Из чего я заключила, что супружеские сношения место имели и что у нее хватило глупости доложить об этом папаше. В общем, моя миссус и опомниться не успела, как уже катила обратно на север, все еще слыша в ушах отцовские возмущенные крики, и ее бедные крохотные титьки тряслись и прыгали всю дорогу до самого "Замка Хайверс" - последнего миссус не говорила, это я от себя добавила.
- Вот почему мне так и не представилась возможность помочь беспризорным деткам, - закончила миссус.
- Господи, - вздохнула я. - Жалость-то какая.
Я всем сердцем ей сочувствовала. Правда в глубине души я думала, что малолетних попрошаек полно повсюду, не только в Лондоне, и она могла бы помогать беспризорникам в Глазго или даже маленьким бродяжкам, проходящим через Соплинг, но я не хотела портить момент душевной близости, когда она делилась со мной своими секретами и все такое. Ей-богу, я могла бы всю ночь просидеть там, держа миссус за руку, до того было здорово, что мы с ней как мать и дочь или самые лучшие подруги, а не как хозяйка и служанка. Теперь, когда между нами установились такие дружеские отношения, я вдруг вспомнила про обгорелый конторский журнал, который видела в свой первый день здесь.
- Мэм, - говорю, - а кто такая Мораг?
Миссус дернулась, будто я влепила ей пощечину. И резко отняла руку.
- Что? - переспрашивает, с ужасно подозрительным видом. - Ты с кем разговаривала?
- Ни с кем, мэм.
- Но где ты слышала это имя? Нора? Где?
- Нет, мэм, я сказала "Мораг". Не Нора.
- О…
В тот момент я не обратила внимания на ошибку миссус и осознала ее значение лишь впоследствии. Казалось, она вздохнула с облегчением, но в следующий миг опять уставилась на меня с подозрительным прищуром.
- В таком случае, где ты слышала имя Мораг?
- Не знаю, - ответила я, жалея что вообще о нем вспомнила. - Кажется… оно было где-то написано.
Миссус порывисто встала, сжав кулаки.
- Где именно?
- На… на листке бумаги, мэм.
- Ну и где же? - осведомилась она и вскинула глаза вверх, словно ожидая увидеть упомянутый листок на потолке. - Где этот листок бумаги?
- Не знаю, мэм… я… он валялся в моей комнате… я… я его выбросила.
- Что там было написано?
- Только… одно только имя, мэм. Мораг. Больше ничего. Честное слово.
Миссус высоко подняла лампу и принялась озираться вокруг, хмурясь и раздраженно хмыкая.
- Кажется ты говорила, что подмела пол, - недовольно обронила она, но когда я вскочила со стула, собираясь схватиться за швабру, она быстро сказала: - Ладно, утром подметешь. Но смотри-ка, камин почти погас.
- Сейчас разожгу, мэм.
- Только не возись долго.
Ко времени, когда огонь разгорелся, миссус опять сидела за столом, изучая мой дневник. Я подошла, остановилась чуть поодаль и сделала легкий реверанс. Она кивнула, не глядя на меня. Из лучших подруг мы опять превратились в госпожу и служанку.
- Сядь, Бесси, - велела она. - Нам нужно поработать. Думаю, нам следует каждый вечер после ужина уделять время развитию твоих способностей.
Потом миссус взяла перо и обмакнула в чернила. Перо тихо звякнуло о донышко чернильницы, и я поняла что ровно такой звук я слышала сегодня днем. А потом она начала учить меня пунктуации.
По чистой правде говоря, мне было чохом начхать на точки, запятые и все прочее. По мне так моя страница выглядела чудесно, а вот страница миссус, со всеми точечками да крапинками, казалась усыпанной козьими какашками. Но как любил говаривать мой мистер Леви, выбор, выбор, вся жизнь сплошной выбор. Я подумала, ну что лучше - мерзнуть в своей комнате, где нет камина и сквозит из окна, или греть здесь титьки у огня и смотреть на хорошенькую Арабеллу, которая читает тебе лекцию про запятые да прописные буквы и возможно время от времени берет тебя за руку и делится с тобой секретами?
