Ама меня еще и утешает?! Тут уж я совсем осатанела. Но все равно пошла переодеваться на выход. Ужин паршивый был - дешевое тушеное мясо кусками, миска риса и, ясно, никакого пива. Все настолько пресное, что я его острым соусом прямо залила, хоть сколько-нибудь посъедобнее сделать. Ама меня все сильнее раздражал - все посматривал, как слишком заботливая мамаша, честное слово! Я, наверно, раз десять ему по шее дала, если не больше.
Пришли мы домой. Ама раскомандовался не на шутку - то сделай, это - нельзя… А когда я из душа вышла, он на меня теплую футболку натянул и еще молока теплого чашку чуть не силком в рот влил, к тому же - черт знает сколько сахару туда вбухал. А потом в постель меня отправил, хотя всего восемь вечера было.
- Нет ни единого шанса, что у меня получится заснуть так рано. Я, по-твоему, в котором часу вчера спать легла?
- Да ты хотя бы попробуй, Луи. Ну, хочешь, я тебе овец посчитаю?
Я слова сказать не успела, а он уже начал… так что я просто сдалась и закрыла глаза. Где-то на сотой овце счет замедлился, а потом он вдруг обнял меня и прижал к себе.
- Можно я завтра с тобой пойду?
- У тебя же завтра работа, - отвечаю, и он печально опускает голову.
- Я не то чтобы не доверяю Шибе-сан, просто беспокоюсь немножко. В смысле, вы ж там только вдвоем будете, да?
- Не о чем тебе беспокоиться, - вздыхаю тяжело. - Он профессионал. Он приставать ко мне не собирается. - Это я говорю весьма твердым голосом.
- О’кей, - соглашается он, но, по всему видно, без особой радости. - Ты все-таки поосторожней. Я серьезно. Иногда и представить себе трудно, что у этого парня на уме.
- Ну, знаешь ли, не каждого так легко раскусить, как тебя.
Ама смеется, но как-то невесело. Раздевает меня. Переворачивает на живот. Снова и снова целует и гладит мою спину.
- Угу, значит, завтра у нас здесь дракон танцевать будет…
- И Кирин тоже.
- Наверно, стыд и срам калечить такую прекрасную белую кожу. Но я уверен - с тату ты еще сексуальнее смотреться будешь.
Он ласкает, ласкает мою спину… потом придвигается, входит в меня сзади. Как обычно, кончает он мне на лобок. Как обычно, крою его последними словами и тащусь в ванную. Выхожу. Он в очередной раз извиняется и делает мне массаж - с ног до головы. Тело мое расслабляется, сознание затуманивается, чувствую, как меня обволакивает сон. И последнее, о чем я в тот день успеваю подумать, - это как бы дырку в языке до десятиграммовой серьги завтра утром растянуть перед тем, как из дома выйду.
На следующий день, когда я прихожу в "Желание", знак "Закрыто" на дверях уже висит. На улице жарко, даже мое тоненькое платье от пота уже промокло. Дверь не заперта. Открываю - и вижу: Шиба-сан за прилавком сидит, кофе пьет.
- Добро пожаловать, - говорит он весело. Идет за мной в заднюю комнату. Замечаю - рисунок дракона с Кирином уже на столе лежит. Он достает черную кожаную сумку, кладет на стол, не торопясь открывает. Внутри - целая коллекция инструментов, для чего они - понятия не имею. Палочка с кучей иголок на конце, к примеру, или столько разных чернил…
- Нормально вчера выспалась?
- Да уж, Ама меня в восемь вечера в постель отправил.
Шиба-сан хмыкнул, застелил кровать несколькими простынями.
- Так Теперь раздевайся и ложись. К тумбочке лицом, - говорит и вытаскивает, даже не глядя в мою сторону, из сумки иглы и чернила. Так что я снимаю платье, лифчик и ложусь на кровать. - Сегодня мы контур набивать будем. Это - форма всей тату, так что если изменить что-нибудь хочешь - давай говори прямо сейчас.
Я отталкиваюсь руками от кровати. Приподнимаюсь. Оборачиваюсь. Смотрю на него.
- У меня к тебе только одно замечание: хочу, чтоб ни у дракона, ни у Кирина не было глаз.
Секунду Шиба-сан, похоже, так поражен, что рта раскрыть не может.
- В смысле, ты не хочешь, чтобы я зрачки прорисовывал?
- Да. И хрусталики - тоже.
- Но… почему?
- Ты когда-нибудь легенду о гарю-тенсей слышал? Ну, знаешь, ту, где живописец Чоюсу на стенах храма белого дракона рисовал? Ну вот, а когда он глаза нарисовал, дракон ожил и улетел на небо.
Шиба-сан медленно кивает. Смотрит в пространство, потом - опять на меня.
- Ладно, я понял. Глаза делать не буду. Но чтоб у морд незаконченного вида не было, наверно, глазницы придется посильнее зеленым оттенить - хоть какая замена. Так тебе нормально будет?
- Так будет классно. Спасибо, Шиба-сан!
- Эгоистичная ты девица, - смеется он, садится на табурет у края кровати и треплет меня по щеке. Потом сбривает пушок у меня на спине - от левого плеча до бедра, протирает лоскутом марли, смоченным в дезинфицирующем растворе, и через кальку намечает на теле контуры рисунка. Потом подносит мне зеркало и спрашивает - как, нормально? Я говорю - все отлично. Он принимается рыться среди своих инструментов, пока не находит что-то, похожее на толстую шариковую ручку на длинной рукояти. Я так понимаю, что именно этой штукой он мне тату набивать и будет. Оборачиваюсь. Демонстрирую Шибе-сан свой язык. Говорю:
- Смотри, я уже до десятиграммовой растянула!
Он ослепительно улыбается. Говорит:
- Все путем. Только все-таки не надо лошадей гнать. Это тебе не уши. Вот внесешь в язык инфекцию - сразу узнаешь, что такое НАСТОЯЩАЯ боль.
- Я аккуратненько, - обещаю.
- Больно, да? - Он проводит пальцем по моим губам.
- Да уж.
Он взъерошивает мне волосы.
- Ладно. Поехали.
Он касается прохладной от резиновой перчатки рукой моей спины. Я торопливо киваю и почти сразу же чувствую резкую боль в спине. Не настолько, правда, больно, как я ожидала, но все равно - тело невольно напрягается каждый раз, когда игла протыкает кожу.
- Ты постарайся выдыхать, когда я иголку втыкаю и когда вытаскиваю.
Делаю, как велено. Становится малость полегче. Шиба-сан работает своими иглами спокойно, ритмично, так что часа через два набивать мне на спину контур он уже закончил. И за все это время ни слова не сказал - я время от времени на него посматривала, но он полностью на работе сосредоточился, даже пот со лба вытереть - и то не прервался. Убрал наконец иглу, спину мне полотенцем вытер, потянулся и шеей затекшей покрутил.
- А ты и впрямь потрясающе боль терпишь, это точно. Кто в первый раз приходит - те обычно не переставая скулят.
- Правда? Я, наверно, просто нечувствительная. Может, это признак фригидности?
- Да уж Недавно, помню, фригидностью и не пахло.
Он прикуривает. Жадно, глубоко затягивается. Потом сует сигарету мне в рот. Достает еще одну - уже для себя.
- Очень мило с твоей стороны.
- Не очень, - говорит. - Первая затяжка - всегда самая сильная.
- А я вот считаю - не первая, а вторая.
Он тихонько хмыкает, но ничего не возражает.
- А желание меня убить - оно у тебя возникало или как?
- Возникало. Пришлось полностью на тату сконцентрироваться, лишь бы только об этом не думать.
Я, по-прежнему лежа на животе, протягиваю руку. Стряхиваю пепел с кончика сигареты в пепельницу. Смотрю, как он падает кучкой, потом слежу взглядом за крошечными случайными хлопьями, разлетающимися по кровати.
- Если когда-нибудь захочешь умереть - давай я тебя убью. - Шиба-сан касается ладонью моего затылка.
