Агнец - Франсуа Мориак 7 стр.


- Ну, конечно, это же ясно как дважды два. Они любят друг друга, - сказал он чуть ли не шепотом. - Это и слепому видно. Впрочем, ты и сама это отлично знаешь. Словно от нас с тобой может ускользнуть хоть что-то, что имеет отношение к этому странному существу!

- Я им интересуюсь из-за тебя, - возразила она. - Только ты меня интересуешь в нем.

Несколько шагов они прошли молча. Мирбель сказал приглушенным голосом:

- Если бы уехала старуха...

- Она с места не сдвинется без своей секретарши... Нет, ты только погляди на них!

Мишель подняла голову и увидела Доминику и Ксавье: они спускались к ручью, впереди них бежал Ролан. Доминика несла корзинку с полдником. Жана и Мишель они не заметили.

- Она добилась своего, - сказала Мишель.

Жан покачал головой:

- Словно с Ксавье можно чего-то добиться!

- Тогда что же тебе надо? На что ты надеешься?

- Ни на что, кроме того, чего уже добился...

И она повторила, пожимая плечами:

- Чего уже добился?.. А чего же ты, собственно говоря, добился?

- А ты подумай, где бы он сейчас был, - ответил Жан с жаром, - где он был бы уже несколько дней, не повстречай он меня...

- Одним семинаристом больше, одним меньше! Какая разница! Хороша победа!

Ее издевка, казалось, не тронула его. Она снова пожала плечами, повторяя:

- Да это же безумие! Ты сошел с ума! Ты просто рехнулся.

Он не рассердился: он думал о своем.

- А потом, - продолжил он после паузы, - возможны и неожиданности. Если мы будем терпеливы, мы застанем его врасплох в минуту, когда он почувствует себя отторгнутым от Бога. Надо учитывать его возраст. Он не дошел еще до ненависти к творению божьему, куда там! Бог явился ему, овладел его душой прежде, чем он отрешился от веры. Я сказал ему это сегодня утром. Мистики придумали себе правила, этапы вознесения... Но святому духу на все это начхать. Поверь, Ксавье со всей его божьей благодатью не устоять перед нежным словом, перед лаской, если только она целомудренна... Поначалу...

- Да, - мрачно перебила его Мишель, - не устоять перед Доминикой.

- Доминикой?

Он остановился: они уже дошли до крыльца.

- От нас зависит, чтобы завтра ее тут не было... Нет, не иди со мной, - сказал он, увидев, что Мишель подымается за ним по ступенькам, - лучше мне одному объясниться со старухой.

- Тогда не притворяй двери, - сказала Мишель. - Я буду слушать ваш разговор из прихожей.

VI

- А ведь, оказывается, твой остров, Ролан, вовсе не остров, а полуостров. - И так как мальчик стал спорить, добавил: - Ты же видишь, он соединен с землей...

Остров Ролана был всего лишь ольховым пнем, сползшим в ручей.

- Земля-то сырая, - сказала Доминика. - Здесь не расположишься.

Мальчик захныкал: ведь она обещала, что они будут полдничать на острове...

- Вот как раз отсюда видно, что надо сделать, чтобы твой остров стал по-настоящему островом, - сказал Ксавье. - Надо перекопать этот перешеек, прорыть канал. Это нам с тобой под силу.

Не утерев слез и не высморкавшись, Ролан тут же вызвался принести лопату - он хотел немедленно начать работу.

Доминика шепнула ему:

- Отличная мысль, беги скорей.

Пять минут туда, пять обратно... она будет наедине с Ксавье целых десять минут.

- Нет, - остановил Ролана Ксавье. - Сперва поедим.

Мальчишка, кинувшийся было бежать, вернулся и уселся между ними. Доминика дала ему печенье и кусок шоколада. Ксавье взял гроздь винограда и поднял ее к свету:

- Какой он золотистый!

- У нас есть лимонад, - сказала Доминика, придвигая к себе корзину. - Кто хочет пить?

