Практически все пассажиры в нашей стране, независимо от уровня образования, возраста и пола, социального статуса и вероисповедания, первым делом, получив билет, смотрят: не счастливый ли он. Конечно, многие никогда не признаются в суеверии, да еще и на смех поднимут, когда над ними подшучивают. Но в глубине души верят. И для того, чтобы примета сработала, тишком, незаметно для окружающих, глотают счастливую бумажку – а вдруг?! Люди любят чудеса. Может быть, поэтому даже самый последний тунеядец и раздолбай в России умеет складывать в уме несложные числа. Кто знает?!
Окно неприятно холодило висок Дениса, прислонившего к нему голову. Он не обращал на неудобство внимания, наблюдая за застекольной жизнью. Словно в старом документальном кино с полустертыми и поцарапанными кадрами, мельтешили перед ним или замирали на остановках ничем не примечательные картины с жалкими тусклыми городскими пейзажами.
Да и таковыми их можно было назвать с большой натяжкой. Из всей природы – забитая асфальтом земля, унылые облезлые дворняги, деревья с огромными раковыми опухолями и купированными ветвями. Из года в год подрезают их, стараясь сделать красивыми и величественными, но результат получается прямо противоположный. Нагие деревья напоминают торчащие из земли обрубки рук, немо взывающих небеса о милости.
– Наткнешься спьяну на такого урода в темноте – в штаны наделать можно. – Не от страха, конечно, – усмехнулся Денис, вспомнив шутку из компьютерной игры, – а от лютой ненависти… К благоустроителям-озеленителям нашим. Им бы чего-нибудь подрезать…
Ветер тяжело вздохнул. Перевернутые вверх тормашками одеревеневшие пауки в предсмертной судороге задрыгали ногами, не замечая жертв – людей, шмыгающих по паутинкам дорожек и улиц, расчленяющих гниющее тело города. Пораженный смертоносными вирусами времени, он тщетно сопротивлялся недугу, обманывая самого себя сиянием фонарей, витрин и рекламы, уговаривал, что все в порядке, и ничего ужасного не происходит.
– Те же самые аквариумы, – призадумался Денис. – Автобусы, машины, магазины, дома, квартиры. Снуем, переходим-переплываем из одного в другой. А закончится все в последнем – без стекла… В общем, весь мир – аквариум, а люди в нем – рыбы, если Шекспира перефразировать.
Он машинально покатал по ладошке билет, сложил из него крохотный кораблик, разложил листок и свернул лягушонка.
– Много классики различных изречений наговорили. Вроде бы, все они верны и одновременно лживы. Взять хотя бы, к примеру, понятие о счастье, – продолжал рассуждать он, взглянув на бумажную квакушку. – Как любил говаривать товарищ Гайдар, "счастье каждый понимал по-своему". Хотя если хорошенько подумать и проанализировать, то выйдет: чтобы быть счастливым, человеку нужно получить то, чего ему не хватает. Это может быть все, что угодно: телевизор, любовь, взаимность, машина, собака, свобода, еда, уважение… Но человек – существо непостоянное: исполнилось одно – он блаженствует какое-то время. Потом у него иное желание – вновь дискомфорт. Следовательно, счастье – отсутствие каких-либо желаний. Но так быть не может, по крайней мере, пока человек жив.
Бумажный комок перекати-полем кочевал от пальца к пальцу, нигде подолгу не задерживаясь. Подошвы цифр потускнели и стерлись от беспрестанных странствий.
– Наверное, счастливым может быть только Бог, потому как все свои желания он может воплотить, но, по каким-то соображениям, этого не делает. Хотелось бы мне стать подобным ему, – мечтал Денис. – Но это невозможно.
Взгляд опустился на растерзанный билет.
– А вдруг, – мелькнуло у него в голове. – Вдруг, и вправду сбудется. Чем черт не шутит.
Бумажный комок, минув губы, попал под жернова зубов.