Я улыбаюсь. Киваю. Он улыбается в ответ.
- А можно будет оттрахать твое мертвое тело? - спрашивает он.
- Вот уж что случится с моим телом после смерти, на это мне точно плевать, - пожимаю плечами.
Не зря же говорится - молчит, как мертвый! А в этом случае нет ничего нелепей и бессмысленней, чем невозможность высказать свое мнение. Я поэтому всегда удивлялась - ну, на кой дьявол людям тратить уйму денег на надгробия? Для меня, например, абсолютно без разницы, что там будет происходить с моим телом, если в нем уже не будет жить разум. Да пусть хоть собакам на съедение кинут - и то плевать!
- Только боюсь, если я не буду видеть твоих страданий, то у меня, наверно, и не встанет.
Шиба-сан хватает меня за волосы. Тянет голову вверх Шейные мышцы сводит от внезапного давления. Он берет меня за подбородок, заставляет взглянуть вверх.
- Отсосать хочешь?
Я неожиданно киваю - так, словно понимаю: говорить "нет" Шибе-сан у меня нет ни права, ни желания. Он так сильно меня душит, как будто и впрямь собирается убить. А потом трахает - но на этот раз только сзади, видно, спину мою старается поберечь. Мы уже закончили - а он все еще на спину мою смотрел. Лифчик я, по понятным причинам, надевать не стала, просто платье натянула. Шиба-сан, по пояс голый, сидел, глядел на меня неотрывно. Я оглядывалась, искала мусорную корзину, чтоб салфетку, спермой перемазанную, выбросить, - и вдруг слышу слабый такой звук. Шиба-сан, похоже, тоже услышал - обернулся в ту сторону, откуда звук доносился, и нахмурился.
- Может, это покупатель? Ты дверь-то запер? - спрашиваю.
- Забыл запереть. Но знак "закрыто" точно повесил.
Только-только Шиба-сан успел договорить, - дверь открывается.
- Луи? - врывается Ама.
- Привет. Мы как раз закончил и. А тебе вроде сейчас на работе надо быть? - сказал Шиба-сан с хорошо разыгранной невинностью. А я секунду как громом пораженная стояла, думала, что бы тут за хрень началась, зайди Ама хоть на пару минут раньше!
- Я пораньше отпросился. Сказал, у меня жуткий запор.
- У тебя на работе сотрудникам из-за запора раньше уходить разрешают? - спрашиваю с сомнением.
- Нет, шеф мой, конечно, в восторг не пришел, но все-таки отпустил, - отвечает Ама, не улавливая сарказма в моем тоне.
Я успеваю засунуть салфетку под простыни на кровати. Тут Ама замечает мою тату. Обалдевает от восторга. Говорит:
- Bay. Офигеть… Спасибо, Шиба-сан! Да, кстати, - он оборачивается к Шибе-сан, - ты тут случайно подкатываться к Луи моей, надеюсь, не пробовал?
- И не думал. На мой вкус, слишком уж она тощенькая.
Ама, похоже, успокоился.
- Эй, а почему?.. - начинает он неожиданно. Не договаривает, но смотрит изумленно.
Гляжу на него. Надеюсь, он не заметил, какая у меня сейчас виноватая физиономия. Украдкой кошусь на Шибу-сан - он тоже слегка напрягся.
- Почему ни у Кирина, ни у дракона глаз нет?!
Вздыхаю с облегчением. Говорю - это я сама попросила, объясняю так же, как Шибе-сан недавно.
- Понял, - говорит, - только у моего дракона глаза на месте, и никуда он не улетел.
Шлепаю его легонько по затылку за идиотские комментарии. Натягиваю назад на плечо бретельку от платья.
- Ванну пока не принимай. Под душ полезешь - прямо на спину струю воды не направляй. Мочалкой не три. Полотенцем будешь вытирать - только слегка похлопывай. Не забудь - два раза в день спиртом протирать надо. Спиртом протрешь - какой-нибудь крем увлажняющий нанеси. И постарайся, чтоб спина под солнце не попадала. Увидишь, примерно через недельку корочки появятся. Что хочешь делай - но расчесывать не смей. Вот отпадут корочки, припухлость сойдет - тогда к следующему этапу переходить будем. По-любому, как только корочки отпадут - звони мне, - говорит Шиба-сан и по плечу меня легонько треплет.
