- Стало быть, мистер Виктор, - заключил Кастард, - помощник как-его-там бен как-то-его-там. Садитесь, Виктор, не перетруждайте ногу. В футбол босиком играли, или что? Я никогда футбол не любил. Принесу пива из холодильника. - Он пошел, быстро преодолев примерно полмили до кухни, прокричал тамильское имя, отдал тамильские распоряжения. Прошел полмили обратно и объяснил: - Попросил Тамби приносить по большой бутылке каждые двадцать минут. Годится? Избавит от труда ходить на кухню, кричать. Чертовски большой дом. - Сел, водрузил одну большую коленку на другую и добродушно взглянул на Краббе. - Музыка, - сказал он. - Любите музыку? - Краббе сказал, что любит. Пришел бой-тамил с пивом. - Смотрите, - с гордостью пригласил Кастард. - Парень все делать умеет. - Отдал тамилу приказы, и бой, гибкий, черный, с лукавым видом, схватил первую попавшуюся стопку толстых мутных пластинок (старого типа, на семьдесят восемь оборотов в минуту) и понес к радиоприемнику с проигрывателем. Поставил всю стопку на опорный диск, умело включил аппарат: первая пластинка легла на шпиндель под иглу, и сквозь громкий скрежет стала возникать начальная тема Девятой симфонии Бетховена. - Мне вот так наугад нравится, - сказал Кастард. - Никогда не знаешь, что услышишь. Потом, может, немножко Шуберта, Брамса или гебридские народные песни. Вкусы у меня католические. Католические с маленькой "к", конечно. Семья моя всегда принадлежала к англиканской церкви. В XVIII веке был архиепископ Джордж Кастард. Слыхали, наверно.
Краббе уселся как можно удобнее со своим пивом.
"Вот, опять, - думал он. - Выпивка и реминисценции. Правильно говорят, что мы тут чересчур много пьем. И слишком много над собой хнычем. "Слыхали когда-нибудь, как я сюда попал? Правда, история весьма интересная. Еще выпейте, а я вам расскажу". Все жалеем себя за то, что не слишком большие начальники, не художники, не счастливо женатые мужчины в умеренном цивилизованном климате". Краббе отметил, что боль в ноге проходит, а за ней следует онемение, будто ноги тут на самом деле не было.
- Над фамилией кое-кто потешается, - продолжал Кастард. - Невежды. А в школе я не очень страдал, потому что почти все ребята слыхали про последний бой Кастера . Хотя не думаю, будто он имел хоть какое-то отношение к нашей семье. По-моему, две эти фамилии разного происхождения. Знаете, "кастард" значит "яблоко" .
Через миг после начала первой бетховенской темы пластинка автоматически сменилась отрывком из музыки Парри к коронации короля Георга VI "Я был рад, когда меня призвали". Кастард удовлетворенно заметил:
- Просто никогда не знаешь, что услышишь. - Краббе обрадовался этим его словам, смене темы, так как, расслабившись, чуть не сказал, что и его собственная фамилия означает сорт яблок . - Берите сигарету, Виктор, - предложил Кастард. На столе было полно полупустых жестянок из-под "Кэпстена", и Краббе угостился. Снова потеряв контроль над собой, согретый звучанием своего имени, автоматически поблагодарил:
- Спасибо, Джордж. - И вспыхнул.
- Забавно, - заметил Кастард. - Вы к людям привыкли по имени обращаться. Мне никогда и в голову бы не пришло. Всегда было трудно назвать человека по имени, кроме своих братьев, конечно. Наверно, все дело в школьном воспитании. - Он подозрительно взглянул на Краббе. - Вы в какой школе учились, если разрешите спросить?
- Вы ее не знаете, - ответил Краббе. - Довольно неизвестная грамматическая школа на севере Англии.
- Университет кончали?
- О да. - И назвал свой университет из красного кирпича.
- А я Оксфорд, - сообщил Кастард. - Был первым по гуманитарным наукам. Не подумали бы, на меня глядя, да? Может, вам интересно, как я вообще сюда попал. Правда, история весьма интересная. Слушайте, - энергично добавил он, - двадцать минут почти прошли, а вы пиво еще не прикончили. Этот самый мой бой - ходячие часы. - И прищурился на свои часы. - Еще минута. Время. - И точно, неслышно возник тамил с другой большой бутылкой. Триумфально закончился гимн Парри. Глухо упала другая пластинка, и сладко поплыли наполовину погребенные под посторонним шумом звуки квинтета "Форель" Шуберта. - Надо бы нам ставки сделать, - предложил Кастард. - Ставлю пять долларов, что дальше будет еще Бетховен.
- Я не могу спорить, - отказался Краббе. - Просто не знаю, какие у вас есть пластинки.
