Останавливался возле второго подъезда и смотрел в окна квартиры третьего этажа, где так часто находился некоторое время назад: видел свет в окне кухни и в окне первой комнаты, не видел - в окне второй комнаты. Думал: "Значит, этой толстой суки - нет, и она - одна или вдвоем. Или вдвоем, но…" - и представлял, что она вдвоем не с маленькой блондиночкой - соседкой по комнате, а - с пацаном, которого он видел только один раз, но успел так хорошо запомнить: высокий, со средней длины жирными волосами, с широкими плечами и жилистыми руками, имел он очень неприятную манеру говорить: заикаясь, кривя рот и производя тем самым впечатление - отстающего в развитии. "Угораздило меня… И как такое могло произойти, вот ведь глупость…" - Вспоминал вдруг ворон, которые дрались над трупом кошки возле кладбища, соображал: "Не умею пока быть таким, как вороны: все время - в боевой готовности; слишком доверяю, слишком расслабляюсь… Как можно - верить девке? На то ведь она и девка, чтобы постоянно следить за ней и не давать ей совершить то, что она хочет совершать на каждом углу. Да, наверное - не все такие, но где они - другие, я не знаю их, никогда их не видел… Блядь, сука, чего ей не хватало? Пацан-то бездарь, бля буду, неужели она может как-то сравнивать его - со мной?.. Ебется лучше, чем я? Так она сперва - говорить с ним должна была, а только потом уже ебаться… А у него ведь - прописка и квартира в отличие от меня есть… И что, что теперь делать, хули я приперся сюда и стою тут, как мудак?.." Видел за занавесками - темные силуэты: высокий и пониже, понимал с облегчением: она, маленькая соседка и - никого больше. Грустно смотрел: оттого, что - не сможет подняться на третий этаж, позвонить и войти после удивленного и сдержанно-вежливого приглашения - в чужую квартиру к уже почти чужой девке. Принимался ходить дорожкой между её домом и близким домом напротив. Во дворе - никого не было, только тускло блестели под светом двух фонарей широкие лужи, торчали в небо высокие деревья с прижатыми к стволам ветвями, и изредка проезжали неподалеку редкие поздние машины. Задирал голову и видел над домом здоровенный кусок - Останкинской башни: серебристая, с мощным утолщением и острым шпилем в вышине, четко выделялась она на фоне затянутого тучами неба, выхваченная из темноты сильными лучами трех крупных прожекторов. Думал: "Ну и местечко: взорванный дом, метростройка и - Останкинская башня! И я - рядом со всем этим: намокший и никому не нужный…" Шагал и видел в круге фонарного света - рассыпанный мусор, задумчиво разглядывал - от нечего делать: кожуру бананов, оберточную бумагу - от масла или творога, другие пищевые отходы, явно подгнившие; вырванные из тетради страницы, комья пыли, собранные совком и веником, и теперь уже - совсем мокрые; обрывки какой-то старой, не определяемой одежды и прочее, обыкновенное. Соображал: не успел житель безмусоропроводного дома - к специальной машине, в которую назначенными часами ссыпают мусор все обитатели, и - высыпал здесь, под фонарем. Объем ведра распределился приблизительно на одном квадратном метре: электролампочный свет отражался в крупных каплях дождя, задержавшихся на многообразных отходах. "Блядь, вот говно…" - чувствовал запах овощной гнили, двигался дальше. Продолжал бестолково шататься во дворе и вокруг дома, подмечая везде - массу неприятных деталей и не обращая никакого внимания на непогоду и бесцельность своей прогулки. "Неумержицкий - засмеет, мудаком обзывать станет… И будет - прав!" - так решал про себя, когда в очередной раз завершал круг и останавливался напротив прямоугольников окон. Свет на кухне гас, сменялся легким полумраком: знал, что это - пробивается из-под двери ванной, в которую перед сном на обязательные полчаса отправлялась блондиночка. "Значит, эта - сейчас лежит… Со светом - значит, мажется какой-нибудь хуйней на ночь, или протянула телефон в комнату и пиздит, пиздит с этим уёбком… Блядь, за что мне это все!.." - волной поднималась вдруг в груди злобная ярость, смешанная с чувством побед и превосходства последних дней. - "Сука… Ни хуя не сдамся! Вы пожалеете еще, что затеяли все это, я вас еще достану… Выебу, выебу еще тебя так - как никто не ебал! Визжать будешь и плакать, сука!" Злость накатывала волнами, шумела в ушах. Чувствовал, как едва заметно подрагивают руки - вытаскивал их из карманов и вдруг, непроизвольно, словно по какой-то внутренней команде: поднимал с асфальта небольшой камень - гладкий и скользкий от грязи - и размахнувшись, с силой оттянув руку назад: кидал его в окно комнаты. Попадал: звенело стекло, сыпалось: не внутрь, но наружу; дребезжало по подоконникам первого и второго этажей и успокаивалось во влажной земле свежевскопанной клумбы. Видел, как сквозняком выдувает из окна тюлевую занавеску, слышал - испуганный крик. Сам испуганный и удивленный собственным поступком: бросался бежать - не в сторону общаги, а - в другую, туда, где чавкали грязью и сверкали лужами незнакомые дворы. Дождь почти переставал, только редкие последние капли разбивались о его горячее лицо и попадали в раскрытый от бега и тяжелого дыхания рот.
