3
Вечером они снова собрались у окружного комиссара, но настроение у всех было подавленное; даже Перро уже больше не пыжился.
- Ну вот, завтра я укачу, - сказал Дрюс. - Вы тоже, Скоби?
- Вероятно.
- Вам все удалось выяснить? - спросила миссис Перро.
- Все, что нужно. Главный механик просто золото. Он запомнил все подробности. Я едва успевал записывать. Как только он кончил, он потерял сознание. Парня только и поддерживала его "ответственность". Знаете, ведь они добирались сюда пешком целых пять дней, те, кто мог ходить.
- Они плыли без конвоя? - спросил Уилсон.
- Они вышли с караваном судов, но у них что-то случилось с машиной, а вы знаете неписаный закон наших дней: горе отстающим. Они отстали от конвоя на двенадцать часов и пытались его нагнать, но их торпедировали. После этого подводная лодка поднялась на поверхность и командир дал им направление. Он сказал, что взял бы их на буксир, если бы за ним самим не охотился морской патруль. Как видите, в этой истории трудно найти виноватого. - И перед глазами Скоби сразу возник конец "этой истории": ребенок с открытым ртом, худенькие руки, сжимающие альбом для марок. - Может, доктор заглянет сюда, когда у него будет свободная минута? - спросил он.
Ему не сиделось на месте, и он вышел на веранду, тщательно прикрыв за собой дверь и опустив сетку; сразу же около его уха загудел москит. Жужжание было беспрестанным, но, когда москиты переходили в наступление, звук становился густым, как у пикирующих бомбардировщиков. В окнах импровизированной больницы горел свет, и бремя всего этого горя тяжко давило ему на плечи. У него было такое чувство, будто он избавился от одной ответственности только для того, чтобы взять на себя другую. Правда, это была ответственность, которую он разделял со всеми людьми на свете, но такая мысль не давала утешения, ибо иногда ему казалось, что свою ответственность сознает только он один. Правда, в Содоме и Гоморре и одна-единственная душа могла изменить божью волю.
По ступенькам веранды поднялся врач.
- А-а, Скоби, - произнес он голосом таким же усталым, как его плечи. - Вышли подышать ночным воздухом? В здешних местах это не очень-то рекомендуется.
- Как они? - спросил Скоби.
- Я думаю, будет еще только два смертельных исхода. Может быть, один.
- А как девочка?
- Не доживет до утра, - отрывисто произнес врач.
- Она в сознании?
- Не совсем. Иногда зовет отца: наверно, ей кажется, будто она все еще в шлюпке. От нее скрывали правду, говорили, что родители в другой лодке. Сами-то они знали, кто погиб, - у них была между лодками сигнализация.
- А вас она не принимает за отца?
- Нет, борода мешает.
- Как учительница? - спросил Скоби.
- Мисс Малкот? Она поправится. Я дал ей большую дозу снотворного, теперь проспит до утра. Это все, что ей нужно, и еще сознание, что она не сидит на месте, а куда-то едет. Не найдется ли у вас места в полицейском грузовике? Надо бы ее увезти отсюда.
- Там едва уместимся Дрюс и я со слугами и вещами. Мы вам вышлем санитарную машину, как только приедем. Как "ходячие"?
- Они выживут.
- А мальчик и старуха?
- Тоже.
- Чей это мальчик?
- Учился в Англии. В начальной школе. Родители - в Южной Африке, они думали, что с ними он будет в безопасности.
- Ну а та молодая женщина… с альбомом для марок? - как-то нехотя спросил Скоби.
Ему почему-то запомнилось не ее лицо, а альбом для марок да еще обручальное кольцо, болтавшееся на пальце, как если б ребенок, играя, надел мамино кольцо.
- Не знаю, - сказал врач. - Если она протянет до утра… быть может…
- Вы ведь сами еле держитесь на ногах! Зайдите, выпейте стаканчик.
- Да. Я вовсе не хочу, чтобы меня съели москиты.