- Я и сам не знаю, - весело признался Кастард. - Это-то и забавно. Кое-какие пластинки вон там на полу годами не видел. Когда упаковывались, уезжая из Негри-Дуабелас, бой нашел целые пачки под лестницей, где я держал рождественские украшения. Когда хотите съесть ленч?
- В любое удобное для вас время, - ответил Краббе.
- Так я и думал. У меня ленч обычно около четырех. Обед в любое время после полуночи. Кроме тех случаев, когда у меня дамы в гостях. Можете к обеду остаться.
- Я, собственно, должен пойти повидаться с той женщиной, - сказал Краббе. - А потом вернусь.
- Чепуха, - горячо возразил Кастард. - Вы так удачно ко мне заскочили. Расскажете о положении дел в штате, какие тут важные люди, что собой представляет местный холодильник. А я вам свою историю расскажу, весьма интересную, правда.
- Но я фактически приехал повидаться с той женщиной, - твердил Краббе.
- Вы ведь по-тамильски не говорите, правда? Нет. Ну а я говорю. Могу все из нее вытянуть и прислать в официальном письме. Вдобавок, по-моему, вы далеко не уйдете на этой своей ноге.
- Она уже не болит. Просто чуть онемела.
- А. Ну, выйдя из Оксфорда, я долго думал, чем заняться. В семье, конечно, есть деньги, так что особенной необходимости не было. Да, знаю, что вы подумали. Хотите спросить, почему сразу в армию не пошел. Да ведь, знаете, я пошел в первый год учебы в Оксфорде, а степень после войны получил. Вы, случайно, не служили?
- В армии.
- В каком чине? - Краббе ответил. - А я, - сказал Кастард, - не так плохо выслужился с учетом всего. В двадцать один капитан, не совсем плохо, правда? Нет, я не был таким уж героем, хотя благосклонно упоминался в сводках. Так или иначе, после войны вернулся в Оксфорд и в целом довольно-таки преуспел. Первый в гуманитарках и среди синих раггеров . Я так понял, вы в футбол играете?
- Нет.
- Ах, - просиял Кастард при смене пластинки. - Что я вам говорил? Бетховен. "Хаммер-клавир". Я знал одну девушку, великолепно его исполнявшую. Как посмотришь, хрупкая маленькая девчонка, по что за сила в кистях. - Лицо его помрачнело. - Бедная, бедная девочка. Бедная, бедная, бедная крошка. Но я еще дойду до нее в свое время. Она в истории присутствует.
- Не надо, если это вас огорчает, - предложил Краббе.
- Ох, такова жизнь. У всех у нас бывало такое. Приходится переживать, иначе жизнь прекратилась бы. Но она много значила, дьявольски много. Может, лучше действительно про нее не рассказывать. Я имею в виду, незнакомцу. Я обычно держу это все при себе. На самом деле, никому не могу рассказать.
Просто не могу, и все. Моя мать всегда была пуританкой. Не поймите превратно, я ее обожаю, но она никогда не могла понять каких-то вещей. - Он вздохнул. - Адюльтера. - И снова вздохнул. - Сильное слово. Хотя никогда не казалось, будто мы делаем что-то дурное. Не пойму, почему я вам это рассказываю. Впрочем, похоже, брак ее был сплошной ошибкой. Мужа надо винить, не нас.
- В целом, - быстро начал смутившийся Краббе, - положение в штате не слишком плохое. Султан прогрессивный, кое с какими прогрессивными взглядами. Конечно, теперь осталось не так много британцев, британский советник уехал. Но если вы член клуба, найдете кучу азиатов, с которыми можно выпить, даже нечто вроде Раггер-клуба.
- Что вы хотите сказать - "нечто вроде"?
- Выяснилось, что трудно найти партнеров. Люди просто встречаются, пиво пьют, песни поют. Однако, что касается регби, почти все получили образование в Англии.
