Мой прежний босс как-то сказал, что солон – это лекарство для тех, кто не хочет задумываться о будущем. Андреа улыбнулась.
– Ну да, типа того. Постоянно живешь в настоящем. И жизнь становится более насыщенной и интенсивной. Ты ни чем не нуждаешься. Ни о чем не беспокоишься. Никаких стрессов, никаких депрессий. Тебе не то чтобы все безразного, просто ты не напрягаешься. Ни в отношениях с людьми, ни вообще. Солон превращает тебя из собаки в кошку – в свободную и беззаботную кошку.
Но как же не думать о будущем? Вы все такие богатые, умные, интересные… вас всех ждет прекрасное будущее.
– Будущее? Только не для меня. Не для нас. Да, я с удовольствием думаю о новой линейке моделей, которую мы застим на следующий год, но я не хочу думать о том, что мы видим в сетевых новостях в том же следующем году. Не хочу 1ать о том, что все мы, в конечном итоге, обречены. У нас нет будущего. – Она подошла совсем близко ко мне, так что чувствовал жар ее тела. От нее пахло свежими абрикосами – Зачем думать о грустном?
– Вы все принимаете солон?
– Все-все-все.
Даже не знаю, стоит ли об этом рассказывать… но Андреа затащила меня в комнату, повалила на кровать и уселась на меня верхом. Это было… божественно. Я никогда раньше… у меня никогда не было… в общем, вы понимаете. Мне всегда представлялось, что в первый раз у меня это будет с той симпатичной вьетнамочкой, что торгует горячими лепешками на фермерском рынке, в киоске рядом с моторемонтной мастерской.
– Андреа, это все так…
– Я у тебя первая, да?
– Ну, я никакой не герой-любовник…
– Лучше молчи.
Мы с ней целовались – какое блаженство!- и тут дверь распахнулась. На пороге стоял Крейг номер один.
– Господи, Апу, у нас тут "Рассвет мертвецов"! Они все хотят твоей крови. Тебе надо отсюда валить.
– А куда? Как?
– Уходи через окно! Давай, Апу, быстрее!!!
ЗАК
Яблоко было такое вкусное. Оно хрустело, когда я его кусал. Было твердым, но вовсе не жестким. И таким сочным! Я сидел в кабине комбайна и наслаждался вкусом настоящего яблока: сладким, с легкой кислинкой и чуточку пряным. Яблоко сорта "брэберн". Выращено в Южном Орегоне, на элитарной яблочной ферме, где используется исключительно ручное опыление. В свое время "брэберн" считался важным коммерческим сортом. Его вывели в Новой Зеландии в 1950-х годах, и в последние десятилетия двадцатого века этот сорт стал одним из наиболее популярных в мире. Когда-то "брэберны" составляли сорок процентов от всего производства яблок в Новой Зеландии. Даже в штате Вашингтон, крупнейшем в США яблочном регионе, где всегда первенствовали "редделишес" и "голден делишес", "брэберны" входили в первую пятерку наиболее выращиваемых сортов. Но это было еще до того, как наступил опылительный кризис.
Сравнения и параллели напрашиваются сами собой: если кукуруза – это крепкий эрегированный болт, то сочное хрустящее яблоко – это… да, вы мыслите в правильном направлении. "Брэберны" быстро созревают, дают обильные урожаи и хорошо хранятся. И самое главное, они не бьются при транспортировке. Когда потребителям захотелось чего-нибудь поэкзотичнее в добавок к обычному набору продуктов при еженедельных закупках, "брэберны" пришлись очень кстати. К несчастью, когда вымерли пчелы, этому славному сорту настал трындец.
***
Я доел яблоко, убрал огрызок в бардачок, снова завел мотор и принялся разбазаривать бесценный бензин. Иными словами, я просто катался туда-сюда и разглядывал облака, плывущие в небе. В десять лет я загремел в больницу с острым приступом аппендицита, и эти белые облака напоминали мне мой аппендикс, залитый спиртом в банке из-под майонеза.