Доктор открыл дверь, а тем временем москит впился Скоби в шею. Он даже не отмахнулся. Медленно, нерешительно он побрел туда, откуда только что пришел доктор, - вниз по ступенькам на неровную скалистую дорожку. Под ногами осыпались камешки. Он вспомнил Пембертона. Как глупо ждать счастья в мире, где так много горя. Свою потребность в счастье он узрел до минимума: фотографии убраны в ящик, мертвые вычеркнуты из памяти; вместо украшений на стене - ремень для правки бритвы и пара ржавых наручников; и все равно, думал он, у человека остаются глаза, которые видят, и уши, которые слышат. Покажите мне счастливого человека, и я покажу вам либо самовлюбленность, эгоизм и злобу, либо полнейшую духовную слепоту.
У дома для приезжих он остановился. В окнах горел свет, создавая удивительное ощущение покоя, если, конечно, не знать, что происходит внутри; вот так и звезды в эту ясную ночь создавали ощущение полнейшей отрешенности, безмятежности и свободы. Если бы мы все знали досконально, подумал он, мы бы, верно, испытывали жалость даже к планетам. Если дойти до того, что зовут самою сутью дела…
- Это вы, майор Скоби? - Его окликнула жена миссионера. Она была в белом, словно сиделка, ее волосы чугунно-серого цвета были зачесаны назад уступами, как выветрившиеся холмы. - Пришли полюбопытствовать? - вызывающе спросила она.
- Да, - сказал он.
Он не нашелся, что ответить: не мог же он описать миссис Боулс свою тревогу, навязчивые мысли, отчаянное чувство бессилия, ответственности и сострадания.
- Войдите, - сказала миссис Боулс, и он последовал за ней послушно, как ребенок.
В доме было три комнаты. В первой поместили ходячих больных; приняв большие дозы снотворного, они мирно спали, как после хорошей прогулки. Во второй комнате лежали те, кто подавал надежду на благополучный исход. В третьей, совсем маленькой, стояло только две койки, разделенные ширмой: тут были шестилетняя девочка с потрескавшимися губами и молодая женщина - она лежала на спине без сознания, все еще судорожно сжимая альбом для марок. В блюдце стояла свеча, она отбрасывала слабую тень на пол между кроватями.
- Если хотите помочь, - сказала миссис Боулс, - побудьте тут немножко. Мне надо сходить в аптеку.
- В аптеку?
- Она же кухня. Приходится приспосабливаться.
Скоби стало зябко и как-то не по себе. По спине пробежали мурашки.
- А я не могу пойти вместо вас? - спросил он.
- Вы шутите! - сказала миссис Боулс. - Разве вы умеете приготовлять лекарства? Я уйду всего на несколько минут. Позовите меня, если у ребенка начнется агония.
Если бы она дала ему опомниться, он придумал бы какую-нибудь отговорку, но она тут же ушла, и он тяжело опустился на стул. Взглянув на девочку, он увидел у нее на голове белое покрывало для первого причастия: это была игра теней на подушке и игра его воображения. Он отвел глаза и опустил голову на руки. Он был тогда в Африке и не видел, как умер его ребенок. Он всегда благодарил бога за то, что избежал этого испытания. Но, кажется, в жизни ничего не удается избежать. Если хочешь быть человеком, надо испить чашу до дна. Пусть сегодня она тебя миновала, - завтра ты сам трусливо ее избежал - все равно, тебе непременно поднесут ее в третий раз. И он помолился, все еще закрывая ладонями лицо: "Боже, не дай ничему случиться, пока не придет миссис Боулс". Он слышал дыхание ребенка, тяжелое, неровное, словно тот нес в гору непосильную ношу; мучительно было сознавать, что ты не можешь снять с него это бремя. Он подумал все, у кого есть дети, обречены чувствовать такие муки непрестанно, а я не могу вынести их даже несколько минут. Родители ежечасно дрожат за жизнь своих детей. "Защити ее, отче. Ниспошли ей покой". Дыхание прервалось, стихло и опять возобновилось с мучительным усилием. Между пальцами ему было видно, как лицо ребенка искажается от натуги, словно лицо грузчика. "Отче, ниспошли ей покой, - молил он. - Лиши меня покоя навеки, но ей даруй покой". На ладонях у него выступил пот.
