит к дому.
Навстречу выходит невысокого роста крепкий парень.
- Эй, Дьюла! - кричит Штепан, - поставь коней под навес, задай им корму и напои. Сюда, хозяин!
Гордубал мимоходом бросает беглый взгляд на усадьбу. Амбар развалился, по двору бродят свиньи, кудахчут индюшки. В притолоке двери торчит огромное шило.
- Вон тем шилом, хозяин, плетут корзины, - объясняет Штепан. - А новый амбар будем весной ставить.
На пороге стоит длинноусый старик - старый Манья.
- Привез к вам, отец, хозяина из Кривой, - не без важности возглашает Штепан. - Хочет с вами потолковать.
Старый Манья вводит гостя в избу и недоверчиво ждет, что будет дальше. Гордубал садится с достоинством на самый кончик лавки - надо же дать понять, что дело еще не на мази, - и просит:
- Рассказывай, Штепан, что и как.
Штепан скалит зубы и выкладывает чудную новость: хозяин, мол, выдаст за него свою единственную дочку, Гафию, когда та подрастет. А сейчас он приехал договориться об этом с отцом.
Гордубал кивает: да, так.
Старый Манья оживился.
- Эй, Дьюла, подай сюда водки! Милости просим, Гордубал. Как доехали?
- Хорошо.
- Ну, слава богу. А урожай каков?
- Урожай добрый.
- Дома все здоровы?
- Благодарим покорно, здоровы.
Когда было сказано все, что полагается, старый Манья осведомляется:
- У вас, стало быть, одна дочка, Гордубал?
- Одна. Больше не дал господь.
Старик посмеивается, ощупывая глазами собеседника.
- Не говорите, Гордубал, может, еще и сынка бог пошлет. Распаханное поле хорошо родит.
Юрай делает движение, словно хочет махнуть рукой.
- Наверняка будет сынок, наследник, - ухмыляется старик Манья, не спуская глаз с Гордубала. - Вид у вас на славу, Гордубал, еще полсотни лет хозяйствовать будете.
Гордубал поглаживает затылок.
- Что ж, это как бог даст. Однако ж я не заставлю Гафию ждать наследства. Приданое для нее, слава богу, найдется.
У старого Маньи загораются глаза.
- Как же, как же, слыхал, слыхал. В Америке, говорят, деньги на земле валяются, ходи да подбирай. А?
- Оно, конечно, не так-то просто, - замечает Гордубал со вздохом. - Известное дело, Манья, как с деньгами. Держишь их дома - украдут. Положишь в банк - украдут тоже. Лучше всего их в хозяйство вложить.
- Святая правда! - соглашается старый Манья.
- Гляжу я на вас, - рассудительно продолжает Гордубал, - много народу ваша земля не прокормит. Болото да пустырь. Такой земли пропасть надо, чтобы одному хозяину прокормиться.
- Ваша правда, - осторожно соглашается старик. - Трудно у нас делить наследство. Вот мой старший Михаль все хозяйство получит, а двое других - только долю деньгами.
- По скольку? - выпаливает Гордубал.
Старый Манья огорченно замигал: "Ишь ты какой прыткий, не даст и опомниться человеку".
- По три тысячи, - ворчит он сердито, покосившись на Штепана.
Гордубал быстро прикидывает.
Трижды три девять. Для круглого счета десять. Стало быть, цена всему хозяйству десять тысяч?
- Как это так - трижды три?! - сердится старик. - А дочка?
- Верно, - соглашается Гордубал, - значит, скажем, тринадцать тысяч?
- Нет, нет! - качает головой старик. - Это вы как, Гордубал, шутите?
- Какие шутки? - настаивает Гордубал. - Просто хотелось знать, Манья, что стоит хозяйство у вас на равнине.
Старый Манья смущен. Штепан вытаращил глаза. Уж не хочет ли богач Гордубал купить их хозяйство?
- Такое хозяйство, как наше, не купите и за двадцать тысяч, - неуверенно говорит старик.