Перед глазами попеременно - то темнело, то возникал вдруг откуда-то неестественный резкий свет. Мысли исчезали из головы, пока постепенно не сменились совершенно шумом, напоминавшим помехи при настройке радиостанций: сквозь шипение слышались обрывки фраз, произносимых внутренне - различными голосами. Определить смысл и происхождение фраз, мелькавших, перемешивавшихся и дававших результатом странные визуальные образы - оказывалось совершенно невозможно. Благодатский и - не пытался: бежал, пока хватало сил, а когда силы иссякли - останавливался посреди какого-то двора, прислонялся спиной к оказывавшемуся рядом дереву и сползал на землю. Дождь совсем переставал, только ветер, шумевший где-то высоко в ветвях дерева, сбивал скопившуюся на листьях воду и сыпал ее вниз: на голову, с которой во время бега сбился капюшон, на плечи и на ноги Благодатского: чувствовал, что джинсы - до колен забрызганы и перепачканы жирной грязью.
- Эй, пацан! - звал вдруг его кто-то.
Поднимал голову, смотрел: в нескольких шагах от него, рядом с автомобильным гаражом-ракушкой - стоял столик с двумя лавочками, прикрытый от непогоды навесом и освещенный свисавшей с толстого черного провода электрической лампочкой. Там сидели двое мужиков: взрослые, небритые, в вязаных шапках - наливали и пили гранеными стаканами, закусывая чем-то из высокой консервной банки. Подходил к ним, присаживался за стол. Говорил:
- Потерялся, бля…
- Коля, - представлялся один.
- Федя, - представлялся второй.
- Федюня? - удивлялся Благодатский.
- Федор, - поправлял мужик. - Пить будешь?..
И слова его звучали скорее не как вопрос, а - как утверждение: наливали, и выпивал Благодатский всё, что налили. Морщился, лез пальцами в высокую консервную банку. Вылавливал оттуда что-то, закусывал. Морщился еще сильнее. Не спрашивали - откуда, кто и зачем: продолжали прерванный разговор - об автомобилях, постепенно втягивали в него новоприбывшего: ничего не понимал в машинах, не умел даже различать модели "жигулей", но - старательно участвовал в беседе, высказывал суждения, хотя и чувствовал, что говорит полную ерунду. "Да они, наверное - тоже", - успокаивал себя и пил: чем больше пил, тем ровнее и складнее тянулась беседа. Потом вдруг, после очередного не понятно уже какого по счету граненого стакана - всё исчезало.
- Приехали, просыпайся! - орал над ухом Благодатского хриплый голос. Открывал глаза, видел: внутренности трамвая: задние сидения; напротив него стоял - по виду: водитель. В грязном оранжевом комбинезоне, с толстой щеткой усов, будил он Благодатского и протирал перемазанные маслом руки - тряпкой.
- Это, я… где? - интересовался Благодатский и чувствовал сильную боль в голове и - под левым глазом. Трогал: синяк.
- На конечной остановке, где… Вылазь давай, я сломался, не поеду сейчас никуда.