- Азиаты, говорите? - переспросил Кастард с мрачным видом. - Нет, - решил он. - Это, собственно, не в моем вкусе. Наверно, азиаты хороши на своем месте, только они, по-моему, не должны заниматься такими вещами. Эта игра английская, в конце концов. Вы имеете в виду, они поют: "Будь я девушкой замужней, только я незамужняя, сэр, слава богу"? Богохульство какое-то. Ох, знаю, наверно, вы меня считаете дураком консерватором, и прочая дребедень, да так уж меня воспитали, ничего не поделаешь. - Пластинка сменилась. Клара Батт теперь пела "Землю надежды и славы". Пела сквозь густой скрежет царапин. Кастард начал легонько размахивать в такт пивной кружкой. Потом взглянул на часы. - Я бы сказал, - сказал он, - что вы отстаете. Тамби будет тут через… - тщательно высчитал, - …ровно через двадцать секунд. - И точно, Тамби появился в тот самый момент. - Чуть-чуть рановато, - оговорился Кастард. - Все равно, ошибся в нужную сторону. Лично я всегда пунктуален. Семейная традиция. Старик вечно душу из меня выколачивал, если я когда-нибудь хоть на-сколько-нибудь опаздывал. Он был прав. Теперь я понимаю. Всегда требую пунктуальности от подчиненных. И нечего им говорить, будто у них нет часов, часы остановились или еще что-нибудь. Главное - воля. - Было налито пиво Кастарду и гостю. Мягко шлепая ногами по паркету, бой Тамби вернулся к себе на кухню. Воцарилось молчанье, во время которого кавалерственной даме Кларе Батт удалось прогудеть кульминацию в сопровождении медных двум, как водится, одиноким, унылым, растроганным, повесившим головы изгнанникам. Эдвардианская экспансивная молитва подошла к концу. - Я, наверно, на самом деле немножечко старомодный, - признал Кастард. - Но вполне реалист, чтобы знать - это время прошло. Говорят, Империя рухнула. Ну, кто-то ж из нас должен продолжать традиции. В этом смысл консерватизма, как я понимаю. Кто-то должен хранить.
- Вы не строитель Империи, - сказал Краббе. - Вы плантатор. Коммерсант. - Заиграла новая пластинка, танец чистой изящной пастушки Эдварда Джермена. Кастард взглянул на Краббе, брови распушились, как пчелы, губы недовольно надуты.
- Вот тут вы ошибаетесь, - сказал он. - Думаете, для меня деньги что-нибудь значат? Я вступил в игру, чтобы сохранить живым нечто очень-очень прекрасное. Феодальную традицию, просвещенный патриархальный принцип. Это вы все испортили - дали им образование, чтоб они против нас взбунтовались. Не будут они счастливы, ни один. Теперь только в поместьях можно хранить старые идеалы. Я этому народу отец. Пусть приходит ко мне со своими заботами, позволяет радоваться его радостями. Разве это не хорошо, не прекрасно? Они все - мои дети. Я их поправлю, взлелею, наставлю на путь. Конечно, можно сказать, для меня это не просто вопрос идеологии. Наверно, я в самом деле патриархального типа. - И правда, он был крупным, смуглым, миловидным; на большие колени удобно было бы карабкаться ребятишкам, лепечущим "папа".
- И все-таки вы не женаты, - сказал Краббе. - Своих детей нет.
- А вы?
- О, женат. Впрочем, детей тоже пет. Но я долго был школьным учителем. Это удовлетворило мои отцовские инстинкты и в конце концов полностью меня от них излечило. - Снова вошел бой-тамил с подносом. - В ваших человеческих часах что-то испортилось, - заметил Краббе.
Кастард с бесконечной самоуверенностью улыбнулся.
- Потрясающий парень. Сосчитал пластинки. Теперь пришел менять. - И действительно, бой заботливо снял с диска отыгранные пластинки и наугад поднял новую стопку пыльных двенадцатидюймовых. А Краббе теперь почему-то почувствовал странное беспокойство в желудке.
- Хорошо, - сказал Кастард, заново устроившись, слушая мальчишеское сопрано тридцатых годов, которое распевало "О, крылья голубки". Беспокойство у Краббе прошло: просто не завтракал, решил он, слыша под ложечкой успокаивающее урчание. Кастард потребовал тишины для сливочного Мендельсона. А потом, когда грянул марш из "Аиды", - кричащие горны воскресной школы, запах апельсиновых корок, - замолотил в воздухе кулаками, энергично лялякая избитый мотив. - Давайте, - пригласил он, на миг остановившись, - подхватывайте. Вещь потрясающая. - Краббе улыбнулся уголками губ и нашел извинение в своей пивной кружке. - Молодец, - одобрил Кастард. - Отлично рассчитали время. - Ибо снова явился тамил с пивом. А потом пластинка сменилась, фортепьяно высоко забрякало тему, похожую на Пуленка. Краббе слушал рассеянно, потом слушал с каким-то глупым испуганным недоверием.
- Нет, - сказал он. - Нет. Все это пропало. Пропало в Негри. - Фортепьяно гротескным арпеджио скользнуло в нижний регистр: комическое фугато, партия левой руки время от времени прыгала вверх, издавая пронзительно дисгармоничную высокую трель. Краббе увидел руку, которая это делала, изогнутую голую руку. И вскочил на ноги. Ужаленная нога, теперь совсем лишенная нервов, подломилась под ним, и он ухватился за стол.
- Где ты это взял? - задохнулся он. - Кто тебе это дал? Вор проклятый, ты это украл.