Я много усвоила из урока пунктуации.
5
Хозяин возвращается
Среда
Вчера легла спать вдавив пальцы в щеки чтобы сделать на них такие же прелестные ямочки как у миссус но увы щеки остались в точности прежними и теперь у меня болит палец отлежанный за ночь. Сегодня у нас кончился чай. миссус любит побаловаться чайком и потому я пошла купить заварки. по пути в Соплинг начался дождь, какая досада. я с улыбкой озиралась вокруг но не увидала никого из деревенских жителей, все прятались по домам из-за сильного дождя. Я была разочарована. Хозяин лавки по имени Хендерсон, для меня мистер Хендерсон, он попытался недовесить пол-унции чаю но когда я сделала замечание он притворился будто случайно ошибся и недобро посмотрел на меня. Я спросила нравится ли ему работать в лавке, но Хендерсон сказал что он не работник а владелец лавки а это большая разница, тогда я сказала что раньше работала у мистера Леви из Глазго, очень успешного предпринимателя, который владел несколькими меховыми лавками, он был страшно богатый, прям деньги из ушей сыпались и при этом милейший человек нисколько не испорченный успехом, но конечно он никогда не стоял за прилавком а нанимал для такого дела работников. Хендерсон просто смотрел на меня. Потом сказал что-то про болото. Я не стала отвечать просто посмотрела на него. Думаю он не питает пристрастия к ирландским девушкам. Миссус рассказывала здесь едва не вышла большая драка несколько лет назад когда местные стали задирать ирландских парней возвращавшихся с жатвы, в конечном счете никто не пострадал но ирландцев здесь не любят. На обратном пути дождь прекратился. Из одного домика выскочил кудрявый верзила в подвязанных веревкой штанах с короткой черной трубкой в зубах. У него было большое серое лицо и он постоянно все считал на пальцах. Что ни назовешь он все считает, кур, дымовые трубы, оконные стекла, ступеньки, белье на веревке, ноги у лошади, спицы в колесе, столбы изгороди, полоски намоем фартуке, причем с чрезвычайно серьезным видом, словно занимается самым важным делом в мире. Я несколько раз спрашивала, что ты делаешь? Но малый не обращал на меня внимания и все продолжал считать, не иначе он сумасшедший. Когда я вернулась домой миссус сказала, что наверно то был Сэмми Сумма который повредился умом еще в детстве. поначалу он меня напугал но миссус сказала что он мухи не обидит и я успокоилась. его прозвали Сэмми Сумма потому что он все считает. Миссус сказала что самое горячее время у него лето когда комаров не счесть. Я так и покатилась со смеху. Я сказала миссус что пожалуй приму ее предложение насчет участка огорода, буду выращивать там разное, я еще не решила что именно. думаю хорошо бы цветы ну там розы или душистый горошек а потом я бы подарила миссус букет но она посоветовала лучше посадить кабачки и бобы. Я была готова тут же бежать бросать семена в землю но она сказала что почву нужно подготовить, в деревне ничего не дается легко и просто. В любом случае я взялась за дело когда выдался свободный час и выковыряла из земли целую кучу камней а потом почистила обувку миссус и свою тоже и сделала еще несколько дел по хозяйству ничего необычного или удивительного. Я дочитала "Холодный дом" мне понравилось и миссус дала мне другую книжку, про мальчика по имени Пип. Сегодня я почитала ей вслух сперва библию потом рассказ из старого Ежемесячника под названием "Тьма и свет" про двух французских крестьян. Весь вечер миссус была добра и ласкова, я спела песенку и ей понравилось еще она сказала что я стала очень хорошо писать в своем дневнике и мне было страшно приятно.