- А… да, конечно… - ничего не мог понять и вспомнить. Вставал, шел к выходу и замечал - что на ногах нет ботинок. Удивленно оглядывался по сторонам, смотрел под сидения: не было. Медленно спускался трамвайными ступенями, выходил на улицу. Стоял на мокром асфальте, направлял взгляд - в серое утреннее небо и пытался сообразить - что же теперь сделать. Закуривал: с удивлением обнаруживал в кармане - телефон. Оглядывался по сторонам, спрашивал у случайного прохожего:
- Где метро?
- Там, - махал рукой. - Три остановки проехать. Да ты бы обулся, парень…
- Во что? - угрюмо затягивался Благодатский.
- А вон - видишь, площадка пустая, с шинами автомобильными? Там водить учатся. Ступай туда - обуешься, - уходил.
"Бред какой-то. Настоящий бред", - думал Благодатский, но - на всякий случай шел на площадку. Видел на асфальте - почти новые кеды: синие с белыми полосками. Мерил: подходили. Решал: "Ну и хуй с ними, с ботинками… Им сто лет уже было, даже рваться сбоку начинали…" Отправлялся - искать метро, находил и ехал домой.
В общежитии - будил Неумержицкого.
- Ого, ни хуя себе! - оценивал тот - синяк под глазом. - Это она - прежде чем помириться, что ли?..
- Я её - не видел …
- Как это? Совсем не видел? А где ночевал?.. - не мог догадаться по одежде не проснувшийся до конца Неумержицкий.
- Не то что совсем… Так, издалека видел. Бля, да ты посмотри на мою одежду - где я ночевал? Хуй его знает где, на улице наверное.
- А переобулся где? Тоже на улице?.. - вставал с постели и неторопливо принимался делать зарядку.
- Не поверишь, но типа того… - не разуваясь и не переодевая грязной одежды - Благодатский падал на кровать и в деталях рассказывал о приключениях прошлой ночи. Не говорил только - про разбитое окно, говорил: - Промазал.
- Ну ты и отморозок! - удивлялся Неумержицкий. - А кто отмудохал - не помнишь, значит?
- От последнего стакана до трамвая ни хуища не могу вспомнить… Неумержидский, будь другом - сгоняй за пивом, я сейчас сдохну…
- Ладно, сейчас. Ты бы хоть штаны снял грязные - всю постель загадишь… - одевался и уходил. Возвращался с пивом: качал головой - глядя на раздевшегося Благодатского: без штанов и в футболке - садился он за стол, открывал пиво и начинал пить. Неумержицкий уходил чистить зубы, после - присоединялся к Благодатскому.
Сидели за столом, пили пиво, молчали. Смотрели из окна: там, насколько хватало взгляда - тянулись дома, редкие мокрые деревья и спокойное серое небо.
- В институт пойдешь? - спрашивал у Неумержицкого.
- Как я могу идти в институт, когда моего друга так жестоко избили? Конечно же - нет, останусь в общаге и стану ухаживать за тобой!
- Скажи лучше - впадлу, юморист… - хмуро взглядывал на него Благодатский.
- Ну да, впадлу, - серьезнел Неумержицкий. - Я вечером сегодня - к брату собираюсь съездить в общагу. С ночевой, ему там помочь чего-то нужно. Хочешь - поехали вместе, в компьютере покопаешься…
- А спальное место там будет?
- Не знаю, наверное. Да хули - выспись тут, а там - потусуешь ночку, потом сюда приедешь и завалишься.
- Ну да, можно, - раздумывал Благодатский: знал, что старший брат друга по комнате - учится в Физико-Техническом институте и проживает в общежитии, оснащенном локальной компьютерной сетью - в которой неоднократно находили они фильмы и музыкальные записи, смотрели и слушали, переносили на компактные аудио-носители. Ездили туда редко: общежитие находилось возле города Долгопрудного, добираться до которого приходилось электричкой: при этом - часто там оказывался занятым компьютер и не хватало места, чтобы улечься спать.
Выпивали пиво: Неумержицкий садился читать книгу, Благодатский - засыпал.
