Ингибиторы избирательного обратного захвата серотонина.
Галоперидол.
Пролокс.
Хлорпромазин.
Шизофрения.
Маниакально-депрессивное расстройство.
Пограничное диссоциативное расстройство личности.
В клинике держали бесконечно долго - он был младшим, и семья мечтала от него избавиться; в итоге "бесконечность" растянулась на три с половиной года.
Из темноты на меня смотрело лицо Стивена Эдуардса - моё собственное лицо. Умирающий бездомный дебил, воплощение того, чего я всю жизнь боялся.
- Больница закрылась, домой ехать не хотелось, вот я и убежал, - продолжал Стив-тормозной. - И с тех пор сам себе хозяин.
- Тебя кто-нибудь ищет?
- Родители-то? Нет.
- Значит, ты не беглец, - сделал вывод я и, прочитав на бледном лице смущение, продолжал атаковать: - Сколько раз тебя арестовывали?
- Не помню. Много.
- За что?
- Так, по-разному.
- Что значит "по-разному"?
- Да за всё подряд.
Перевод: хранение, хранение с целью распространения, проституция, сопротивление аресту, нарушение общественного порядка, дача заведомо ложных показаний, пребывание в состоянии опьянения в общественном месте. Отсутствие кредитной истории и водительских прав - это плюс, богатое криминальное прошлое - огромный минус.
- Ты болеешь, Стив-тормозной?
- Нет, только доза нужна.
- Ну, теперь ты парень богатый, проблем не будет. А как насчёт прыщей и синяков?
- Так, крапивница.
- И давно она у тебя?
- Не знаю.
Крапивница, как же! Скорее СПИД, гепатит, белая горячка или печёночная недостаточность.
- Слушай сюда, Стив-тормозной. - Наклонившись пониже, я заглянул в бледно-голубые глаза. - Если поймают копы, можешь говорить что угодно. У них есть отпечатки пальцев, значит, остальное не важно.
Мои слова горохом отскакивали от стеклянных, как у андроида, глаз Стива. Ясно: нужно говорить медленнее.
- Но для всех остальных, например, врачей или сотрудников службы спасения, ты Стив Карпентер. Ты берёшь мои деньги, так что с этой минуты я Стив Эдуардс, а твоя фамилия Карпентер. Повтори: Стив Карпентер.
- Стив Карпентер.
- Стив Карпентер - хороший парень, - понизил голос я. - Он был отличником и играл в футбол в юношеской сборной. А потом раз - попал в автокатастрофу и с тех пор не может ни тренироваться, ни работать. Но разве он виноват?
В андроидных глазах заиграла слабая улыбка. Нужно стереть из его памяти остатки воспоминаний, и хорошая история здесь очень пригодится. Я привык доводить всё до конца: не для кого-то ведь стараюсь - для себя! Этот парень и года не проживёт.
- Ты не из Детройта, брата у тебя нет. Никаких больше документов на имя Стивена Эдуардса, понял? Даже когда станет совсем плохо, пойдёшь в хоспис и представишься Стивом Карпентером.
У служащих государственной клиники не будет ни времени, ни средств, ни желания проверять, кто он и откуда. Так и умрёт Стивом Карпентером или Джоном Смитом - не важно. Важно, что Стив Эдуардс не попадёт в реестр умерших, с которым сверяется служба социального страхования. Значит, я буду жить.
- Эй, - продолжал улыбаться наркоша, - может, мы братья? Или родственники? Ну, то есть… - Он не договорил, но огонёк в глазах продолжал гореть.
- Стив Карпентер, - повторил я. Этот кретин ничего не понимает. - Стив Карпентер!
- Да, да… - И тут у него начался приступ словоизвержения. - Я так и знал, меня похитили, так и знал! Они взяли мою кровь, а потом я заболел и сейчас ничего не помню. Из крови сделали ребёнка, так что у меня есть сводный брат. Так и скажи на суде! - Мальчишка истерически захохотал, замолчал, успокоился, сосредоточился. На все метаморфозы ушло три секунды. - Нет, не так, меня клонировали, значит, ты…
- Стив.