На самом деле в иные дни миссус была переменчива как ветер. Я поняла это через несколько недель. Сейчас она просто золото, о лучшей госпоже вы и мечтать не могли, а уже в следующую минуту она впадает в ярость и орет на вас. Потом, едва вы привыкаете к ее тиранскому поведению, она вдруг снова меняется и становится отчужденной. Она разговаривает с вами безучастным голосом и заставляет делать совершенно ненужные дела, ну например просит вырезать косточки из яблока, но так к нему и не притрагивается или велит принести воды, а потом берет и просто выливает ее на землю. Если вы спрашиваете, чем вы провинились и почему она серчает, миссус очень ласково улыбается и говорит, что вовсе не серчает. И она все время пристально, очень пристально наблюдает за вами, а затем торопливо уходит в свою комнату и оттуда долго не доносится ни ползвука. Примерно через час она снова спускается вниз с заметно повеселевшим видом, я всегда думала что она ложится там соснуть часок.
Я изо всех сих старалась угодить миссус. В первый месяц она еще дважды просила меня сесть на стул и закрыть глаза, а потом начиналась странная игра в "сесть-встать, сесть-встать", разрази меня гром если я понимала какой в ней смысл, но я играла в нее сколько могла. Во втором случае я встала и села десять раз, но больше не захотела. А в третьем дошла до двадцати шести, но на двадцать седьмом моя душа заартачилась как норовистая лошадка, и я сесть-то села, а вот вставать отказалась. Однако миссус все равно оба раза осталась мной довольна, поощрительно сказала: "Молодец, Бесси, хорошая девочка", а потом велела возвращаться к работе.
Несмотря на переменчивые настроения госпожи, я наслаждалась новой жизнью, казавшейся мне не менее увлекательной и экзотичной, чем скажем путешествие по южноамериканским джунглям. Мы прекрасно себя чувствовали, я и миссус, занимаясь каждая своими делами днем, а по вечерам изучая пунктуацию, и я жадно глотала книги, которые она мне давала. "Холодный дом", "Большие надежды", "Путешествие пилигрима", "Исповедь оправданного грешника", я прочитала все эти книги и много других. Миссус посещала церковь по воскресеньям и иногда по средам. Правду сказать, она была англиканской веры, а в округе имелся один лишь приход пресвитерианской церкви и она ходила туда только для видимости. Нечего и говорить, я туда вообще не совалась будучи правоверной католичкой, а не одной из Избранных. Заявись я или любой другой ирландский папист на богослужение в Соплинг, БОГ ЗНАЕТ, что там тогда стряслось бы. Крышу сорвало бы, стены рухнули, и сам Дьявол выбрался бы из-под земли посередь развалин и показал всем свои причиндалы и смердючий зад. (Во всяком случае, похоже, так думали местные.)
Изредка, когда у меня не было других дел, я провожала миссус до церкви, ждала там снаружи, а после богослужения возвращалась с ней домой. И все бы здорово, если б не Бисквит Кротки, который по выходе из церкви всякий раз бросал на меня мерзкие взгляды. Теперь я знала, что он работает конюхом, пахарем и возницей в "Замке Хайверс" и что он человек страстно, просто люто верующий. Очень жаль, что Бог так и не удосужился даровать Бисквиту подбородок, такому-то ревностному своему слуге. Рот у него помещался прямо на шее, а мокрые губы постоянно пузырились пеной и недовольно кривились, словно он только что хлебнул пахты. Но на самом деле все эти слюнявые пузыри являлись признаком религиозного пыла.
Кроме Бисквита на ферме трудились всего несколько человек. Мне не понадобилось много времени, чтобы прийти к выводу, что в хозяйстве господина Джеймса не хватает рабочих рук. В доме следовало бы держать кухарку, дворецкого, горничную, экономку и все такое, но там служила одна я и за кучей дел почти не видела других слуг. От миссус я узнала, что поместьем господина Джеймса управляет старший работник Аласдер. Он был женат на доярке Джесси, и они жили прямо на ферме вместе с ее сестрой Мюриэл. Бисквит, Гектор и все временные наемные работники жили в хижинах за лесом. Более или менее регулярно я видела одного лишь Гектора, выполнявшего разные поручения по дому. Несколько раз я мельком видела Кислых Сестриц, идущих по проселку или через двор. А так я все время проводила наедине с собой. Или, при везении, с миссус.