- Со всем, что тут есть?
Старик усмехается.
- Ишь вы хитрый, Гордубал! У нас одних коней во дворе четыре, нет, пять.
- Коней я не считал.
Старый Манья сразу стал серьезным.
- А вы, Гордубал, зачем приехали? Хозяйство покупать или дочку сватать?
Гордубал багровеет.
- Хозяйство? Это чтобы я купил хозяйство у вас в равнине! Это болото, что ли? Камыш на свистульки? Спасибо вам, Манья, уж я скажу напрямик. Коли договоримся сейчас и обручится ваш Штепан с Гафией, запишите свою усадьбу на Штепана, а я после свадьбы выплачу Михалю его долю, и Дьюле тоже.
- А Марии? - вырвалось у Штепана.
- Ну, и Марии. Больше никого у вас нет? Пускай Штепан хозяйничает тут в Рыбарах.
- А Михаль куда? - не понимает старик.
- Ну, получит свою долю и пускай идет себе с богом. Парень молодой, охотнее возьмет деньги, чем землю.
Старый Манья качает головой.
- Нет, нет, - бормочет он, - так не выйдет.
- Отчего ж это не выйдет? - горячо вмешивается Штепан.
- А ты проваливай отсюда, да поживей! - обрывает его старик. - Чего лезешь в разговоры?
Обиженно ворча, Штепан выходит во двор.
Дьюла, разумеется, вертится около лошадей.
- Ну как, Дьюла! - Штепан хлопает брата по плечу.
- Добрый коняга? - тоном знатока говорит паренек. - Дашь прокатиться?
- Слишком хорош для тебя, - цедит Штепан и кивает головой на избу. - Наш старый…
- Что?
- Эх, ничего! Так и норовит счастью моему помешать!
- Какое счастье?
- А никакое! Что ты смыслишь?..
Тихо на дворе; только свинья похрюкивает, точно разговаривает сама с собой, да с болота доносится голос коростеля, лягушки квакают.
- А ты останешься в Кривой, Штепан?
- Наверно. Еще не решил, - важно отвечает Штепан.
- А хозяйка?
- Тебе-то какое дело? - скрытничает старший брат.
Ох и комары! Ласточки чуть не чиркают крыльями по земле. Штепан широко зевает - едва челюсть не вывихнул. Интересно, что там поделывают старики в избе? Не откусили друг другу носы?
Штепан с досады и от скуки вытаскивает из косяка шило и с силой вгоняет его в дверь.
- А ну, вытащи! - предлагает он Дьюле. - Не осилишь!
Дьюла осиливает.
Некоторое время они забавляются шилом, загоняя его в дверь, так что щепки летят.
- Эй! - говорит наконец Дьюла. - Пойду к девкам, что с тобой зря время терять.
Темнеет, небо над равниной затягивается синим туманом. "Зайти, что ли, в избу? - думает Штепан. - Нет, назло не пойду! "Убирайся, - крикнет старый, - не лезь в разговор". А кому, спрашивается, "американец" сватает дочь? Ему или мне? Разве не могу я сам за себя постоять? А он - "убирайся, проваливай". Нечего командовать, - злится Штепан, - я уже не ваш теперь".
Разомлевший от водки, Гордубал наконец выходит из избы. Видно, старики договорились. Старый Манья провожает гостя, похлопывая его по спине. Штепан уже стоит у лошадей, держит уздечку, как заправский конюх. Гордубал, заметив это, с одобрением кивает головой.
- Так, значит, в воскресенье, в городе! - кричит старый Манья, и телега срывается с места. - Счастливый путь!
Штепан косится на хозяина и упрямо молчит. Небось сам расскажет.
- Вон наша река, - показывает Штепан кнутом.
- М-м.
- А вон там воз с камышом - это наш Михаль едет. У нас камыш на подстилку идет, стелем заместо соломы.
- Так. - И Гордубал больше ни слова.
