* * *
О сапергвозде рассуждать было легко, это была тема, далекая от политики. А вот директива 59 - орешек покрепче. Целый день я листал газеты и не нашел о ней ни слова. Спросить, что ли, у Вилли? Тот здорово разбирается в политике.
Впрочем, какой же я дурак! Да разве можно обращаться за советом к Вилли? Ведь он коммунист, я чуть не забыл об этом. И как мне только в голову пришло такое - просить совета у Вилли?! Нет, к Вилли я не пойду. Нетрудно представить себе, что получится из моего реферата, если материал для него мне даст такой человек, как Вилли.
Но где же мне взять исходные данные по теме? Придется зайти в библиотеку. Недавно я видел там пару новинок - что-то вроде информации для солдат. Или подойти к обер-фельдфебелю Фёрстеру, у которого хранятся все уставы, наглядные пособия, описания оружия и прочие материалы, используемые на уроках в казарме?
Незадолго до окончания рабочего дня я заглянул к Фёрстеру. Оказалось, и у него ничего нет. Вот незадача!
Я уже хотел отправляться восвояси, когда в комнату заглянул лейтенант Винтерфельд, чтобы взять у обер-фельдфебеля настенную карту для занятий. При его появлении я инстинктивно отступил на шаг.
- Что, господин будущий лейтенант? - с видом заговорщика непринужденно обратился он ко мне. - И у вас проблемы с теоретической подготовкой? Небось не нашел для вас подходящей книжки этот старый жеребец Форстер?
Обер-фельдфебель фыркнул:
- Ох уж этот Винтерфельд! Ни шагу без шутки-прибаутки.
Винтерфельд кивнул в сторону Фёрстера, словно хотел сказать: "Ну, вот видите, правильно я окрестил его старым жеребцом".
Я рассказал Винтерфельду о предмете моих поисков.
- Только-то и всего! - засмеялся он. - У меня как раз есть вырезка об этом из газеты "Франкфуртер альгемайне цайтунг". Автор - Вайнштайн. Я собираю его выступления, потому что он здорово разбирается в политических тонкостях. Если обещаете вернуть статью, могу дать вам ее на время, сапер Крайес.
Слава богу, материал найден! Это было как раз то, что надо для доклада. Я сел за столик в буфете, заказал стакан пива и посмотрел на вырезку. Заголовок гласил: "Становится ли угроза войны снова вероятной?" Статья была подписана довольно необычным именем - Адельберт Вайнштайн. Но автор, кажется, знает толк в своем деле. Вот это место: "Выборочный атомный удар". Это то, что мне надо. "Директива 59 усиливает устрашающее действие на противника". Видимо, это подойдет как заголовок для моего реферата. Я не понял только, почему в конце статьи Вайнштайн заговорил о коммунистах. Ведь статья посвящена новой западной стратегии, если я правильно разобрался. Наверное, новая стратегия есть и у русских? Да, но почему тогда директива 59? Я бы понял, если бы была директива 80, поскольку сейчас 1980 год. Меня об этом наверняка спросят, когда подготовлю реферат. Может, добавить к пиву стопочку шнапса для просветления мозгов?
Я как раз собирался встать и подойти к стойке, как вдруг перед моим столиком очутился Вилли.
- Привет, старик. Извини, что я, разговаривая с тобой, прикрываю рот платком. Это чтобы не заразить тебя.
- А что; ты заболел?
Я совершенно забыл о своем намерении впредь не обмениваться с Вилли ни единым словом.
- Да нет, не заболел. Но ты же знаешь, какая зараза исходит от нас, коммунистов. Еще заразишься, а потом будешь обвинять меня в том, что я своевременно не предупредил тебя об опасности инфекции.
Я едва удержался, чтобы не расхохотаться.
- Чего ты, собственно говоря, боишься?
- Я? Ничего не боюсь. Чего я должен бояться?
- Последнее время ты избегаешь меня. Перед всей казармой заявил вслух, что не желаешь иметь со мной никаких дел. А почему? Не знаешь! О пре-е-красный Вестервальд, эвкалиптовая роща! - пропел Вилли. - И все же скажи, чего ты боишься?
Я подумал: "Не знаю". Я действительно этого не знал. Перед самим Вилли я никакого страха не испытывал. Пожалуй, я просто побаивался коммунистов вообще.
- Может быть, ты боишься коммунистов? - Его вопрос попал в самую точку. Однако я ответил:
- Не выдумывай. Я уже сказал тебе, что вообще никого не боюсь. Ни тебя, ни кого-либо другого. Понял?
- Ну хорошо, значит, я ошибся. А скажи, что это ты читаешь?
- Мне надо подготовить реферат.
