Малайские юноши в первый раз в жизни теперь пили пиво. Оно само по себе, как однажды сказал Краббе, служило языком. Роберт Лоо, по наказу отца, одарил новых клиентов свежими дарами музыкального автомата. И сам прислушался к бравым гармониям саксофонов и медных, к нагонявшему сон барабанному бою, не без небольших физических мурашек. Сеид Хасан подмигнул ему, он подмигнул в ответ, впрочем, неловко, не привыкнув к подобным общительным жестам.
Но уже начиналось общение, которое стало более плодотворным в смысле межрасового согласия, чем любые туманные фантазии Краббе. Шатаясь как-то вечером по улицам, они всемером наткнулись на молоденького тамила в эдвардианском костюме.
- Эй, Самбо, сюда слушай, - сказал капрал. - Чего делаешь?
А потом к компании присоединились два парня-китайца, и один из них, по имени Филип Алоизиус Тан, быстро стал вожаком. Капрал добродушно на это смотрел, даже радовался: в конце концов, кончились времена британского владычества.
Для Розмари вернулись времена радостных ожиданий. В городе был подполковник, майоры, капитаны, лейтенанты-новобранцы. Джалиль? "Вопрос о неописуемом турке немедленно следует снять". (Письмо Карлейля Говарду от 24 ноября 1876 года, что по своим книжкам мог подтвердить Краббе, если бы Краббе был еще жив, а книжки не были бы отправлены домой его вдове.) Джалиль не был джентльменом. А полковник Ричмен был, и майор Анстратер, и капиталы Тиккел и Форсайт. А лейтенанты Крик, Лукер, Джонс, Дуайер? Желторотые, гогочущие, в ее меню они больше не входят. Майор Анстратер неженатый, хороший танцор, опытный в искусстве любви. Аккуратное квадратное лицо, аккуратно седеющие волосы, аккуратное широкое тело, голос, акцепт, как у Лим Чень По. Для Розмари он олицетворял Англию - туман, первоцвет, Шефтсбери-авеню, станция метро "Южный Кенсингтон", Кафе-Ройял, Кью в сезон сирени, время от времени Кру в три часа дня, Стоук-на-Тренте по воскресеньям, запахи Уоррингтона. Можно сказать, она снова была влюблена.
При новой системе раздачи даров каждый что-нибудь получил. Сеид Омар получил фургон с рулем слева и жалованье в двести долларов в месяц. (Малайских долларов, а не американских, хотя в конце первого месяца он клялся работодателям, будто думал, что доллары американские, иначе бы за работу не взялся. Ему была обещана прибавка в ближайшем будущем.) На том фургоне был нарисован орел, пожимающий лапу тигру, что символизировало новую дружбу двух свободных народов. Фургон еженедельно нагружали газетами, отпечатанными прекраснейшим арабским шрифтом, под названием "Суара Америка" ("Голос Америки"). Эту самую газету надо было доставлять темным людям в кампонгах, которые иначе ничего бы не ведали о событиях в огромном внешнем мире. Впрочем, мало кто из них умел читать. Все равно они радостно приветствовали появление Сеида Омара, угощали его свежим пальмовым соком, простым кэрри, никогда не уставая смеяться над орлом, пожимающим лапу тигру.
Сеид Омар открыл весьма доходный побочный промысел, продавая "Суара Америка" в разные магазины города на обертку. Но в подтверждение своей лояльности обязательно приносил домой экземпляр и читал женам выдержки о частной жизни кинозвезд. Им нравилось. А по вечерам, когда он бывал дома, Сеид Хасан давал отцу уроки английского. Теперь они совсем хорошо ладили, особенно после того, как Сеид Хасан получил перспективное место: стал пятым водителем султана, время от времени получая волнующую возможность промчаться в новом "кадиллаке" по городу.
Однажды Роберта Лоо вызвали в здание Информационной службы Соединенных Штатов. Раньше это была британская резиденция: за ее использование американцы заплатили султану щедрую арендную плату. Роберта Лоо сердечно приветствовали два моложавых американских джентльмена, проявившие интерес к его музыке. Его привели в музыкальный салон, где он затрясся под кондиционером, предложили сесть за адаптированный к тропикам "Бехштейн", сыграть что-нибудь свое. Роберт Лоо улыбнулся.