Бой-тамил стоял, смотрел в ошеломлении, словно пес, готовый к порке за неизвестное преступление.
- Утунду повай! - крикнул Кастард, тоже поднявшись. - Где это было? Почему ты мне не сказал?
Бой съежился.
- Ни эннай ван-сишшуп-поддай! - завопил Кастард.
- Что происходит? - кричал Краббе. - Где вы это взяли? Кто вам это дал?
Кастард замахнулся. Бой, ничего не понимая в этом гневе, в этом возбуждении, поплелся прочь, как обезьяна. Двое англичан смотрели друг на друга, тяжело дыша.
- Есть только одна, - сказал Краббе. - Она только одну записала. Сказала, что пластинка пропала. - Музыка звякала, короткая веселая сатира на Скарлатти или на Галуппи. - Вы украли ее, украли у нее!
Кастард пристально смотрел на Краббе, его пухлое английское лицо превратилось в маску ненависти.
- Значит, это ты, - сказал он. - Тот самый. Проклятый убийца.
- Что ты об этом знаешь? Какое тебе до этого дело?
- Свою чертову шкуру спасал, да? Дал ей утонуть. Я все знаю, всю гнусную историю. Хотел от нее избавиться, да? Почему не сказал, как мужчина? Она была мне нужна. Она была мне нужна, слышишь?
- Нет, - сказал Краббе. - Нет, нет, нет. Это неправда. Не может быть правдой. Она должна была мне сказать. У нас не было никаких секретов.
- О нет, был один. Она тебя всеми печенками ненавидела. Собиралась уйти ко мне. Ко мне. Навсегда, слышишь? И всего через неделю это случилось. Я все знаю, убийца проклятый. Ты домой вернулся всего через две недели. Не особенно хотел с ней быть, но и отпускать не хотел.
- Там места не было. После войны. Жилья не хватало. Мне надо было работать. Единственное, что я мог сделать. Я этого не хотел. Бог знает, не хотел. Я пытался спасти ее.
- Гнал, как чертов сумасшедший по обледеневшей дороге.
- Знаю, знаю, знаю. Это был несчастный случай. Несчастный случай. Я потерял управление, машина перевернулась, упала в реку. Я старался спасти ее. Я достаточно пострадал. Господи Иисусе, я достаточно пострадал.
- Всего через неделю после того, как мы решили уехать. Мы собирались быть вместе. - Веселое звяканье пианино умолкло. Скрежет, мягкий щелчок, потом началась увертюра к "Гебридам". Кастард сел, обмяк. - Ох, знаю, все кончено, - сказал он. - Почти десять лет.
- Я никогда не знал. Она никогда мне не говорила.
- Мы свою тайну хорошо хранили. Я даже за ней в машине никогда не заезжал. Мы в городе встречались. - Он сидел, стиснув пухлые руки, со слезами на глазах, уголки губ обвисли, большие коричневые коленки школьника выглядели поразительно неуместно, почти непристойно в этом контексте мужской боли. - Я любил ее. - И Кастард пробормотал ее имя.
- Как ты смеешь! - крикнул Краббе. И слабо, припадая на онемевшую ногу, пошел на Кастарда, занеся для пощечины руку. Кастард крепко схватил его за запястье.
- Нет, - сказал Кастард. - Ты лжец, трус, убийца. Даже своей настоящей фамилии мне не сказал. - Хватка его ослабела, рука упала. - Да, имя правильное. Виктор - она всегда говорила. И говорила, что ей не пришлось менять монограмму. Бедная девочка. Бедная, бедная девочка.
- Ты, - сказал Краббе, стоя, безжизненно опустив руки. - Все это ложь. Она любила меня.
Никогда не было никого другого. Ты все сочинил. Тебе это приснилось. Все это неправда. Кастард поднял серьезный взгляд.
- Правда, - сказал он. - Только подумать, что все это здесь происходит, за восемь тысяч миль. За восемь тысяч миль, и я тебя первого встретил в этом распроклятом месте. Ты мне все испортил. Отравил в первый день. Во второй, - поправился он, а потом опустил голову в сложенные чашкой ладони. - О боже, боже.
Краббе стоял, обмякший, онемевшая нога как-то его держала. Кровь от понимания смысла происходящего еще не хлынула в вены.
- Я лучше пойду, - сказал он.
- Да, уходи, уходи!
- Но все еще не понимаю.
- Убирайся, вон, убирайся!
- Я имею в виду, поверить не могу. Она просто не делала ничего подобного. Да еще с таким, как ты.
Кастард поднял глаза.
- С таким, как я, - медленно повторил он. - Что ты хочешь сказать?
- Не могла она. Это попросту невозможно.
Кастард встал.