– Хочу, хочу быть подобным Творцу.
В этот миг автобус тряхнуло, и счастливый билет застрял в горле. Денис закашлялся, захрипел и, хватая ртом ускользающий воздух, повалился на пол. Люди-рыбы остолбенели, а затем, не вполне понимая, в чем дело, бросились на помощь.
– Воздуха! Хочу жить! Рыбы! Боже! Сотворю! – крутился безумный набор слов в голове у Сомова, ощущавшего, как кондукторша-щука колотит его плавниками по щекам.
Вдруг его что-то подхватило, подняло, перегнуло пополам в поясе и с огромной силой ударило меж лопаток. Билет проскользнул внутрь, и Денис жадно вдохнул. Раз-другой…
– Все нормально? – раздался насмешливый голос сзади.
Парень кивнул.
– Бледный-то какой, – пожалели его пассажиры. – Сядь посиди.
– Нет, – мотнул головой Сомов. – Я лучше на улицу.
2
Скрипнули створки отъезжающего автобуса. Денис сел на лавку остановки, провожая взглядом аквариум.
Первая же затяжка сигаретным дымом вывернула наизнанку. Из Сомова хлынула протухшая зловонная жидкость. Он ощущал себя так, будто купался и наглотался воды. Саднило и неприятно щекотало в носу. Где-то внутри ворочался тяжелый ком, жаждущий вырваться наружу.
Отдышавшись, Денис, невзирая на тошноту, вновь закурил и огляделся. Вокруг ни души. Лишь фонари с раздвоенных рожек улиток глазели на него.
– До дома две остановки, – сориентировался Сомов. – Прогуляюсь пешком.
Рука поднесла окурок ко рту и застыла. Прозрачная, будто из стекла, кисть швыряла во мглу отблески. Внутри пульсировали размытые водоросли капилляров и темнели коряги костей.
Бычок покатился по асфальту, теряя искры. Распахнулись занавеси куртки, рубашка поползла вверх. Из глубины тела на Дениса уставились кругляши немигающих глаз.
Сознание, отчаянно цепляясь за реальность, пошатнулось и, не удержавшись, рухнуло в пропасть беспамятства. Бесконечный полет прервал удар, заставивший судорожно вздохнуть. Дно расщелины вмиг затянуло асфальтом, каменные стены укоротились листами железа, чернота неба хлопнула крышкой остановки.
Сомов, кряхтя, поднялся:
– Где я? Ехал в автобусе… Поплохело… Вышел и… не помню. Привиделось, что прозрачным стал…Глаза внутри… Бред какой-то! Вроде, не пил сегодня…много. Блин, измазался весь.
Хлопки по одежде размазали прилипшую грязь. Окончательно перепачкавшись, Денис потер руки и взглянул на ладони. Они сверкнули стеклянным блеском. Ужас погнал его в темень дворов. Железобетонные коробки ощерились проемами подъездов, высовывая из окон ядовито-желтые языки. Прихваченные морозом лужи, треща, плевались вязкой жижей. Колдобины подставляли подножки, изуродованные деревья в безмолвном хохоте тянули скрученные конечности. Несколько раз Сомов едва не свалился, но сумел устоять. Удивительно, но ноги сами вывели его к дому. Заскочив в квартиру, он захлопнул дверь и осел у порога.
– Такого быть не может! – подранком билась в голове мысль. – Либо я сошел с ума, либо сплю, либо… либо не знаю.
Отдышавшись, Денис на четвереньках дополз до холодильника, отобрал у него едва початую бутылку водки и тут же осушил наполовину. Потеплело. Алкоголь собрал разбежавшийся табун мыслей.
– Если я пью – значит, существую. Если существую – значит, жив. Следовательно, со мной все в порядке. Отсюда вывод…
Какой следует вывод, Сомов не знал, но ясно осознавал: с ним что-то случилось. Причину превращения он найти не мог.
