Я швырнул полотенце в тазик и оделся.
- Куда направляешься? - спросил из своего кресла отец.
- На стадион, - буркнул я в ответ. - А позже загляну в пивнушку.
* * *
В конце следующей недели состоялось наше примирение с Петрой. Оставалось еще надавать разок-другой Марко, но у меня рука не поднялась.
Петра позвонила и спросила, почему я не пришел тогда. Я опешил: она развлекалась с Марко и при этом еще задает вопрос, почему я не пришел!
Это был длинный телефонный разговор. Петра уверяла, что никакого Марко не было, что она с нетерпением ждала меня.
Поначалу я не верил ни единому ее слову. Одних заверений для меня было недостаточно. Но позже заколебался, поддался, наверное, стремлению к близости. Две недели я не видел Петру, все казарма да казарма. А воскресенье оставалось моим последним шансом, так как вечером нужно было возвращаться в Вупперталь…
Родители мои только что ушли к мессе, мы быстро поднялись в мою комнату, бросились на кровать и первые десять минут целовались. Когда же я начал действовать смелее, Петра вдруг сказала:
- Знаешь, и в этих подштанниках ты все же далеко не Джон Травольта.
- А я и не хочу на него походить, - отшутился я, но про себя решил, что хотя бы небольшое сходство с этим артистом мне не помешало бы.
- С чего это ты напялил форму? - продолжала выспрашивать Петра. - Если надеешься поразить меня этими тряпками, то ошибаешься. Как и тем, что собираешься подписать с бундесвером контракт на двенадцать лет. Если не хочешь меня потерять, подумай, стоит ли делать это.
- Иди ко мне и не будем говорить об этом…
- А кто начал? - возмущенно спросила Петра, и следующие пять драгоценных минут ушли на то, чтобы успокоить ее. Я поставил пластинку с записями Гарри Белафонте, и комнату наполнил его голос. "Моя зазноба из Венесуэлы…" - пел он.
- Моя зазноба, - прошептал я Петре на ухо, но этот прием особого успеха не возымел. Проклятие, чего я, собственно, малодушничаю?
Я провел рукой по ее груди, почувствовал, как крепнет возбуждение. Меня бросило в жар. Добрался до бюстгальтера, попытался расстегнуть его. Черт возьми, зачем она напялила эту тряпку? Пришлось пустить в ход вторую руку. Петра скорчила гримасу, коротко бросила:
- Не надо, я сама!
Это было обидно слышать. А кстати, сколько уже времени?
"У красавицы Марии появился маленький мальчик, и она дала ему имя Христос", - пел Белафонте.
Нет, никаких мальчиков, никаких девочек. Так далеко мы не зайдем… Черт возьми, все время что-то отвлекает. А месса уже идет к концу.
Еще осталось четверть часа! Я поглаживал тело Петры, она отвечала зовущим движением.
Неожиданно что-то грохнуло.
Это с треском упал рычаг автоматического проигрывателя.
Я пришел в остервенение.
- Ну, иди, иди ко мне, - зашептала Петра.
Но мое возбуждение вдруг исчезло.
- Проклятие! - Я смущенно закашлял.
Часы на соборной башне пробили один раз - все, четверть восьмого, месса окончена.
- Пусти меня, ничего я не хочу! - в сердцах проговорила Петра. Она села на край кровати и начала одеваться. Совсем упав духом, я перевернулся на спину, взял с тумбочки сигарету.
Полное поражение! А что дальше? Ужин, вокзал, Вупперталь. И снова унылая казарма. Разве что завалиться куда-нибудь с Йоргом…
- Кончай мечтать и одевайся. Поторапливайся, - нервничала Петра. - Сейчас вернутся родители.
- Ах так, ты еще давишь мне на психику! Как и весь вечер. Это ты виновата.
- Кто? Я? Как это так?
- А кто все время шипел? Этим ты и вывела меня из себя. А хотелось покоя, уединения. Марко, возможно, порасторопнее меня, вот с ним и займись!
