- Покажите историю болезни. - Иногда он довольствовался тем, что докладывал ему Макнил. Иногда же внимательно просматривал историю болезни сам.
Пирсон приступил к тщательному исследованию всех органов после вскрытия.
- Кто работал над сердцем? - спросил он. - Вы?
- Нет. Кажется, Седдонс.
- Плохая работа. Кстати, почему его нет?
- Он в хирургии. Там какая-то операция, на которой он хотел присутствовать.
- Скажите ему, что я требую его присутствия на каждом разборе результатов вскрытия.
Макнил приготовился записывать.
- Сердце несколько увеличено, - диктовал Пирсон. - Обратите внимание на митральный клапан. Видите?
- Да, - сказал Макнил, нагнувшись над столом.
- Больная страдала ревмокардитом, хотя умерла совсем не от этого.
Покончив с осмотром сердца, он занялся легкими.
- В легких многочисленные метастазы, - продолжал он диктовку. И снова заставил Макнила внимательно осмотреть исследуемый орган.
В эту минуту отворилась дверь, и чей-то голос спросил:
- Вы заняты, доктор Пирсон?
Пирсон раздраженно обернулся. Это был Карл Баннистер, старший лаборант, за ним виднелась чья-то фигура.
- Разумеется, занят. Вы что, не видите? Что там у вас? - спросил Пирсон полудобродушно-полуворчливо.
Они с Баннистером работали уже много лет и давно привыкли друг к другу. Поэтому Баннистера ничуть не обескуражил тон Пирсона.
- Это Джон Александер, наш новый лаборант. Вы приняли его на работу на прошлой неделе. Сегодня он должен приступить, - пояснил он Пирсону.
Макнил с любопытством взглянул на новичка - ему не более двадцати двух, решил он. Он слышал, что Александер только что окончил колледж, имеет диплом специалиста по медицинскому оборудованию. Именно такой человек и нужен их лаборатории, ибо Баннистер далеко не Луи Пастер. Макнил невольно перевел взгляд на старшего лаборанта. Грязный, в пятнах, халат был не застегнут и открывал неряшливый, мятый костюм. На лысой голове кое-где еще торчали жидкие пряди волос, не знавшие расчески.
Макнил знал историю его появления здесь. Он появился в этом отделении спустя два года после прихода Пирсона и стал у него чем-то вроде мальчика на побегушках. Он был учетчиком и посыльным, мыл посуду в лаборатории. С годами Баннистер как-то незаметно стал правой рукой Пирсона. Официально он занимался серологией и биохимией, но так долго работал здесь, что мог в случае необходимости заменить лаборантов и на других участках. В конце концов Пирсон взвалил на него добрую часть своих административных обязанностей по лаборатории. Опыта у Баннистера было достаточно, но не было никаких теоретических знаний. Баннистер мог делать серологические и биохимические анализы, но абсолютно не знал научной основы этих исследований. Макнил не раз думал, как бы однажды это не обернулось трагедией.
Александер - это то, что им нужно. У него за плечами три года колледжа, практика в средней медицинской школе. В аккуратном халате, отутюженных брюках и начищенных до блеска ботинках он казался прямой противоположностью Баннистеру.
- Садитесь, Джон, - сказал Пирсон, кивая новичку.
- Благодарю вас, доктор, - вежливо ответил Александер.
- Вы уверены, что вам понравится у нас? - спросил Пирсон, продолжая работу.
- Уверен, доктор.
"Неплохой парень", - подумал Макнил.
- Может, не все вам здесь понравится. Мы работаем по старинке, как говорят, но кое-что и мы делаем, а, Карл?
- Да, доктор, - с готовностью подтвердил Баннистер. Пирсон продолжал работу.
–..Язва двенадцатиперстной кишки прямо под привратником желудка, - диктовал он Макнилу, перелистывая лежащую перед ним историю болезни.
- Интересный случай. Больная умерла от рака груди. За два года до смерти дети безуспешно пытались убедить ее обратиться к врачам, но, видимо, у нее было какое-то предубеждение против медицины. Сделай она это раньше, она могла бы еще жить.
Александер внимательно следил за работой Пирсона, время от времени задавая вопросы.
"Это не просто вежливость, - подумал Макнил, - парня действительно все это интересует".
После небольшой паузы Пирсон неожиданно спросил Александера, женат ли он, есть ли дети и когда он привезет жену.
- Простите, доктор Пирсон. - В голосе Александера послышалась нерешительность. - Я как раз хотел кое о чем вас попросить. Моя жена ждет ребенка. Мы здесь никого не знаем. - Александер умолк. - Мы обязательно должны сохранить этого ребенка, первого мы потеряли через месяц после его рождения. Я хотел просить вас рекомендовать мне акушера, к которому моя жена могла бы обратиться.
