* * *
Отто нетерпеливо просигналил еще раз, но при этом продолжал очищать лобовое стекло.
- Ты занимаешь слишком много места на автоответчике. Я же обещал, что буду звонить.
- Ты не звонил весь день.
- Я обещал, что позвоню. И позвонил. Сегодня не было времени, так что звоню только сейчас.
- Не было времени даже на один звонок?
Я был слишком занят, чтобы добраться до платного телефона, с которого мог бы позвонить тебе, не опасаясь, что его тоже прослушивают.
- Не было. И сейчас мне надо идти.
- Ладно. - Холод твоего ответа пролетел по всей линии.
- Ди, я скучаю по тебе. Хочу тебя увидеть. И, конечно, я бы предпочел быть там, а не здесь.
- Так приезжай сразу сюда.
- Надо завернуть домой. Принять душ. А потом сразу к тебе.
- Душ можешь и у меня принять. Твою одежду я постирала.
- Хорошо. - Я был готов на все, лишь бы только закончить разговор. - Но пожалуйста, не присылай больше сообщений, когда меня нет в городе.
Отто снова просигналил. Помигал чистыми фарами. Мы попрощались.
Красный глаз автоответчика мигнул в темноте четырнадцать раз, выдержал паузу и начал сначала. Паниковать не было сил. Я набрал промежуточный номер Уайта, положил трубку и вдруг услышал снаружи чьи-то шаги. Кто-то постучал, или, может быть, это скрипнул, оседая, дом. Кто-то прошептал мое имя, или, может быть, ветер бросил листья в окно. Я сидел в темноте, ожидая, что стекла вот-вот разлетятся, и в разбитые окна влетят черные солдаты, светя мне в глаза и тыча в лицо дулами автоматов.
Я снова мальчишка. Я прячусь под одеялом от чудовищ со страшными, искаженными и деформированными лицами. Эти лица я вижу ночью в коре деревьев, они склоняются надо мной, ждут, когда я вздохну.
Я на кровати в номере "Огненной птицы". Ты тоже. Я в безопасности.
Еще один стук.
- Эрик?
Ошибки нет, кто-то зовет меня.
Дверной глазок изменил твое лицо. Я отбросил три засова и распахнул настежь дверь. Ты испуганно отступила.
- Что ты здесь делаешь?
- Ты же сказал, что сразу приедешь ко мне.
- Говори тише. Да, хотел, но пришлось зайти сюда.
- Зачем?
- Я же сказал, говори тише.
- Почему ты меня не впускаешь?
- Дезире, пожалуйста, потише.
- Я не собираюсь разговаривать с тобой шепотом. И даже буду кричать, если ты, черт возьми, оставишь меня стоять на этом чертовом крыльце.
Схватив за руку, я втащил тебя в дом. Ты начала кричать, и я закрыл тебе рот ладонью.
- Ладно, ты вошла. А теперь, пожалуйста, потише.
- Что ты делаешь? Почему так себя ведешь? - Ты потерла запястье. Страх и печаль легли налицо, и оно состарилось лет на двадцать. - Зачем так злиться? - Ты вытолкнула слова из горла вместе с всхлипом.
- Как ты не понимаешь, что мне надо немного передохнуть. Кто дал тебе право вторгаться в мою жизнь? Кем, черт возьми, ты себя возомнила?
Разбивая твое сердце, я разбивал и свое. Бульдожья маска, которую я надевал для разговора с Уайтом, отпугивала тебя, а я, уставший с дороги и перепуганный, как забившийся в норку заяц, даже не замечал этого.
- Я только хотела сделать тебе приятное. - Ты уже плакала. - Тебя все нет и нет, ты постоянно в разъездах, и я волнуюсь за тебя.
- Не надо волноваться.
- А я хочу. Я думала, что, может быть, и ты волновался бы за меня, если бы у меня была такая работа, как у тебя. Ты не звонишь. Я даже ни разу не побывала у тебя дома. Ты никогда не приглашаешь меня к себе и вообще делаешь вид, что не живешь здесь. Здесь же ничего нет. Может, ты меня обманываешь. Я просто хотела сделать приятное. Думала, я тебе нравлюсь.