Казалось, она здесь только ради мальчика, да и Ксавье тоже внимательно слушал рассказ Ролана о том, какие садовые инструменты подарила ему мадам де Мирбель.

- Это было на Пасху, когда меня сюда привезли...

Мальчик словно не слышал замечания Доминики:

- Теперь они тебе уже ничего не дарят... - Он примостился возле Ксавье, хрупая сухое печенье.

- Какие у тебя грязные коленки! И тебе не стыдно?

- Представляете, на кого бы он был похож, если бы меня здесь не было, - вздохнула Доминика.

Вот и все слова, что они произнесли, пока сидели рядом - быть может, в последний раз - на стволе поваленной сосны мягким осенним днем, когда так медленно течет время. Водяные паучки метались по поверхности воды, потом вдруг замирали на месте, и их уносило течением. Ролан крикнул сдавленным голосом:

- Белочка! Вон там... видите? Вон хвост торчит!.. - Мальчик хлопнул в ладоши, белка перемахнула на дуб, с него на сосну. Ролан побежал за ней, задрав голову.

Доминика еле слышно произнесла:

- Ксавье... - Он сидел не шевелясь, опустив глаза. Под черным пухом ни разу не бритых щек светилась детская кожа. Она уже склонила было голову на его неподвижное плечо, но тут прибежал Ролан: белка исчезла. Доминика спросила:

- А лопатка? Может, сбегаешь за ней?

- Не надо, - сказал Ксавье. - Сейчас уже поздно. Мы прокопаем канал завтра утром.

Ролан возразил, что светло будет до семи, и помчался к дому.

Доминика взяла Ксавье за руку и печально спросила:

- Вы боитесь меня?

Он жестом ответил, что нет, придвинулся к ней, они коснулись плечами. Ее ладонь легла на его ладонь, их пальцы сплелись. Они сидели так неподвижно, что стрекоза опустилась на колено Ксавье. За ручьем на лугу поднимался туман. С проселка до них донеслись блеяние овец, гортанные крики пастуха, треньканье бубенцов. Доминика была в синих матерчатых туфлях на босу ногу. Ксавье тихонько сжал ее левую щиколотку и сказал:

- Вам холодно...

Она покачала головой и едва слышно вздохнула:

- Мне хорошо, я рядом с вами...

Он спросил:

- Это правда? Нет, не может быть!

- Вы не верите, что я счастлива с вами?

Доминика поглядела на него, и он понял, что она едва сдерживает слезы.

- Он сейчас вернется... - прошептала она.

Ксавье подумал, что она чего-то ждет от него... Хорошо бы обнять ее за плечи... Ведь он уже коснулся ее ноги чуть выше щиколотки... Какая у нее тоненькая рука! Он прикоснулся к ней губами и сказал:

- Ваша рука тоже озябла... - Наконец он привлек ее к себе, всем своим существом стремясь к этому счастью, в котором не было зла.

И тут они услышали, что у них за спиной всхлипывает Ролан. Они отодвинулись друг от друга.

- Что с тобой? У Доминики разболелась голова, и она оперлась о мое плечо. Надеюсь, ты не из-за этого плачешь, дурачок?

Мальчишка так разрыдался, что не мог говорить. Доминика поправила волосы и спросила рассеянно:

- Ты не нашел инструментов? Не знаешь, где они?

- Нет, мадам Пиан послала меня за вами... Вы уедете! Вы уедете! Она вас увозит. Она уже заказала по телефону такси...

Оба разом встали. Ролан обхватил руками ноги Доминики и все твердил сквозь слезы:

- Вы уедете, вы уедете!..

- Но почему? Откуда ты это взял?

- Они поссорились, они ругались.

Кроме слов "они ругались", от Ролана ничего добиться не удалось. Все втроем они пошли по мокрому лугу.

- Может, он чего-нибудь не понял? - прошептала Доминика. - Что могло случиться? Ничего, все уладится, в конце концов они всегда делают вид, что помирились.

Ксавье спросил:

- Вы думаете? - Они не смели взглянуть друг на друга.

