Было ясно, что Пирсон не собирается сдаваться. О'Доннел знал, что старик будет возражать, но не ожидал такого яростного сопротивления. Что это? Нежелание делить с кем-либо власть или же боязнь потерять должность, передать ее кому-то более молодому? В сущности, О'Доннел не собирался освобождать Пирсона от работы, его опыт в патологоанатомии был незаменим. Но он хотел укрепить отделение, а этим и всю работу больницы. Пирсону надо было это разъяснить.
- Джо, речь идет не о каких-то радикальных переменах. Вы остаетесь во главе отделения…
- В таком случае разрешите мне руководить отделением, как я это нахожу нужным.
О'Доннел почувствовал, что терпение его иссякло. На сегодня, пожалуй, хватит; этот разговор он возобновит через несколько дней. Он хотел, по возможности, обойтись без конфликта.
- На вашем месте я бы все-таки подумал, Джо, - сказал он спокойно.
- И не собираюсь. - Пирсон был уже у двери и, едва кивнув, вышел.
"Такие дела, - подумал О'Доннел. - Что же, война почти объявлена". Он стоял и думал, что следует предпринять дальше.
Глава 5
В кафетерии больницы Трех Графств обычно обсуждались все самые свежие новости: повышение по службе, чрезвычайные происшествия, увольнения. Все здесь становилось известным задолго до официальных оповещений.
Медперсонал больницы использовал кафетерий для встреч и консультаций за чашкой кофе, ибо кафетерий был, пожалуй, единственным местом в больнице, где они, работающие на разных этажах и в разных отделениях, наверняка могли встретиться. Здесь нередко разбирались серьезные случаи и давались советы - те советы специалистов, за которые в другой обстановке пришлось бы платить большие деньги.
Правда, не все штатные врачи охотно делились своими знаниями и опытом, считая, что бесплатное использование их талантов - недопустимая роскошь. В таких случаях они обычно уклонялись от ответов и приглашали коллегу или больного к себе в кабинет. Так обычно поступал Гил Бартлет.
Хотя кафетерий был вполне демократичным учреждением, где если не совсем забывали о табели о рангах, то по крайней мере временно пренебрегали ею, некоторая субординация все же наблюдалась. Для старших ординаторов имелись отдельные столики, в то время как младшие врачи и практиканты запросто подсаживались к медсестрам. Поэтому не было ничего необычного в том, что Майк Седдонс подсел к столику сестры-практикантки Вивьен Лоубартон. Вивьен, несколько раз уже видевшая Майка в здании больницы, хорошо запомнила его густую рыжую шевелюру и неизменную широкую улыбку. Она решила, что, пожалуй, он ей нравится, и отметила, что он тоже приглядывается к ней и непременно захочет завязать знакомство. И вот он наконец подсел к ее столику.
- Я пришел к вам с одним гнусным предложением.
- А мне казалось, подобные предложения делаются хотя бы после знакомства. Майк улыбнулся:
- Вы забыли, что мы живем в век космических скоростей и для всяких цирлих-манирлих не хватает времени. Мое гнусное предложение: послезавтра обед в ресторанчике "Куба", а затем в театр.
- А денег-то у вас хватит? - с любопытством спросила Вивьен.
Жалованье молодых врачей, как и медсестер, было столь мизерным, что стало предметом постоянных грустных шуток.
Майк вытащил из кармана два билета на гастроли бродвейского театра и оплаченную квитанцию на обед в ресторанчике "Куба".
- Это от благодарного пациента. Ну как, идем? Вивьен, разумеется, согласилась.
* * *
Прошли полторы недели с того дня, как Гарри Томаселли сообщил О'Доннелу, что больничное строительство начнется весной. И вот О'Доннел, председатель попечительского совета больницы Ордэн Браун и Томаселли в кабинете администратора.
Хотя они и старались учесть пожелания всех заведующих отделениями, но в первую очередь приходилось считаться с финансовыми возможностями.