- Ди, ты очень мне нравишься. Ты не такая, как все. Ты особенная.
- Да пошел ты. Если уж я такая особенная, скажи, куда ты ездишь. Где твоя работа? Почему здесь все так, словно ты еще и не переехал? Чем ты занимаешься? Что за секреты?
- Никаких секретов нет. Дезире, пожалуйста, перестань кричать.
- Перестань твердить одно и то же. И не указывай мне, что и как делать. - Твое лицо уже было скользким от слез. Ты вытерла нос.
- Подожди, я дам салфетку.
- Я хочу знать.
- Если не перестанешь орать, я заклею твой чертов рот скотчем.
- Только тронь меня, и я позову полицию.
Я обязан тебе всем счастьем в той жизни, о которой помню так мало. Я обязан тебе жизнью, и уж конечно, ты заслуживала объяснения.
Тебя успокоило бы только одно: стать частью моей жизни, вплестись в нее полностью и без остатка, но тогда ты переплелась бы какими-то нитями и с Хойлом. Хойл нашел бы тебя в любом случае. Ты не была бы в безопасности, если бы не держалась подальше от меня, если бы не возненавидела меня. И ты бы не смогла меня ненавидеть, если бы не боялась.
Однажды я уже отступил перед твоей злостью. Больше я отступать не мог.
Твои зрачки расширились, когда я снова закрыл тебе рот и поднял полоску клейкой ленты.
Прикосновение твоей кожи тает, как тень в сумерках. Тебя нет. Открываю глаза, и в комнату врывается свинцово-серое навсегда. Я изнурен. Я слабею. Ну же, подзарядись. Я знаю свой ритм.
Брюки расстегнуты, рубашка скомкана, один туфель на ноге, другой свисает с пальцев. Проходит минута. День. Что я делал, обувался или разувался? Смотрю на руку. Вспоминаю, как смотрел на руку. Вспоминаю, как вспоминал, как смотрел на руку. Иду назад секунда за секундой. Проходит еще минута. Еще один день. Разувался или обувался?
Я в "Огненной птице".
Тебя зовут Дезире.
Последнее, что помню, это как заклеил тебе рот и перевязал руки серебристой пленкой. Я сидел на твоих коленях, пока ты не утихла и не перестала сопротивляться.
Я обувался. Собирался подзарядиться.
Стеклянная Стриптизерша не танцует. Приходите позже, говорит Контролер. Все в мире часы остановились. Несмелый свет то ли заката, то ли рассвета приглушает сияние и стирает тени под уличными фонарями.
Три бренди-колы от Лу.
Сую Стеклянной Стриптизерше несколько бумажек - на все.
С памятью плохо. То была игра. Твое бледное, обнаженное тело прочерчивало тьму. Привязанная к ножкам стола и напряженная, как змея, с серой полоской на глазах и замерзшей лужей разметавшихся по полу огненных волос, ты лежала неподвижно, боясь пошевелиться.
Последними твоими словами были: "Как я могу доверять тебе?"
- Не можешь. Вот почему это и называется доверием.
Я обернул капельницу изоляционным одеялом и соединил ее с колбой Эрленмейера, которую поставил над нагревательной спиралью. В колбу помещался литр воды, и при постоянной температуре давление выжимало из нее по одной капле через каждые пять секунд. Капли падали на промежность с высоты в три фута. Кап, кап, кап…
Я сидел на голом полу и смотрел.
Когда упала первая капля, твои ноги остались напряженными. На обоих бедрах мерцала полоска пота. Ты дернула головой, как будто пытаясь оглянуться, рассмотреть что-то через ленту. После третьей капли ты перестала шевелиться. Кольцо пота светилось на вздымающемся животе, ноги напрягались с ударом каждой капли. Литра воды хватало часов на пять.
Пятнышки пота на твоей коже казались светлячками. Через час кожа порозовела, и ты поднимала бедра навстречу каплям. Я неслышно подошел ближе и подставил ладонь. Ты извивалась и стонала от нетерпения.