Наркоша поднял глаза.
- Сосчитай от ста в обратном порядке…
Он не дал мне закончить, взорвавшись судорожным "девяносто девять, девяносто восемь…".
- Стив, - снова сказал я, - можешь сосчитать от ста в обратном порядке, каждый раз вычитая по семь?
- Угу, - пауза, раз, два, три, - сто, - пауза, - семьдесят…
- Стив, мы не родственники.
Рискуя быть арестованным, я подкупил беспризорников деньгами, сигаретами и дешёвым виски, притащился в пропахшую мочой дыру, выторговал удостоверение личности у мальчишки, который набивается мне в клоны, погряз в дерьме и несёт одни неприятности… Может, хватит? Если хорошо подумать, физическое сходство - ничто по сравнению с риском. И всё-таки я запросил в архиве его свидетельство о рождении. Привык доводить всё до конца.
* * *
Целых девять месяцев прошли спокойно. Я оставался Полом Макинтайром до тех пор, пока очередная черепобойка не потрепала по плечу во время второго рейса для курьерской службы "Формоза". Вцепившись в руль, я лихорадочно отсчитывал минуты: двадцать, чтобы добраться домой, десять, чтобы позвонить на работу, отключить телефон и прилепить к окнам шестидесятилитровые мешки для мусора: надо же как-то спастись от солнца!
Черепобойки начисто отключают память и делают меня невнимательным. Порывшись в "бардачке", я нащупал болеутоляющие в контейнере для фотоплёнки и за два приёма проглотил все таблетки, запивая позавчерашним кофе из пластикового стаканчика.
На пустой, за исключением двух стаканов кофе, желудок лекарство подействовало моментально. На полпути к Хэнкок-парку руль показался слишком тяжёлым, правое колесо задело бордюр тротуара, и мне показалось, что на макушку пролился раскалённый дождь сварочных искр. Надо же, на пятьдесят минут раньше, чем я ожидал. Петидин парализовал нервные окончания, руки и ноги стали ватными, как во сне, когда понимаешь, что бежать от чудища бесполезно: всё равно догонит.
В окно стучат. Вишнёво-красный свет озаряет деревья и величественные дома Хэнкок-парка. Сквозь щёлку в занавесках на меня смотрят глаза - подозрительные, любопытные и испуганные одновременно. Последняя здравая мысль: нужно вытащить ключ из зажигания, чтобы не пришили вождение под воздействием наркотических средств.
Врачи разлепляют мне веки и накладывают маску.
Меня зовут Пол Макинтайр.
* * *
В больнице задерживать не стали, зато мою выписку с нетерпением ждали копы. Помимо штрафа и исправительных работ меня приговорили к десяти неделям принудительного лечения вместе с четырнадцатью другими нарушителями. Мы встречались по четвергам и обсуждали наши переживания с назначенным судом экспертом. Обсуждение переживаний включало просмотр документальных фильмов и прослушивание выступлений приглашённых лекторов - вылечившихся наркоманов, которые любезно делились опытом. Мы составляли различные списки: три вещи, которые бы вытащили из горящего дома, три самых важных для нас человека, пять вещей, что заставляют пить, курить, нюхать кокаин или колоться, три самых приятных и неприятных воспоминания детства. Садились в круг и по очереди рассказывали.
Я сравнивал чужие истории со своей, заглядывал в глаза говорящим, смотрел на их руки, автоматически подмечая и нумеруя тики, ёрзанья, изгибания, чесания и паузы. Я следил за реакцией эксперта и по возможности читал его записи. Когда настала моя очередь, я сказал правду: случайно переборщил с дозировкой, а потом признался - таблетки вообще не следовало пить. Глаза опущены, кулаки судорожно сжаты - воплощение раскаяния. В итоге эксперт освободил меня на две недели раньше.