VII

Жан выполнил просьбу Мишель и оставил дверь в маленькую гостиную приоткрытой. Увидев Мирбеля, мадам Пиан положила свои четки из крупных бусин, перемежающихся образками, на круглый столик; ей достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, что Жан пришел ссориться с ней и время тянуть не намерен. Он сказал, что рад застать ее одну, поскольку "у него к ней просьба", и придвинул к себе стул.

- Если это в моих силах... - начала Бригитта сладким голосом.

- Речь идет о Ксавье Дартижелонге...

- Ах, вот как, о Ксавье Дартижелонге? - повторила старуха. Она была начеку.

Плацдарм, выбранный Мирбелем для боя, был ей знаком. Она повторила вполголоса:

- Бедный мальчик, да... да... - И вдруг произнесла решительным тоном: - Что ж, хочешь знать мое мнение? Я во многом пересмотрела свое отношение к нему. Он еще ребенок, которого надо бы снова взять в руки.

- Вот, вот, - сказал Мирбель, - именно это я и ожидал от вас услышать. На этот счет я и хотел вас предостеречь.

Она рассмеялась и приосанилась:

- Предостеречь меня? Меня?

- Учтите, мама, я буду решительно возражать, ежели вы попытаетесь, как только что выразились, "взять его в руки", начнете наставлять на путь истинный, говорить о призвании и вмешиваться в его внутреннюю жизнь. Я знаю, он бы от этого очень страдал.

Старуха и бровью не повела, лишь световые блики плясали в стеклах ее темных очков. Она прекрасно понимала, к чему он клонит. Мирбель не отступал:

- Ксавье - наш гость, не правда ли? И мы обязаны защитить Ксавье от всех посягательств на его свободу, даже если они продиктованы самыми лучшими намерениями, в чем, вы сами знаете, я не сомневаюсь.

Мирбель удивился, что Бригитта Пиан словно пропустила мимо ушей его атаку. И, сам того не замечая, все больше повышал тон:

- Ваше рвение ослепляет вас и толкает на опасный путь. Только вы одна не поняли, как неприлично было с вашей стороны говорить при всех о письме, которое вы получили от его идиотки матери, совершенно неспособной понять душевные движения такой исключительной натуры. Я не допущу, чтобы в нашем доме помогали ей преследовать сына. Короче говоря, мама, я прошу вас отныне не вести больше никаких разговоров с моим другом и даже не позволять себе намека на ту внутреннюю борьбу, которая в нем сейчас происходит.

Бригитта Пиан сидела как изваяние. Когда Мирбель умолк, она сняла очки - в ее темных глазах был невозмутимый покой. Прежде чем ответить, она повела плечами и улыбнулась, предвкушая впечатление, которое произведут ее слова:

- Мой бедный Жан! Наверно, я тебя очень удивлю, но я совершенно согласна с тобой: лучше не вмешиваться в эту историю, и все же я вынуждена поступить иначе из-за письма мадам Дартижелонг. Однако я отнюдь не намерена ни на чем настаивать и лишь скажу ему то, что обязана сказать...

- Да бросьте! Словно вы не угрожали ему вашей опекой...

- Вовсе нет! Я только предупредила его, что хочу с ним побеседовать. Однако, если только он сам меня к этому не вынудит, я твердо решила не касаться в нашем разговоре лично его и уважать его секреты, как, впрочем, я всегда поступаю в таких случаях. Мой долг - поговорить с ним о другом человеке...

- О другом?

- Да, да, о тебе, мое дорогое дитя, если ты уж так хочешь это знать. Как он ни наивен, я не сомневаюсь, что он тебя во многом разгадал. Но что бы он ни думал о тебе, это, наверно, еще весьма далеко от действительности. Ты не можешь со мной не согласиться, что даже этой "исключительной натуре" - так ты, кажется, его назвал - не разобраться до конца в такой твари, как ты...

Опершись обеими руками на палку, она величественно поднялась и с жалостью поглядела на своего слабого, криво усмехающегося противника.