Вечером - собирались и отправлялись. По дороге до метро - видели ближнего иностранца: высокий, в спортивном костюме, с гнутым носом - стоял он и кричал на маленького щуплого мента. Мент пытался что-то отвечать и казался изрядно напуганным.
- Видал? Ни хуя себе - хач на мента орет! Первый раз в жизни такое вижу. Как это вообще - может быть?.. - поражался Неумержицкий.
- Наверное, это - какой-нибудь очень важный хач: заведует тут игральными аппаратами или еще какой хуйней. А мент - молодой и не обученный как следует…
- Все равно - странно.
- Чем ты мне всегда нравился, Неумержидский, так это - детски-непосредственной манерой удивляться всякой хуйне. Подумаешь… - говорил не менее удивленный Благодатский и прибавлял шаг.
Добирались до платформы отправления электропоездов: проходили вдоль, до самого конца - до забора. Перелезали - чтобы не платить. Доходили до карты движения и расписаний: изучали.
- А, блядь, - ругался Неумержицкий. - Ближайшая электричка - до Долгопы… Придется ехать: следующая - не скоро.
- Погано, - соглашался Благодатский: вспоминал, что некоторые электрички - не останавливаются возле института и общежития, но проезжают мимо: приходится тогда вылезать в Долгопрудном, идти от которого - недолго, но опасно: гопники в тех краях славились необыкновенным зверством и тупоумием; сознательными студентами создавались даже специальные формирования - для борьбы с ними. - Мне после вчерашнего - не хватало только еще сегодня на гопоту нарваться…
- Да они испугаются тебя, убегут, - убежденно говорил Неумержицкий и добавлял: - В натуре - хуево выглядишь…
- Надо думать… - кивал Благодатский. - Любовь, Неумержицкий, злая штука. Часто вот так вот бывает - возьмет, да и напиздюляет тебе ни за что ни про что…
- Ты, Благодатский, - поэт! - смеялся. - А напиздюляла тебе не любовь, а те алкаши, с которыми ты бухал…
- Я тебе - в метафорическом смысле излагаю, мудак. Если бы не любовь - хуя бы я в такой ситуации оказался… - стояли на платформе в ожидании среди прочих пассажиров и разговаривали.
- Ты? Ты бы оказался, ты бы еще не в такой ситуации оказался! У тебя шило в жопе - без приключений двух дней прожить спокойно не можешь, ломать начинает - без приключений. Скажи еще - не так…
- Да в общем-то - так… Но и любовь здесь тоже присутствует… Так или иначе.
- В смысле - поебаться охота?
- Не только… Сам знаешь, скольких я девок продинамил, с которыми мог ебаться и ебаться в свое удовольствие. Здесь что-то другое, не знаю - что…
- Мудак ты беспокойный, Благодатский. Вот и все объяснение. Делом тебе нужно заняться каким-то…
- Возможно. Я и так занимаюсь делом - читаю.
- Читаешь… Я вот тоже читаю, только никакое это не дело. Я тебе больше скажу - тебе за твою дурь книги нужно благодарить, а не гены предков-разбойников, про которых так рассказывать любишь…
- Да мой пра-пра-прадедушка… - кобянился Благодатский.
- Слышали уже, не перебивай. Эти твои писатели любимые - страшная зараза, без них ты вполне приличным человеком был бы. Учился бы себе потихоньку и тусовался бы с какой-нибудь одной девкой, на которой потом женился бы. И - никаких кладбищ и прочих ночных приключений.
- Неумержицкий, радость моя, так это ж ведь - тоска…
- Ну да, тоска… Я не к тому, что читать не надо. Надо, еще как надо. Иначе - таким же мудаком, как все сделаешься, - с презрением обводил взглядом стоявших неподалеку: маленьких гопников, мужиков с пивом, некрасивых девок. - Просто - нужно иметь в виду - откуда ноги растут…
- Ты прав, наверное… - подумав, соглашался Благодатский. - Книги - отрава. Но я лучше совсем уродом сделаюсь, чем перестану читать и стану нормальным. На хуй нужно… Да, и девки мои, видимо, - все оттуда.
- Оттуда, оттуда. Уж поверь.
- Не могу понять только: почему среди них столько - с еврейской кровью? Я так евреев не люблю…
- И эта - тоже еврейка?