Поймав девять капель, я пропустил десятую. Потом поймал восемь, позволив упасть девятой и десятой. Потом семь. Когда на тебя снова упали десять капель подряд, кожа порозовела от головы до пяток. Ты горела, словно в лихорадке. Я повторил цикл. Расширил горлышко. Капли стали тяжелее, полнее, падали реже и ударяли сильнее. Я поймал несколько, нарушив ритм, заставив тебя метаться над собиравшейся под тобой лужицей.
Зазвонил телефон. Его электронное чириканье убивало настроение, отвлекало тебя. Я ожидал звонка от Уайта.
- Пошел.
- Я уже слышал. Скажи, что все под контролем.
- Да. Надеюсь, у вас тоже.
- Ты о чем?
Мы были знакомы много дней, и мне не раз хотелось убить Манхэттена Уайта.
- О нашем Плетеном.
- Что-то я тебя не понимаю. - Он говорил с набитым ртом. Я слышал работающий телевизор.
- Постарайтесь понять или будем разговаривать на работе.
- Не можешь говорить?
Не мог. У меня на полу в гостиной моя девушка, связанная, с заклеенным ртом и глазами.
- Именно. Итак, что с ним? Служащие обеспокоены, это отвлекает.
- Хочешь, чтобы я проболтался? - Он рассмеялся. - Подставляешь?
- У нас возникла проблема, и я попросил вас о помощи. Мне нужно знать, в каком состоянии эта проблема сейчас.
- Никакой проблемы нет. Ты вызвал нас, чтобы мы ее решили, и мы решили.
- Господи… - У меня пересохло во рту. Я держал Багги за руку. Я помог ему сесть в машину. - Но не так же. Вы шутите.
- Перестань, парень. - Он уже не жевал. Дверь закрылась, и телевизор умолк. - Не обманывай себя. Что, по-твоему, мы собирались сделать? Что, по-твоему, происходит, когда ты вызываешь экстренную помощь? Проблема поет. Поет громко. Ты слышишь?
Я слышал.
- Скажи, что слышишь.
- Да.
- Наш недавний эпизод. Мне ведь не нужно ни о чем беспокоиться, а?
- Нет. Все рассосалось. Я всего лишь хотел подстегнуть ваше творческое воображение.
- Ценю, - сказал он. - Ты делаешь отличную работу. Надо бы почаще тебе это говорить.
- Да. Спасибо.
- И перестань беспокоиться. Ты все правильно сделал. И я уверен, что всегда будешь делать все правильно. Время. - Уайт повесил трубку.
Я отставил телефон. На лице и шее у тебя проступили синие вены. В какой-то момент мне показалось, что они вот-вот лопнут. Ты тяжело дышала через нос, и я впервые за несколько часов почувствовал, как бьется мое собственное сердце. Я снял пленку с губ и поцеловал тебя. Ты громко всхлипнула.
- Я люблю тебя, Светлячок. Для меня ты - центр вселенной. И я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.
Глава 19
Хойл желал иметь скин, и его желание решало все. Уайт хотел объяснений, потому что беспокоился о собственной заднице. Он хотел знать, из чего это делается, кем и как. Ты занимаешься экспериментами, говорил Уайт, так почему же кто-то сделал то, чего нет у нас? Хойл дал указание: достать. В случае неисполнения нам с Отто грозило стать кормом для рыб, а потом, в переваренном виде, попасть на стол в придорожной забегаловке, оставив голые скелеты в фобах из мелкой металлической сетки.
Новости по-прежнему сотрясали воздух, подогревая страхи среднего класса, и я, так же как Хойл и Уайт, знал, что на каждого свалившегося замертво или бьющегося в конвульсиях в палате интенсивной терапии приходится пять сотен живых и здоровых, готовых отдать от пяти до двадцати баксов за дозу.
- Ты ведь лучший, верно? - то и дело дергал меня Уайт. Задавая вопросы, он сам же не давал ответить.
- Что вы имеете в виду? Знал ли я о появлении чего-то такого? Или хотите спросить, могу ли я все забросить, чтобы найти эту дрянь и помочь вам открутиться от Хойла?
- Я хочу, чтобы ты позвонил мне через пять дней и сказал, что знаешь, что это за штука и как ее делают.