- Папа…
Он услышал, как слабый, прерывающийся голосок повторил "папа", и, отведя руки, встретил взгляд голубых воспаленных глаз. Он с ужасом подумал: вот оно, то, чего я, казалось, избежал. Он хотел позвать миссис Боулс, но у него отнялся язык. Грудь ребенка вздымалась, ловя воздух, чтобы повторить короткое слово "папа". Он нагнулся над кроватью и сказал:
- Да, детка. Помолчи, я здесь, с тобой.
Свеча отбросила на одеяло тень его сжатого кулака, и та привлекла взгляд девочки. Ей стало смешно, но она только скорчилась и не смогла рассмеяться. Скоби поспешно убрал руку.
- Спи, детка, - сказал он, - тебе ведь хочется спать. Спи. - В памяти возникло воспоминание, которое он, казалось, глубоко похоронил; Скоби вынул носовой платок, свернул его, и на подушку упала тень зайчика. - Вот тебе зайчик, он заснет с тобой. Он побудет с тобой, пока ты спишь. Спи. - Пот градом катился у него по лицу и оставлял во рту вкус соли, вкус слез. - Спи.
Заяц шевелил и шевелил ушами: вверх - вниз, вверх - вниз.
Вдруг Скоби услышал за спиной негромкий голос миссис Боулс.
- Перестаньте, - отрывисто сказала она. - Ребенок умер.
4
Утром он сообщил врачу, что останется до прихода санитарных машин; он уступает мисс Малкот свое место в полицейском грузовике. Ей лучше поскорее уехать - смерть ребенка снова выбила ее из колеи, а разве можно поручиться, что не умрет кто-нибудь еще? Ребенка похоронили на другое утро, положив его в единственный гроб, который удалось достать. Гроб был рассчитан на взрослого человека, но в этом климате медлить было нельзя. Скоби не пошел на похороны; погребальную службу отслужил мистер Боулс, присутствовали супруги Перро, Уилсон и два-три почтовых курьера; врач был занят своими больными. Скоби захотелось уйти подальше, он быстро зашагал по рисовым полям, поговорил с агрономом об оросительных работах, потом, исчерпав эту тему, зашел в лавку и сел там в темноте, дожидаясь Уилсона, окруженный консервными банками с маслом, супами, печеньем, молоком, картофелем, шоколадом. Но Уилсон не появлялся: видно, их всех доконали похороны и они зашли выпить к окружному комиссару. Скоби отправился на пристань и стал смотреть, как идут к океану парусные лодки. Раз он поймал себя на том, что говорит кому-то вслух:
- Почему ты не дал ей утонуть?
Какой-то человек посмотрел на него с недоумением, и он двинулся дальше вверх по откосу.
Возле дома для приезжих миссис Боулс дышала свежим воздухом; она дышала им обстоятельно, как принимают лекарство, ритмично открывая и закрывая рот, делая вдохи и выдохи.
- Здравствуйте, майор, - сухо сказала она и глубоко вдохнула воздух. - Вы не были на похоронах?
- Не был.
- Мистеру Боулсу и мне редко удается вместе побывать на похоронах. Разве что когда мы в отпуске.
- А будут еще похороны?
- Кажется, еще одни. Остальные пациенты постепенно поправятся.
- А кто умирает?
- Старуха. Ночью ей стало хуже. А ведь она уже как будто выздоравливала.
Он почувствовал облегчение и выругал себя за бессердечие.
- Мальчику лучше?
- Да.
- А миссис Ролт?
- Нельзя сказать, что она вне опасности, но, я думаю, выживет. Она пришла в себя.
- И уже знает о гибели мужа?
- Да.
Миссис Боулс стала делать взмахи руками. Потом шесть раз поднялась на носки.