* * *
Уволившись с работы, я переехал и сжёг все документы Пола Макинтайра в раковине. Водительские права, свидетельство о рождении, карточка соцстраха, диплом, договор аренды, кредитка, платёжные корешки, выписки со счёта. Мне нужно новое имя: я накупил книжек с именами и раздобыл старые телефонные справочники - вот где вариантов выбирай не хочу. Сидел в библиотеках и просматривал газетные вырезки в поисках сообщений о закрывшихся больницах и зданиях архива, пострадавших от пожара или наводнения. Извёл около двухсот листов чистой бумаги, разрабатывая чёрточки, перемычки, надстрочные и подстрочные элементы. В результате - пять новых имён и досье на разных стадиях завершения, терпеливо дожидающиеся своего часа, тридцать пять почтовых ящиков, что в два раза больше, чем липовых адресов, сложная сеть пересылки почты, и везде чисто, комар носа не подточит. У меня память хорошая, не запутаюсь.
Черепобойки не унимались. Реймонд О’Доннел чуть не умер, и Барри Миллер тоже.
Вы понимаете, почему сюда попали?
Как вы себя чувствуете?
Давайте поговорим о ваших родителях.
В семье кто-нибудь принимал наркотики?
Пёс. Дождь. Сор.
Дверь. Ключ. Сок.
Каждую новую экспертизу я проходил всё лучше и лучше.
* * *
В контактном адресе я указывал Сан-Франциско, чтобы максимально отдалить старого Стивена Эдуардса от нового. Три месяца спустя у меня уже было свидетельство о рождении, карточка соцстраха и калифорнийские водительские права на имя Стивена Эдуарда. Конечное "с" решил опустить.
Я изготовил точную копию свидетельства о рождении, воссоздав всё, кроме последней буквы. Если кто-нибудь заметит разницу, никакого подозрения не возникнет, и её можно будет списать на канцелярскую описку.
И всё же, несмотря на небольшое изменение в фамилии и адрес в северной Калифорнии, документы по-прежнему принадлежали рецидивисту-беглецу-наркоше-вору-проститутке, прочно обосновавшемуся на пороге смерти.
Но я был готов к любым, даже более рискованным превращениям. Потому что, вернувшись с последнего рейса на север, я заехал в незнакомый бар и встретил Кеару.
Глава 16
Выследили меня с помощью наполнителя для кошачьего туалета. Запечатанный в картонных коробках размером 30x30x30 по пять килограммов в каждой, его переправляли из одного офиса в другой, понимая, что рано или поздно курьером буду я.
В погрузочной зоне Сенчери-Сити мигали фонари аварийной сигнализации, и я рысью помчался в фойе здания со стеклянным куполом. Охранник меня уже видел. Не меня конкретно, а сотни других курьеров, парней с ящиками, свёртками, письмами, пухлыми конвертами и нейлоновыми рюкзаками. Для него мы все на одно лицо. Поэтому мне и нравится эта работа: всегда в движении, никто никого не запоминает.
- Нужно взять подпись в номере 1154, - сказал я, и охранник, едва подняв глаза от спортивной газеты, махнул в сторону лифта.
Поднялся на одиннадцатый этаж, пересёк коридор, дважды постучал в дверь без именной таблички с одним только номером 1154, вошёл и несколько секунд оценивал обстановку.
- Могу вам чем-нибудь помочь? - В приёмной сидел парень с короткой стрижкой, настоящий шкаф в чёрной толстовке и камуфляжных брюках. "Шкаф" ковырял зубочисткой ногти, рассеянно поглядывая на крошечный экран чёрно-белого телевизора. Показывали бейсбольный матч.
- Мне нужна подпись.
Ничего не ответив, охранник с трудом оторвался от дивана и прошёл в скрытый за дверью кабинет.
Я снова включил внутренний сканер: на глаз измерил комнату, пересчитал столы, стулья, телефоны, лампочки - какие работают, какие вот-вот перегорят.