– Билет, – снизошло озарение. – Я съел счастливый билет. Неужели! Но это невозможно! Что я загадал? Конкретного желания не успел… Когда подавился, то мысли спутались. Если предположить, что желание осуществилось, значит – весь бред исполнился. Остается выяснить, кем я стал.
Денис выкурил сигарету и влил в себя для храбрости остатки спиртного.
Выключатель клацнул зубом, и перепуганный сумрак съежился за мебелью. Сомов, спотыкаясь, подошел к большому зеркалу, висевшему на стене и, боясь увидеть собственное отражение, уставился на носки ботинок.
– Была-не была, – наконец, решился он.
Глаза обреченно взметнулись вверх, и Сомов тут же отшатнулся в сторону. Из глубины зазеркалья на него таращилось Нечто с чертами его лица. Тот же прямой нос, те же маленькие глаза, тонкие брови, губы и уши, но бесцветные и будто из стекла, прилепленные к прозрачной основе-голове, на которой и сквозь которую виднелись белесые иголочки волос. В глубине того, что у человека называется черепом, в жидкости угадывались контуры чуть затемненного мозга, похожего на каракатицу, чернели кости-коряги и отдавали зеленым отливом водоросли– вены.
Призрачные пальцы ущипнули за кончик носа. Внутри колыхнулись волны и тут же стихли. На ощупь та же кожа – ничуть не хрупкая и податливая, но прозрачная. В нее затянут и столб горла, воткнутого в одежду.
Пуговицы рубашки застучали об пол. Раздевшись по пояс, парень рассматривал свое новое тело. Оно было таким же, как и голова – прозрачным, с растениями, какими-то камнями и корягами.
– Я стал ходячим аквариумом, – горько усмехнулся Денис. Осознание факта превращения возвращало дезертировавшую уверенность. – Пойду выступать в цирке. Все-все-все! Спешите на представление! Единственный в мире человек– аквариум! Аншлаг обеспечен. Стоп, – оборвал он рассуждения. – Я не пустой. Ведь там, на улице, на меня изнутри кто-то смотрел?!
– Гули-гули-гули, – пошлепал он по животу.
В глубине что-то шевельнулось.
– Гули-гули-гули, – вновь позвал Денис, – или как там тебя.
От одной из коряг отделилась тень и поплыла на призыв. Обретя черты рыбины, она закружила, шевеля усами.
– Это сом, – заторможено констатировал парень. У него уже не было сил удивляться. – Кто же еще может водиться в Сомове, кроме сома?!
Он продолжал в задумчивости поглаживать живот. Рыбина, словно чуя ласку, нежно терлась боками и приплюснутой головой о стенку жилища, улыбаясь беззубой широкой пастью. Казалось, еще немного, и она замурлыкает, как котенок.
Из забытья вывел грохот, заставивший Дениса вздрогнуть, а соменка рвануть в темень.
Ожидая очередного подвоха, парень несмело заглянул на кухню. Возле полуоткрытой дверцы холодильника валялась банка шпрот, неведомо как вывалившаяся наружу. Захлопнув дверцу, Денис вернулся в комнату и заглянул в себя. Рыбины нигде не было.
Стащив остатки одежды, он исследовал таз и ноги. Свернувшийся калачиком и испуганно поглядывавший соменок отыскался в правой ступне.
– Ну и чего ты, глупый, струсил?! – ласково пожурил хозяин. – Вылезай! Ничего страшного не случилось.
Соменок огляделся по сторонам и, не заметив ничего угрожающего, радостно закружил, требуя ласки.
– Банка выпала, а ты сразу в пятку ушел, – поглаживая его через кожу, укорял Денис. – Блин! Так тебя теперь кормить нужно, воду менять, чистить аквариум – себя то есть. Как это делать-то?
Сомов уселся на кровать и призадумался.
– Все проблемы нужно решать поочередно, – пришло простое решение. – Начнем с кормежки. Чего там рыбы едят?