- Я не пианист, - сказал он. - Я композитор.
- Вообще не умеете на фортепьяно играть?
- Нет.
- Ну, откуда ж вы знаете, как звучит ваша музыка?
- Я в уме ее слышу.
- Ну, тогда, может быть, вы окажете нам любезность и оставите что-то написанное?
- Его не очень много, - сказал Роберт Лоо. - Я уничтожил ранние работы. Была симфония и струнный квартет. Они были незрелые, и я их уничтожил.
- Что ж у вас тогда есть?
- Вот. - Роберт Лоо достал из кейса нотную запись короткой пьесы. - Вот, - сказал он. - Легенда для фортепьяно и оркестра.
- Легенда?
- Так я ее назвал. Не знаю почему. - Роберт Лоо нервно улыбнулся.
- Ну, оставьте, и мы через пару дней вас опять пригласим.
Роберта Лоо вовремя пригласили и любезно приняли.
- Вы все фокусы знаете, - сказали они. - Весьма компетентно. Явно слушаете лучшую музыку к фильмам.
- Я в кино никогда не хожу, - сказал Роберт Лоо.
- Ну, это очень даже аккуратное попурри типа рахманиновского фортепьянного концерта к фильму, который без конца играли сразу после войны.
- Попурри? - Роберт Лоо не знал этого слова.
- Да. Странно, что вы не особо усвоили местные музыкальные идиомы. Тут очень богатые возможности. Посмотрите, например, что делал Барток.
- Я хочу писать музыку сердцем, - сказал Роберт Лоо.
- Да? Что же, весьма похвально, по-моему, в своем роде. Спасибо, мистер Лоо. Очень мило, что вы предоставили нам возможность взглянуть на вашу музыку. - И Роберта Лоо любезно отпустили.
Мистер Роджет, один из двух джентльменов, написал дружескую записку Темплу Хейнсу, который в то время вел курс англо-американской фонетики в Куала-Ханту.
"Дорогой Темпл!
Мы с Джо взглянули на музыку того самого китайского парня, о котором тебе перед смертью рассказывал англичанин. Если честно, не думаю, чтобы тут много можно было бы сделать. Он прошел стадию элементарной гармонии, контрапункта и прочего: фактически весьма компетентен технически. Только техника нам не нужна. Мы скоро научим их технике. Нам нужна туземная музыка - народные песни и пляски, шестирядная гамма и прочее. Наша задача - изучение местной музыки, поиски истинных местных талантов. Этот китаец как бы отбросил местные мотивы (у него, например, даже нет и следа китайской пентатоники), весьма умело подражая подражанию: киношная второсортная романтическая чепуха, дополненная грандиозными рахманиновскими скрипичными мелодиями и громкими сольными фортепьянными аккордами. Все это мы уже слышали. И сами гораздо лучше умеем. Собственно, мы приехали сюда за тысячи миль не затем, чтоб увидеть собственное отображение в кривом зеркале. Вот так вот. Надеюсь, курс идет успешно. Мы с Джо собираемся вскоре немножко поездить по дальним деревушкам, разумеется с звукозаписывающей аппаратурой. Один малаец нам очень тут помогает, некий Сеид Омар; говорит, будто ведет происхождение от Магомета; он-то и собирается нас повозить. Не задаром, конечно, да какого черта!
До встречи.
Гарри".
В офицерской столовой были танцы. Розмари сидела в гостиной под вентилятором в нижнем белье, приготовленное ярко-красное платье ожидало на стуле; решала, когда ей пойти. Том заскочит через час (на макияж уходил целый час), но она, пожалуй, впервые в жизни призадумалась, правильно ли поступает, соглашаясь развлечься. На полу лежали четыре больные кошки, определенно больные; что касается остальных, одни не находили покоя, другие почти не двигались. Она пыталась дать больным кошкам молока, но они его срыгивали. Розмари целый день мыла пол. Ама боялась к ним подходить. Носы у кошек были горячие. Тигр, огромная злобная полосатая тварь, обычно почти постоянно зловеще насупленный, совершавший злобные поступки, лежал на боку, неглубоко дыша, со свалявшейся шерстью. Розмари звонила в ветеринарный департамент, просила, чтоб кто-то пришел, но никто не пришел.