Я работала за шестирукого мужика. Моя мать часто повторяла, что тяжелая работа только дураков любит, но с помощью миссус я поняла что это не всегда верно. Во-первых, передо мной каждую минуту стояла какая-нибудь цель, и меня это очень даже устраивало. Мне нравилось нагуливать аппетит, особенно за работой на свежем воздухе, потому что тогда на моих щеках, по выражению миссус, расцветал румянец. Скоро от таскания разных тяжестей на руках у меня наросли крепкие мышцы, честное слово, я могла бы удержать коня на ураганном ветру. "Parte pas les mains vides", - любила повторять миссус, и она научила меня говорить и писать это изречение по-французски. В переводе оно означает "ниоткуда не уходи с пустыми руками", и это хороший жизненный девиз, поскольку у вас всегда найдется что-нибудь, что нужно перенести с одного места на другое, а если в деревне перетаскивать приходится обычно навоз, так ведь я ничего не имела против. Миссус восхищалась моими мускулами, она говорила, что у служанки должны быть сильные руки, здесь нечего стыдиться, и часто измеряла окружность моего плеча, увеличились ли мышцы и насколько.
В иные моменты, даже когда я возилась в говне (прошу прощения, но другого слова не подберешь), я вдруг исполнялась неземного блаженства. Сам ли Бог входил в мою душу или то была миссус? Или все дело было просто в свежем воздухе и физической работе, кто знает?
Я часто думала: если ты можешь доставить человеку радость исправно выполненной работой, особенно такому замечательному человеку, как моя Арабелла (так я уже начала мысленно - но только мысленно! - называть миссус), ну разве не стоит постараться?
Как-то я нашла во дворе конский каштан, чудо какой красивый, размером с детский кулачок. Я до блеска натерла его маслом и отдала миссус, а она сказала, дескать такую прелесть она даже выставит на своем туалетном столике.
Обрадованная и воодушевленная столь приятным откликом, я провела два вечера вырезая имя Арабелла на половине сырой картофелины, получилось неплохо, только последние "л" и "а" пришлось ужать за нехваткой места. Этот подарок тоже очень понравился миссус, она назвала меня умницей и сказала, что ужатые буквы совсем не бросаются в глаза. Только она сомневалась, полезно ли держать в спальне сырую картофелину, и потому положила ее на полку в кухне, там мы обе могли любоваться моим подарком во время еды.
Однажды вечером миссус вызвала меня звонком в свою комнату. Она сидела у окна, задумчиво глядя на темнеющий горизонт, немного грустная. Однако при виде меня просветлела лицом.
- Глянь-ка. - Она указала на туалетный столик.
Ясное дело, на нем горделиво красовался конский каштан, мой подарок. Мне стало страшно приятно.
- А ну-ка, Бесси, - говорит она потом, - может, откроешь шкаф?
Я открыла без раздумий, решив что она хочет отдать мне какую-нибудь одежку на чистку. Я уже заглядывала в шкаф раньше, там на полках лежало с полдюжины платьев мягких оттенков синего, серого, сиреневого и зеленого.
- Какое тебе больше всего нравится? - спрашивает миссус.
- Ох, даже и не знаю, - говорю.
Платья были неплохие, но не совсем в моем вкусе - по молодости я тогда предпочитала цвета поярче, шелк и побольше оборочек да кружавчиков.
- Как насчет зеленовато-голубого? Помнится, ты была от него в восторге.
Я посмотрела на зеленовато-голубое, в нем миссус была в день нашего знакомства, вот почему оно вызывало у меня особые чувства.
- Да, наверно, оно и есть мое любимое.