- Что ж, это очень легко сделать. - С лица Пирсона исчезла появившаяся было настороженность. - Доктор Дорнбергер. Он работает в нашей больнице. Хотите, я сейчас позвоню ему?
Разговор с Дорнбергером был коротким. Акушер попросил, чтобы пациентка сама позвонила ему.
- И еще! - крикнул в трубку Пирсон. - Не вздумайте присылать им ваши фантастические счета. Я не хочу, чтобы парень тут же начал просить надбавку.
У себя в кабинете доктор Дорнбергер сделал пометку на карточке "сотрудник больницы", а в трубку сказал:
- Джо, у меня к тебе дело.
- Только не сегодня. Чертовски перегружен. Вот разве завтра.
- Нет, тогда лучше послезавтра, - сказал Дорнбергер, справившись со своим расписанием.
- Что у тебя там? - Скажу при встрече.
- Как хочешь, Чарли. Пока все в порядке, - повернувшись к Александеру, сказал Пирсон. - Когда придет срок, вашу жену положат в родильное отделение нашей больницы. Как нашему сотруднику вам положена скидка двадцать процентов.
Глава 8
- Я не совсем уверен, что борьба с полиомиелитом так уж полезна и необходима.
Эти слова произнес Юстас Суэйн, миллионер, король империи универсальных магазинов, филантроп и член попечительского совета больницы Трех Графств.
- Разумеется, вы шутите! - воскликнул председатель совета Ордэн Браун. Происходило это в библиотеке старого, но все еще импозантного особняка Суэйна в восточном предместье Берлингтона. Кроме Суэйна и Ордэна в обшитой темным дубом библиотеке присутствовали О'Доннел, жена Ордэна Амелия Браун и замужняя дочь Юстаса Дениз Квэнтс.
Кент О'Доннел медленными глотками попивал коньяк, удобно устроившись в глубоком кресле, которое сразу же облюбовал, как только общество, отобедав, перешло в библиотеку. Оглядывая темные панели, массивные балки потолка, переплетенные в кожу книги в шкафах вдоль стен, огромный, как пещера, камин, где лежали не поленья, а целые бревна, он подумал, что во всей этой обстановке есть что-то средневековое. Да и сам Суэйн в кресле с прямой спинкой чувствовал себя королем, а гости, расположившиеся перед ним полукругом, были всего лишь его свитой.
- Нет, я вполне серьезно, - сказал Суэйн, отставив рюмку с коньяком и наклонившись вперед. - Покажите мне ребенка на костылях, и я первый вытащу из кармана свою чековую книжку. Но это частности, а я имею в виду проблему в целом. Я убежден - и готов спорить с каждым, кто вздумает отрицать это, - что мы способствуем ослаблению рода человеческого.
Это все было знакомо О'Доннелу, поэтому он лишь из вежливости спросил:
- Вы предлагаете прекратить исследования, затормозить прогресс медицины и вообще перестать бороться с болезнями? - Увы, это невозможно, - заметил Суэйн. О'Доннел рассмеялся:
- Тогда не вижу предмета спора.
- Вот как! - Суэйн даже стукнул кулаком по ручке кресла. - Следовательно, нечего возмущаться нелепостями, если невозможно предотвратить их?
- Понимаю, - неопределенно сказал О'Доннел, не желая продолжать этот спор. Он опасался, как бы это не повредило тому делу, ради которого они с Ордэном Брауном пришли сюда. Он окинул взглядом присутствующих. Амелия Браун дружески улыбнулась ему - она была прекрасно осведомлена о всех проблемах больницы. Дочь Суэйна с интересом прислушивалась к разговору.
За обедом О'Доннел ловил себя на том, что взгляд его то и дело останавливался на Дениз Квэнтс.
Трудно было поверить, что изящная воспитанная Дениз - дочь этого грубияна, прожженного дельца, выдержавшего не одну жестокую схватку в мире большого бизнеса. Ему и сейчас доставляло удовольствие шокировать собеседника грубым словом или бесцеремонностью манер. Иногда О'Доннелу казалось, что старому Суэйну не хватает былых потасовок с конкурентами и он ищет стычек - хотя бы словесных. Кроме того, старика, должно быть, донимали больная печень и ревматизм.