Иногда разговариваешь с человеком, а он то и дело посматривает в телевизор, будто происходящее на экране не дает покоя. Со мной происходит нечто подобное: непременно нужно знать, где нахожусь, иначе я чувствую себя не в своей тарелке. В лифте пересчитываю этажи, определяю скорость движения и заранее знаю, когда остановится кабина. Дощечку с квитанцией держу в левой руке, свёрток в правой: так удобнее, и никто не заметит пальцы. Смотрю всегда на пол: любая из соседних дверей может раскрыться, и я увижу фойе. Если такое случится и я не измерю комнату, целый день будет свербеть в затылке, пока не найду возможности вернуться и определить размеры.
А в том офисе цифры почему-то не сходились, и уравнение не решалось. Ломящиеся от мусора корзины, штабеля вскрытых коробок, новые канцелярские принадлежности и потёртые телефонные книги. Эти ребята сидят здесь довольно давно, а убираться никто не приходит. Мебель потёртая, на стенах ни картин, ни календарей, ни именных табличек. Я понимал, что передо мной, и нисколько не волновался. Компания по отмыванию денег, букмекерская контора, фирма, импортирующая чёрт знает что. Ладно, меня не касается. По крайней мере до тех пор, пока не заставляют развозить плутоний, героин, отрубленные руки или дохлую рыбу.
Поставьте крестик, нацарапайте внизу имя, и я исчезну.
Только здесь так дёшево не отделаешься. Из кабинета вышел Джимми, а за ним "шкаф", усевшийся на свой диванчик, таким образом оказавшись между дверью и мной.
- Шестёрка Бубен! - заорал вышибала, крепко, по-мужски обняв меня за плечи. - Где тебя черти носили?
Глаза блестят, рот улыбается, а "Где тебя черти носили?" может означать "Где ты был?" и "Как дела?". Оба вопроса не сулят ничего хорошего. Огромная волосатая рука у меня на шее: со стороны похоже на дружеское объятие, но силищи в нём столько, что, если посмею ослушаться, Джимми мигом пережмёт сонную артерию.
Парни из стрип-клуба, где я познакомился со Вспышкой, вполне предсказуемо звали меня Рыжим, а после того как мерзкая девчонка настучала про левую руку, переименовали в Шестёрку. Прозвище не из лестных, но выбирать не приходится. Рыжий плюс Шестёрка быстро превратились в Шестёрку Бубен, для краткости просто Шестёрку. Я не обижался, наоборот, радовался: больше кличек - больше анонимности.
Мы вошли в лабиринт из блестящих металлических перегородок, коробок и старой мебели. За одним столом сидел парень, пропускавший через промышленный уничтожитель бумаги толстые, с телефонный справочник, пачки.
- Такая малютка может запросто руку оттяпать, - гордо сказал Джимми. - Быстро, даже боль не чувствуешь. Поначалу.
В общей сложности я увидел ещё четверых парней с широкими плечами. Лениво развалившись, они сидели за конторскими столами и читали газеты. В конце лабиринта кабинет с огромным окном и дверью, которую распахнул гостеприимный Джимми. Когда мы вошли, двое громил в строгих костюмах тут же перестали разговаривать. Громила поменьше криво улыбнулся. Чёрная "двойка", пронзительно белая рубашка, ярко-красный галстук с цветочным орнаментом. Он здесь самый старший, самый миниатюрный (за исключением меня, конечно) и единственный, кто одет как начальник, а не как мастер или прораб.
Визгливые крики переносной рации, без устали объявлявшей новые адреса доставки и изменения в маршрутах, походили на звон разбитого стекла во время воскресной службы.
- Положи коробку на пол, - велел Начальник.
Отражаясь в его карих глазах, яркий свет рассеивался в миллион белых точек. Тонкие губы будто изгибались в кривоватой ухмылке, хотя их обладатель и не думал улыбаться. Я осторожно опустил коробку и придвинул к ножке стола. Второй громила молчал и даже не шевелился. Может, глухонемой? Огромный, вялый, пассивный, он не сводил с меня глаз.
- Мой компаньон, - Начальник кивнул в сторону расписывающегося в квитанции Джимми, - очень высоко о тебе отзывается.
Я ничего не ответил.
- Говорит, ты настоящий самородок, очень инициативный и ответственный. Как раз такого человека в нашей команде недостаёт.