- Соблаговоли мне поверить - я обещаю рассказать о тебе лишь то немногое, что, как мне кажется, необходимо срочно узнать вашему гостю. Ты сам понимаешь, я не стану удовольствия ради ни дискредитировать тебя в его глазах, ни злословить на твой счет. Я уже не в том возрасте, чтобы делать такие глупости. Бояться меня тебе нечего, ибо я руководствуюсь исключительно соображениями милосердия. А проявление высшего милосердия по отношению к таким людям, как ты, состоит в том, чтобы их обезвредить.

Жан схватил со стола пресс-папье. Старуха не шелохнулась, она стояла все в той же позе и глядела на него с улыбкой. Он положил пресс-папье на место, отошел от нее на несколько шагов и уткнулся лбом в стекло, выжидая, пока утихнет сердцебиение. Ценой невероятных усилий ему удалось почти тут же взять себя в руки. Когда он повернулся к Бригитте Пиан, он был уже спокоен.

- Я не хочу Ксавье зла, - сказал он наконец. - Но быть может, вы правы: вполне вероятно, что я, сам того не желая, могу ему навредить.

- Вот это уже разумные слова, - сказала Бригитта, не спуская с него глаз.

- О, - вздохнул он, - я давно знаю, что с вами бесполезно хитрить.

- Во всяком случае, я достаточно хитра, чтобы ждать подвоха, когда ты становишься чересчур обходительным...

И она рассмеялась, стараясь поймать его ускользающий взгляд.

- Вы ошибаетесь, мама, - сказал Жан и снова сел, придвинув стул к ее креслу. Теперь их разделял только круглый столик. - За долгие годы нашего знакомства мне, кажется, не раз случалось вам исповедоваться!

- Да, это правда. Когда тебе было шестнадцать лет...

Он передернул плечами.

- Мне всегда шестнадцать лет, - сказал он, помолчав. - Что ж, не стану отрицать, я хочу, чтобы вы уехали, потому что я ревную... Странно, что дружбе свойственна ревность, не правда ли?

Бригитта Пиан дернула головой, как старая лошадь. Она спросила тихо:

- Неужели я кажусь тебе опасной?

Он уперся локтями в колени, напряженность его взгляда исчезла, выражение лица стало доверчивым.

- Я имею в виду Доминику, - сказал он. - Я не могу с этим смириться. Никогда еще я не чувствовал себя до такой степени в дураках.

Он не глядел на Бригитту. Она могла бы подумать, что он забыл о ее присутствии. Он даже вздрогнул, когда она обратилась к нему:

- При чем здесь Доминика?

Он улыбнулся и несколько раз повторил, явно забавляясь:

- Ну, мама, мама! - И вдруг добавил: - Неужели вы не знаете, что они сейчас вместе?

Нет, ей это трудно допустить. Доминика попросила у нее разрешения устроить для мальчика пикник на берегу ручья.

Жан снова отошел к окну, потом со спокойным, беспечным видом, руки в карманах, вернулся к мадам Пиан.

- Надеюсь, вы не собираетесь сделать из вашей Доминики монахиню? Согласитесь, что у нее нет к этому склонности.

Старуха взяла со столика четки и стиснула их в правой руке.

- Уж не сердитесь ли вы? - спросил он. - Ведь, в конце концов, для Доминики тут нет ничего худого. Вы должны бы радоваться, что у нее появилась такая надежда, - ведь что бы вы ни говорили, их отношения зашли довольно далеко. Знаете, Ксавье со мной говорил об этом. Он верит, что сам Господь Бог занят устройством его судьбы, он не сомневается в том, что провидение подстроило нашу встречу в парижском поезде, чтобы я привез его в Ларжюзон, где он соблазнит секретаршу мадам Пиан... Ох уж эти мне христиане!