Я видел около дюжины почтовых ящиков, оформленных в виде пчелы, и травяные луга без единого цветка. Никаких тебе ястребинок, никаких тысячелистников и вербен. Я задался целью набрать букетов для моего "трудового гарема". Хотя при этом чувствовал себя обманщиком и лицемером. После того как мы с Сэм поговорили по телефону, я совершенно забросил своих сладких девочек. Я изъездил все окрестные луга, но не нашел ничего, кроме одуванчиков, которые, видимо, размножаются при помощи цветочной мастурбации и очень умело сами себя опыляют. Даже среди цветов есть свои извращенцы.
Домой я вернулся с пустыми руками, но это было уже неактуально. Те девчонки, которые еще оставались со мной, были заняты сборами. И мое появление встретили с таким же восторгом, с каким старшеклассницы "предвкушают" занятия на летних курсах. Рейчел уже собрала почти все свои вещи и сложила их в кузове грузовика. Когда я приехал, она как раз убирала в сейф, стоявший в кабине, свою запасную канистру с бензином.
– Рейчел?
– Прибереги красноречие для своей австралийской подружки, Сэм. А мы уезжаем.
– Она из Новой Зеландии, не из Австралии. И куда вы теперь?
– Куда-нибудь, где найдется такой человек, который будет нас ценить. Каждой девушке хочется быть для кого-то особенной,Зак.
– Но вы все для меня особенные… Рейчел не дала мне договорить:
– Зак, не надо. И так все ясно. Конец прекрасной эпохи.
САМАНТА
Привет, Земля! В первый раз это случилось в машине, когда мы с Фин-баром возвращались домой после поездки на ПЧЕЛКУ-52. Мой первый опыт "выхода из тела". Я спокойно сидела, смотрела в окно, а потом – раз! – и я уже как бы парю над машиной и смотрю на себя и Финбара сверху. Я знала, что там на переднем сиденье – это я, и в то же время все связи были разорваны. Все связи между мной и…мной. Я была мертвой и одновременно живой; живой и одновременно мертвой. Я подумала: "Ну и дела! Это и есть жизнь после смерти? Если – да, я попала". Неужели я сделалась призраком? Я попыталась себя рассмотреть. Не ту себя, что в машине, а ту, что в воздухе. Где мои руки? Их нет! И вот тут мне стало по-настоящему страшно. Сразу вспомнился тот сериал, где главный герой – бессмертный. В него стреляют, его протыкают всевозможными колющими и режущими предметами, а ему хоть бы хны. То есть он вроде как умирает, а потом совершенно спокойно встает и живет дальше. А если бы он оказался в эпицентре ядерного взрыва? Его разметало бы на атомы. Но он же бессмертный, правильно? Он не может умереть. И как бы он существовал? В виде рассеянных по всему миру частиц? Или все атомы его тела каким-то магическим образом собрались бы вместе, и он бы, как говорится, восстал из пепла? А если бы не восстал, то куда было бы деться его бессмертному духу? Получается, он превратился бы в некую бестелесную сущность, которая окутывает планету наподобие озонового слоя. Как-то оно все невесело…
А потом все закончилось, и я вновь оказалась в машине Финбара. В своем собственном теле. Финбар посмотрел на меня как-то странно и спросил, все ли со мной в порядке. Я сказала, что да. И сама поняла, что ответ получился фальшивым. Но Финбар не стал развивать эту тему.
– Через двадцать минут будем дома, – объявил навигатор голосом Пепперминт Патти из старого мультика про Снупи и Чарли Брауна.
Когда мы вернулись домой, я сразу же побежала к компьютеру. Подключила мобильный к веб-камере по беспроводной домашней сети и позвонила Заку.
– Сэм?
– Зак.
– Привет.
– Привет. Ты купил себе яблоко?
– Ты запомнила! Да, купил. Оно было хрустящим и сочным. Сорта "брэберн".
– "Брэберн"? Мой дядя выращивал эти яблоки. И когда я училась в школе, я почти каждый год писала сочинение о "брэбернах".
– Правда?