- Транспорт, - было сказано ей. - Транспорта нету. "Лендровер" сломался.
- Ну, возьмите такси, возьмите напрокат машину, сделайте что-нибудь. Дело срочное.
- Лучше приносите своих кошек сюда.
- Не могу, не могу. Их слишком много. Они слишком больны. Пожалуйста, прошу вас, приезжайте.
- Постараемся.
Но никто не пришел. Розмари гадала, что делать. Тигр слабо попробовал уползти в угол, там срыгнул на пустой желудок. Розмари знала, как хрупка жизнь любого домашнего животного в этой стране; если на то пошло, и любого человеческого существа: смерть приходит так легко, почти без предупреждения, без очевидной причины, ее нередко встречают с улыбкой. Деталь общей картины, как проливные дожди, как кокосовые орехи. Здесь не было никаких мифов о борьбе жизни и смерти, может быть, потому, что здесь не было мифов о весне и зиме. Но Розмари была настолько пропитана Севером, что ломала руки, плакала и проклинала себя. Впала в суеверия, наполовину вспомнила старые молитвы, проговорила:
- Я знаю, что вела себя плохо, знаю, что грешила, но никогда никому не сделала ничего плохого. Пожалуйста, Боже, пусть они поправятся, и я больше не буду пить, не буду ходить на танцы, честно, буду хорошей. Никогда больше ни с кем спать не буду, обещаю. Пожалуйста, пожалуйста, пусть они поправятся.
Розмари прочитала по-английски "Богородице, Дево" и несколько слов из "Исповедуюсь" по-латыни Помолилась святому Антонию, ткнувшись в своем невежестве не в ту дверь, и Цветочку. Но жизнь не шевельнулась в оцепеневших тельцах, а не находившие покоя кошки мяукали и обнюхивали неподвижных кошек.
Тут послышался приближавшийся автомобиль, заскрипевшие тормоза.
- Ох, нет, - сказала Розмари, прикрывая руками крест-накрест свою наготу, - ох, нет. Рано он, слишком рано. - А потом: - Надо спешить. Лучше пойду, я должна, обещала. И бригадир на танцы придет. Будет гала-представление. Ох, мне надо спешить. Может быть, им станет лучше, когда я вернусь. Ох, Боже, пожалуйста, пусть им станет лучше, а я выпью всего два раза. Три, - поправилась она. И бросилась в спальню краситься. В спальне услышала преждевременный стук, потом открылась парадная дверь.
- Том, вы рано, - крикнула она. - Выпейте. Я скоро. - И добавила: - Посмотрите на моих бедных кисок. Я за них до смерти переживаю. - Из гостиной не прозвучал сердечный английский ответ, не звякнул стакан с бутылкой. - Джалиль, это ты? - подозрительно крикнула она. - Я велела, чтоб ама тебя не пускала. Нечего тут Оставаться, потому что я ухожу. Вот так вот. - Но не слышалось ни астматического хрипа, ни предложения повеселиться. Еще больше преисполнившись подозрений, она во что-то завернулась и выглянула в дверь. Кто-то хлопотал на полу, заботливо наклонившись к больным животным.
- Ох, Вай, - крикнула Розмари, выходя с облегчением, ненакрашенная, волосы кое-как. - Ох, Вай, вы пришли, слава Богу. Услышана моя молитва. Бог услышал, святой Антоний услышал. Ох, слава Богу. Услышали. Никогда больше не буду пить. Сто пятьдесят раз четки переберу. Я исправлюсь, обещаю.
Вайтилингам ничего не сказал. Действовал деловито, умело обращаясь с пузырьками и шприцем. Но один раз нарушил молчание, проговорив:
- Кошачий. Кошачий. Кошачий энтерит. Им болеют кошки в кампонгах. Болезнь распространяется.
- Ох, благослови вас Бог, благослови вас Бог, Вай. Пока вы заняты, я оденусь. А то опоздаю. Том скоро явится. - И метнулась обратно к своим баночкам с кремом, к туши для ресниц, к помаде. - Я знала, - сказала она между взмахами помады, - что вы… меня… не подведете. - Ответа не было. А вскоре раздалось тук-тук-тук, парадная дверь сердечно распахнулась, прозвучало сердечное приветствие.
- Привет, детка. Рози, вы где? - А потом: - Ох, прошу прощения. Я вас не заметил. Вы, наверно, ветеринар.
- Минуточку, Том, дорогой, - пропела Розмари. - Только причешусь. Окажите услугу, принесите мне платье.
- Не уверен, что могу доверять себе, ха-ха-ха. Мы с вами наедине в спальне, а?
- Какой вы гадкий, Том.
Но майор Анстратер, джентльмен, вскоре вернулся в гостиную, вежливо наблюдая за немыми руками тихого коричневого мужчины на полу. Майор Анстратер не особенно любил кошек, будучи собачником.
- Теперь с ними все будет в порядке? - вежливо спросил он.
- Ежедневные инъекции, - сказал Вайтилингам. - Тогда может быть.
Анстратер недолго пробыл в Малайе. И приписал эти рубленые телеграфные фразы робости мужчины при встрече с представителем высшей расы. И попробовал подбодрить беднягу.
- Жарко для этого времени года, - сказал он.
Вайтилингам кивнул, поднялся, положил инструменты.
- Жарко, - согласился он.
- У меня золотистый лабрадор-ретривер, - сообщил Анстратер. - Дома, в Англии. Вы собак любите?
- Некоторых.
- Кое-кого забавляет, что китайцы прозвали нас "беговыми собаками", - сказал Анстратер. - Видно, не понимают, что это фактически комплимент. - И посмеялся. - Собака - животное благородное.
- Да.
- Мы будем рады, когда все это кончится, - сказал Анстратер. - Война чересчур затянулась. Война, впрочем, не настоящая. До тех чертей не доберешься. Джунгли - просто кошмар.
- Кошмар.
- Ну вот, Том. Вы закончили, Вай? Я вам так благодарна, так благодарна. Так рада, что вы вернулись. Мы все гадали, что с вами случилось. По-моему, ваша мать беспокоилась. Она уже уехала. Так обрадуется, что вы живы. Тут столько новостей, Вай. Завтра придете? Благослови вас Бог. Ну, теперь нам надо лететь. Нельзя заставлять бригадира ждать.
- О, бригадир всегда опаздывает, - сказал Анстратер. - Только все-таки лучше идти. Немножко заправимся джином перед весельем. До свидания, мистер… э-э-э… Надеюсь, еще встретимся.
- До свидания, Вай, - сказала великолепная Розмари, видение теплой коричневой кожи и шуршащего красного шелка. - Какой вы милый.
И они ушли. Хлопнула дверь. Дымилась сигарета Анстратера, и духи Розмари еще слабо плыли в воздухе. Слышался их смех, когда они садились в машину, притихший, когда машина тронулась и направилась к столовой. Вайтилингам нежно поглаживал Тигра, вытирая кусочком бумажной салфетки запачканный рот животного. Он поправится. Все поправятся. Для всего есть лекарства. Не поможет одно, попробуем другое. Вайтилингам вздохнул, уложил чемоданчик ветеринарного департамента штата и оставил кошек лежать, уверенный, что целебные соки скоро сделают свое дело. А пока в офисе наверняка ждут огромные пачки корреспонденции.
Машина хорошо завелась. Механик над ней поработал. И, тихо двигаясь по шоссе, Вайтилингам подумал, что лучше бы нанести краткий визит друзьям, закоренелому холостяку Сундралингаму и Арумугаму с тонким голосом, перед возвращением в офис. Они, по крайней мере, не изменились, ждут хороших новостей, радостно его встретят. Он слегка улыбался, ведя машину по левой стороне дороги.