Он захохотал. Старуха шевелила губами - она шептала молитву, но гнев, клокотавший в ней, помимо ее воли выражался в старческом дрожании головы, унять которое она была не в силах. А Мирбель, все еще смеясь, продолжал:

- Дорого бы я дал, чтобы взглянуть на физиономию мамаши Дартижелонг в тот момент, когда она узнает, что ее меньшой, сбежав из духовной семинарии, соблазнил секретаршу Бригитты Пиан и собирается жениться на этой девице, которая вдобавок еще и незаконнорожденная! Правда, в подобных браках отсутствие родни является преимуществом, которое не следует недооценивать.

- Дартижелонги могут спать спокойно.

Хотя старуха сказала эту фразу, не повышая голоса, он понял, что она вот-вот взорвется.

- Вы забываете, - сказал он, - что ни Ксавье, ни Доминика не нуждаются в чьем-либо благословении.

- В моем, положим, она нуждается, - проскрипела старуха, не разжимая вставных челюстей.

- Да, правда, - согласился Мирбель, - она всецело зависит от вас. Но вы же так милосердны, так к ней привязаны, я не могу поверить, что вы станете вынимать у нее кусок изо рта. Нет, мама, последуйте моему примеру: примиритесь с их счастьем.

Тут она оперлась на палку и выпрямилась.

- Я запрещаю тебе... словно у тебя со мной может быть хоть что-то общее... Словно мы можем испытывать одинаковые чувства... - бормотала она.

Она задыхалась.

- Вы не можете обойтись без нее, признайтесь в этом, ну! - проговорил он жестко. - Вам необходимо купаться в молодой крови, не в буквальном смысле, конечно. Когда старики окружают себя молодыми, они напоминают мне вампиров, мне всегда так казалось...

Она закричала:

- Вампиров?

И он увидел, как ее всю затрясло, словно в лихорадке, а голова судорожно задергалась из стороны в сторону.

- Моя вина лишь в том, - голос ее срывался, - что я обрекла молодую девушку на гибельное соседство с вами!..

И старуха опрометью кинулась из комнаты, забыв о своих подагрических ногах. В прихожей они увидели Мишель и Ролана.

- Где это ты умудрился так вымазаться? - допытывалась Мишель у мальчика.

Он ответил, что прибежал за инструментами, потому что его остров оказался полуостровом и потому что дяденька сейчас начнет копать канал. От быстрого бега Ролан запыхался и говорил запинаясь. Он было рванулся назад, но Бригитта Пиан схватила его за руку:

- Мсье ждет тебя там? Ты оставил его одного?

- Нет, что вы! Он там с мадемуазель.

Супруги Мирбель громко расхохотались. Мальчик глядел на них с изумлением: он никогда не видел, чтобы они смеялись. Разинув рот, он с опаской поглядывал на этих обычно грозных и страшных взрослых, которые сейчас почему-то заходились от смеха.

- Пожалуйста, не торопись к ним, - сказал Мирбель. - Тебе некуда спешить.

И вот тут-то и разыгралась та странная сцена, в которой он ничего не понял, кроме того, что "они ругались". Они ругались - вот и все, что он смог рассказать Ксавье и Доминике.

- Ступай и скажи мадемуазель Доминике, что я ее жду: надо уложить чемоданы и позвонить в гараж. Мы уедем на машине. Я заплачу, сколько бы это ни стоило, лишь бы не ночевать здесь сегодня.

Именно эту фразу и запомнил Ролан, а когда они втроем шли к дому по мокрому лугу, Доминика заставила мальчика сызнова все повторить:

- Да, она сказала, что вы должны позвонить в гараж и заказать машину и что она заплатит, сколько бы это ни стоило...

Ксавье шел сзади. Луг был заболоченный, башмаки вязли в трясине и чавкали при каждом шаге. Он шел следом за Доминикой, неотрывно глядя на ее плечи. Иногда она полуоборачивалась к нему, продолжая внимательно слушать рассказ шмыгающего носом мальчишки.

Потом она сказала, не глядя на Ксавье:

- Не задерживайтесь здесь ни дня. Вы же свободны. Бордо - большой город, и я никому не должна давать отчет, куда я хожу.

Назад Дальше