Штепан правит, старается, из кожи лезет вон, а хозяин только головой покачивает. Не выдержал наконец Манья.
- Так что же, хозяин, сколько вы им дали?
Гордубал поднимает брови.
- Что?
- На чем сошлись, хозяин?
Гордубал медлит. И нехотя отвечает:
- По пять тысяч каждому.
Молча обдумывает новость Штепан, а потом цедит сквозь зубы:
- Опутали вас, хозяин. Хватило бы и по три.
- М-м, - ворчит Гордубал, - отец твой что пень дубовый.
"Эх ты, - думает Штепан, - добро даешь другим, а со мной говоришь так, словно получаю только я".
- И тебе тоже пять тысяч, - добавляет Гордубал, - на обзаведение.
"Ладно! - думает Штепан. - Однако ж теперь я ему вроде сына. Как же будет с жалованьем? Теперь мне платить нельзя, как батраку. Отдал бы мне хоть того жеребенка. Продай, мол, а деньги себе возьми, Штепан, ты теперь у нас свой".
- Правь как следует! - распоряжается Гордубал.
- Слушаюсь, хозяин.
XVIII
И вот все уже едут из города. Дело сделано, договор у адвоката составлен исправный, обошелся в двести крон. И то запишите, господин адвокат, и этого не забудьте. Мужик в денежных делах осторожен, его, братцы, не проведешь. Да вот еще что! Пишите: половину хозяйства в Рыбарах считать за Гафией. Хорошо, соглашается адвокат, внесу вам и такую кла-у-зу-лу. Вот, братцы, и клаузула тут есть. А потом все подписались. Юрай Гордубал - поставил три креста во имя отца и сына и святого духа; старый Манья три креста, а Михаль Манья, с букетиком на шляпе, важно надувает щеки и подписывается полным именем. С ними и Мария, по мужу Яношова, - у нее на голове шелковый платок, и Штепан, праздничный с головы до пят… Больше никто не будет подписываться? Нет, нет: Дьюла остался с лошадьми, да и годами еще не вышел. Ну, так, готово, господа, желаю вам всяческих благ. Две сотни обошлось, зато исправная работа, и кла-у-зула там есть.
А потом все вместе в трактир, спрыснуть сделку. Теперь уж хочешь не хочешь, Юрай Гордубал, а надо быть на "ты" со старым Маньей. Они даже поссорились маленько, как полагается родственникам.
- Езжай, Штепан!
Штепан и рад бы вести себя с Гордубалом по-сыновьему, да какой с ним разговор? Сидит Гордубал в телеге, держится руками за край, глаза запрятал под самые брови, почти не отзывается. "Эх, диковинное какое обручение, - думает Штепан. - Батрак хозяину не ровня… Н-но!"
Вот и въехали в Кривую резвой рысью, простучали подковы. Юрай Гордубал исподлобья глянул кругом и вдруг взмахнул рукой, щелкнул пальцами, поет, гикает, точно на масленице.
"Пьяный, должно быть, - думают люди, оборачиваясь на него. - С чего это так разошелся "американец" Гордубал?"
На площади толпятся девушки и парни, приходится ехать шагом. Юрай поднимается, обнимает Штепана за плечи и кричит на всю улицу:
- Зятя везу, во! Эх! Ого-го!
Штепан пытается стряхнуть его руку и шипит:
- Тише, хозяин!
Но Гордубал с силой сжимает его плечо, так что Манья чуть не кряхтит от боли.
- Слышите! - бушует Юрай. - Зятя везу! Гафии обручение празднуем!
Штепан хлещет копей кнутом, хмурится, в кровь кусает губы.
- Опомнитесь, хозяин! Ишь как перехватили!
Телега с грохотом заворачивает во двор Гордубала.
Юрай отпускает Штепана и сразу делается тихим и серьезным.
- Прогуляй коней, - распоряжается он сухо. - Видишь, все в мыле.