Я отдавал себе отчет в том, какие грубые оскорбления наношу Петре, но сдержаться не мог - просто как с цепи сорвался. Сорвалась и Петра.
- Совсем уже разум потерял, наверное, из-за пива и шнапса! - съязвила она. - Хватит валяться и выдумывать всякие гадости! У меня нет никакого желания пререкаться с тобой, а затем еще вдобавок слушать лекцию твоих родителей о недопустимости добрачных отношений!..
После ужина мать одарила меня пятьюдесятью марками, и мы отправились с Петрой на вокзал. Собственно, она имела полное право не провожать меня после того, что я ей наговорил.
- О чем думаешь? - прервала она молчание по дороге.
- О чем? Естественно, о бункере, в который вернусь через пару часов.
- А о чем-нибудь другом ты не можешь поразмышлять? Бундесвер никуда от тебя не денется всю следующую неделю.
- Но я должен настроиться, понимаешь? Впрочем, тебе этого не понять.
- Ладно, раз мне не понять, - резко бросила Петра, - то будет лучше, если остаток пути ты проделаешь в гордом одиночестве. Сам себя и утешай. Не могу никак сообразить, что я нашла в тебе - в таком ядовитом карлике?
Она развернулась и пошла прочь.
- Сама ты ядовитый карлик, - буркнул я под нос.
Итак, окончательный разрыв? Кажется, я должен был поторапливаться, чтобы успеть к поезду.
Уже в купе я подсчитал, сколько выпил пива: получалось много. Но я был удивительно трезв, во всяком случае, так мне казалось. При пересадке в Кёльне у меня хватило времени, чтобы купить еще три банки и постараться забыть неприятности.
Около 23 часов я был уже в Эльберфельде. Увольнительная - до утра. Отправляться в казарму было еще рано. Я зашел в привокзальный пивной бар. Там застал кое-кого из своей роты. Ребята тоже решили подкрепиться перед сном грядущим. Начали мы с пол-литровых кружек; это показалось более экономичным, да и для владельца бара удобнее, поскольку ему приходилось меньше бегать. В баре кое-где виднелись группки пассажиров обычного гражданского вида, зато заметно прибавилось число коротко стриженных парней с вещевыми мешками. Бернд из третьего взвода, за которым в роте закрепилась кличка Лошак - его подбородок действительно походил на нижнюю челюсть трехгодовалого жеребца, - первым дошел до нормы. Он вызвал на спор владельца бара, утверждая, что может двумя пальцами поднять за ножку стул и держать его над головой. Мы уже знали этот трюк, но хозяин - нет, и бедолаге пришлось выставить за проигранное пари по кружке пива каждому присутствующему военному.
Несколько позже Бернд продемонстрировал еще один трюк для остававшихся в зале пассажиров: он заглотнул цепочку от своего личного знака. Через некоторое время вытащил, обратив внимание зевак на то, что цепочка с одной стороны почернела.
- От воздействия желудочного сока, - сообщил доверительно Лошак, вызвав немалое удивление присутствующих.
С этого началась новая "круговая".
В половине третьего ночи мы сошлись на том, что трех часов сна будет вполне достаточно, и отправились в казарму. Пока ехали в такси, я снова прикинул, сколько за воскресный день выпито пива. Но подсчитать не смог - клонило ко сну.
Утром меня все еще пошатывало, глаза были красными, в желудке урчало. Во время утреннего осмотра выяснилось, что Альфред, владелец БМВ, не вернулся из увольнения. К полудню стадо известно: по дороге в казарму Альфред врезался в дерево. Экспертиза установила, что он выпил вдвое больше допустимой нормы. Фельдфебель поинтересовался, кто был близок с Альфредом и мог бы передать его жене несколько цветочков "от боевых товарищей".
Маршируя на обед, мы, как обычно, пели бравые песни. Но песни не могли отвлечь меня от невеселых мыслей.