- О чем? - Вилли заглянул в статью. - Ну и ну, Вайнштайн! Значит, у этого господина ты набираешься ума-разума?! При Гитлере он служил в генштабе, а у нас в Федеративной Республике он полковник в отставке. Взглядов своих не меняет. Если уж возьмется описывать ту или иную проблему в "Франкфуртер альгемайне" или другой газете, обязательно выскажется до конца. Этот тип еще в пятидесятые годы требовал вооружения бундесвера стратегическим атомным оружием. Спустя пару лет вместе с генеральным инспектором бундесвера Треттнером он добивался, чтобы на границе с ГДР был заложен минный атомный пояс. А сейчас какие идеи высказывает господин Вайнштайн? "Надо выбить наступательное оружие из рук противника", - процитировал Вилли, заглянув в статью. - А это означает не что иное, как нашу готовность к наступлению. Интересно, кто дал тебе эту вырезку?
- Лейтенант Винтерфельд, - тихо сказал я.
- Ах вот оно что! Господин лейтенант, стало быть, тоже из этого гнезда. А тебе известно, что неонацистская партия выставляет Винтерфельда кандидатом на выборы в бундестаг? Вероятно, знаешь ты и о том, что он хочет создать из солдат бундесвера военизированную организацию. И раз уж Вайнштайн к тебе подбирается, то, стало быть…
Мне сделалось не по себе, когда Вилли сказал это, но я постарался не показать виду. Только откуда ему все это известно?
- Готов спорить, что к нападению на общежитие эмигрантов в Фовинкеле приложил свою лапу Винтерфельд. Разговоры о том, что этот акт организовали одиночки-террористы, только для дураков. Тут замешаны неофашисты, эти свиньи.
Голос мой дрожал от волнения, когда я попытался переключить внимание Вилли на статью.
- Оставим это происшествие в покое. Хотелось бы знать, что ты думаешь о содержании статьи. По-моему, все тут изложено правильно. Ведь если вести войну с выборочными целями, убитых будет меньше, а это уже кое-что! Разве не так?
- Ну вот видишь, - ответил Вилли. - Тут уже речь идет не о двух убитых, как было в деле с поджогом общежития, а об ограниченной атомной войне. Ничего себе прогресс, а? И каким количеством убитых ты собираешься ограничиться? Десять миллионов? Или на миллион больше?
* * *
…А теперь, уважаемые дамы и господа, слушайте репортаж о финальном бое боксеров сверхтяжелого веса. Вилли Бартельс, как вы знаете, вызвал на поединок чемпиона Лутца Винтерфельда. Судит матч всемирно известный рефери Петер Крайес. Вы, наверное, знаете, дорогие слушатели, что Винтерфельд - уже давно звезда первой величины среди боксеров своего класса, а его соперник пока еще не очень известен широкой спортивной общественности…
Итак, первый раунд начинается. Претендент стремительно наступает. Винтерфельду с трудом удается отбивать град ударов. Брэк! Господин судья, почему вы не разводите противников? Вам следовало бы развести их. Но посмотрим, что будет дальше…
Теперь наступает Винтерфельд. Его правая добирается до подбородка Бартельса. Что? Запрещенный прием? Помилуйте, откуда вы это взяли, господин судья?
Уважаемые зрители, дамы и господа, мне кажется, судья Крайес допускает совершенно непонятные ошибки. И почему-то каждый раз в пользу претендента. Это тем более непонятно, что Крайес до сих пор считался одним из самых уравновешенных, я бы сказал, даже сдержанных в своих оценках судей.
Но вот Вилли Бартельс опять переходит в наступление. Он делает прямой выпад левой. Нокдаун! Стоп, господин судья! Почему вы ведете счет так быстро? Семь, восемь… Гонг!..
У меня складывается впечатление, дамы и господа, что мы с вами станем свидетелями грандиозного спортивного скандала. Неважно, как кончится эта встреча. Я думаю, международная федерация бокса наверняка опротестует результат и назначит новый матч. За годы работы спортивным комментатором я повидал многое, но такого, как этот первый раунд, еще не приходилось…
А вот и второй раунд… Как быстро летит время… Крайес дает сигнал к началу пятнадцатого раунда. Зрители свистят, деревянный пол сотрясается от топота ног. Оба противника яростно бросаются в схватку. Нет, это уже не бокс, это скорее похоже на американский "кэтч". А судья на ринге? Что же он делает? Он нейтрально устроился в углу и наблюдает за безобразной сценой. Да, мои дамы и господа, сказать мне больше нечего. Судья аплодирует! Он подбадривает претендента! Он подыгрывает ему. Теперь Вилли Бартельс бьет своего противника мощными направленными ударами, рассчитанными с точностью часового механизма. Винтерфельд едва-едва защищается. Да и что ему остается делать при таком необъективном судействе? Встреча для него проиграна. Вот он снова падает, а судья Крайес повисает на плечах претендента, топчущего ногами поверженного противника.