XIX
Растерялась Полана, не знает, что и думать о Юрае. Гордубал потащил Штепана в трактир: он, мол, не батрак уже, а почитай что сын. Не прячется больше Гордубал за амбаром, а ходит гоголем по деревне, останавливается и судачит с бабами. Вот, мол, Гафию просватал, правда, мала еще, да привыкла к Штепану, пока отца не было дома. А Штепан, соседушка, на нее прямо молится, как на икону. Радость - такие дети. Штепана Гордубал превозносит до небес - работящий какой, славный будет хозяин, отец ему в наследство усадьбу в Рыбарах оставит. По всей деревне мелет языком Гордубал, а дома молчит как убитый. То да это сделай, Штепан, - и баста.
Шатается по деревне Юрай и посматривает, с кем бы еще постоять, поболтать. Даже Гейзе Феделешу махнул рукой, только от Герича отвернулся. А тот уж было руку протянул. Нет! Пока жив, не знаюсь с тобой; не о чем нам разговаривать. Знать не знаю и знать не хочу, что у тебя на уме.
Бабы смеются: диковинное обручение! Жених насупился, как бирюк, молчит, на всех дуется. Невеста на речке играет с подружками, юбчонку засучила по пояс, понятия нет еще, что такое стыд. А Гордубал размахивает руками на площади, хвалится будущим зятем. Полана - хоть и чудная баба, да тоже хмурится, видит, что вся затея - людям на смех, а сама дома сидит, носа не высунет. Так-то, соседушки, уж и не говорите, что у Гордубалов все ладно.
Разве не видит Гордубал, что Штепан сердится. Может, и видит, но сторонится Штепана. Бросит через плечо, что да где сделать, и идет куда-то по своим делам. А Штепан провожает его таким взглядом, словно готов вцепиться ему в глотку.
Наконец не выдержал Штепан: стал посреди двора, поджидает хозяина, зубы стиснул, так что желваки заходили на скулах. Гордубал проходит по двору.
- Пора ехать, Штепан.
И идет дальше.
Манья загораживает ему дорогу.
- Мне с вами потолковать надо, хозяин.
- Ну, чего еще? - уклоняется Гордубал, - Занялся бы лучше делом.
Штепан даже посерел от ярости. Странно, ведь он всегда был смуглый.
- Что это вы болтаете про меня и Гафию? - выпалил он.
Гордубал поднимает брови.
- Что болтаю? Что просватал дочку за батрака.
Манью коробит от злости.
- А почему? А зачем вы… Люди меня на смех поднимают: "Скоро ли, мол, крестины, Штепан?", "Беги, Штепан, к своей невесте, ее гусак обидел".
Гордубал гладит затылок.
- Не слушай их, пусть потешаются. Надоест.
- Мне, мне это надоело, хозяин! - цедит сквозь зубы Манья. - Не хочу быть посмешищем!
Гордубал тяжело вздыхает.
- И я тоже не хочу, потому и обручил вас. Ну, чего еще?
- Не хочу, - скрипит зубами Манья. - Не буду я тут торчать женихом сопливой девчонки всей деревне на смех.
Гордубал - руки еще на затылке - мерит его глазами.
- Погоди - как ты сказал? Не будешь?
Манья дрожит от бешенства, вот-вот заплачет.
- Не буду, не хочу! Что хотите делайте, а я…
- Не будешь?
- Не буду.
Гордубал засопел.
- Подожди здесь.
Манья стоит, захлебываясь от ярости, - ему стыдно быть посмешищем всей деревни. Лучше уж убраться отсюда, чем…
Гордубал выходит из хлева и рвет какую-то бумагу. Рвет на мелкие клочки и бросает их в лицо Манье.
- Вот. Больше ты не жених. Передай отцу, что я порвал договор. - Рука в белом рукаве быстро взлетает и указывает на ворота. - Проваливай!
Манья быстро дышит, глаза его суживаются, как нож.
- Не уйду, хозяин.
- Уйдешь! А вздумаешь вернуться, у меня ружье есть.
Штепан багровеет.
- А если не уйду, тогда что?