Дениз удивительным образом умела двумя-тремя словами сгладить неприятное впечатление от бестактности отца. О'Доннел находил, что она очень красива той особой поздней красотой, которой нередко расцветает женщина в сорок лет. Из разговора он понял, что она довольно часто навещает отца в Берлингтоне, хотя постоянно живет в Нью-Йорке. Если она пару раз и упомянула о детях, то о муже не обмолвилась ни словом. Следовательно, заключил он, она или разведена, или же живет отдельно. Мысленно он вдруг почему-то сравнил светскую Дениз с Люси Грэйнджер, которая целиком поглощена своей работой. Какой тип женщины должен больше нравиться мужчинам? Дениз, должно быть, блещет в обществе и вместе с тем прекрасная жена и хозяйка.
Эти мысли были прерваны самой Дениз, которая, наклонившись к нему, вдруг сказала:
- Неужели вы так легко уступите поле боя, доктор О'Доннел? Отец просто несносен со своими рассуждениями.
- Какое поле боя? Ерунда. Вопрос совершенно ясен, - сердито фыркнул Суэйн. - Испокон веков природа сама контролировала рост населения, сохраняя равновесие. Когда чрезмерно повышалась рождаемость, на помощь приходил голод.
- А иногда это делала политика. - подал реплику Ордэн Браун. - Тут действовали не одни только силы природы.
- Допустим, - пренебрежительно отмахнулся Суэйн. - Но какую вы видите политику в том, что слабый погибает, а выживает наиболее приспособленный?
- Слабый или тот, кому просто не повезло? "Ну что же, если ты хочешь спорить, давай поспорим", - подумал О'Доннел.
- Нет, именно слабый. - В голосе старика послышалось явное раздражение, но, кажется, он этого и хотел - раздражаться и кричать. - Чума и эпидемии убирали слабых, а сильные выживали. Естественным образом поддерживался нужный уровень. Природа знала, что делает. Сильные продолжали жизнь на земле, они давали новое потомство.
- Неужели, Юстас, вы действительно считаете, что человечество вырождается? - воскликнула Амелия Браун, и О'Доннел увидел, что она улыбается. Она, должно быть, хорошо знала все штучки старика Суэйна.
- Да, мы вырождаемся, по крайней мере здесь, на Западе. Мы продлеваем жизнь калекам, слабым и больным. Мы взваливаем на плечи общества груз из людей бесполезных и никчемных, не способных принести пользу обществу. Вот скажите мне, зачем нужны все эти санатории и больницы для неизлечимо больных? Говорю вам, медицина сегодня занята только одним - как сохранить жизнь тем, кто должен умереть. Мы делаем все, чтобы они жили и плодили себе подобных. И так до бесконечности.
- Наука пока еще не установила непосредственной связи между болезнями и наследственностью, - заметил О'Доннел.
- В здоровом теле здоровый дух, - огрызнулся Суэйн. - Разве дети не наследуют все слабости и пороки родителей?
- Не всегда. - Спорили теперь только О'Доннел и старый магнат.
- Но в большинстве случаев, не так ли?
- Бывает, что и так.
- Не поэтому ли у нас так много психиатрических больниц?
- Возможно, мы просто больше стали уделять внимания психическому здоровью населения в целом.
- А возможно, мы просто стали заботиться о том, чтобы сохранить для общества побольше никчемных и больных людей. Да, да, никчемных, слабых людей! - передразнил его Суэйн. Он распалился так, что почти кричал и даже закашлялся. "Надо по осторожней, - подумал О'Доннел, - а то еще его хватит удар".
Старик отпил немного коньяку и, словно угадав мысли О'Доннела, сердито проворчал:
- Не беспокойтесь, молодой человек. Еще неизвестно, кто кого переспорит.
О'Доннел все же решил умерить пыл и вести спор в более спокойных тонах. Поэтому он как можно спокойнее заметил:
- Мне кажется, вы забываете об одном, мистер Суэйн. Вы считаете болезни естественным регулятором в жизни общества. Но многие болезни отнюдь не результат естественного развития общества. Они результат окружения, условий, созданных самим человеком. Плохие санитарные условия, нищета, трущобы, загрязнение воздуха. Все это не естественные, а искусственно созданные условия.
- Но они часть эволюции человеческого общества, а эволюция - естественное явление в природе. Это все - процесс сохранения равновесия.
О'Доннел подумал: "Да, тебя не так-то легко сбить с твоих позиций". Но теперь он не намерен был уступать:
- В таком случае медицина тоже часть естественного процесса поддержания равновесия в природе.
- Откуда вы это взяли? - сердито огрызнулся Суэйн.
- Потому, что она тоже часть эволюции человеческого общества. - Несмотря на свое решение не горячиться, О'Доннел почувствовал, что говорит резче, чем хотел бы. - Любое изменение окружающей среды ставит перед медициной новые проблемы. И медицина пока еще не может решить их полностью. Она постоянно отстает.