- Ничего такого я вам не скажу. Для начала мне нужен образец, чтобы выделить активный ингредиент или ингредиенты и выяснить, могу ли я их идентифицировать. Если да - а это очень большое если, - остается еще вопрос, в состоянии ли я их синтезировать.
- Так тебе еще нужно достать образец?
- Вы что, шутите? Хотите сказать, у вас даже этого нет?
- А мне-то он зачем?
- Вообще-то я надеялся - понимаю, это глупо, - что вы, может быть, уже позаботились о том, чтобы раздобыть хотя бы парочку доз того, о чем кричат все газеты и что вы сами вознамерились производить.
- Позвони, когда у тебя что-то будет. - Уайт повесил трубку.
Плоды трудов моих были рядом, под рукой, но я не желал иметь с ними ничего общего, как и они не желали иметь ничего общего со мной. Клуб помещался в здании бывшего склада, и громила-охранник в наушниках и с планшетом в руке встретил меня весьма недружелюбно.
- Приглашенные направо, остальные налево.
Совать ему деньги явно не имело смысла. Я был старше большинства посетителей и не мог похвастать ни английской булавкой в носу, ни гвоздиком в языке, ни плеером на шее. Простецкий прикид выдавал во мне копа, но смеяться почему-то не хотелось. Стоять в очереди обойденных приглашением можно всю ночь - суровые парни пропускали исключительно гогочущих девчонок и подросткового вида актеров.
Я дал денег какой-то сосущей леденец девице с косичками и звонкими браслетами, чтобы она согласилась сыграть роль моей подружки.
- Как тебя зовут? - спросил я.
Она сказала, и имя сразу же вылетело у меня из головы.
- А ты коп, да?
Мой ответ ничего не менял. Для смеху было бы неплохо сказать да, но я не хотел становиться центром всеобщего внимания.
- Нет, просто не такой стильный, как все остальные.
Получилось неубедительно, тем не менее, следуя духу глобального единения и неприятия истеблишмента, девица приняла три сотни долларов в обмен на право повисеть у меня на руке, похлопать ресницами перед охранником и протащить меня за собой.
Музыка оглушала, от громыхания сабвуферов к горлу подступила тошнота. Развешенные по всему складу динамики, огоньки над баром, пульсирующие стробы и нагоняющие туман распылители - электричества было так много, что у меня закололо в мозгу. Я слышал его, чувствовал его, ощущал его вкус на языке, как будто облизывал девяти-вольтовую батарейку. И еще жутко хотелось пить.
Битый час я слонялся возле бара, с каждой минутой навлекая на себя все больше подозрительных взглядов и пытаясь наметить пути подхода. В лаборатории из-под моих рук вышли тысячи таблеток, но как они распространяются, я не имел ни малейшего представления. Все могло кончиться покупкой дозы у какого-нибудь толкача, представляющего низшее звено той же цепочки, на которую работал и я сам. Спасение пришло в обличье невзрачного вида парнишки, без лишних обиняков спросившего, нет ли у меня экстази.
- Извини, приятель, сам ищу.
Пользуясь случаем, я поинтересовался, не знает ли он, у кого можно разжиться крэдлом. Парень рассмеялся. То ли это означало нет, то ли я ошибся с названием, то ли просто не внушал доверия. То ли все шло совсем просто, то ли не шло никак. Те, кто не считал меня копом, видели во мне простака, которого ничего не стоит облапошить. Получалось, я сильно заблуждался, полагая, что увижу плоды своего труда. Улов ограничивался рассыпающимися, плохо отпрессованными таблетками неопределенного цвета, оставлявшими пятна на ладони. Кроша их ногтем, я ощущал запах шафрана или лактозы, а порой того и другого одновременно. Все говорили, да, приятель, я знаю, что ты ищешь, но на поверку выходило, что никто ничего не знал. Все принимали меня за простофилю. В баре какая-то девица с хромированной штучкой в языке и растекшимися от наркотиков зрачками прижалась к моему плечу.
- Хочешь тач ?
Название ни о чем не говорило, но я кивнул - чутье подсказывало, что больше сюда приходить не придется. Хотелось поскорее выбраться из этого ада. От электричества у меня всегда сушит во рту.