Публика неистовствует. Люди вскакивают со своих мест и бросаются с кулаками на судью, который все еще не отпускает Бартельса. Судья между тем начинает подавать резкие пронзительные сигналы своим свистком…
* * *
Раздался свисток дежурного унтер-офицера.
- Приготовиться к инспекционному обходу помещений! Приготовиться к обходу!
Ах, эта проклятая вчерашняя выпивка! Надо же, какой кошмар приснился! А ведь мне еще готовить материал для реферата. Критические замечания Билля не выходили у меня из головы. Итак, старый нацист ратует за новую войну. Наверное, тема реферата будет мне сейчас все-таки не по плечу. Может быть, Радайн даст отсрочку на полмесяца?
* * *
К моему удивлению, Радайн спокойно воспринял просьбу отложить реферат.
- Хорошо, Крайес, спасибо, что вы предупредили меня, - только и сказал он, когда я на следующее утро обратился к нему.
А я-то ожидал, что будет разнос почище светопреставления. Однако все обошлось.
- Придется обсудить пока другую тему, - сказал Радайн. - Да и времени на подготовку у вас действительно было мало. Может быть, отсрочка даже и к лучшему, потому что я смогу еще раз затронуть эту тему в рамках боевой и политической подготовки по программе маневров НАТО "Винтекс". Заметьте-ка это себе.
- Слушаюсь, господин капитан, - ответил я заплетающимся языком и поспешил покинуть помещение.
Интересно, почему он не устроил мне выволочку? Может, Радайн вообще махнул на меня рукой или предвидел заранее, что я не сумею подготовиться? Или просто хотел испытать мои способности? Чем дольше я раздумывал над этим, тем лучше понимал, что для Радайна я теперь последний человек и что теперь он не даст мне ходу. На практических занятиях я отстающий, по теории тоже не смог вовремя выполнить поручение. Значит, гуд бай, учеба на курсах! Лучше бы мне не соваться совсем. Опять мое новое начинание провалилось.
* * *
Настроение после конца рабочего дня было у меня довольно паршивое. Вечером я снова поил пивом свой внутренний голос, нашептывавший мне: "Парень, ты профукал свои унтер-офицерские курсы". Вот почему в этот вечер я вместе с друзьями поехал к Марии, что делая редко: обычно такие поездки кончались пьяной оргией. Но сейчас мне и хотелось чего-нибудь такого. Мне все было безразлично, и я решил выкинуть какой-нибудь фортель, но пока еще не знал, что это будет: свалюсь ли я спьяну на утренней поверке, сорвусь ли на пару дней в самоволку, разломаю ли сосисочный киоск или отведу душу у Марии. Для первых двух вариантов я был слабак, духу не хватило бы. Для третьего силенок было маловато. Оставался последний вариант - Мария. Коли мне не повезет, решил я, пусть не повезет. Скоро мне придется сменить в гарнизоне нашу комнату на двоих и перебраться в казарменное помещение на десятерых, опять стать рядовым сапером и копать вместе с Йоргом и Вилли траншеи для кабеля.
Мария была хозяйкой маленькой закусочной: несколько столиков, стойка, высокие табуреты, бильярд, игральные автоматы. Сосиски с соусом керри и жаренным в растительном масле картофелем, бутылочное пиво, рюмочка крепкого. Закусочная была расположена минутах в десяти езды от гарнизонных ворот в сторону Эльберфельда.
Ребята из нашей роты были там постоянными посетителями. Почти каждый вечер мы навещали Марию. Если приходилось нести караульную службу или объявлялось состояние боевой готовности, кто-нибудь, свободный от службы, ехал туда и делал заказ на то время, когда будет подана команда: "Вольно, разойдись. Можете отдыхать". Если же дежурный офицер был строг и не давал никому увольнительной, случалось, мы просто звонили Марии по телефону, и она сама доставляла все необходимое прямо в указанное место поблизости от расположения гарнизона. Фамилии хозяйки заведения никто не знал, все звали ее просто Марией. Ей было лет 40 или 50, особой красотой она не отличалась, хотя ходили слухи, что она оказывала солдатам услуги не только гастрономического характера. Пауль, мой сосед по комнате, был в это время фаворитом Марии. Он имел привилегию входить за стойку и бесплатно брать булочки, но сейчас Пауль как раз находился в отпуске.
Итак, я начал прощупывать почву, весь вечер заигрывал с Марией и опрокидывал рюмку за рюмкой. Потом, незадолго до полуночи, провел опыт: попытался украсть булочку. Хотел посмотреть, как Мария прореагирует на это. Опыт удался. Хозяйка лишь поощрительно подмигнула мне, когда я довольно демонстративно засунул руку в ящик с булками.
