Родион ушел к себе. Было около двух часов ночи, когда он понял, что не сможет заснуть. Он лежал и думал о том, что его жизнь теперь может сильно измениться. Это его пугало. Он чувствовал себя как вор, которого могут в любую минуту разоблачить. Он снова и снова возвращался к воспоминаниям о благородстве своих поступков, но это не утешало его. Он представлял себе будущее Санны. Чем она могла бы заняться. Ее жизнь, наполненную светом, себя рядом с ней. Но чувство тревоги только усиливалось. До него начинало доходить то обстоятельство, что теперь, обретя зрение, Сана значительно меньше будет нуждаться в нем или даже совсем не будет нуждаться, и он может ее потерять. При ее внешности и характере она легко может уйти из его жизни. А для него это смерть.
Вот так безрадостно размышлял он, и долго еще его сознание рождало различные ситуации и варианты развития событий, пока под утро он не уснул.
Утром его разбудил звонок в дверь. Он вскочил, смутно догадываясь, кто это может быть. На пороге стояла Санна и улыбалась.
– Вот я и пришла. Ты рад?
Он обнял ее, забыв, что стоит на лестничной клетке в одних трусах. Все тревоги предыдущей ночи испарились. Она любит его. И он облегченно вздохнул.
Она приготовила завтрак. И они весело разговаривали. Точнее, Санна рассказывала о своем путешествии к нему. Что она видела. Кого она видела. Как она видела. Ей не терпелось выйти с ним на улицу. Пойти куда угодно, чтобы видеть, видеть и видеть. Она ходила из комнаты в комнату, то и дело, расспрашивая о том, что видела.
Наконец они вышли из дома и решили идти в ближайший торговый центр.
Много людей, витрин и музыки вначале ошеломили Санну, но через полчаса она уже улыбалась и с увлечением рассматривала витрины магазинов. Видимо, это у женщин в крови.
К Родиону вернулось беспокойство, но, возможно, это было связано с большим количеством людей и его нелюбовью к общественным местам. Он был подавлен и неразговорчив.
После трехчасовой прогулки по магазинам, Санна наконец согласилась идти домой, но на это ушла еще пара часов. Она все хотела знать и непрерывно задавала вопросы. А дома, едва поев, она легла на диван и сразу уснула.
Родион смотрел на ее лицо, красивое, спокойное, счастливое и чувствовал тяжесть в животе. Это был признак сильного волнения. Счастье, которое испытывала Санна, было связано не с ним, а с враждебным ему миром. И он начинал чувствовать, что теряет Санну или мог потерять ее, если она уйдет из его мира.
– Иди ко мне, – Санна проснулась и протянула к нему руки. И все, больше никаких мыслей и никаких тревог. Она его. Она его.
Прошло совсем немного времени и, наблюдая за Санной, невозможно было сказать, что совсем недавно это была другая девушка, настолько она освоилась в новом качестве. Неизменными оставались ее веселость, романтизм и наивность, что добавляло ей обаяния и привлекательности.
Она совершенно легко научилась читать и писать. Сложнее было с компьютером, но благодаря Родиону она и с ним справилась. И приступила к поиску работы.
Первым делом она обратилась по телефону, который увидела по телевизору в объявлении о курсах при телеканале. Ей назначили собеседование, на которое они с Родионом опоздали.
Стоя в коридоре перед дверью, они намеревались уйти, но из кабинета вышел молодой человек и, посмотрев на Санну, спросил:
– Вы на собеседование?
– Да, но мы, наверное, опоздали, – по-детски наивно ответила Санна и скривила рот.
– С вашей внешностью вы никогда не опоздаете. Проходите.
Санна посмотрела на Родиона, тот кивнул ей, и она вошла в кабинет.
– Присаживайтесь, – сказал молодой человек, закрывая за собой дверь.
Он сел за стол, она напротив, в кресло.
– Хотите работать на телевидении?
– Я хочу быть диктором.
– Меня зовут Антон. Я занимаюсь набором персонала. Расскажите о себе. У вас есть резюме?
– А что это?
Антон откровенно улыбался. Он и не мог по-другому отреагировать. Невозможно было не улыбаться, глядя на это потрясающее создание. Удивительно красивое лицо, с открытым взглядом и умными проницательными глазами, и в тоже время такие по-детски наивные интонации. Мельком, возникала мысль, что перед вами хорошая актриса, но она тут же исчезала, и вы верили, что перед вами честный и искренний человек. И еще. Не совсем верилось, что такое бывает.
Антон всегда был в среде привлекательных и красивых людей. Это была его работа. Он привычно воспринимал красивых женщин, регулярно проводя кастинги для нужд теле– и кинокомпаний, и его сложно было удивить женской привлекательностью, но это был тот случай, когда перед ним была безусловная звезда, и нельзя было терять время.