Отто в Грэнд-сентрал не снимал трубку с тех самых пор, как я вернулся. Я уже был готов плюнуть на инструкции и позвонить напрямую, чтобы услышать его голос и перестать беспокоиться. Именно так люди и попадают за решетку или на кладбище. Нет, говорил я себе, ты позвонишь в лабораторию, выдержишь один гудок, а потом позвонишь еще раз и дашь уже два звонка. Еще через десять минут ты позвонишь на платный телефон в ту самую чистенькую стеклянную будку возле заброшенной заправки, где к тому времени уже будет ждать Отто. Он не ждал, и с этого момента я забеспокоился по-настоящему. Каждый должен быть на своем месте. Каждый должен быть там, где ему предписано быть в определенное время.
Я оставил Отто, потому что ему хотелось развеяться в Лас-Вегасе, тогда как мне не терпелось побыстрее попасть домой. У Отто не было машины, но он сказал, что доберется автостопом. Тогда это обстоятельство меня не встревожило. Теперь я оказался в нелепой ситуации и нуждался в его помощи, потому что, уступив желанию притушить твою злость, отдал тебе свою "гэлакси", чтобы ты съездила к родителям на уик-энд, а сам оказался без колес и не мог вернуться в Оз.
- Как дела? - спросил парнишка.
Он был немного моложе меня и одет спокойнее, чем большинство заполнивших клуб тинейджеров, но все равно выглядел по-идиотски в рыбацкой шапочке и очках с зеркальными стеклами. Нас свела девчонка из бара.
- Блеск, - ответил я.
- Ты коп?
- Нет.
- Имеешь какое-либо отношение к правоохранительным структурам?
Я мог бы разбить ему сердце, ответив, что это не имеет значения. В моем представлении человек, имеющий отношение к правоохранительным структурам, должен быть экипирован парой наручников и микрофоном, соединенным проводком со спрятанной батарейкой.
- Не имею.
- А не слишком ли ты староват для такого заведения?
- Послушай, - сказал я, желая только одного, поскорее со всем этим закончить, - у меня есть деньги. Мне нужен тач и чем больше, тем лучше. Столько, сколько ты можешь достать без лишнего шума. Прямо сейчас. Плачу наличными. Если у тебя есть товар, давай поговорим. Если нет, не будем терять время. Я покупаю. Это на случай, если твой микрофон не все поймал.
- Расслабься, я не коп. Сколько тебе надо?
- Столько, сколько у тебя есть. - При виде толстой пачки он сразу подобрел. Перед тем как отправляться домой, я, как всегда, отправил в "банк" некоторую сумму, вычтя предварительно свою зарплату.
В мужском туалете парнишка передал мне аккуратно упакованный в яркую рождественскую бумагу пакетик.
- С собой больше нет, но в запасе кое-что имеется. Ты его пробовал?
Я покачал головой и открыл самодельный конвертик.
- Это что-то особенное.
Я вытряхнул на ладонь одну таблетку. Аккуратная, плотная, без каких-либо меток, отливающая голубым - цветом твоих глаз.
- Голубые светлячки, - сказал он, - или просто Светлячки.
И это действительно были светлячки. Я знал, потому что сам их сделал.
Глава 20
Я позвонил Уайту, чтобы он отвез меня в Оз. В дороге мы почти не разговаривали. Я не мог избавиться от чувства, что ему доставило бы удовольствие стать свидетелем моего падения и позволить сыночку попрактиковаться в любимом деле.
- Где ваш парень? - Я никак не мог заставить себя называть сопливого специалиста по разделке дел по имени.
Глупый вопрос. Уайт это знал, как знал и то, что я тоже это знаю. Вряд ли для него было тайной, что мне наплевать на его отпрыска и что меня тошнит от одного вида Могильщика.
Я прислонился к окну и закрыл глаза не потому, что хотел спать, а чтобы как-то отделаться от гнетущего молчания и принужденных разговоров. Когда я через какое-то время открыл их, то увидел, что Уайт пристально смотрит на меня в темноте, позабыв о дороге, и в глазах у него пляшут огоньки летящих навстречу фар.