- Я бы хотел чем-нибудь помочь, - сказал Скоби.
- Вы умеете читать вслух? - спросила, поднимаясь на носки, миссис Боулс.
- Думаю, что да.
- Тогда можете почитать мальчику. Ему скучно лежать, а скука таким больным вредна.
- Где мне взять книгу?
- В миссии их сколько угодно. Целые полки.
Только бы не сидеть сложа руки. Скоби пошел в миссию и нашел там, как говорила миссис Боулс, целые полки книг. Он плохо разбирался в книгах, но даже на его взгляд тут нечем было развлечь больного мальчика. На старомодных, покрытых плесенью переплетах красовались такие заглавия, как "Двадцать лет миссионерской деятельности", "Потерянные и обретенные души", "Тернистый путь", "Наставление миссионера". По-видимому, миссия обратилась с призывом пожертвовать ей книги, и здесь скопились излишки библиотек из набожных английских домов. "Стихотворения Джона Оксенхэма", "Ловцы человеков". Он взял наугад какую-то книгу и вернулся в дом для приезжих. Миссис Боулс приготовляла лекарства в своей "аптеке".
- Нашли что-нибудь?
- Да.
- Насчет этих книг можете быть спокойны, - сказала миссис Боулс. - Они проходят цензуру - их проверяет специальный комитет. Некоторые люди норовят послать сюда совсем неподходящие книги. Мы учим детей грамоте не для того, чтобы они читали… извините за выражение, романы.
- Да, наверно.
- Дайте-ка взглянуть, что вы там нашли.
Тут он и сам взглянул на заглавие: "Архипастырь среди племени банту".
- Это, должно быть, интересно, - сказала миссис Боулс. Он не очень уверенно кивнул. - Вы знаете, где лежит мальчик. Только читайте минут пятнадцать, не больше.
Старуху перевели в дальнюю комнату, где умерла девочка, мужчина с сизым носом перебрался в ту, которую миссис Боулс называла палатой выздоравливающих, а средняя комната была отведена мальчику и миссис Ролт. Миссис Ролт лежала лицом к стене, с закрытыми глазами. По-видимому, альбом удалось наконец вынуть из ее рук - он был на стуле рядом с кроватью. Мальчик смотрел на вошедшего Скоби блестящими, возбужденными от лихорадки глазами.
- Моя фамилия Скоби. А твоя?
- Фишер.
- Миссис Боулс просила тебе почитать, - застенчиво сказал Скоби.
- А вы кто? Военный?
- Нет, я служу в полиции.
- Это книга про сыщиков?
- Нет, как будто нет.
Он раскрыл книгу и напал на фотографию епископа в полном облачении, сидящего на деревянном стуле с высокой спинкой возле маленькой церквушки, крытой железом; вокруг стояли, улыбаясь в объектив, мужчины и женщины из племени банту.
- Лучше почитайте про сыщиков. А вы сами хоть раз поймали убийцу?
- Да, но не такого, как ты думаешь: мне не надо было его выслеживать и устраивать погоню.
- Что же это тогда за убийство?
- Ну, людей иногда убивают и в драке.
Скоби говорил вполголоса, чтобы не разбудить миссис Ролт. Она лежала, вытянув на одеяле сжатую в кулак руку; кулак был не больше теннисного мяча.
- Как называется ваша книга? Может, я ее читал. Я читал на пароходе "Остров сокровищ". Вот если бы она была про пиратов! Как она называется?
- "Архипастырь среди банту".
- Что это такое?
Скоби перевел дух.
- Видишь ли. Архипастырь - это фамилия героя.
- А как его зовут?
- Иеремия.
- Слюнявое имя.
- А он и есть слюнтяй. - И вдруг, отведя взгляд, он заметил, что миссис Ролт не спит: она слушала, уставившись в стену. Он продолжал наобум: - Настоящие герои там - банту.
- А кто они, эти банту?
- Свирепые пираты, которые укрываются на островах Вест-Индии и нападают на корабли в той части Атлантического океана.