От многого пришлось отказаться. Например, не будет рентгеновской установки, которая стоит пятьдесят тысяч долларов, хотя она необходима для улучшения диагностики сердечных заболеваний.
В сборе средств на больничное строительство должен будет помочь и медперсонал. С этой целью было решено обложить "добровольными" взносами старших ординаторов, их заместителей и помощников. Это должно было заставить местных богатеев раскошелиться.
О'Доннел знал, что большинству врачей больницы, еле-еле сводивших концы с концами на свое жалованье, будет чрезвычайно трудно сделать эти "добровольные" пожертвования.
Томаселли обещал О'Доннелу подготовить сотрудников больницы. "Томаселли - прекрасный администратор", - подумал О'Доннел. Он вспомнил адвокатское образование, жизненный путь и большой опыт Томаселли - именно это побудило Брауна предложить ему пост администратора больницы Трех Графств. Голос Ордэна Брауна вернул О'Доннела к действительности: Браун приглашал его на обед, но не к себе, как обычно, а к Юстасу Суэйну, самому консервативному члену попечительского совета. Браун хотел, чтобы О'Доннел помог ему повлиять на Суэйна в нужном направлении. Хотя О'Доннел старался держаться подальше от дел попечительского совета, он не мог отказать Брауну.
Едва за Брауном закрылась дверь, как в кабинет вошла Кэти Коэн, секретарша Томаселли.
- Прошу извинить, но какой-то мужчина настоятельно просит вас к телефону, - сказала она Томаселли. - Некий мистер Брайан.
- Я занят. Скажите, что я ему сам позвоню попозже, - ответил Томаселли, удивившись, что Кэти решилась беспокоить его по такому пустяку.
- Я ему так и сказала, но он настаивает. Говорит, что он муж нашей пациентки.
- Пожалуй, поговори с ним, Гарри. Я подожду, - улыбнулся О'Доннел.
- Ладно. Так и быть. - Томаселли протянул руку к одному из телефонов. - Администратор вас слушает. - Голос Томаселли был дружелюбным, но, услышав первые слова мистера Брайана, он нахмурился.
О'Доннел мог слышать лишь отдельные слова, доносившиеся из трубки: "…безобразие… взвалить такие расходы на семью… Необходимо еще разобраться…"
Прикрыв трубку рукой, Томаселли сказал:
- Он вне себя. Что-то там с его женой, я ничего не могу понять. - И, обращаясь к Брайану, попросил:
- Начните, пожалуйста, с самого начала. Когда вашу жену поместили в больницу? Кто был ее врачом? Так, ясно.
О'Доннел опять услышал слова Брайана: "…Невозможно ничего добиться…"
- Нет, мистер Брайан, мне ничего не известно об этом случае, но я обещаю вам навести справки. Я понимаю, что такое больничный счет для семьи, - сказал Томаселли. - Однако только лечащий врач решает, сколько больному следует находиться в больнице. Вам надо еще раз поговорить с врачом, а я, со своей стороны, попрошу нашего бухгалтера тщательно проверить счет. До свидания, мистер Брайан.
Во время разговора с Брайаном Томаселли что-то записывал на листке бумаги. Окончив разговор, Томаселли положил его в лоток с надписью: "Для диктовки".
- Он считает, что его жену слишком долго держали в больнице, и теперь он вынужден залезать в долги, чтобы оплатить счет. Она пробыла в больнице три недели. Что-то слишком много стало таких жалоб.
- Кто был лечащим врачом? - спросил О'Доннел. Томаселли взглянул на свои записи.
- Рюбенс.
- Давай проверим.
Томаселли нажал кнопку внутренней связи.
- Кэти, найдите доктора Рюбенса.
Через несколько секунд Рюбенс был на проводе.
- Я к твоим услугам, - ответил он О'Доннелу, взявшему трубку.
- У тебя есть больная Брайан? - спросил О'Доннел.
- Есть, а что? Ее муж жаловался?
- Ты знаешь об этом?