Он продолжал задавать какие-то вопросы, не обращая внимания на ответы и лишь неотрывно глядя на Санну. Скромно одетая девушка. Не избалованная успехом и не развращенная деньгами. С такой внешностью.
– Вы откуда приехали? Давно в Москве?
– Я родилась тут и живу с… – она замялась, – с бабушкой в Сокольниках.
Антон сделал пару звонков и тут же предложил ей провести фотосессию.
– Хорошо. Только мне надо Родиона предупредить.
Они вышли из кабинета. Она подошла к молодому человеку и что-то ему сказала. Он кивнул головой и дал ей маленький пластиковый флакон.
– Я готова, – сказала Санна, подходя к Антону и поправляя волосы.
Поднявшись этажом выше, они вошли в большое помещение, увешанное металлическими конструкциями и прожекторами. Посередине возвышалась небольшая сцена, ярко освещенная. На ней сидел мужчина с длинными волосами и с фотоаппаратом на шее. Еще пара камер стояла тут же на штативах.
– Это Костя. Это Санна, – представил их друг другу Антон.
– Сделай разные ракурсы. Ничего заданного. Акцент на глаза, лицо, руки. Как я понял, она первый раз снимается.
– Первый раз? – спросил Костя с удивлением и усмешкой, глядя на Санну, сидящую в стороне на стуле.
Антон посмотрел туда же и с удивлением увидел, как Санна закапывает что-то в глаза. Обычно так делали некоторые профессионалы, стремясь придать взгляду четкость и ясность. Но он воздержался от вопросов.
Началась работа. Появились люди. Ее попросили несколько раз переодеться. Меняли прически. Макияж. Улыбки.
Наконец погасли прожектора и софиты. Появился Антон. Дал ей свою карточку. Записал ее телефон и проводил к выходу, пообещав позвонить.
На улице ее ждал Родион.
– Я устала и хочу есть.
– Ты не забыла закапать в глаза?
– Нет, ну что ты.
Раздался тонкий писк. Санна подняла руку с часами.
– Как ты здорово придумал с этим таймером, – и привычным движением закапала в глаза.
Прошла пара дней, но никто не звонил.
– Может тебе другую работу поискать? – спросил как-то ее Родион.
– Нет, нет и нет. Они позвонят.
Но позвонила бабушка. Пришли какие-то люди. Говорят с телевидения. Спрашивают Санну. Дозвониться не могли, номер все время занят. Пьют чай и говорят, что Санна будущая звезда. В общем, совсем заговорили. Что делать?
Санна быстро собралась и спросила Родиона:
– Ты со мной?
– Я тебя догоню.
У бабушкиного подъезда красивая машина. Поднялась в квартиру. Антон и еще пара неизвестных людей. Надо срочно ехать. Ждут и так далее. Привезут обратно. Не волнуйтесь.
– Скажи Родиону, я позвоню.
Не позвонила. На улице темно. Он спустился вниз, чтобы идти к бабушке, вдруг она туда придет.
Перед подъездом автомобиль. Распахнулась дверь, и он мельком увидел, как мужчина целует на прощание девушку перед уходом. Девушка выходит из машины. Санна.
– Ой, привет. Мы были в ресторане. Так здорово. Я никогда так вкусно не ела. Так красиво. А что ты здесь делаешь, Родя? – и она погладила его по лицу. Как обожгла.
– Я тебя жду. Ты не позвонила.
– Ой, я забыла совсем. Ну, пойдем. Ты ел? Надо позвонить бабушке.
Родион стоял в ванной перед зеркалом и слушал, как Санна делится с бабушкой своими впечатлениями. А он с печалью гладил щеку, к которой прикоснулась Санна. Большое красное пятно. Неправильной формы. Как от сильного ожога. Только недавно он радовался тому, что за последнее время на его теле почти не осталось таких следов. И вот, на тебе, на самом лице.
Мысли лихорадочно бегали, перескакивая с одной темы на другую, Его охватило сильное волнение. Он точно видел, как мужчина целовал Санну. Но они ведь почти незнакомы. Может быть, это ему только показалось. Да нет. Он точно видел. Но может быть, это был просто дружеский поцелуй. Но они ведь едва знакомы. И как Сана могла. А как же он? Ведь он ее любит, и она его любит.
– Родион, ты где?
– Иду.
Он вошел в комнату.
– Я так устала. Завтра в десять часов за мной заедут. Будут пробы. Мне предложили работу, и я буду одновременно учиться на курсах, и еще я подхожу им для рекламы, и еще я устала и хочу спать.