– Ага. "Брэберны" были первым двуцветным сортом, и именно эта двойная расцветка стала главным условием успешных продаж в 1990-х годах. Тогда в супермаркетах лежали яблоки либо полностью красные, как "ред делишес", либо полностью желтые, как "голден делишес", либо зеленые, как "гренни-смит". А "брэберны" были двуцветными, и поэтому сразу же привлекали внимание. Это было свежо, ново и современно. И еще у них был необычный вкус: сладкий, но с легкой кислинкой. Без приторной сладости.
– Ты меня просто сразила.
Зак кинул мне ссылку на вечеринку сотрудников компании "Аbercrombie Fitch" где-то в Огайо. И там был Ардж.
– Что?
– Ага, это он.
Ардж поднимался по лестнице. Одетый как манекенщик из каталога "Аbercrombie Fitch", он был совсем не похож на того человека, которого я видела на фотографиях в "New York Times".
– Это Ардж?
– Это Ардж. Они его приодели и окрестили Апу.
– Но как он там оказался?
– Я вообще без понятия.
В динамике раздался характерный писк – звук, знакомый жителям всего мира с тех пор, как американцы прекратили платить китайцам за услуги спутниковой связи, – сигнал разъединения.
– Зак, перезвони мне… Бип-бип! Би-и-ип! Длинные гудки. Тишина.
Блин.
Звонок в дверь.
Я пошла открывать. Это была Луиза, руководитель новозеландского подразделения научно-исследовательского проекта "Apis mellifera".
– Привет, Сэм. Как жизнь?
– Замечательно. Ты войдешь?
– Да, конечно. – Луиза вошла в прихожую, сняла пальто и огляделась. – Хороший дом.
– Да. – Я вернулась к компьютеру. – В жизни не догадаешься, с кем я сейчас разговаривала по сети.
– И с кем же?
– С Заком.
– Отлично. Значит, мне не придется его разыскивать, что сэкономит нам время. Всемирная группа научных исследований хочет собрать вас всех вместе. Всех пятерых.
– А зачем?
– Для научных исследований, надо думать. Это распоряжение сверху. Я всего лишь выполняю приказ.
ЖЮЛЬЕН
Мешок с меня сняли, и я увидел… Сержа? – Долго же ты провалялся в коме, Шон Пенн.
– Черт. Долго – это сколько?
Судя по выражению лица Сержа, мне предстояло услышать плохие новости.
– Почти три месяца, Жюльен.
Видимо, я изменился в лице. А Серж расхохотался:
– Прости, я не смог устоять. Ты был в отключке минут пять, не больше. Вот тебе для начала апельсиновый сок. Давай пей, а потом будем тебя кормить. Могу предложить картофельный салат с колбасой.
Какая-то хмурая тетка вручила мне картонный пакет сока и большую кофейную кружку. Это был натуральный апельсиновый сок. Я так и сказал:
– Это же натуральный сок. Кто платит за все это великолепие? Папу хватит удар, если ему пришлют счет. Он обычный бухгалтер. А мы в Швейцарии.
– Не волнуйся насчет оплаты.
– Что происходит? Я арестован?
– Нет, не арестован. Ты теперь на моем попечении, и мы с тобой совершим путешествие.
– Куда?
– На Хайда Гваии.
– А это где?
– Это маленький остров у западного побережья Канады, – ответил Серж. – Рядом с южной оконечностью "отростка" штата Аляска.
Хайда Гваии? Канада? Аляска? Антарктида? С тем же успехом он мог бы сказать, что мы летим на Луну. Я пожал плечами:
– По крайней мере, мне не придется возвращаться в Сорбонну.
Серж передал мне тарелку с едой. Я ел, как собака, кормящаяся из миски. Утолив первый голод, я спросил:
– А почему именно Хайда Гва… Гви… как там дальше? Там что?
– Это последнее из известных нам мест, где был обнаружен активный пчелиный рой, – сказал Серж. – Все остальные тоже там будут. Зак, Сэм, Ардж и Диана.
– Когда выезжаем?
– Вот доешь, и поедем.
– А мои вещи?
– У тебя нет никаких вещей.
