Сати начала играть на пианино уже в старшей школе. Очень поздний старт для пианиста. До этого она даже не прикасалась к инструменту. Однако, развлекаясь после школьных занятий по музыке, она очень быстро научилась играть сама. Хорошо, что у нее абсолютный слух был изначально, да и уши - не такие, как у всех. Стоило ей хоть раз услышать любую мелодию, как она тут же могла ее сыграть, подобрав нужные аккорды. Никто ее не учил, но десять пальцев двигались плавно. Природа с рождения наделила ее талантом игры на пианино.
Молодой учитель музыки пришел в восторг, заметив, как Сати играет на пианино в классе, и исправил ее основные ошибки в постановке рук.
- Так тоже можно играть, но вот так будет получаться быстрее, - сказал он и показал, как это делается.
Она все схватывала на лету. Преподаватель оказался любителем джаза и после занятий объяснил ей основы теории джазовой игры. Как складываются аккорды, как они чередуются. Как использовать педаль. Каковы общие понятия импровизации. Сати алчно все это впитывала. Учитель дал ей послушать несколько пластинок: Ред Гарленд, Билл Эванс, Уинтон Келли. Вслушиваясь в их игру, Сати затем копировала ее один в один. Единожды привыкнув, подражать она теперь могла с легкостью. Не записывая нотами отзвуки фраз, их течение, она могла сразу воспроизводить пальцами.
- У тебя есть талант, - в восхищении говорил учитель. - Будешь учиться - сможешь стать профессиональной пианисткой.
Однако у Сати не было ни малейшего шанса стать профессионалкой. Она могла лишь точно копировать оригинал. Играть "что было" - просто. Но создавать собственную музыку она не могла. Когда ее просили сыграть что-нибудь на ее усмотрение, она просто не знала, что и как играть. А начиная играть по собственному выбору, все равно кому-нибудь подражала. И с трудом читала ноты. Когда перед ней возникали листки, испещренные мелкими значками на линейках, ей становилось дурно. Куда проще было перенести на клавиатуру реально услышанную музыку. А этого для пианиста недостаточно, прекрасно понимала она.
Окончив старшую школу, Сати решила серьезно изучать кулинарию. Особого интереса к кухне она не питала, но отец управлял рестораном, а других наклонностей у нее не было: вот она и подумала, что стоит перенять дело у родителя. Учиться в кулинарной школе отправилась в Чикаго. Город, конечно, не славился утонченной кухней, но там жили родственники, которые и стали ее поручителями.
Помимо занятий однокашница устроила ее играть на пианино в маленьком баре в центре города. Сати хотелось немного заработать себе на карманные расходы. Средств из дому хватало впритык, лишний доллар не помешает. Поскольку она могла сыграть любую мелодию, то пришлась по душе хозяину заведения. Сати всегда помнила хоть раз услышанное и к тому же могла сразу воспроизвести мелодию с голоса. Не красавица, но вполне симпатичная, она имела успех, и количество "шедших специально на нее" клиентов росло. Одни чаевые уже стали тянуть на приличную сумму. Вскоре Сати бросила школу. Сидеть за пианино куда приятней, чем разделывать сырую свинину, натирать твердый сыр и мыть тяжелые грязные сковороды.
Вот поэтому, когда сын бросил старшую школу ради серфа, она подумала, что тут ничего не поделаешь. Я и сама в молодости была такой же. Не мне его упрекать. Это, пожалуй, голос крови.
Полтора года она играла на пианино в том баре. Хорошо заговорила по-английски, накопила немало денег. Завела себе американского бойфренда. Симпатичный негр, мечтавший стать киноактером (потом Сати видела его в маленькой роли в "Крепком орешке-2"). Но однажды в бар явились люди со значками иммиграционной службы. Она попросту засветилась. Потребовали предъявить паспорт и тут же взяли ее под стражу. А через несколько дней посадили на "боинг джамбо" рейсом до Нариты. Разумеется, за ее же счет - пришлось заплатить из накоплений. Вот так Сати и попрощалась со своей американской жизнью.
Вернувшись в Японию, она крепко задумалась, как жить дальше, но никакого способа прожить без пианино не увидела. Ее ахиллесовой пятой были ноты, стало быть, выбор места работы ограничивался, однако способность воспроизводить на лету любую услышанную мелодию высоко ценилась в самых разных местах. Она играла на пианино в холлах гостиниц, ночных клубах, музыкальных барах и могла копировать любые стили, подстраиваясь под атмосферу заведения, сорт посетителей и заказы. Натуральный музыкальный хамелеон. Во всяком случае, работы ей хватало.
В двадцать четыре вышла замуж. Через два года родила мальчика. Избранником ее стал джазовый гитарист на год младше. Почти без заработка, подсевший на наркотики и охочий до женщин. Часто не приходил домой, а когда бывал там, нередко поколачивал жену. Все вокруг были против этого брака, а после свадьбы уговаривали сразу развестись. Муж хоть и оказался моральным уродом, но обладал тем не менее оригинальным музыкальным талантом и считался восходящей звездой джаза. Вероятно, именно это и пленило сердце Сати. Однако их брак продлился всего пять лет. В постели другой женщины у него случился сердечный приступ, и он умер голым, по дороге в больницу. Передоз.
Через некоторое время после смерти мужа Сати открыла маленький пиано-бар на Роппонги. Кое-что накопила сама, к тому же выплатили деньги за мужа, которого некогда застраховала втайне от него самого, а банк дал ей кредит. Шеф отделения банка постоянно захаживал в тот бар, где она работала. Сати купила подержанный рояль, и под его форму изготовили барную стойку. Из другого бара более высокой зарплатой переманила способного бармена, по совместительству - менеджера, к которому давно уже приглядывалась. Она каждый вечер играла на рояле, клиенты заказывали мелодии и подпевали. На рояле стоял круглый аквариум - под чаевые. Бывало, заглядывали музыканты из соседних джаз-клубов, устраивали джемы. Появились завсегдатаи, бизнес, сверх ожиданий, расцветал. Сати планомерно возвращала кредиты.
Она была сыта по горло супружеской жизнью и даже не задумывалась о повторном замужестве. Хотя иногда у нее бывали временные партнеры, почти все они были женатыми людьми, и ей же от этого было лучше. Тем временем сын подрос, увлекся серфингом. Однажды заявил, что едет поплавать на доске в местечко Ханалей на острове Кауайи. Сати такое было не по душе, но препираться она устала, поэтому скрепя сердце дала ему денег на поездку. Долго спорить она все равно не умела.
И вот, когда сын дожидался волны, на него напала зашедшая в залив за черепахами акула. Она и поставила точку в его девятнадцатилетней жизни.
После смерти сына Сати работала еще усердней, чем прежде. Круглый год почти без выходных приходила в бар и играла, играла на рояле. А к концу осени брала трехнедельный отпуск и бизнес-классом "Юнайтед эрлайнс" летела на Кауайи. В баре ее замещала другая пианистка.
И в Ханалее она иногда садилась за инструмент. В одном ресторане там стоял небольшой рояль, и по выходным здесь играл пожилой пианист - такой худой, что походил на соломинку. В основном - беззубую музычку вроде "Бали Хай" или "Голубые Гавайи". Как пианист он был так себе, но человек душевный, и эта его теплота проявлялась в исполнении. Сати подружилась с ним и иногда играла вместо него. Разумеется, она человек посторонний, поэтому об оплате разговор не шел, но вином и спагетти хозяин заведения угощал. Ей просто нравилось играть. Стоило положить пальцы на клавиши, и душа пела. Есть талант или нет - не вопрос. Пожалуй, мой сын, скользя по гребню волны, думал то же самое, представляла она.
Однако, признаться честно, как человек сын не очень-то и нравился Сати. Нет, конечно, она его любила. Беспокоилась как ни за кого другого. Но вот просто по-человечески ей потребовалось немало времени, прежде чем она призналась себе: она не испытывает к нему симпатии. "Не будь он родным сыном, и на пушечный выстрел бы к нему не подошла", - признавалась себе Сати. Своенравный, несобранный, не способный довести начатое дело до конца. Серьезных разговоров избегал, чуть что - сразу же врал. Учился кое-как, оценки ужасные. Интересовался он только серфингом, но никто не знал, как долго это все продлится. Сын был мальчиком смазливым, а потому от подружек отбою не было; он развлекался с ними, сколько хотел, а когда надоедали, бросал, как ненужные игрушки. Сати понимала, что, видимо, испортила его сама. Давала слишком много карманных денег. Нет, конечно, нужно было воспитывать в строгости. Но как именно это делать, она не знала. Была слишком занята работой. Нисколько не разбиралась в психологии и физиологии мальчиков.
Как-то раз она играла в ресторанчике, и туда зашла поужинать знакомая парочка серферов. Заканчивался шестой день их пребывания в Ханалее. Они прилично загорели и выглядели увереннее прежнего.
- Ого! Тетушка играет на пианино, - воскликнул крепыш.
- Да так клево! Профи? - подхватил долговязый.
- Развлечение, - сказала Сати.
- Знаете песни "Биз"?
- Откуда мне знать… такое, - сказала Сати. - Кстати, вы разве не бедные? Откуда у вас деньги на ужин в таком ресторане?
- У нас же карточка "Дайнерз клаб", - горделиво проронил долговязый.
- А она разве не на крайний случай?
- Ладно, как-нибудь прохиляет. Тут же как - раз попробуешь, и входит в привычку. Дурную. Совсем как отец говорил.
- Точно! И никаких забот, - съязвила Сати.
- Мы считаем, что должны пригласить вас на ужин, - сказал крепыш. - Вы нам сильно помогли. К тому же мы послезавтра утром возвращаемся в Японию. Хотели перед этим вас поблагодарить.
- Так вот, если вы не против, не могли бы вы сейчас поесть вместе с нами прямо здесь? Закажем вино. Мы угощаем, - сказал долговязый.
- Я уже поужинала, - сказала Сати и подняла бокал красного вина. - Ужин и вино за счет заведения. Поэтому мне достаточно вашего внимания.
К их столу подошел крупного сложения белый мужчина и встал рядом. В руке он держал стакан виски. Пожалуй, лет сорока мужик. Короткая стрижка. Рука была толщиной с телеграфный столб, и на ней красовалась татуировка дракона. Ниже виднелась аббревиатура USMC - Корпус морской пехоты США. Похоже, сделана очень давно, буквы заметно поблекли.
- А ты неплохо играешь, - сказал он.
- Спасибо, - ответила Сати, вскользь взглянув на лицо мужчины.
- Японка?
- Да.
- Я был в Японии. Только давно. Два года в Ивакуни.
- Вот как? А я была два года в Чикаго. Только давно. Выходит, мы квиты.
Мужчина задумался. Потом до него дошло, что это нечто вроде шутки, и он засмеялся.
- Сыграй нам что-нибудь. Повеселее. Знаешь "За морем" Бобби Дарина? Я хочу спеть.
- Я здесь не работаю. И сейчас разговариваю с этими парнями. Штатный пианист этого заведения - вон тот лысоватый худощавый джентльмен. Хотите сделать заказ, попросите его. Только не забудьте оставить чаевые.
Мужчина покачал головой.
- Этот fruitcake может играть лишь музыку для слащавых педерастов. Нет, я хочу, чтобы ты вдарила по клавишам. Плачу десять баксов.
- Да хоть пятьсот, - ответила Сати.
- Вот как?
- Именно так, - отпарировала Сати.
- Слышь, почему японцы не хотят воевать, чтобы защитить свою страну? Какого черта мы должны ехать охранять вас до самого Ивакуни?
- Поэтому заткнись и играй?
- Именно так, - сказал мужчина и посмотрел на сидящую напротив парочку. - Эй вы, тупицы, кто такие? Приезжают всякие джапы на Гавайи, гоняют тут на досках, а нам куда деваться? В Ирак, да?..
- Есть вопрос, - заговорила Сати, - Закралось ко мне тут одно сомнение.
- Ну, говори.
Сати склонила голову набок и посмотрела на мужчину в упор.
- Каким образом получаются люди вроде вас? Долго я над этим думала. У вас такой характер с рождения или когда-то в жизни возникла какая-то ба-аль-шая неприятность, которая вас до такой степени изменила? Какой вариант верный? Вы сами как считаете?
Мужчина задумался, а потом грохнул стаканом об стол:
- Послушайте, леди…
На крик прибежал хозяин заведения. Этот коротышка взял бывшего морпеха за толстую руку и куда-то увел. Похоже, они давно знакомы - морпех не сопротивлялся. Только уходя, пару раз огрызнулся.
- Простите, - вернувшись немного погодя, извинился перед Сати хозяин. - Обычно он неплохой парень. Но выпивка меняет людей. Я потом ему по рогам надаю. А вам отплачу за счет заведения, чтобы вы зла не держали.
- Ничего страшного. Я к такому привыкла, - сказала Сати.
- А что говорил тот мужик? - поинтересовался у нее крепыш.
- Мы ничего не поняли, - сказал долговязый. - Только расслышали "джап".
- Не поняли - и ладно. Ничего особенного он не сказал. Кстати, как вы - нагонялись по волнам?
- Вааще, - сказал крепыш.
- Высший класс, - вторил ему долговязый. - Кажется, что жизнь изменилась напрочь. Если честно.
- Вот и славно. Веселись, пока есть возможность. Потом придется платить по счетам.
- Не боись! У нас есть кредитка, - сказал долговязый.
- Веселые вы ребята, - покачала головой Сати.
- Кстати, тетушка, хочу спросить?
- Чего?
- Вы здесь видели одноногого серфера-японца?
- Одноногого серфера-японца? - Сати прищурилась и посмотрела в глаза крепышу. - Нет, не приходилось.
- А мы раза два видели. Смотрел на нас с пляжа. С красной доской "Дика Брюэра" в руках. Ноги вот отсюда дальше нет. - Крепыш провел пальцем линию сантиметрах в десяти выше колена. - Начисто перерезана. Мы сразу выходим на берег - а его нигде нет. Хотели с ним поговорить, искали повсюду. На полном серьезе. Только не нашли. Возраста где-то нашего.
- А какой ноги не было - правой или левой? Крепыш немного подумал.
- Это самое… Кажется, правой. Так ведь?
- Ну. Правой. Точно, - подтвердил долговязый.
- Хм, - вымолвила Сати. Глотнула вина. Глухо забилось сердце. - И что - действительно японец? Не какой-нибудь потомок иммигрантов?
- Точняк. Это ж видно с первого взгляда. Серфер из Японии. Примерно как мы, - сказал долговязый.
Сати некоторое время с силой покусывала губы. Затем сухо сказала:
- Однако странно. Городок небольшой. Появись в нем одноногий серфер-японец, так или иначе попался бы на глаза.
- Точно, - сказал крепыш, - наверняка бы заметили. Мы же понимаем, что все это странно. Но он действительно был. Однозначно. Мы оба четко его видели.
Долговязый продолжил:
- Вот вы, тетушка, часто сидите на пляже. Причем всегда на одном месте. Так вот, чуть в стороне от того места он и стоял на своей одной ноге. И наблюдал за нами. Как бы на ствол дерева опирался. Там, где столы для пикника, ну… в тени железных деревьев.
Сати опять глотнула вина, ничего не говоря.
- Только как он стоит на доске - на одной ноге? Не понимаю. Тут и на двоих-то непросто, - сказал крепыш.
С тех пор Сати каждый день ходила по длинному пляжу туда и обратно, с утра до вечера. Однако странная фигура ей ни разу не попалась. Она расспрашивала местных, не видели ли они одноногого серфера-японца, но все они странно на нее смотрели и качали головами. Одноногий серфер-японец? Нет, не встречали. Если б увидели, непременно бы запомнили. Такое сразу бы в глаза бросилось. Да только… как он стоит на доске - на одной ноге?
Накануне возвращения в Японию Сати собрала багаж и легла в постель. Шум волн перекрикивали гекконы. Когда Сати очнулась, подушка была мокра. Из глаз катились слезы. Сати плакала и думала: почему сын не попадается мне на глаза? Почему эти два бестолковых балбеса видели его, а я - нет? Разве это справедливо? Ей вспомнился труп сына в морге. Была бы в силах, она попыталась бы разбудить его, хорошенько потрясла бы за плечо. Чтобы громко спросить: "Слышишь, ты? Ну почему? Не кажется тебе, что это уже слишком?!"
Сати долго лежала, уткнувшись в намокшую подушку, чтобы не закричать. "Или у меня нет на это права?" Она не знала. Знала лишь одно: так или иначе, но она должна принимать этот остров. Как намекал ей тот полицейский из бывших японцев: "Я должен принимать все как есть. Справедливо или нет, существует на то право или не существует. В таком виде, как есть". Наутро Сати проснулась здоровой немолодой женщиной. И, погрузив чемодан на заднее сиденье "неона", уехала из бухты Ханалей.
Спустя где-то восемь месяцев после возвращения с Гавайев, она встретилась в Токио с крепышом. Пережидая дождь, она пила кофе в "Старбаксе" рядом со станцией метро "Роппонги", а тот сидел за соседним столиком. В выглаженной рубашке "Ральф Лорен" и новеньких твиловых брюках. С ним была невысокая девчушка с симпатичным личиком.
- О, тетушка! - Он радостно вскочил и подошел к столику Сати. - Вот так встреча! Не думал я, что в таком месте…
- Привет. Как здоровье? - спросила она. - Ты подстригся.
- Скоро институт оканчиваю, - сказал крепыш.
- Вот как? Выходит, даже ты на это способен?
- Ну, это… в общем, да. Хоть я и выгляжу так, но стараюсь держать себя в руках. - Он уселся на стул напротив.
- Серфинг забросил?
- Иногда по выходным. Но нужно устраиваться на работу, так что по-любому пора с этим кончать.
- А твой долговязый друг?
- У того все просто. Ему не надо о работе волноваться. У него папашка держит большую кондитерскую на Акасаке. Так и говорит: пойдешь по моим стопам - куплю "БМВ". Везет ему. А мне вот ничего такого не светит.
Она посмотрела в окно. Летний дождь окрасил асфальт в черное. На дороге была пробка, и таксисты нервно давили на клаксоны.
- А кто та девушка? Любовь?
- Да… то есть в настоящий момент - на пути развития, - почесывая голову, сказал крепыш.
- Симпатичная. Для тебя, пожалуй, даже слишком. Не боишься, что не даст?
Он невольно уставился в потолок.
- По-прежнему без стеснения говорите в лицо неприятные вещи? Хотя вы правы. Может, посоветуете чего? Ну, чтобы у нас с ней все было хорошо.
- Существует лишь три способа преуспеть с этой девочкой. Первое - молча слушать, как она щебечет. Второе - нахваливать ее одежду. Третье - кормить повкуснее. Просто, да? Если и это не поможет, о ней лучше забыть.
- Реально и понятно. Можно я запишу?
- Можно. А запомнить нельзя?
- Не, я как курица. Сделаю три шага - и все из головы вылетает. Поэтому все записываю. Говорят, Эйнштейн делал так же.
- Ах Эйнштейн…
- Проблема не в забывчивости, а в том, что я все забываю.
- Как угодно, - сказала Сати.
Крепыш вынул из кармана блокнот и аккуратно записал все, что она говорила.
- Спасибо за советы. Они всегда к месту.
- Хорошо, если получится.
- Буду стараться, - сказал крепыш и поднялся, но, подумав, протянул ей руку. - Вам тоже всего хорошего.
Сати пожала ему руку.
- Знаешь, хорошо, что вас в Ханалее не съели акулы.
- А что, там бывают акулы? Правда?
- Правда, - сказала Сати. - Бывают.