Гордубал грудью надвигается на него. Манья отступает.
- Полегче! - шипит он.
- Не уйдешь?
- Пока не прикажет хозяйка, не уйду.
Застонав, Гордубал внезапно бьет Манью коленом в живот. Манья корчится от боли, но тут огромная ручища хватает его за шиворот, другая за штаны, поднимает на воздух, и Штепан летит через забор в крапиву.
- Так. - Гордубал переводит дух. - Не захотел в ворота, полетел через забор. - И он тащится обратно, поглаживая темя. Странно: как-то горячо в затылке…
За соседским забором слышно хихиканье.
XX
Полана, конечно, заперлась в каморе и притихла, точно ее и в живых нет.
Рано утром Гордубал запрягает в телегу жеребца-трехлетку и смирного мерина. Неравная пара! Мерин уныло мотает головой, жеребец держит голову кверху. Ну и парочка!
- Скажи матери, Гафия, что я еду в город. К вечеру, бог даст, вернусь.
Пусть коровы мычат от голода, пусть лошади бьют копытами, пусть визжат свиньи и поросята. Может, перестанет Полана упрямиться, не выдержит ее крестьянская душа, выйдет Полана и займется скотиной. Да и можно ли сердиться, когда рядом божья тварь?
Мерин помахивает головой, жеребец держит ее высоко. Вот и Штепан тоже высоко держит голову. Жеребца-трехлетку он запрягал вместе с кобылкой - они, мол, хорошо идут в паре. Эй ты, деревенщина, чего кусаешь мерина… Полана, наверно, выйдет из клети, пока меня нет, накормит скотину и птицу, порадуется на них. Вот видишь, и не спеша можно доехать до города.
Перво-наперво к адвокату.
Так и так, сударь, хочу, чтоб записали вы мою последнюю волю. Никто не ведает, когда придет смертный час. Вот какая воля моя: женат я, жену Поланой звать. Надо, чтобы она наследовала после мужа.
- А что вы завещаете ей, господин Гордубал? Усадьбу, деньги или ценные бумаги?
Гордубал косится с недоверием: "Зачем тебе знать?"
Напиши: все, что имею.
- А! Ну, тогда запишем: все имущество движимое и недвижимое…
Гордубал кивает.
- Так, так, сударь, хорошо сказано. Пишите: "За любовь ее и верность супружескую завещаю все движимое и недвижимое имущество".
Вот и подписано - во имя отца и сына и святого духа. Гордубал медлит.
- А что, сударь, нельзя ли поехать в Америку снова?
- Куда там, господин Гордубал, в Америке своих рабочих избыток, никого теперь не пускают к себе американцы.
- Гм! Так. А нет ли какой-нибудь фэктори в городе?
- А, фабрика! Есть фабрики, да стоят, не работают; трудные настали времена, господин Гордубал. - Адвокат вздыхает, точно и ему приходится нести бремя трудных времен.
Гордубал кивает головой. Что поделаешь, люди уже не нужны. Никому не нужен такой Гордубал. А жалко, зря пропадают умелые руки. А вот кони нужны, конь, что высоко держит голову.
…Юрай Гордубал ищет командира эскадрона. Вон там, говорят ему, в казармах.
- Что, дядя, сына пришел навестить?
- Нет, не сына, хочу жеребчика продать, господин драгун.
- Здесь лошадей не покупают, - объясняет солдат, а руки уже сами тянутся к жеребцу, ощупывают ноги и шею. - Серна, а не конь, хозяин.
Тут подошел кто-то из офицеров:
- Коня продать? Трудное дело, хозяин. - И качает головой. - Сейчас мы не берем лошадей. Говорите, ваш конь призывался еще летом? Хороший конь. А объезжен ли? Что? Не объезжен? И под седлом он еще не ходил? Ах вот как, ваш работник ездил на нем без упряжки.
Вокруг уже собралось несколько офицеров.
- Что, дядюшка, можно ли попробовать жеребца?