В биологии Сомов никогда не был силен. Однако припомнил: заядлые рыбаки рассказывали, что чаще всего ловят рыбу на опарышей, мотыля или червя.
– Вот уж нет! Не стану я жрать эту гадость! Надо Вальке звякнуть. Он с удочками все выходные пропадает.
Телефонная трубка, растянув завитушки провода, ткнулась в ухо. Пальцы набрали номер приятеля, и длинные гудки оборвало сонное "алло".
– Валь, привет, это я. Ты на рыбалку часто ходишь. Скажи, чем сомы питаются?
– Ты охренел что ли?! – прохрипел голос. – Звонишь в три часа ночи! Сплю уже давно! Потом поговорим. Проспись сначала!
Матюгнувшись напоследок, приятель бросил трубку.
– Не три, а два, – упал взгляд на дешевый пластмассовый будильник. – Хотя спать, и правда, пора. Завтра разберемся, что к чему. Все выходные впереди, на работу идти не надо. Ихтиолога какого-нибудь найдем, – зевая, думал Денис, выключая свет и залезая под одеяло. – Или кого-нибудь еще…
– Спокойной ночи! – пожелал хозяин сому, не забыв похлопать по животу. – Да. Я же забыл тебе кличку придумать, – засыпая, бормотал Денис. – Назову тебя Семой. Сом Сема. По-моему, неплохо. Подходящее имя…
Сознание скакнуло из яви в навь.
3
Проснулся Денис от того, что кто-то сначала щекотал его подмышки, а потом перебрался к шее и затылку. Парень поежился, поерзал по постели и, наконец, открыл глаза. Солнце, пробивавшееся сквозь ветошь туч, высветило на стене крест рамы. За окном капелью плакала зима, заглушаемая речитативом птах. Ленивость как рукой сняли ночные воспоминания. Вскочив с кровати, Сомов подбежал к зеркалу: Сема крутился внутри, ожидая, когда на него обратят внимание. Увидев, что хозяин проснулся, сом растянул пасть в улыбке и приветливо помахал ушками-плавниками.
– Так это ты меня разбудил, – зевнул, потягиваясь, Денис. – Сам не спишь и другим не даешь. Хотя вставать уже пора… Пойдем, покурим, что ли…
Босиком парень прошлепал на кухню и задымил сигаретой. После первой же затяжки внутри него раздалось бульканье. Он опустил взгляд вниз, но ничего странного не увидел. С "бычком" в руках Денис возвратился к зеркалу. Отражение сома забилось в горло и жадно поблескивало глазками.
Сигарета укоротилась, и Сема тут же втянул в себя облачко дыма.
– Ишь ты! – удивился Сомов. – И ты туда же. Капля никотина убивает лошадь, а такого, как ты, вообще в клочья разнесет. Будешь много курить – не вырастешь, – начал перечислять он известные всем изречения. – Хотя зачем тебе расти? Вымахаешь со слона – меня разорвет, и сам помрешь.
Сомов призадумался над последними словами. А ведь и правда, что случится, если рыбина вырастет? И вообще, насколько большими бывают сомы? Об этом он ничего не знал.
– Надо выяснить! – решил Денис, усаживаясь за старенький компьютер. – Посмотрим, что там в Интернете есть… Так. Сом обыкновенный. Обитает… Это не нужно. Я и так знаю твое местожительство. Хищник, питается рыбой, крупные особи – также водоплавающей птицей. Это я тоже люблю, но вареную или жареную. Половозрелость обычно на пятом году жизни… самки…самцы…икрометание. Ты еще малец – такие вещи тебе рано знать. Вот… Длина тела до 5 м, вес до 300 кг…Ничего себе!
Челюсть поползла вниз и, достигнув крайней отметки, замерла.
– Все! Приплыли! – приходя в себя, захлопнул рот Сомов. – Чего делать будем?