- Разумеется, знаю. - Чувствовалось, что Рюбенс раздражен. - Лично я считаю, что у него есть все основания жаловаться.
- В чем дело, Рюб?
- А в том, что я поместил миссис Брайан в больницу по поводу предполагаемого рака молочной железы. Опухоль я удалил, она оказалась доброкачественной.
- Почему же ты ее продержал в больнице три недели?
- Об этом лучше спросить Джо Пирсона.
- Будет проще, если ты объяснишь сам. Помолчав немного, Рюбенс сказал:
- О том, что опухоль доброкачественная, я узнал только через две с половиной недели. Именно столько времени понадобилось Пирсону, чтобы положить препарат под микроскоп.
- Ты напоминал ему?
- Не один, а десять раз. Если бы не мои напоминания, я бы, наверно, и сейчас еще не получил заключение.
- Значит, поэтому ты продержал миссис Брайан в больнице целых три недели?
- Разумеется. Или вы считаете, что я должен был ее выписать? - В голосе Рюбенса сквозили явные нотки сарказма. - Есть еще вопросы? - спросил он.
- Нет, - ответил О'Доннел и повесил трубку. - Гарри, я намерен созвать совещание во второй половине дня, - обратился он к Томаселли. - Человек пять-шесть из старшего врачебного персонала. Соберемся у тебя, и я хочу, чтобы ты тоже присутствовал.
- Хорошо, - кивнул Томаселли.
- Пригласим главного терапевта Гарвея Чандлера, затем Руфуса и Рюбенса и обязательно Чарли Дорнбергера. Скольких я уже назвал?
- С нами шестеро. А Люси Грэйнджер? После минутного колебания О'Доннел сказал:
- Хорошо, пусть будет семь человек.
- Повестка дня? - спросил Томаселли, держа карандаш наготове.
О'Доннел покачал головой:
- Никакой повестки. У нас лишь один вопрос: реорганизация патологоанатомического отделения.
* * *
Когда администратор назвал Люси Грэйнджер, О'Доннел вспомнил их последнюю встречу. Они пообедали в хорошем ресторанчике, поговорили о себе, об общих знакомых, о работе и о вещах, не имеющих отношения к медицине. Затем он отвез Люси домой, в ее новую уютную квартирку. Она пригласила его зайти. Когда она готовила коктейли, стоя спиной к нему, он вдруг спросил, была ли она замужем.
- Нет, - ответила она не оборачиваясь.
- Я часто думаю, почему ты не вышла замуж.
- В сущности, все очень просто. - Люси повернулась, держа в руках стакан. - Во-первых, мне давно уже никто не делает предложений, а раньше, когда делали, я думала только о карьере врача, и это для меня было самым главным. Карьера и семья казались мне несовместимыми.
- И ты не жалеешь?
- Нет, - сказала она, подумав. - Я достигла того, к чему стремилась, и во многих отношениях удовлетворена. Правда, иногда я задумываюсь, как бы сложилась моя жизнь, если бы я решила иначе. Ведь, в сущности, все мы люди прежде всего.
- Да, - промолвил О'Доннел. Признание Люси тронуло его. Ей надо было иметь детей, быть матерью и женой, подумал он и вдруг спросил:
- Ты по-прежнему считаешь, что семья и карьера несовместимы?
- Нет, я перестала быть столь категоричной в этом вопросе, - ответила она. - Жизнь кое-чему меня научила.
О'Доннел подумал, каким бы был его брак с Люси. Была бы в нем любовь и нежность? Или их работа помешала бы им приспособиться друг к другу? Что бы они делали, встречаясь после работы дома, о чем говорили? Неужели обсуждали бы больничные дела за обедом и диагнозы за десертом? Был бы у него домашний очаг или же дом стал бы естественным продолжением привычной рабочей обстановки? Однако вслух он сказал:
- Мне давно кажется, что у нас с тобой много общего.