- Примерь.
Я недоуменно уставилась на нее.
- Мэм?
Миссус улыбнулась, и на щеках у нее появились ямочки, ну до того прелестные, так и хотелось укусить (хотя я никогда бы такого не сделала, разумеется!).
- Бесси, милая, - говорит она. - Ты стала мне добрым верным другом и посмотри, ты подарила мне чудесный конский каштан, поэтому я тоже должна порадовать тебя чем-нибудь.
- И еще картофелину, - говорю.
- Да, конечно, и картофелину. Тем более. Так что снимай свое платье и надевай мое.
Ну, мне ничего не оставалось, как подчиниться. Платье миссус оказалось мне тесновато, поскольку у ней фигура была потоньше и титьки поменьше, но в целом сидело очень даже неплохо.
Миссус встала и оглядела меня, склонив голову набок.
- Бог ты мой, Бесси, да тебя можно принять за хозяйку дома!
Она с минуту наблюдала, как я верчусь перед зеркалом восхищаясь собой, а потом сказала:
- Бесси, у меня к тебе одна просьба.
- Да, мэм?
- Ты уж, пожалуйста, не рассказывай никому - хорошо, милая?
- О чем, мэм?
- Ну… о разных вещах, которые… я просила тебя делать.
Я на секунду задумалась.
- Вы о моем дневнике, мэм?
- Да, и о нем тоже. А также о… других вещах.
- О том, как вы приказываете мне вставать и садиться по много раз подряд? И разрешаете надевать ваше платье?
Она моргнула, а может слегка поморщилась.
- Да. Думаю, лучше никому об этом не рассказывать - ни единой живой душе.
- Конечно, я буду держать язык за зубами, миссус. Вы могли бы и не просить. Я бы все одно молчала.
Миссус глубоко вздохнула и улыбнулась с явным облегчением.
- Вот и умница.
- Мне это совсем не трудно, мэм. - А потом я выпалила, точных слов не помню, но что-то вроде: - Я все готова сделать для вас, мэм, все что угодно, вам нужно только попросить. Вы очень добры ко мне и… в общем, мена не грабеж.
Миссус слегка опешила, чуть ли не испугалась.
- Это… это… приятно слышать, - пробормотала она, потом похлопала ладонью по пустой полке в шкафу, и я поняла, что наша игра с переодеванием закончилась.
Тогда мне и в голову не приходило, что миссус могут беспокоить мысли о возвращении мужа. Если честно, я почти забыла о его существовании. Он прислал несколько писем из Лондона, где (по всей видимости) находился по делам. Но миссус не питала к нему теплых чувств и крайне редко вспоминала о нем в разговорах. Он не был частью нашей жизни. Время от времени я давала волю своему воображению и принималась гадать, а не могла ли она убить мужа. Иногда, лежа в постели ночью, я пыталась представить, куда она подевала труп. Может закопала в огороде? Или спрятала на чердаке? И когда он начнет вонять?
Но вскоре выяснилось, что господин Джеймс жив-здоров и вовсе не воняет. На следующий день после вышеописанной игры с переодеванием миссус потеряла наперсток и послала меня в деревню купить новый. Когда я подходила к лавке, оттуда вышел преподобный Гренн. Деваться было некуда, поскольку он остановился перед дверью, преграждая мне путь, прах его возьми.
- Ахх-хах! - для начала изрек он. Потом вытащил из кармана какую-то брошюру и сунул мне в руку. - Я приберег это для тебя, голубушка.
Я глянула на брошюру - религиозный трактат под названием "Дорогому другу-католику". Прежде чем я успела раздражиться, преподобный снова заговорил, помавая рукой.
- Прочитай на досуге. Я буду рад ответить на любые вопросы, которые у тебя возникнут. Хотя у тебя и минутки присесть не будет теперь, когда твой хозяин вернулся.
- Вы ошибаетесь, сэр, - говорю. - Господин Джеймс еще не возвращался.