Он был прав. У меня не было ничего. В прямом смысле слова. Из моей комнаты забрали все вещи, и мне до сих пор их не вернули.
Я доел последний кусок колбасы.
– Ну все, я готов.
Полет над Северным полюсом на военном транспортном самолете – такого со мной еще не было. Почти всю дорогу я просидел в кабине пилота. Мне хотелось увидеть знаменитые угольные дорожки, которыми русские расчертили оставшийся паковый лед – совершенно безумные узоры из ломаных линий, выложенных углем, который поглощал тепло и ускорял образование разломов на льдинах. Это делалось для того, чтобы проложить новые судоходные маршруты. Пилот сказал:
– Из-за этого угля образование айсбергов происходит в тысячу раз быстрее.
Глядя на мир сверху вниз, я испытал мимолетное ощущение безграничного могущества. Как будто я был властелином своей вселенной. Как будто я помогал экипажу "Ямато" спастись с уничтоженной планеты. И теперь вместе с ними летел в безграничной, усыпанной звездами тьме в поисках нового дома…
Экипаж "Ямато" – с помощью Терезы с планеты Телезарт (в английской озвучке ее обозвали Трелианой) – сражается с космическим флотом империи Белой кометы, цивилизации из галактики Андромеда, стремящейся завоевать Землю. Во главе войска империи стоит сам великий князь Зордар.
Ученые империи воскресили Десслара, правителя планеты Гамилус, заклятого врага землян. И теперь Десслар жаждет мести.
После великого сражения, в ходе которого была уничтожена и Земля, и весь флот империи, экипаж "Ямато" все-таки побеждает Зордара – ценой собственных жизней.
Ну вот, наконец-то. Теперь у меня появилась своя история. История не в смысле наука о прошлом, а в смысле история, как в книжке. Теперь моя жизнь больше не будет похожа на видеоигру, что обнуляется каждый раз, когда я просыпаюсь, и требует бросить жетон в автомат.
ДИАНА
Приехала на Хайда Гваии через несколько часов после Сержа с Жюльеном. Очевидно, что именно Серж был инициатором всего проекта, и именно с его подачи нас тогда поместили в те нейтральные палаты с полной изоляцией от внешнего мира – и тогда это казалось вполне нормальным. И вообще, он такой привлекательный, и мы поселились на острове, и… заеби меня до смерти, Джонни Браво. А вот Жюльен не произвел на меня впечатления. Впрочем, как и я – на него. Надоедливый малолетний мудилка.
– Очень рад познакомиться, Диана.
Он говорил с характерным европейским акцентом и был одет явно не по погоде. Остров встретил нас хмурыми тучами и проливным дождем. Мы забрались в древний пикап времен Картера. Серж сел за руль.
– Ты бы хоть научился нормально одеваться, дубина. И тебя выбрали пчелы?
– Да, они меня выбрали.
Мы подъехали к месту, где был обнаружен последний активный пчелиный рой. Сейчас оно получило статус мирового наследия ЮНЕСКО. Оно располагалось в болотистой местности на северном побережье, к югу от реки Санган, где корни хвойных деревьев тонут во влажном торфяном грунте. Ученые и всякие доморощенные шаманы давно растащили все камни и комья земли.
Этот странно безжизненный круг располагался внутри ландшафта, напоминавшего размокший бисквитный торт толщиной футов в шесть. Серж сказал, что лес, окружающий это место, известен самой высокой в мире плотностью живых организмов на квадратный фут, и в это было нетрудно поверить. Лес буквально кишел и хлюпал самыми разными формами жизни, которые были везде – сверху, снизу, со всех сторон. Мне казалось, я слышу, как растут и дышат деревья.
Для меня встреча с природой была не в новинку. В отличие от Жюльена, который, похоже, родился в зале игровых автоматов. Посреди буйства дикой природы его явно колбасило: благоговейный восторг сменялся тоскливой скукой, а потом скука снова сменялась восторгом, и в конечном итоге все вылилось в тихое раздражение.