"Ого, Крайес, - сказал я себе, - все идет не так уж плохо". С этого момента я прекратил заказывать спиртное и даже попросил у Марии чашечку кофе.
- Что, не лезет больше в глотку? - засмеялся один из завсегдатаев.
Я только кивнул, отхлебывая глоточками горячий кофе.
- Я всегда говорил, - продолжал язвить этот зловредный тип, - что саперы все умеют, не умеют только пить. За твое здоровье!
Заказав одну за другой три чашки кофе, я понемножку пришел в себя. Мария готовилась закрывать лавочку.
- Еще полчаса можете сидеть, - разрешила она остававшимся в закусочной парням в оливково-зеленой форме. - Ну а ты, - позвала она меня, - вроде бы более или менее трезвый. Поможешь мне отнести в погреб пустые картонные коробки.
Значит, до закрытия остается полчаса. Так сказала хозяйка. Всего-то работы - оттащить картонки в подвал и убрать помещение. Думаю, пяток минут удастся выкроить, чтобы нам с Марией побыть наедине.
* * *
Я выдержал испытания по подготовительному учебному курсу. Не меньше моего удивился и Цандер из Кельна, который тоже сдал экзамены, хотя отличался нерадивым отношением к учебе, регулярно опаздывал на службу и всегда был подшофе.
- Может, все дело в том, что у них нехватка кандидатов в унтер-офицеры из саперов? - ворчал он. - Думаю, они просто не дали мне провалиться, иначе со временем остались бы вообще без унтер-офицеров.
Может, так оно и было. Думаю, и меня приняли по тем же соображениям. Но ведь на должность командира отделения моя кандидатура была запланирована твердо. Почему же они отпустили нас на учебу и чему еще нам предстояло обучиться?
Дорогая мамуля!
Спасибо за твое письмо. Конечно, нелегко было тебе услышать о моем аресте и наверняка еще тяжелее узнать, за что меня посадили. Соучастие в убийстве! В убийстве Йорга! Да ведь это же форменная бессмыслица! Не мне убеждать тебя в этом. Ты и сама это понимаешь.
Не придавай болтовне большого значения, пусть в деревне говорят, что хотят. В конце концов дело прояснится. Я пока что и сам не знаю, как все произошло. Поэтому всякие упреки беспочвенны.
Сейчас, когда я пишу это письмо, я подумал, что мне нелегко было бы объяснить тебе случившееся. Сначала надо самому переварить события.
Не сердись, что так мало написал.
Еды у меня тут хватает, честное слово.
С наилучшими пожеланиями
Петер.
Р. S. Видишь ли ты хоть изредка фрау Мантлер? Как ее дела?
- Ты слышал о взрыве бомбы на октябрьском празднике в Мюнхене? - спросил Йорг, сидевший на краешке моей кровати. - Это просто невозможно понять.
- Слышал, что же тут непонятного?
- Ну как же, жертвами взрыва оказались ни в чем не повинные немцы, - продолжал Йорг, не торопясь ответить на мой вопрос. - Почему же организаторы пошли на такую акцию, почему? Открою тебе один секрет, Петер, но это должно остаться между нами. В Майнбуллау находится законсервированная ракетная база американцев, а при ней склад оружия. Там работает один из наших друзей. Это вожак антибольшевистского фронта.
Вскоре после взрыва бомбы в Мюнхене его, к сожалению, уволили, но он еще раньше позаботился достать ключи от одного из оружейных складов. Петер, дружище, чего только не натащили мы оттуда! Можно вооружить целую дивизию. Иногда попадались даже осколочные ручные гранаты. Но для чего все это оружие? Понимаешь, Петер, я хочу, чтобы оно использовалось в честном бою. Против всех этих разложившихся дерьмовых партий, против наплыва в страну иностранцев, против наших собственных государственных бонз и против всей еврейско-большевистской нечисти.
"Ты действительно считаешь, что со всем этим надо бороться?" - хотел спросить я его, но Йорг был слишком возбужден, чтобы понять мой вопрос.
- А теперь этот инцидент на октябрьском празднике, - продолжал он. - Ты знаешь, кто едва не оказался среди жертв взрыва? Мои родители! Ты удивлен, да? Незадолго до взрыва, всего за двадцать минут, они сидели на том самом месте, где взорвалась бомба. Они давно мечтали хоть разок побывать на этом празднике. И в этом году их мечта наконец сбылась. Представь себе, что этим свиньям удалось бы сделать моих стариков покойниками! Разве для этого мы добывали оружие? Винтерфельд поддерживает тесные связи с Гофманом и его военно-спортивной группой. А если бы меня послали проводить мюнхенскую операцию? Я бы стал убийцей собственных родителей. Нет, Петер, это не что иное, как предательство интересов национального движения.
- Я все еще не совсем понимаю тебя, - ответил я, потому что действительно не мог до конца понять, что он за человек.