- Будет сделано, - мы с Амой хором.
- Сходить поесть не хотите? - спрашивает Ама.
Шиба-сан отвечает - нет, для него слишком рано, так что мы с Амой одни уходим. Всю дорогу домой я как могу шею выворачиваю, все на спину свою поглядеть пытаюсь. Вижу на плече детали Кирина и дракона - те, что платьем не прикрыты. Замечаю - Ама на меня глядит с каким-то странным чувством.
- Ты чего? - спрашиваю, но он только отворачивается и мрачнеет. Я от этого молчаливого неодобрения тихо звереть начинаю. Демонстративно ускоряю шаг - иду теперь чуть впереди него. Он видит - я вроде уходить собралась, ловит мою руку, подскакивает, старается подстроиться под мой темп, но выражение на лице - то же.
- Луи, а зачем ты туда платье-то надела? В смысле - тебе ж, чтоб тату набить, все равно до трусиков раздеваться пришлось, так?
- Просто подумала - потом в платье удобнее будет, чем в футболке.
Он молчит, головы не поднимает, только сильней вцепляется в мою руку. Останавливаемся на красный свет - и вот тут-то он внезапно смотрит мне в глаза.
- Я жалок, да? - спрашивает. Чувствую что-то вроде сострадания.
Мне всегда больно видеть, если парень так безоговорочно кому-то отдается.
- Есть малость, - вздыхаю.
Он неловко улыбается. Когда я тоже отвечаю улыбкой, обнимает меня, прижимает к себе так крепко, что прохожие коситься начинают.
- А тебе жалкие парни не нравятся?
- Не так чтоб очень.
Он прижимает меня еще крепче, уже дышать трудно становится.
- Ты уж прости. Только ведь ты понимаешь, я же вижу… люблю я тебя, Луи.
Отпускает он меня наконец. Вижу - глаза у него красные, прямо на торчка похоже. Глажу его по голове, и он хохочет - как маленький, глупый ребенок.
Нажралась я в ту ночь до упаду - в прямом смысле слова. Но Ама, похоже, только кайф ловил, когда со мной возился, так что это не проблема была. С той поганой истории в Синдзюку уже целый месяц прошел, а мы с Амой по-прежнему вместе. Все в порядке, говорю себе, все будет просто замечательно. Пирс в язык я себе уже забила, а очень скоро - жду не дождусь - уже и тату моя готова будет, и язык свой раздвоенный я заполучу. Вот любопытно, так основательно изменять себя - это оскорбление замыслов Господних или акт совершенной свободы воли? А потом я подумала - у меня ничего нет. Ни имущества, ни привязанностей, даже ненависти к кому-нибудь - и то нет. И появилась странная уверенность - ни татуировка моя, ни язык раздвоенный, ни будущее мое - нет, ничего из этого ни смысла, ни значения не имеет.
Через четыре месяца после того, как мы дизайн выбрали, татуировка моя была готова. Всего-то четыре сеанса и понадобилось… и после каждого мы с Шибой-сан трахались. А после четвертого, последнего раза он, в манере совершенно для себя нехарактерной, сам сперму у меня с живота салфеткой вытирать стал.
- Мне, наверно, пора уже с татуировками завязывать, - говорит и смотрит в никуда.
Возражать ему мне особо не с чего было, так что я промолчала, просто закурила - и все.
- Я тут с одной девчонкой всерьез жить собрался, знаешь ли… прямо как Ама, - усмехается он.
- Ну и какая связь с тем, что ты тату набивать бросить хочешь?
- Может, и есть связь. Я все думаю - может, время жизнь заново начинать? В конце концов, своего лучшего Кирина я уже сделал, теперь можно завязывать и ни о чем не жалеть, - говорит он и трет виски. Потом глубоко вздыхает и продолжает: - Да нет, не выйдет у меня. Забудь, что я об этом даже и говорил. Просто вечно подумываю работу поменять.