Я попытался сказать "спасибо", однако во рту было суше, чем в Сахаре.
- Джеймс, принеси нашему гостю выпить. Встретимся на улице.
Высокий немой громила открывает дверь, пропускает Начальника и кивком велит мне идти следом. Ненавязчиво зажатый в тиски, двигаюсь по коридору к двери, на которой обычно пишут: "Запасный выход", только на этой двери ни надписи, ни таблички нет.
Вместо поручней на бетонной с гравиевой посыпкой крыше коричневатый горизонт Лос-Анджелеса. Мы шли к самому краю; я попытался было сбавить шаг, но Начальник не думал останавливаться, а Немой поджимал сзади, не позволяя отклоняться от курса.
Бескрайний простор на глаз не измеришь, и у меня закружилась голова. Лучше смотреть на ноги… Кажется, помогло. Моя рация ожила, разразившись громким шипением.
- Выключи, - велел Начальник, губы снова изогнулись в полуусмешке, а в глазах заплясали белые зайчики света. Пока я возился с кнопками, он отвернулся, глядя на открывающуюся за кромкой крыши пустоту: двести метров свободного полёта до стальной решётки водостока.
- Я очень тебе благодарен, - стоя ко мне спиной, проговорил Начальник. - Если бы не ты, Государственный департамент, Служба иммиграции и натурализации и ещё чёрт знает кто - месяцами, если не годами - препятствовали бы приезду моих коллег, заламывая за любой документ огромные деньги.
Дверь пожарного выхода открылась, и на бетонно-гравиевой крыше послышались гулкие шаги Джимми. Он принёс газировку, тёплую. Открыв крышку, я глотнул приторный, цвета смолы, напиток и едва сдержал поднимающуюся по пищеводу волну воспоминаний. Колония. Зал для свиданий. Папины заскорузлые пальцы с распухшими суставами теребят браслет общества трезвенников.
- Я рад… - А что скажешь в такой ситуации?
- Вот и славно! - отозвался Начальник. - А я рад, что ты рад, потому что в самом ближайшем будущем нам снова понадобятся твои услуги.
Ну как, какими словами объяснить, что всё намного сложнее, чем кажется, что документы приходится подделывать, имея ничтожно малое количество данных, что игры с Государственным департаментом и Службой иммиграции куда опаснее, чем с управлением автомобильным транспортом или окружным архивом, что с каждым разом риск многократно увеличивается! Хотелось изложить всё кратко, доступно и ясно, но не ограниченные четырьмя стенами мысли отказывались подчиняться разуму и разлетались, как испуганные птицы. Наконец Начальник повернул ко мне фальшиво улыбающееся лицо.
- Нам предстоит большая работа, - объявил он. - "Нам" значит мне, моим партнёрам и заокеанским инвесторам.
На месте Начальник больше не стоял, а мерил шагами крышу: вправо-влево, вперёд-назад. Не отрываясь, я следил за блестящими носами ботинок - что угодно, только бы не смотреть на бездонную, разверстую в полуметре от меня бездну.
- Расходов, естественно, море: текущие, производственные, на исследование, развитие и продвижение нашей продукции на рынке, затем судебные издержки, - продолжал Начальник и, не сдержавшись, засмеялся.
Немой и Джимми как по команде захихикали. Я глотнул газировки, и пить захотелось ещё сильнее.
- Это всё пассив. Наш главный актив - кадры. Талант. Интеллектуальная собственность.
Начальник перестал топтаться на месте и подошёл ко мне: в карих глазах белые крапинки, на переносице три толстых волоска, нижняя губа треснула, изо рта пахнет мятной жвачкой.
- Настоящие мастера - вот наше самое большое богатство, - продолжал он. - Конкуренция огромная, мы не можем позволить себе небрежность. Никаких промежуточных записей и заметок. Конкуренция такова, что любая огласка, прямая или косвенная, становится… - карие глаза устремились на звук ревущей вдали сирены, а потом снова впились в мои, - …становится мощным оружием в руках наших соперников. Я доступно объясняю?
Ещё как доступно!