- Но все эти проблемы ставит перед собой сама медицина, а отнюдь не природа. - Глаза Суэйна недобро блеснули. - Если бы мы не вмешивались, природа прекрасно справлялась бы со всеми проблемами еще до того, как они возникнут. В результате естественного отбора выживает сильнейший.
- Вы ошибаетесь. - О'Доннел уже забыл о всякой осторожности и дипломатии - он скажет этому старику все, что думает. - У медицины лишь одна задача, всегда была и всегда будет. Помочь каждому отдельному человеку выжить. - Он остановился. - А это один из самых главных и самых древних законов природы.
- Браво! - не удержавшись, воскликнула Амелия Браун.
О'Доннел продолжал:
- Вот почему мы боремся с полиомиелитом, мистер Суэйн, с чумой, корью, тифом, сифилисом, туберкулезом и раком. Вот зачем строим санатории и больницы для хронических больных. Вот почему сохраняем жизнь людям как сильным, так и слабым. Потому что человек должен жить. Это единственная задача медицины.
Он ожидал яростной ответной атаки. Но Суэйн промолчал, а затем, взглянув на дочь, вдруг спокойно произнес:
- Дениз, налей доктору О'Доннелу еще коньяку. Когда Дениз склонилась над ним, чтобы наполнить его рюмку, О'Доннел уловил легкий запах ее духов и вдруг почувствовал неудержимое желание коснуться рукой ее мягких темных волос. Но Дениз уже подошла к отцу.
- Раз ты действительно так думаешь, отец, не понимаю, для чего ты состоишь членом больничного совета? - спросила она, тоже подливая ему коньяк в рюмку.
Юстас довольно хмыкнул:
- А для того, чтобы Ордэну Брауну и другим было на что надеяться - авось я что-нибудь да и оставлю им в своем завещании. - Он кинул взгляд на Ордэна. - Они уверены, что ждать уже осталось недолго.
- Вы несправедливы к своим друзьям, Юстас, - ответил Ордэн Браун полушутя-полусерьезно.
- А вы порядочный лгун. - Старик явно наслаждался ситуацией. - Ты спрашиваешь, Дениз, зачем я состою в опекунском совете больницы? Да потому, что я реалист и практик. Что-либо изменить в этом мире я уже не могу, а вот служить неким регулятором равновесия я еще в силах. Я знаю, многие считают меня ретроградом, человеком, мешающим прогрессу.
- Разве вам кто-нибудь это говорил, Юстас? - воскликнул Ордэн.
- Разве обязательно говорить об этом? - И Суэйн не без злорадства посмотрел на председателя попечительского совета. - Я знаю только одно: каждому делу нужен тормоз, этакая сдерживающая сила. Не станет меня, сами начнете искать кого-то другого.
- Вы говорите глупости, Юстас. Наговариваете на себя бог знает что. - Ордэн Браун тоже решил поиграть в откровенность. - Вы сделали немало хорошего здесь, в Берлингтоне.
Старик вдруг словно съежился и стал меньше в своем кресле.
- Знаем ли мы истинные мотивы своих поступков? - А затем, подняв голову, сказал:
- Разумеется, вы ждете от меня немалых пожертвований на все это ваше строительство?
- Откровенно говоря, мы надеемся на ваш обычный взнос, - смиренно промолвил Ордэн.
- А если я дам вам четверть миллиона, это вас устроит? - неожиданно сказал Суэйн.
О'Доннел услышал, как у Ордэна перехватило дыхание от неожиданности.
- Не стану скрывать, Юстас, - наконец проговорил он. - Я потрясен.
- Не стоит. - Старик задумчиво вертел в руках рюмку. - Правда, я еще не решил окончательно, но подумываю сделать это. Скажу вам точнее недельки через две. - Вдруг он резко повернулся к О'Донеллу:
- Вы играете в шахматы?
О'Доннел отрицательно покачал головой.
- Играл когда-то, еще в колледже.
- А мы с доктором Пирсоном частенько Играем в шахматы, - сказал Суэйн. - Вы с ним знакомы, разумеется? Он пристально посмотрел на О'Доннела.
- Да. И довольно близко.
- А я вот знаю Джо Пирсона очень давно. Знал его еще до того, как он начал работать в здешней больнице. - Он произносил слова медленно, словно вкладывал в них особый смысл. - Я считаю его одним из самых знающих врачей нашей больницы и надеюсь, что он еще многие годы будет возглавлять свое отделение. Я безоговорочно верю в его опыт и знания.
"Вот оно что, - подумал О'Доннел. - Это ультиматум мне и Ордэну Брауну как председателю опекунского совета больницы: хотите получить четверть миллиона, руки прочь от Джо Пирсона".