Спал ли он эту ночь? Не знаю. Он лежал рядом с Санной с закрытыми глазами, и мысли нескончаемым потоком неслись в его голове. То он вспоминал свое детство, и ничего хорошего вспомнить не мог. То он вспоминал свою жизнь, и тоже ничего радостного. А Санна? При воспоминании о ней глаза сами собой открывались, и он слышал спокойное дыхание рядом с собой. Он повернулся к ней и обнял ее. Она на секунду проснулась, но тут же повернулась спиной к нему и, отодвинувшись, заснула. Это усилило его чувство одиночества. Он вспомнил, как они познакомились, как общались, как гуляли в сквере и потом признались в любви друг к другу, но от этого не становилось легче. Он вспоминал и понимал все, что у него может остаться от Санны – это воспоминания. Его жизнь ускользала от него. Он чувствовал себя человеком, досматривающим кино, и ему оставалось лишь увидеть на экране титры исполнителей.
Раздался зуммер на таймере Санны. Она потянулась к тумбочке и осторожно встала с постели, думая, что Родион спит. А он просто устал.
Зазвонил телефон.
– Да, это я. Через пятнадцать минут выхожу.
Родион ждал, когда захлопнется дверь. Он облегченно вздохнул. Он один.
Он знал, что делать. Достав из шкафчика весь запас пластиковых флаконов с лекарством, он отнес их на кухню и там разложил на столе. Спокойно и методично он выливал их содержимое в раковину и заполнял их простой водой. Когда все было закончено, он отнес все флаконы на место и разложил так, чтобы не возникало подозрений в том, что их трогали. Оставалось только ждать. Санна вернется к нему. Санна будет его. Он вернет себе жизнь.
Прошло некоторое время, и Родион отметил, что довольно спокойно смотрит, как Санна вместо лекарства заливает себе в глаза простую воду. Результат начал проявляться довольно быстро. Как-то Санна пожаловалась на то, что в глазах появился туман, и лица людей иногда расплываются. Но Родион ее успокоил, сказав, что доктор предупреждал, что такое может быть иногда. Однако как-то утром Санна, лежа еще в постели, схватила его руку и сильно сжала, как от испуга.
– Я ничего не вижу. Только туман. Боже, что делать? Звони доктору.
Доктор осмотрел ее глаза. Спрашивал, регулярно ли закапывали капли, и был удивлен, что зрение теряется. Поскольку все очень сложно, надо наблюдать. Он не хочет пугать, но все может быть. Наверное, потребуется повторная операция, но ее можно будет провести не раньше, чем через пару лет. И то, надежды теперь очень мало, потому что, потому что, потому что.
Санна была в отчаянии. Она плакала. Просила не отвечать на телефонные звонки или сказать, что она отказывается от всего, она передумала. Ей ничего не надо. Она ничего не хочет. Она хочет быть одна. Нет, пусть Родион будет рядом. Она его так любит. Он один у нее в жизни. И плакала, плакала, плакала.
Родион был всегда рядом. Он ее любит, и все будет хорошо. Наконец он заснул.
* * *
Наверное, он заснул и не слышал звонка. Санна всегда звонила, прежде чем открыть дверь. Он вышел в прихожую. Санна протягивает к нему руки. Сияющие глаза.
– Вот и я. А ты еще не одет. На улице так красиво. Пойдем, погуляем, а потом сходим в ресторан. Я получила деньги.
Ты идешь со мной?
Последний раз я видел Родиона с Санной, когда они сидели в сквере, и Санна, что-то очень серьезно говорила Родиону. Больше я их не встречал.
Ситуация № 9. Сюрпри
Мальчика звали Саша, и он был в том возрасте, когда невозможно однозначно определить его пол. Вторичные половые признаки вселяли надежду в родителей, что он превратится в мужчину. Сам он был безразличен к этим ожиданиям, хотя, наверное, ощущал, как его подталкивали в каком-то одном направлении, впрочем, не всегда последовательно. Этот день он ожидал, скорее, по желанию родителей. Его обещали отвезти в магазин игрушек. Нет, его обещали отвезти в сказку. Он будет в восторге. Такого он еще не видел. Много еще говорилось, чего он не помнил, как не вспомнил бы вообще об этом. Но однажды ему сказали, что в магазин они не смогут поехать, потому что, потому что, потому что…, и очень жаль, и они расстроены, но пусть он не переживает, в следующий раз они точно поедут, и он уже точно увидит это чудо, красоту, сказку, и еще, и еще… Вот тут-то он начал волноваться.
Он почувствовал, что от него что-то ускользает или пытается, чего-то он лишается и теряет. Волновало необъяснимое. Что-то было сильней даже его родителей. Видимо, их это пугало и, как соединенный с ними сосуд, он реагировал.
А на следующий день он начал учиться ждать. За завтраком его снова успокоили и опять очень сочувственно, но пообещали. От нетерпения Саша стал задавать вопросы: а что, а сколько, а какие? Впрочем, к нему скоро утратили интерес, с его голосом успешно конкурировал диктор CNN.