- Да, и мне тоже, Кент, - ответила Люси. Допив коктейль, О'Доннел собрался уходить. Он понимал, что они сказали друг другу гораздо больше, чем то, что выразили словами. Теперь он знал, что опять будет думать о Люси и анализировать свои чувства к ней. Здесь не должно быть поспешных решений: слишком многое ставится на карту.
- Ты можешь не уходить, Кент. Останься, если хочешь. Люси сказала это так просто. Он знал, что все теперь зависит от него. Осторожность и привычка взяли верх.
- Спокойной ночи, Люси.
Когда дверь лифта захлопнулась за ним. Люси все еще стояла в дверях своей квартиры.
Глава 6
- Я вас пригласил сюда, - обратился О'Доннел к собравшимся в конференц-зале, - потому что мне нужна ваша помощь. Думаю, для вас не секрет, что в отделении патанатомии неблагополучно. Речь идет не только о работе отделения, есть и другая проблема, так сказать, личного характера.
- Что за проблема? - спросил Дорнбергер. - Мне не совсем понятно, о чем речь, Кент.
О'Доннел этого и ждал. Дорнбергер и Пирсон были старыми друзьями.
- Постараюсь объяснить, - сказал он спокойно и начал детально излагать претензии к отделению патанатомии, рассказав и о категорическом отказе Пирсона принять в отделение второго врача. - Я убежден, что нам нужен еще один специалист. Помогите мне убедить Пирсона в необходимости произвести перемены, - закончил он.
- Мне не нравится, как мы решаем этот вопрос, - заметил Билл Руфус.
- Почему, Билл? - О'Доннел отметил про себя, что сегодня на нем вполне приличный галстук.
- Я не думаю, чтобы несколько человек, собравшись вместе, как это сделали мы, были вправе обсуждать перемены в отделении. - Билл Руфус посмотрел на присутствующих. - Разумеется, у меня были столкновения с Пирсоном, как и у большинства из нас. Но это не значит, что я готов участвовать в каком-то сговоре, чтобы выжить его отсюда.
О'Доннел был даже рад такой откровенности Руфуса.
- Разрешите вас заверить, - сказал он, - что никаких намерений, как вы выразились, - он посмотрел на Руфуса, - "выжить отсюда" доктора Пирсона у нас нет.
Его слова были встречены одобрительным гулом голосов.
- Давайте подойдем к этому вопросу следующим образом, - продолжал он. - Мы все согласны, что в отделении патанатомии необходимы перемены. Задержка хотя бы на день там, где необходимо немедленное хирургическое вмешательство, грозит жизни больного. Это вам хорошо известно.
- И не следует забывать, - прервал его Гарри Томаселли, - что всякие задержки отнимают больничные койки у тех, кто в них остро нуждается. У нас огромный список больных, ожидающих госпитализации.
- Конечно, - снова продолжал О'Доннел, - я могу созвать исполнительный комитет, и не премину это сделать, если понадобится, но вы все знаете, к чему это может привести. Зная Пирсона, мы можем не сомневаться, что любая дискуссия приведет к конфликту, тем более что Пирсон сам член комитета. Чего мы добьемся? Пирсон уже не сможет быть заведующим отделением, и мы только повредим себе и больнице. - О'Доннел подумал также, хотя и не мог сказать об этом, что Пирсон имеет влияние на "старую гвардию" в попечительском совете и конфликт может иметь далеко идущие последствия.
- Я не обещаю, что смогу разделить вашу точку зрения, но что вы предлагаете? - сказал Чарли Дорнбергер, попыхивая трубкой.
О'Доннел решил раскрыть карты.
- Я предлагаю, Чарли, чтобы вы поговорили с Пирсоном от имени всех нас.
- Ну нет, увольте! - Иного ответа О'Доннел и не ожидал. Но Дорнберга надо было уговорить.
- Чарли, мы знаем, что вы близкий друг Пирсона. Вы один можете его убедить.
- Короче говоря, удар должен нанести я, - отметил сухо Дорнбергер.
- Какой же это удар, Чарли?
Дорнбергер заколебался. Он видел, что все ждут его ответа. Его терзали два противоречивых чувства - тревога за благополучие больницы и личная симпатия к Джо Пирсону.