Неужели то, что случилось со мной, когда я был с Петрой, произошло от выпивки? Ах, теперь все равно!
Альфред! Какая жалость! Только что женился, правда, из-за денег, которых жена зарабатывала больше, чем он. Как же у них, интересно, строились интимные отношения?
Затем я подумал о том, что тоже мог погибнуть: сошел бы поезд с рельсов или произошла авария такси в Вуппертале.
Газеты сообщили бы: "Тяжелая автокатастрофа произошла в центре Вупперталя. На стоявшее по всем правилам у светофора такси, в котором находились пять человек, вчера ночью наскочил грузовик с прицепом. Погибли водитель такси, а также четверо солдат бундесвера, возвращавшихся в казарму. Среди них и сапер Петер Крайес…"
Вот когда раскаялась бы Петра! Вот когда она вспомнила бы "ядовитого карлика"! Но поздно. Раньше надо было думать, а не снюхиваться с этим Марко. Теперь вот плати по счетам. Эх, попасть бы, что ли, на самом деле в аварию!..
Но только чтобы никаких смертей. Пусть будут ранения, при виде которых Петра возьмет свои слова назад, начнет регулярно приходить ко мне в госпиталь и клясться в вечной верности.
Ах, Крайес, старина, ты размечтался и словно бредишь!
* * *
Вскоре мне пришлось в качестве писаря перекочевать в Остмарк.
Но я хотел бы продолжить учебу, поэтому через несколько дней после перевода написал рапорт об отказе от сверхсрочной службы и получил разрешение вернуться в свою прежнюю часть. Мне показалось, что я попал домой.
Домой ли, старина? Неужели это старое, затхлое здание ротной казармы может стать твоим родным домом? Человек ко всему, конечно, привыкает. Даже к режиму бундесвера.
Пришло время приступить к полной программе обучения саперов-трубопроводчиков. Заправка, насосные станции, трубопроводы. Теперь я чаще навещал Йорга. Мы решили не упускать возможности видеться. Время от времени он предлагал мне книги из своей библиотечки. Я брал, но почти не заглядывал в них. Скука зеленая - международная политика. Куда больше мне импонировала болтовня с Йоргом, просто слушай его, когда он, развалившись на кровати, произносит свои монологи.
- Петер, наш федеральный канцлер производит впечатление способного политика. У него непререкаемый в Европе авторитет знатока экономических проблем. Но у него есть один крупный недостаток: он не умеет увлечь людей. Вспомни дискуссию в программе телевидения. Этот нескончаемый поток слов, который ничего никому не дает, как сотрясение воздуха. К чему я веду? Мы должны стать тесно сплоченным народом, старина. Нам прожужжали уши: старшее поколение сделало невозможное, создало все условия для жизни. Для жизни? Не тут-то было! Немцы отдают пыльную работу иностранным рабочим, а те в большинстве своем просто недоноски. С такими в одном государстве я жить не хочу. Избави бог! Знаешь, что надо сделать? Вначале вышвырнуть их из страны, а затем добиться настоящего сплочения нашего народа. Известно ли тебе, сколько турок умудряются уместиться в одной легковой машине?
- Ну, положим, пять.
Йорг присвистнул:
- Заблуждение. Двадцать девять! Двое впереди, трое сзади и двадцать четыре в багажнике. Сила, не так ли?.. Впрочем, на чем я остановился? Ах да, вспомнил! Со временем и нашим безработным-ночлежникам придется пойти работать. Когда я вижу из окна, как этот сброд толпится у входа в ведомство социальной помощи, меня охватывает гнев. Они выходят с очередной подачкой в кармане, усаживаются на первой попавшейся скамейке в парке и начинают накачиваться спиртным. Нет, они должны работать и только тогда станут людьми.