- И Иеремия Архипастырь их ловит?
- Да. Видишь ли, книга немножко и про сыщиков, потому что он тайный агент английского правительства. Одевается как простой матрос и нарочно плавает на торговых судах, чтобы попасть в плен к банту. Знаешь, пираты ведь разрешают простым матросам поступать к ним на корабль. Если бы он был офицером, его бы вздернули на рее. А так он умудрился разведать все их пароли и тайники, узнал, какие они замышляют набеги, а потом, в решающую минуту, их выдал.
- Тогда он порядочная свинья, - сказал мальчик.
- Да, он еще влюбился в дочку предводителя пиратов и тут-то стал настоящим слюнтяем. Но это уже под самый конец, мы до него не дойдем. До этого будет много всяких схваток и убийств.
- Книга вроде ничего. Ладно, читайте.
- Видишь ли, сегодня миссис Боулс разрешила мне побыть с тобой совсем недолго, я тебе просто рассказал про книгу, а начнем мы завтра.
- А вдруг вас завтра уже здесь не будет. Если кого-нибудь убьют.
- Но книга-то будет здесь. Я оставлю ее у миссис Боулс. Это ее книга. Правда, если она будет читать, получится немножко иначе…
- Ну, вы хоть начните, - попросил мальчик.
- Да, начните, - чуть слышно произнес голос с соседней кровати; он было решил, что ему померещилось, но, повернувшись, увидел, что она на него смотрит; глаза на истощенном лице казались громадными, как у испуганного ребенка.
- Я очень плохо читаю вслух, - сказал Скоби.
- Начинайте, - с нетерпением воскликнул мальчик. - Кто же не умеет читать вслух!
Глаза Скоби были прикованы к книге, она начиналась так: "Я никогда не забуду своего первого впечатления о континенте, где мне предстояло трудиться в поте лица тридцать лучших лет моей жизни".
- С той самой минуты, как они покинули Бермуды, - медленно начал он, - за ними не переставало следовать глубоко сидевшее в воде разбойничьего вида суденышко. Капитан был явно встревожен - он не мог отвести бинокля от странного корабля. Настала ночь, а тот все шел за ними, и первое, что они увидели, когда наступил рассвет, было таинственное судно. Неужели, подумал Иеремия Архипастырь, я встречу наконец тех, за кем охочусь, - самого предводителя банту Черную Бороду или его кровожадного помощника…
Скоби перевернул страницу и на мгновение запнулся, увидев фотографию архипастыря в белом костюме с высоким пастырским воротничком и в тропическом шлеме: он играл в крикет и как раз собирался отбить мяч, брошенный негром из племени банту.
- Дальше, - потребовал мальчик.
- …или его кровожадного помощника Бешеного Дэвиса, прозванного так за дикие вспышки ярости: в минуту гнева он мог вздернуть на рею всю команду захваченного судна. Капитан Буллер, видно, понял, что дело плохо; он приказал поднять все паруса, и некоторое время казалось, что они улизнут от погони. Но вдруг над морем загрохотал пушечный выстрел, ядро упало в воду футах в двадцати от носа. Капитан Буллер поднес бинокль к глазам и крикнул с мостика Архипастырю: "Клянусь богом, это "Веселый Роджер!" Из всего экипажа один капитан знал тайну Иеремии…"
В комнату деловито вошла миссис Боулс.
- Ну вот и хватит, - сказала она. - На сегодня довольно. Что он читал тебе, Джимми?
- "Архипастырь среди банту".
- Надеюсь, тебе понравилось.
- Мировая книжечка.
- Умница, - одобрила его миссис Боулс.
- Спасибо, - произнес голос с соседней кровати, и Скоби нехотя повернул голову, чтобы взглянуть на молодое измученное лицо. - Вы нам завтра опять почитаете?
- Не приставайте к майору Скоби, Элен, - строго сказала миссис Боулс. - Ему надо вернуться в город. Без него там все перережут друг друга.
- Вы служите в полиции?
- Да.