У Розмари был чудный вечер. Огни, музыка, внимание. Отбывающие в белом воинскую повинность подносили ей розовый джин (много, много; она позабыла свое обещание Богу, и святому Антонию, и Цветочку, и прочему пантеону), одобрительно подмигивали время от времени. В ней было столько привлекательного. Столько офицеров с округлыми дамскими топкими талиями, издававшие сладкий юный свежий мужской аромат, приглашали ее танцевать. Она так хорошо танцевала. Рассказывала компаниям, носившим от одной звездочки до трех и короны, про свою жизнь в Лондоне, про одноразовые украшения и выступление по телевидению, и ооооо, о предложениях. Было очень весело.
Угощение было великолепное. Канапе всевозможных сортов, галантин, который надо было черпать ложкой или резать ножом, сыр, лук, без вустерского соуса. Но всего никогда не получишь. Самым вкусным был крабовый мусс. В пятый раз набив рот, Розмари вдруг что-то остро припомнила. Это было воспоминание об уроке поэзии в ливерпульском колледже: серьезный молодой человек, не без привлекательности, похожий на Эмпсона . Слезы стали размачивать тушь.
- Бедный Виктор, - сказала она в пустоту у стола, накрытого белой скатертью, - бедный, бедный Виктор.
- Пришел, увидел, победил, - сказал вполне симпатичный субалтерн. - Victor ludorum .
- Бедный Виктор. - А потом кто-то пригласил ее танцевать.
Словарик
Ама - нянька; служанка (малайск.).
Aттап - лачуга из пальмовых листьев (малайск.).
Байю - вид одежды, тупика, кофта (малайск.).
Вайян кулит - яванский театр теней (малайск.).
Дхоти - одежда индусов, кусок ткани, обернутый вокруг тела (урду).
Кампонг - деревня (малайск.).
Кедай - лавка, магазин (тамил.).
Куки - повар (малайск. от англ. кок).
Лаук - продукты (рыба, мясо и пр.), которые подаются с рисом (малайск.).
Малам - вечер, ночь (малайск.).
Мердека - свобода, освобождение. Боевой клич Национальной Организации Объединенной Малайи (малайск. от санскр.).
Нарака - ад (араб.).
Ноля - наименование замужней китаянки (малайск.).
Оранг дарат - букв.: местный народ; аборигены (малайск.).
Оранг путе - белый человек, европеец (малайск.).
Паданг - открытое пространство, полоса земли, деревенская лужайка (малайск.).
Ронггенг - популярный в Малайе яванский танец (малайск.).
Сакай - грубое обозначение аборигенов (букв.: раб) (малайск.).
Самсу - дешевый китайский рисовый спирт (кит.).
Туан - господин, сэр. Европейцев именуют "туап", малайцев - "хаджа" и потомками Пророка (малайск.).
Тукай - китаец: хозяин или владелец магазина (английское произношение романской малайской транскрипции китайского слова "таук").
Хаджа - человек, совершивший паломничество в Мекку (араб.).
Примечания
1
Бертон Роберт (1577-1640) - английский философ, автор "Анатомии меланхолии", резюме медицинских и религиозных взглядов своего времени. (Здесь и далее примеч. перев.)
2
Любовь к странствию (фр.).
3
Клаф Артур Хью (1819-1861) - английский поэт, многие произведения которого полны безверия и унылого скептицизма.
4
Тойнби Арнольд Джозеф (1889-1975) - английский историк и социолог, автор концепции о причинах подъема и гибели цивилизаций.
5
Титания - царица фей и эльфов в комедии Шекспира "Сон в летнюю ночь".
6
Джафна - порт в Шри-Ланке (бывший Цейлон, британская колония), столица древнего государства тамилов, одного из народов Индии.
7
Симпосий - пиршество, застолье в Древней Греции.
8
Некоторые восточные слова и выражения объясняются в авторском словарике в конце книги.
9
Элгар Эдуард Уильям (1857-1934) - английский композитор и дирижер, создатель национального стиля в оркестровой музыке.