Раз возникнув из небытия, вопросы не вернутся обратно и будут надоедать своим порханием, пока не найдут жертву, ответ. Эти бродяги образовали небольшое сообщество, центром которого стала голова Саша. Он был слаб. Они неистощимы. Он быстро уставал и засыпал. Они проникали в сон и продолжали мучить его, создавая причудливые видения. Это продолжалось вечность. Он чувствовал, что наказан этим ожиданием, смутно ощущал свою вину, но вопросы: кем? и за что? превратили его голову в скворечник и в непрерывном вихре то влетали, то вылетали из нее.
В тот день он был молчалив, сдержан и серьезен. Любое его неосторожное действие могло разрушить зыбкую определенность, превратив ее в руины отчаяния. Он изо всех сил держал себя в руках, когда они ехали в машине, хотя сердце, как столбик термометра, поднималось все выше и выше, а его резкие толчки ощущались уже в горле. Он отвечал на вопросы родителей и прощал им непонимание серьезности ситуации.
Он терпеливо стоял с отцом перед входом в здание, пока мама ставила машину на стоянку. Он мужественно вошел в огромную дверь и остановился посреди зала. Вокруг, вверху и внизу все блестело и переливалось с музыкой. Он даже не поворачивал головы, чтобы увидеть это. Его взгляд был устремлен вперед, но он ничего не видел и ничего не слышал, потому что видел и слышал сразу все.
– Это наш сюрприз, – голос отца звучал как брызги водопада.
– Ты можешь выбрать себе игрушку. Пожалуйста, поторапливайся, дружок, у тебя мало времени.
– Сколько?
– Полчаса?
– А это сколько?
Молчание.
– Столько, сколько ты завтракаешь.
Руки стали влажными, лоб вспотел. Вопросы, устав, сели ему на плечи. В штанишках стало горячо. По ногам поползли теплые струйки. Дыхание остановилось.
– Бог ты мой, – сказал отец, наклонившись к нему. С жалостью.
Ситуация № 10. Тема-один
Многие не помнят. Остальным стыдно вспоминать.
Где-то в 90-х, в Москве, то ли весной, то ли осенью. В общем, было уже или еще тепло, случилась занятная ситуация. Один интеллигентствующий господин гулял в районе Старого Арбата. Ничего интересного для него там не было, т.к. он не был иностранцем. Решив пойти к Александровскому саду, он спустился в подземный переход у ресторана "Прага". Обычно там было довольно людно, но в тот раз всего несколько рисователей портретов и продавцов жалости.
Недалеко от них, у стены и обувной коробки стояла и пела девочка лет двенадцати. Пела скучно, невзрачно и сама она внешне была никакая, т.е. ничего особенного. Господин достал бумажник, намереваясь положить в коробку какие-то деньги. Однако наименьшей купюрой в бумажнике была не десятка, а сто рублей. Он слегка растерялся, поскольку легко бы расстался с десятью рублями, а их не оказалось. Он перевел взгляд на девочку, та смотрела на него. Наверное, он так бы и спрятал бумажник, переварив неловкость ситуации, но девочка предложила спеть для него что-нибудь, и он со скрываемым сожалением положил сто рублей в коробку. Уже не хотел он это делать. Но она пела.
Мелодия звучала на окраине его рассеянного сознания, когда он начал ею интересоваться. Она как туман, как восход вливалась незаметным движением, заполняя собой все другое.
Действительность к нему вернулась после слов девочки: "Вам понравилось?".
Он молча, исподлобья смотрел на нее широко открытыми глазами. Взгляд его выражал удивление, недоумение, растерянность. Состояние транса, в которое он впал, напугало, но оставило крайне приятные ощущения покоя и счастья, которые он не испытывал со времени детства.
Девочка улыбалась. Ну, улыбалась и улыбалась. Ни тени двусмысленности.
– Спой, пожалуйста, еще раз, – попросил он.
Мелодия ему была незнакома. Но она напоминала ему в отголосках что-то такое близкое, родственное и отошедшее куда-то далеко, что он почувствовал приступ слезливости в отяжелевших глазах.
Он медленно приходил в себя от забытья. Сказав "спасибо", повернулся и бездумно пошел к выходу. Рефлективно двигаясь, он пытался сохранить прочувствованные ощущения и осмыслить их природу.
Замешательство. Он профессор, преподаватель консерватории, слышавший и знающий о музыке почти все, был в замешательстве.
Как если бы конструктор самолетов, создавший не одну модель и отдав большую часть жизни на это, вдруг увидел, как какой-то мальчишка запускает кирпич, и он летает, повинуясь командам.
Чудес не бывает. Но то, что он услышал, было чудом. Простым и невозможным для понимания.
В это время он был уже в районе Александровского сада.