То, что говорилось сегодня, не было новостью для Дорнбергера; он давно подозревал неладное. Тем не менее случаи с больными Руфуса и Рюбенса просто потрясли его. Дорнбергер также понимал, что О'Доннел не собрал бы их здесь, если бы это все не было так серьезно. Главного хирурга он уважал.
И в то же время он хотел помочь Пирсону. Казалось, он один противостоял натиску событий, могущих погубить старого врача. Должно быть, О'Доннел был искренен, когда говорил, что не намерен выживать Пирсона из больницы, и остальные разделяли его чувства. Да, как посредник он лучше других сможет помочь Джо. Окинув взглядом собравшихся, Дорнбергер спросил:
- Вы все так считаете?
Люси Грэйнджер, подумав немного, сказала:
- Я очень его люблю. Мне кажется, мы все его любим. Но я все-таки считаю, что в отделении необходимы перемены.
Это были ее первые слова, до этого она сидела молча и раздумывала над тем, что произошло в ее квартире в тот вечер, когда к ней зашел О'Доннел. Давно ничто так не волновало ее. Не влюбилась ли она? Но она заставила себя снова вернуться к проблемам патологоанатомического отделения.
- А ты, Билл? - обратился О'Доннел к Руфусу.
- Если Чарли поговорит с Пирсоном, я согласен.
- Я лично уверен, что именно так можно будет наилучшим образом решить эту проблему, - сказал Гарвей Чандлер, обращаясь к Дорнбергеру. - Вы окажете больнице огромную услугу.
- Хорошо, - сдался Дорнбергер. - Я постараюсь. На мгновение в зале наступила тишина, и О'Доннел почувствовал наконец облегчение. Он понял, что важность затронутого вопроса дошла до всех и теперь что-то можно будет сделать.
- Итак, - сказал негромко Томаселли, - нужно подыскивать специалиста. У меня есть список возможных кандидатов.
Собственно, у Томаселли было два списка. Так называемый "открытый список" свободных врачей и "закрытый список" - тех, кто работает, но недоволен своим местом и готов переменить его. Когда он передал материал О'Доннелу, того заинтересовал один из кандидатов именно второго, "закрытого списка", некий Дэвид Коулмен 31 года. Он с отличием окончил Нью-Йоркский университет, прошел практику в больнице Белвью, прослужил два года в армии и пять лет проработал в трех хороших больницах.
Присутствующие, да и сам О'Доннел, выразили сомнение, что патологоанатом такой высокой квалификации согласится работать в больнице Трех Графств. Но оказалось, что Томаселли уже вел с ним неофициальные переговоры.
Про себя О'Доннел подумал, что Томаселли следовало бы прежде согласовать это с ним. Но он только спросил:
- Вы думаете, его заинтересует наше предложение? Дорнбергер взял карточку с данными Коулмена.
- Что я должен с ней делать?
О'Доннел оглядел присутствующих, словно спрашивая одобрения:
- Я думаю, Чарли, вам надо взять ее с собой и показать доктору Пирсону.
Глава 7
В помещении, примыкающем к секционному залу, все было подготовлено для работы, и Макнил ждал лишь прихода доктора Пирсона. Ему доводилось бывать в секционных залах других больниц, там все оборудование было из нержавеющей стали. Подобная модернизация не коснулась отделения Пирсона.
Макнил услышал знакомые шаркающие шаги, и в зал в облаке сигарного дыма вошел Пирсон.
- Не будем терять время, - сразу же начал он, не утруждая себя излишними церемониями. - Прошло полторы недели, как я разговаривал с О'Доннелом, а дело так и не сдвинулось. Когда закончим разбор, сделаем биопсию всех присланных на исследование материалов.
Надев черный резиновый фартук и натягивая резиновые перчатки, он подошел к столу. Макнил сел напротив.
- Больная пятидесяти пяти лет. Медицинское заключение: смерть от рака молочной железы.