- Да нет вроде, не еврейка… Говорила, что отец - из Болгарии…
Подъезжала электричка: садились друг напротив друга. Улыбались: доставали - по книге, и принимались читать.
Приезжали в Долгопрудный: старались быстро добраться до общаги - не слишком ускоряя при этом шаг. Пристраивались к студентам-физтехам, собравшимся в кучу со всех вагонов электропоезда и неровной толпой тянувшимся узкими городскими пешеходными дорожками - к домам-общагам.
В общаге - с едва заметным облегчением входили в двери и проскальзывали мимо равнодушного старого вахтера: крутанув у него перед носом лопасти входной вертушки. Поднимались лестницей на третий этаж, находили комнату брата Неумержицкого. Стучали.
Брат раскрывал дверь, впускал их:
- А, приехали! От Долгопы шли?
- Ну да…
- Нормально?
- Нормально.
- Заебись. Проходите, хули встали…
В узкой длинной комнате сильно пахло: мусором и кошкой. Расставленная по стенам мебель оставляла в середине комнаты лишь узкий проход: здоровались с соседями брата: Стасом и Илюхой, усаживались на кровать, чтобы не мешать ходить.
Брат был высок, небрит и тощ: возился с чем-то - стоя возле кухонного стола. Неплохо выбритые в отличие от него соседи - казались скорее учащимися столярного училища: с большими руками, крупными лицами и добродушно-неопределенными выражениями на них: один - сидел за столом, располагавшимся вдоль стены, противоположной двери: щелкал кнопками мыши, скользившей возле широкого монитора: развлекался компьютерной игрой; другой наигрывал что-то на гитаре - на кровати рядом с ним, свернувшись клубком, спала драная и лохматая рыже-черная кошка. Все трое казались слегка подвыпившими.
- Вы не бухаете, случаем? - спрашивал учуявший вдруг сквозь неприятные запахи - алкоголь - Неумержицкий.
- А когда мы не бухали? Мы все время бухаем, когда не ботаем, ты же знаешь, - отвечал брат. - Можно подумать - вы откажетесь…
- Я - откажусь, - хмуро возражал Благодатский.
- Это почему? - поворачивались к нему, разглядывали фиолетовое на его лице и понимающе кивали.
- Так, ты вроде говорил что тебе нужно с чем-то помочь, - подходил Неумержицкий к брату.
- Ага, помочь, - улыбался тот, открывал холодильник и показывал ряд бутылок. - Нам вчетвером не управиться…
- Ого, - удивлялся Неумержицкий. - А четвертый - кто? Костик?
- Не, Костян съебал куда-то сегодня, - друган должен к Стасику скоро приехать.
- Бадя… - говорил Стасик.
- Чего - бадя? - не понимал Неумержицкий.
- Зовут так: Бадя.
- А-а. Значит - впятером управимся. Бухать-то здесь будем? Мы за компом посидеть хотели: музыки качнуть и чего-нибудь посмотреть.
- Не - в сауну пойдем. У нас в общаге - сауну открыли для студентов: дешевую. А ты, если уж так сложились обстоятельства и не можешь пить, - обращался к Благодатскому, - можешь оставаться тут и лазить в компе: сколько хочешь.
- Так я и сделаю, - соглашался Благодатский. - Хули я буду, трезвый, на пьяных вас любоваться?
- До комнаты потом дойти поможешь! - ржал Илюха.
- Нет уж, увольте, - серьезно отвечал, не обращая внимания на смех. - Здесь останусь…
Раздавался стук в дверь: входил парень, стриженный под горшок и с широким носом-бульбой. Здоровался, говорил с украинским акцентом:
- Не опоздал, гляди-ка! А думал - опоздаю…
- Куда мы без тебя, Бадя, - радовался другу Стасик. - Ждали…
- Ладно, пацаны, пора! - командовал брат Неумержицкого: распределял закуску и бутылки: переносить в сауну, на первый этаж.
- Так что, мне сегодня - не спать? - спрашивал Благодатский.
- Почему не спать? Бадя, ты на пол ляжешь? - спрашивал Стасик.
- Лягу, отчего не лечь, - отвечал Бадя. - Я сегодня с обеда пью, так что может - прямо в сауне вашей лягу!..