А иначе это потерянный в борьбе за существование человеческий материал. С этим будет покончено. Наш холмистый социальный ландшафт в один прекрасный день станет идеально гладким. Это я тебе, Петер, обещаю…
- Где ты всего этого набрался? - прервал я Йорга.
- Сам дошел, - последовал ответ.
- Ну, брось, обычно ты распространяешься не так складно.
- Возможно, я это где-то вычитал, - сдался Йорг, - Но здесь имеются и мои мысли. Правда! Тех. кто не способен приноровиться к нашей культуре, необходимо ссылать в негритянские гетто. В Африку, в пустыню. Вот тогда спецслужбам прибавится работки. А если объявится кто-то, кто заноет у нас о правах человека или о чем-нибудь подобном, с таким разговор должен быть коротким - убрать. Ни более ни менее. Усвоил?
Крепко закручено, Йорг. И прямо целая программа. Не то что болтовня иных политиканов, пустая и занудная. Что ж, разберемся. Анекдот о турках? Кто только сегодня не рассказывает анекдоты! А вот что касается конституционных прав, то тут я не соглашусь. Кишка тонка у Йорга изменить эти права. Хотя он все время говорит "мы". Кто это "мы"?
И правда, где он всего этого поднабрался? Раньше я как-то не замечал, что политика занимает его. Возможно, потому, что после общеобразовательной школы мы почти не встречались. Я поступил в гимназию. Теперь Йорг получал другие домашние задания и уже не списывал из моих тетрадей. В гимназию я ездил на велосипеде, Йорг же отправлялся пешком. Когда ему исполнилось 16 лет, он обзавелся мопедом, а я по-прежнему крутил педали. Иногда я заходил в гараж, где Йорг колдовал над своим скороходом. Он сумел выпросить у старого Арнольда вакантное место ученика при заправочной колонке фирмы "Шелл".
Наши встречи возобновились после того, как стало известно, что служить нам предстоит в одной части. Я тут же отправился к Йоргу, и мы от души поболтали. Я не чувствовал разницы между нами, в том числе из-за гимназии. Скорее наоборот. Йорг, пожалуй, даже вызывал у меня восхищение, так как теперь водил тяжелый БМВ и до сих пор не имел ни одного прокола. В бундесвер мы оба шли с охотой. Еще на гражданке четко составили свои планы: Йорг будет служить водителем, разъезжать по всей округе и меня не забудет прихватить при случае, а наша привлекательная форма не оставит равнодушными местных дам. Что же до унтер-офицеров, так ничего они нам не сделают. Будем крепко держаться с Йоргом друг за друга, даже поселимся в одной комнате.
Однажды по дороге в Вупперталь Йорг опять разошелся по моему адресу.
- У тебя пустота в голове! Ты должен многому научиться за время службы в бундесвере! - поучал он.
Его понесло. И с этим идиотом я собирался жить в одной комнате? Ну, нет!
Но вот произошла наша непредвиденная встреча в кабачке Норберта, потом разлад с Петрой, и я снова прилип к Йоргу. Перебрался в его комнату, как планировал с самого начала. Решил: поживем - увидим. Если у нас с Йоргом все пойдет гладко, получится исключительный тандем. Лежа на кровати, я размечтался. Скоро меня сделают новоиспеченным ефрейтором. Уже неплохо. Возможно, на курсах нас обучат и подрывному делу. Голубая мечта Линского. Вот бы устроить фейерверк, рванув заряд тринитротолуола! А потом поднять на воздух самый настоящий мост… Танки противника стремительно приближаются, они уже грохочут по мосту, а тут - бамс! И кончено.
- О чем размечтался, будущий унтер? - иронически прозвучал с соседней койки голос Пауля. - Поди, уже представляешь, как помучаешь нас, как только доберешься до власти? "Ложись!", "Приготовиться к броску!", "Вперед!", "Быстрей! Быстрей!" А я, признаться, надеялся, что ты останешься порядочным человеком.
- Ладно, заткнись! - озлился я. - Ни о какой муштре не может быть и речи. Я стану лучшим командиром отделения в роте. У меня никто не загремит на гауптвахту, потому что я сам знаю, как это случается.
- Надеешься обвести вокруг пальца командира роты, если он кого-то прижмет?
- А почему бы и нет?
- Чуда", ты и представления не имеешь, что будет, если командир узнает о том, что ты даешь кому-то поблажку. Попадешь в дерьмовую ситуацию. Взыскания так и посыплются.
- Но можно избрать золотую середину! - Я отлично понимал, что имел в виду Пауль, но очень не хотелось, чтобы он меня совсем доконал.
- Какую еще золотую середину? Или на полную катушку, или совсем ничего. Или ты поймешь, или тебя поймут - вот в чем суть, - парировал Пауль.
- Ну, это уж слишком! Сейчас опять пробивает себе дорогу классическая система военной подготовки и обучения.
- В отличие от тебя мне она помогает понять, что за музыку здесь разыгрывают. Старина, ведь заканчивается четвертое полугодие! Выражаясь гражданским языком, четвертый семестр.
- Ты злишься оттого, что не сдал вступительные экзамены на унтер-офицерские курсы! - бросил я ему. - И поплатился. Ведь унтер получает целую сотню марок прибавки! Что ж, оставайся ефрейтором. Ефрейторы тоже нужны.
- Только что ты болтал о том, что никого не обидишь, а у самого высокомерия хоть отбавляй. Так со всеми случается после присвоения званий. И ты не лучше других.
- Ладно, выговорись… О, Вилли! Привет-привет! Зашел на огонек?
- Привет, черти! В нашей будке одиннадцать коек, а у тебя вскоре будет собственное прибежище, - обратился он ко мне. - Правда, без горячей и даже без холодной воды. Кстати, как чувствует себя будущий унтер накануне производства? Что-то мы давно с тобою не грешили. Не пора ли? Или теперь у тебя голубая кровь?
- Просто окончились визитки, которыми я обычно приглашаю друзей на встречи, - парировал я. - Пока типография выполняет мой новый большой заказ, можем посетить одно прелестное местечко.
- Не торопись, старина, сначала скажи: в твоем саперном трубопроводном тайнике достаточно средств, чтобы доставить капралам приятный послеобеденный отдых?
- Моя перегонная станция всегда готова, но вот денежная цистерна несколько опустела. Придется добавить. Ладно, старики, в путь. Ты идешь, Пауль?
- Нет. У меня свидание с Марией.
- Тогда - приятного времяпрепровождения! Пошли, Вилли.
- И не забудь, - бросил вдогонку Пауль, - когда будешь начальником, никакого панибратства со старшими и младшими по званию! Тогда не возникнет конфликтных ситуаций.
В автобусе, который вез нас в Эльберфельд, мы планировали, как проведем этот вечер. Вилли предложил пойти в кинотеатр, но на это у меня не было никакой охоты, ибо я настроился на приключения.
- Слушай, в "Копне" мы можем подцепить пару "мартышек". Они там никогда не переводятся, - предложил я.
- Как хочешь. В "Копну" так в "Копну". Повеселимся на сеновале.
К моему разочарованию, в "Копне" оказалось безлюдно. Мы сидели у зеркальной стены и чертовски скучали.
- Где же твои "мартышки"? - спросил Вилли.
- Ума не приложу. Возможно, увидели тебя и разбежались.
- Понятно, - улыбнулся Вилли. - Что им взять с отца семейства? Вот ты для них - в самый раз. Может, мне исчезнуть, чтобы твои акции повысились?
- Да ты что? Ни в коем случае! Мне может понадобиться солидный стареющий господин.
- О ком это ты?
- Да о тебе, старина. Если к нашему столику подсядет юная "мартышка", она наверняка подумает: вот сидят двое - отец и сын. Тогда я и смогу приступить к делу.
- Не такой уж я старый, - с деланной обидой проворчал Вилли.