Сомик виновато поглядывал на хозяина из утробы, шевеля усиками. Денис в задумчивости заходил по комнате.
– А может быть, ты какой-нибудь аквариумный или, точнее сказать, человеческий? – с надеждой произнес он, останавливаясь у зеркала. – Обыкновенные сомы в людях не живут!
Сема булькнул и радостно закрутился на месте, поднимая муть.
– Наверное, так оно и есть, – с облегчением решил Денис, вновь садясь за стол.
Вскоре он уже знал, и какие бывают виды сомов, и как они выглядят, как за ними ухаживают и даже как их ловят. Особенно его позабавило сообщение, что рыбины сами чистят аквариумы. Хотя по другой информации выходило, что они, наоборот, страшные неряхи.
– Значит так, – погрозил палец. – Чтоб вел себя хорошо, не безобразничал и за собой убирал. А не то поймаю – и хвост надеру.
Соменок закивал мордой.
– Забавный ты, – усмехнулся Денис. – Надо бы тебя покормить и самому поесть – солнце уже высоко.
Парень вывалил на стол все имевшиеся в холодильнике продукты и почесал в затылке.
– Ты яичницу будешь? – с сомнением спросил он. – Или лучше рыбные консервы? Еще огурцы соленые и котлеты с картошкой. Давай я буду называть, а ты башкой мотай.
Выяснилось, что Сема согласен есть все.
Денис поставил на противоположный край стола зеркало, снятое со стены, и приступил к трапезе. Кусок проскользнул в горло, и рыбина тут же проглотила его.
– Лихо, – похвалил Денис. – Может быть, ты и выпьешь со мной?
Сема в очередной раз кивнул головой, радостно шевеля жабрами.
Стопка наполнилась и тут же опустела. Соменок, взметнувшись вверх, проглотил порцию спиртного, отщипнул от ближнего кустика водоросль и задвигал пастью.
– Нормально, да! Еще по одной? Ты не стесняйся, если что.
Постепенно исчезали и закуска, и водка. Порядком захмелев, Сомов принялся болтать со своим подопечным.
– Понимаешь, – пуская сигаретный дым в потолок, твердил он. – Вся наша жизнь – полная фигня. Сколько ни старайся, ни бейся как рыба об лед, ничего не получается. Вот недавно – пришел к начальству, говорю: так, мол, и так. А он – нет. Ну, как после этого с ним разговаривать?! Нет, ты мне объясни! Объясни по-человечески, я же пойму. А ты прикольный. Здорово, что ты есть. А то хоть в петлю. Я никому никогда не говорил, но тебе скажу: лучше машины-"Запорожца" нет. Когда на газ жмешь, то она рвет, как зверь. И после этого говорят, что мы машины делать не умеем. Подожди! Не уходи, побудь со мной. Может, споем? Но ты и петь-то, поди, не умеешь. Ой, мороз, моро-о-з, не морозь меня. Не морозь меня, моего сома!
Стол ударил его по голове, и он, обидевшись, замолк. Сметя все на пол, Денис улегся в кучу ошметков.
– Мы – говно, – засыпая, подвел итог он своей речи. – Да будет так! Ибо…ибо… ибо… мы – удобрение.
Такое случается, когда либо мало, либо много пьешь. Ни к одной из этих категорий Сомов себя не относил. Он выпивал – по желанию. А оно, как и у многих, возникало частенько. И совсем не потому, что у людей жизнь тяжелая. Нередко успешные и богатые к стакану прикладываются. Просто таков национальный склад характера. Русскому человеку всегда и везде тесно. Тесно там, где другие бы сказали – раздольно. Ему не хватает воли. И не важно, что порой она хлещет через край. Ее никогда не будет достаточно. Поэтому и чувствуем мы себя запертыми, пускай и в огромной, но клетке. А так как вырваться из нее нет никакой возможности, то остается лишь окунуться в иллюзии или забытье.