Футболку Шиба-сан еще не надел. Кирин смотрел на меня в упор - с его тела, с предплечья, на котором он выпрямился во весь рост, гордый, как король на подвластной ему земле…
В свое время с моих Кирина и дракона отпали корочки, и превращение их в часть моего тела завершилось. Вот тогда они наконец и стали принадлежать мне… я страшно любила говорить о них именно так - "принадлежат", но это слово обесценивается, как только теряет свою новизну. Понимаете, вот покупаете вы однажды, к примеру, офигительную новую юбку, чувствуете себя на седьмом небе, но проходит совсем немного времени - и все, просто очередная шмотка у вас в шкафу. Я, наверно, по природе своей непостоянный человек, тряпки в самый дальний угол запихиваю, после того как всего-то два, максимум три раза надену. Наверно, я и брак в том же духе воспринимаю. Просто - ситуация, в которой двое изо всех сил стараются завладеть друг другом. Даже если вы не замужем - все равно парни так и норовят свести все к тому же самому, чем вы с ними дольше встречаетесь, тем большими собственниками становятся, медленно, но верно. Поговорку "к чему кормить рыбку, уже попавшую к вам в сеть" знаете? Ну, вот так они и мыслят. Только когда рыбке становится нечего жрать, выбор у нее небольшой - либо спасаться, либо подыхать. Собственность - это дико напрягает, и все равно мы отчаянно хотим, чтоб люди и вещи были нашими! Должно быть, просто возбуждаем садистов или мазохистов, живущих в нас. Что до меня… просто знаю: как бы там ни было, Кирин и дракон у меня на спине останутся со мной навсегда. Никогда они не предадут меня, а я - их. Смотрю в зеркало на их слепые морды - и легче дышать, потому что понимаю - раз у них нет глаз, значит, им от меня не улететь.
Дырка в моем языке, которая к началу истории с тату только десятиграммовый стержень выдерживала, уже шестиграммовый спокойно, воспринимала. Каждый раз, как я ее растягивала, боль такая адская была, что казалось - все, это уже предел, сильнее не выйдет. Каждый раз, как более толстый стержень вставляла, ясное дело, до конца дня к еде и прикоснуться не могла. От вечной боли накатывает злость, поневоле думаешь - да сдохли бы вы все! И зло я срывала, с обычным своим эгоизмом, конечно, на Аме. Я как есть, во всей красе. Мозги мозгами, а совести - как у последней твари.
Мир за окном - холодный, серый… Вторая неделя декабря, сухой мороз в воздухе ощущаешь, стоит из подъезда на улицу выйти. Но для "человека свободной профессии" - в смысле, человека, просто время от времени где-то слегка подрабатывающего, как я, не слишком важно, какой на дворе день. Уже больше месяца прошло, как моя татуировка закончена, а почему-то по-прежнему кажется, словно она из меня всю энергию высосала. Я говорила себе - это все от холода, хотела, чтобы дни бежали как можно быстрее. Не сказать, чтоб от моего желания хоть что-то менялось. И вообще что проку ждать решения проблемы, когда и проблемы-то никакой не существует? Просто жизнь вдруг стала пустой - и все. Просто - просыпаешься утром, провожаешь Аму на работу, а потом - считай каждый день - снова ложишься и спишь, спишь… Изредка я все-таки выходила - где-то подрабатывала, иногда занималась сексом с Шибой-сан, иногда с подружками встречалась, но чем бы ни старалась заняться, все равно по итогам чувствовала себя паршиво. Потом, вечером уже, Ама домой возвращался, мы ужинать шли, делили пополам одно-два несложных блюда, заливали все это алкоголем. Потом - домой, и опять пили, пили… Я уже занервничала - может, я алкоголичкой становлюсь? И Ама из-за меня дергался. Носился вокруг меня, старался как мог развеселить - трепался обо всякой фигне, шутил… Потом, когда это не сработало, истерику со слезами мне закатил, орал: "Зачем? Зачем ты так?!", говорил, как ему больно, какое его зло берет…