Мы поселились в крошечном городке под названием Массет (население 770 человек), в одном из муниципальных домов, опустевших в конце 1980-х, когда канадское правительство расформировало здешнюю военную базу ПВО. С тех пор эти дома так и стояли заброшенными: подвергались всяческому вандализму, служили пристанищем для хиппи, потихонечку разрушались, сгорали в пожарах. Некоторые из них были переоборудованы в коптильни для лосося, а за некоторыми даже следили и поддерживали в состоянии, более или менее пригодном для жизни – как, например, в случае с нашим домом. Кстати сказать, дом как дом. У нас в Северном Онтарио таких немало, даже на моей улице есть похожие. А вот Жюльен так скривился, как будто его собрались поселить в каком-нибудь наркопритоне, и сразу же заграбастал себе самую лучшую комнату – в данном случае "самая лучшая" означает комнату с видом на океан. Мое окно выходило на обгоревший остов точно такого же дома, как наш. Судя по зарослям ежевики и черники, этот дом сгорел еще до теракта 11 сентября.
– Да, Диана, – сказал Жюльен, – мы будем жить, как скотина на ферме.
– Слушай, не ной. У нас есть все, что нужно. – Хотя обстановка действительно напоминала убранство дешевого мотеля, на которое было потрачено не больше двух сотен долларов на распродаже подержанной мебели. – Считай, что это такое приключение.
Продукты сюда привозили с "большой земли". И мы, пока ждали баржу, купили у местных немного рыбы. Все местные жители были индейцами из племени хайда (всех, кто не хайда, прогнали отсюда уже давно) и терпели нас лишь потому, что Серж убедил их, что наше присутствие может помочь вернуть пчел на остров. В любом случае их отношение проявилось достаточно ясно, когда на закате в тот первый день – в день приезда – они вломились к нам в дом и устроили форменный обыск, как полицейские следственного отдела в поисках улик.
– Они ищут солон, – пояснил Серж. – Он здесь запрещен.
– Правда? А почему?
– Потому, что тот, кто принимает солон, перестает заботиться о племени.
– Правда?
– Ага.
Если учесть мою острую реакцию даже на запах солона в закрытом блистере, я была рада, что здесь на острове он запрещен.
В первые несколько дней после приезда мы вообще ничего не делали: только гуляли по городку, стараясь не привлекать к себе слишком много внимания. Все немногочисленные магазинчики были наглухо закрыты. По улицам неспешно расхаживали вороны, похожие на скучающих подростков. Хайда пытались вернуться к своему изначальному образу жизни, к рыбалке и охоте. В конце одной маленькой улочки, у обветшавшего здания, где когда-то располагался кооперативный продуктовый магазин, стояли кормушки, у которых тоскливо топтались тощие чернохвостые олени – в ожидании, когда из них сделают пеммикан. Этих оленей на острове было бессчетное множество. Они плодились, как кролики, и представляли собой легкодоступный источник натурального мяса.
Где-то через неделю после приезда мы с Жюльеном спустились на пляж и от нечего делать принялись бросать камушки в океан, который в последние дни стал зловеще спокойным и тусклым, что было связано с Алеутским течением, трущимся об острова, словно металлическая мочалка для полировки кастрюль. Здесь нас и нашел Серж.
– Завтра приедут Сэм с Заком, – сказал он.
– Правда?
– Ага.
Вечером мы отметили это событие праздничным ужином: рагу из оленины и вином из одуванчиков. С вином мы несколько переборщили, а потом – чего только не сделаешь от скуки?! – решили обшарить дом и поискать следы прежних хозяев. В нижнем ящике тумбочки в ванной нашелся окаменевший тюбик зубной пасты с изображением птички Твити. (Высокое содержание фтора обеспечивает стопроцентную защиту. Подтверждено клиническими испытаниями.)
– Смотри, – сказал Жюльен. – "Новая форма тюбика обеспечивает максимально устойчивое вертикальное положение". Стояк, одним словом.
Мы посмотрели друг другу в глаза.
Потом оба уставились на картинку с изображением Твити.
Потом опять посмотрели друг другу в глаза.
Я сказала: