"А, лекарство, погоди, сейчас достану". Я полез в чемоданчик за амилами. Паренек застыл в ужасе. "Не бойся, – сказал я. – У него больное сердце – стенокардия. Но у нас есть лекарство. Ага, вот оно". Я вынул из жестяной банки четыре ампулы и две вручил адвокату. Тот немедля разломил одну под носом. Я сделал то же самое.
Он глубоко затянулся и откинулся на сиденье, подставив лицо солнцу: "Музыку, блядь, погромче! У меня сердце как аллигатор!"
"Громче! Чётче! Басы! Побольше басов!" – он замолотил воздух голыми руками. "Да что за херня? Что мы как старушки?" Я выкрутил громкость радио и магнитофона на полную. "Подлый адвокатишка, – сказал я. – Подбирай выражения. Ты разговариваешь с доктором журналистики!". Он истерически хохотал. "Хули мы делаем в этой пустыне? Полиция! На помощь!"
"Ты на этого борова не смотри, – сказал я попутчику. – Он не умеет обращаться с лекарствами. Вообще-то мы оба – доктора журналистики и едем в Лас-Вегас писать главный материал о нашем поколении". И тут меня пробило на смех …
Мой адвокат развернулся лицом к попутчику со словами: "На самом деле мы едем в Лас-Вегас завалить героинового барона по кличке Свирепый Генри. Мы с ним давно знакомы, но недавно он нас кинул. Чуешь, чем пахнет?" Я хотел его заткнуть, но нас обоих скрутило в приступе смеха. Хули мы делаем в этой пустыне, если у нас обоих больное сердце?
"Свирепый Генри подписал себе смертный приговор! – зарычал адвокат. – Мы ему легкие вырвем!"
"И сожрём! – выпалил я. – Ублюдок своё получит. Что творится в этой стране, если какая-та мразь безнаказанно обувает доктора журналистики?"
Никто не ответил. Адвокат разломил вторую капсулу, а паренек пополз через заднее сиденье по багажнику. "Спасибо, что подвезли! – прокричал он, – Большое спасибо! Вы хорошие ребята! За меня не беспокойтесь!" Он спрыгнул на асфальт и побежал в сторону Бейкера. Вокруг пустыня, ни деревца.
"Постой, – крикнул я, – Вернись за пивом". Но он, видимо, меня не слышал. Музыка играла очень громко, а он удалялся очень быстро.
– Скатертью дорога, – сказал адвокат, – Мы напоролись на настоящего психа. Мальчишка заставил меня понервничать. Ты видел его глаза? – Он до сих пор смеялся. – Хорошее лекарство, ей богу!
Я выскочил из машины и метнулся кругом к водительской двери.
– Двигайся, я поведу. Надо валить из Калифорнии, пока он не нашёл полицейского.
– Запарится искать, ему отсюда докуда угодно – полтораста километров.
– Нам тоже.
– А может развернемся и обратно в "Поло"? – сказал он. – Там нас точно искать не будут.
Я пропустил его слова мимо ушей. "Открывай текилу", – потребовал я, перекрикивая снова поднявшийся ветер.
Я выжал газ, и нас вынесло обратно на шоссе. Адвокат тут же склонился над картой: "Прямо по курсу Мескаль-Спрингс. Как твой адвокат, советую тебе остановиться и искупаться".
Я покачал головой: "Надо всенепременно добраться до гостиницы "Минт" до конца регистрации журналистов. Иначе за номер придется платить".
Он кивнул: "Но давай забьем на Американскую мечту. Великая самоанская мечта важнее". Он покопался в чемоданчике. "По-моему, пора заточить промокашку. Мескалин попался дрянь, давно отпустило, а эфирной вони я больше не выдержу".
– А мне нравится. Давай пропитаем полотенце и положим на полу возле педали газа, чтобы испарения поднимались мне в лицо всю дорогу.
Он завозился с магнитофоном. Радио вопило "Power to the People – Right On!" – политическая песня Джона Леннона, запоздавшая лет на десять. "Куда этот дятел лезет, – сказал адвокат, – Когда такие ушлёпки пытаются быть серьезными, они только все портят".
"Да, кстати, если серьезно, – сказал я, – то пришло время эфира и кокаина".
"К черту эфир, оставим на потом, пропитаем им коврик в номере. Вот, держи, твоя половинка промокашки. Только разжуй хорошенько".
Я взял промокашку и положил её в рот. Адвокат возился с солонкой с кокаином. Открывает. Рассыпает. С воплями судорожно ловит воздух, а драгоценный белый порошок крошечным, но очень дорогим смерчем взмывает из Большой красной акулы и рассеивается по шоссе. "О Господи! – застонал он. – Ты видел, что Бог с нами только что сделал?"
– Это не Бог! – крикнул я. – Это всё ты. Ебучий наркоагент! Я раскусил тебя с самого начала, свинья!
– Ты смотри, – он вдруг наставил на меня здоровый "Магнум" 357 калибра, тупорылый кольт "Питон" с фасками на барабане. – В округе полно стервятников. Начисто обглодают твои кости до утра.
– Ах ты сука. Доберемся до Лас-Вегаса, на бифштекс порублю. Что, по-твоему, сделает профсоюз наркоторговцев, когда я заявлюсь в город с самоанским агентом наркополиции?
– Пришьют нас обоих. Свирепый Генри знает, кто я такой. Черт, я же твой адвокат, – Он залился диким смехом, – Ты обожрался кислоты, дурила. Нам чертовски повезет, если доберемся до гостиницы и заселимся прежде, чем ты превратишься в животное. Как тебе перспектива? Поселиться в вегасской гостинице под вымышленным именем с умыслом совершить мошенничество в особо крупных размерах, предварительно обожравшись кислоты? – он снова захохотал и запустил нос в солонку, выбирая туго свернутой 20-долларовой банкнотой остатки порошка.
– Сколько у нас еще времени?
– Где-то полчаса. Как твой адвокат, советую ехать на предельной скорости.
Лас-Вегас уже маячил впереди. Вдали, в голубой дымке пустыни виднелась просека главной улицы, а над ней посреди кактусов торчали серые прямоугольники отелей: "Сахара", "Лендмарк, "Американа" и зловещий "Тандербёрд".
Полчаса. Времени в обрез. Наша цель – высокая башня отеля "Минт" в центре города, а, если не успеем добраться туда до того, как потеряем всякое самообладание – тогда нам на север, в тюрьму штата в Карсон-Сити. Я был там однажды, но только чтобы взять интервью у заключенных – и возвращаться мне туда не хотелось ни при каких обстоятельствах. Так что выбора на самом деле не было: прорываться – и плевать на кислоту. Преодолеть бюрократические дебри, поставить машину в гараж, разобраться с администратором, договориться с коридорным, выписать журналистские пропуска – всё это подлог, совершенно противозаконно, мошенничество чистой воды – но, разумеется, иначе нельзя.
"УБЕЙ ТЕЛО, И ГОЛОВА УМРЕТ"
Запись в моем блокноте, к чему она? Может как-то связано с Джо Фрейзером? Он еще жив? Не разучился говорить? Я видел тот бой в Сиэтле – сидя в хлам на четыре ряда ниже губернатора. Очень тягостное впечатление во всех смыслах, настоящий занавес шестидесятых: Тим Лири в плену у Элдриджа Кливера в Алжире, Боб Дилан стрижет купоны в Гринвич-виллидж, обоих Кеннеди убили мутанты, Оусли4 в тюрьме складывает салфетки, и вот, наконец, Кассиус/Али немыслимым образом повержен с пьедестала человеком-гамбургером и стоит на пороге смерти. Джо Фрейзер, как и Никсон, одержал верх по причинам, которые люди вроде меня отказываются понимать – или хотя бы говорить о них во всеуслышание.
… Но то была иная эпоха, что отцвела и истлела, такая далекая от грубой действительности скверного года 1971 от Рождества Христова. Многое изменилось за эти годы. Теперь я в Лас-Вегасе, пишу статью для раздела автомобильного спорта по поручению редакции глянцевого журнала, отправившей меня сюда на Большой красной акуле не пойми зачем. "Ты там сам разберешься … "
Точно. Разберемся. Но когда мы наконец приехали в гостиницу, мой адвокат не сумел хитроумно обойти процедуру регистрации и нам пришлось стоять в очереди вместе со всеми, что в данных обстоятельствах оказалось нелёгким испытанием. Я твердил себе: "Тихо, спокойно, молчать … говорить, только когда спросят … фамилия, должность, издание … ничего лишнего, не поддаваться этому ужасному веществу, делать вид, что ничего не происходит … "
Невозможно объяснить тот ужас, что обуял меня, когда я наконец оказался перед администратором и начал что-то бормотать. Перед каменным взглядом этой женщины рассыпались все отрепетированные фразы. "Здрасьте, … меня зовут … э … Рауль Дюк … да-да, я в списке. Бесплатный обед, окончательное просвещение, полное освещение … а что? Со мной приехал адвокат, да, конечно, я в курсе, что его в списке нет, но это наш номер, да, то есть он мой шофер. Мы приехали сюда на Красной акуле с самого Лос-Анджелеса, и сейчас время пустыни, так? Да. Посмотрите в списке. Не беспокойтесь. Какие тут расклады? Что дальше?"
Она даже не моргнула:
– Ваш номер еще на готов, но вас кое-кто ищет.
– Нет! За что? Мы еще ничего не сделали!
Ноги стали резиновыми. Вцепившись в стойку, я накренился к администратору. Она протягивала мне конверт, но я не хотел его брать. Ее лицо менялось: оно раздувалось, пульсировало … жуткая зеленая челюсть и клыки наружу – мурена! Смертельный яд! Я отскочил и врезался в адвоката. Тот подхватил меня за руку и протянулся за конвертом. "Я сам разберусь, – сказал он женщине-угрю. – У него больное сердце, но я запасся лекарствами. Меня зовут доктор Гонзо. Приготовьте наш номер поскорее. Мы будем в баре".
Она пожала плечами, а он повел меня прочь. В полном городе буйнопомешанных кислотного торчка никто даже не замечает. Протолкавшись через многолюдный вестибюль, мы нашли два стула у барной стойки. Адвокат заказал две "кубы либре" с пивом и мескалем, потом вскрыл конверт. "Кто такой Ласерда? – спросил он. – Он ждёт нас в номере на двенадцатом этаже".
Я не мог вспомнить. Ласерда? Знакомое имя, но я не мог сосредоточиться. Жуткие вещи происходили вокруг нас. Рядом со мной женщине в шею вгрызалась какая-то рептилия, ковер – пропитанная кровью губка, ходить невозможно, провалишься. "Закажи туфли для гольфа, – прошептал я. – Иначе живыми нам отсюда не выбраться. Видишь, ящеры запросто шастают по этой грязи – потому, что у них на ногах когти".
"Ящеры, говоришь? Ты просто не видел еще, что творится в лифтах", – он снял свои бразильские очки и я заметил, что он плакал. "Я только что поднимался наверх к этому Ласерде, – продолжил он. – Сказал ему, что нам известно, кто он такой. Он говорит, он фотограф, но когда я упомянул Свирепого Генри – тут он и спалился, сел на измену. Я по глазам понял. Он знает, что мы его раскусили".
– Он знает, что у нас есть "Магнумы"?
– Нет. Но я сказал ему, что у нас есть "Винсент Блек Шэдоу". От страха он чуть не обоссался.
– Отлично. Но как же наш номер? И туфли? Мы сидим прямо посреди террариума! И этим ебучим тварям продают бухло! Еще чуть-чуть и нас порвут на клочки. Господи, ты на пол взгляни! Ты видел когда-нибудь столько крови? Сколько народу они уже убили? – я показал на группу у стены в другом конце комнаты; они, кажется, наблюдали за нами. – Блядь! Смотри на ту стаю! Нас засекли!
– Это столик регистрации журналистов, – сказал он. – Там ты должен расписаться и получить на нас документы. Черт, давай наконец разберемся с делами. Иди туда, а я займусь номером.
4. Мерзкая музыка и ружейная канонада … Грубые вибрации субботним вечером в Лас-Вегасе
Ближе к закату мы наконец заселились в номер, и мой адвокат немедля позвонил в обслуживание номеров и заказал четыре клубных сэндвича, четыре креветочных коктейля, литр рома и девять свежих грейпфрутов. "Витамин C, – пояснил он. – Чем больше, тем лучше". Я согласился. К тому времени алкоголь разбавил кислоту, а галлюцинации поутихли. На лице у официанта, что принес нам заказ, едва заметно проступали змеевидные черты, но я уже не видел огромных птеродактилей, бродивших по лужам свежей крови в коридоре. Беспокоила теперь только гигантская неоновая вывеска, заслонявшая нам вид на горы: миллионы разноцветных шаров с гулом пробегали по очень запутанной траектории, вспыхивали странные символы и завитушки.
– Выгляни наружу, – сказал я.
– А что там?
– Там большая … машина в небе … вроде электрической змеи … ползет прямо на нас.
– Пристрели её
– Еще рано. Хочу изучить её повадки.
Он зашел в угол и потянул за цепочку от портьер.
– Слушай, – сказал он. – Прекращай эти разговоры про змей, пиявок и ящеров. Меня уже тошнит.
– Не волнуйся.
– Не волнуйся?! Да я там в баре чуть не умом не тронулся. Нас туда больше не пустят – особенно после того, что ты учинил у столика регистрации.
– А что я учинил?
– Мудила, я оставил тебя всего на три минуты! А ты запугал этих несчастных так, что они чуть не обосрались! Размахивал своим гребаным гарпуном и вопил про рептилий. Тебе повезло, что я вовремя вернулся. Они уже собирались вызвать полицию. Я сказал им, что ты просто напился и я отведу тебя в номер и поставлю под холодный душ. Журналистские пропуска они нам выдали только чтобы от тебя избавиться.
Он нервно ходил кругами по комнате.
– С этим приключением меня совсем отпустило! Мне нужны наркотики! Куда ты дел мескалин?
– В чемоданчике.
Он открыл чемоданчик и съел два катышка, а я включил диктофон.
– А тебе и одного хватит. Тебя еще кислота держит.
Я согласился.
– Нужно успеть на трассу до темноты. Но пока есть время посмотреть новости. Давай-ка порежем грейпфрут и сделаем отличный пунш. Можно добавить промокашку … а где машина?
– Мы её отдали кому-то на стоянке. Квиток у меня в портфеле.
– Какой у них номер? Позвоню, скажу, пусть отмоют как следует.
– Отличная мысль, – сказал он. Но квитанцию не нашел.
– Заебись, – сказал я. – Мы теперь ни за что не уговорим их отдать нам машину без документов.
Он задумался, потом снял трубку и попросил соединить его с гаражом.
– Это доктор Гонзо из восемьсот пятидесятого. Я тут потерял квитанцию на парковку от красного кабриолета, что я у вас оставил, но мне через полчаса будет нужна машина – чистая. Вы можете прислать дубликат? … Что? … Вот и отлично … – Он повесил трубку и взял гашишную трубочку. – Всё нормально, Тот тип запомнил меня в лицо.
– Здорово. Они, наверно уже приготовили к нашему приходу большую сеть.
Он покачал головой.
– Как твой адвокат, советую тебе обо мне не беспокоиться.
В теленовостях показывали вторжение в Лаос – череда жутких кадров: взрывы, искореженные руины, бегущие в ужасе люди, нелепое вранье пентагоновских генералов.
– Выключай эту хуйню! – завопил мой адвокат. – Поехали отсюда!
Мудрый ход. Сразу после того, как мы забрали машину, мой адвокат впал в наркотическую кому и, прежде, чем я вернул управление, успел проехать на красный на Главной улице. Я усадил его на пассажирское сидение и сам сел за руль … чудесное ощущение бодрости. Вокруг меня я люди разговаривали в машинах, и мне хотелось слушать их разговоры. Все разговоры. Но выносной микрофон лежал в багажнике, и я решил его не доставать. Лас-Вегас не тот город, где можно разъезжать по главной улице, целясь в людей черным прибором, похожим на базуку.
Радио погромче. Погромче магнитофон. Любуемся закатом впереди. Опустить стекла и вдыхать прохладный бриз пустыни. О да! Вот оно. Полный контроль. Катаемся субботним вечером по главной улице Лас-Вегаса, два старых приятеля на огненно-красном кабриолете … укуренные, бухие, обдолбанные … Хорошие люди.
О Боже! Что за мерзкая музыка?
"Боевой гимн лейтенанта Кэлли5":
" … Мы продолжаем свой марш …
Когда я достигну последнего лагеря,
в краю за солнцем
И великий командующий спросит меня …
(О чём он спросил тебя, Расти?)
" … Бился ли ты или бежал?"
(и что ты ему ответил, Расти?)
"на их выстрелы мы ответили всем, чем могли … "
Нет, не верю! Это слуховые галлюцинации. Я взглянул на адвоката, но тот таращился на небо; видимо, его мозг отправился в тот самый лагерь за солнцем. Слава богу, он не слышит. Иначе бы с ним случился припадок расистской ярости.
К счастью, песня кончилась. Но настроение было уже испорчено … а теперь меня забрал бесовский сок кактуса, погрузил меня в недочеловеческий страх. Вдруг мы оказались у поворота к стрелковому клубу "Минт".
На знаке было написано "Одна миля". Но даже за милю я услыхал затихавший треск двухтактовых мотоциклетных двигателей … а подъехав поближе – другой звук.
Ружья! Этот плоский гулкий грохот не спутать ни с чем.
Я остановил машину. Что за чертовщина там происходит? Я поднял все окна и, прижавшись к рулю, потихоньку двинулся по гравийной дороге … пока не увидел десяток фигур, паливших в небо из ружей через равномерные промежутки времени.
Они стояли на бетонной плите посреди поросшей мескитом пустыни, в этом скудном крохотном оазисе к северу от Вегаса … теснились со своими ружьями в полусотне метров от одноэтажного бетонного строения в полутени от десятка деревьев, окруженные полицейскими машинами, мотоприцепами и мотоциклами.
Ну конечно. Стрелковый клуб "Минт"! Эти психопаты не признавали никаких помех своим упражнениям в стрельбе. Здесь в гаражной зоне ошивалось около сотни мотоциклистов, механиков и прочих околомотоспортивных субъектов – регистрировались на завтрашнюю гонку, попивали пиво и оценивали чужую технику – и посреди этого балагана, не замечая ничего, кроме тарелочек, взлетавших в воздух где-то каждые пять секунд, люди с дробовиками невозмутимо расстреливали свои мишени.
А что? Стрельба задавала определенный ритм – своего рода четкая басовая партия под хаотическое дребезжание мотоциклетной тусовки. Я припарковал машину и влился в толпу, оставив адвоката пребывать в коме.
Я купил пива и встал наблюдать за регистрациией мотоциклов. Много шведских "Хускварн 405", … еще много "Ямах", "Кавасаки", несколько "Триумфов 500", "Майко", кое-где CZ, один "Пурсанг" … все очень быстрые, сверхлегкие кроссовые мотоциклы. "Харлеям" здесь не место, даже "Спортстерам" … Как если бы мы записали Большую красную акулу в гонку багги.
А это мысль. Вписать адвоката пилотом, заправить эфиром и кислотой и отправить на старт. Что они тогда будут делать?
Никто не отважится выйти на трассу с таким психом. Он перевернется на первом же повороте и раздавит пяток багги – заезд камикадзе.
– Какой взнос за участие? – спросил я у регистратора.
– Два пятьдесят.
– А если я скажу, что у меня "Винсент Блек Шэдоу"?
Он поднял на меня пристальный недружелюбный взгляд. Я заметил у него на поясе револьвер 38 калибра.
– Проехали. Всё равно мой пилот заболел.
Он прищурился.
– Твой пилот, дружок, тут не единственный больной.
– У него кость в горле застряла.
– Чего? – мужик начинал злиться, но вдруг что-то его отвлекло…
Мой адвокат. Он стоял без своих датских очков, без гавайской рубашки… с голым торсом, тяжело дыша и ничего не соображая.
– В чем дело? – прохрипел он. – Этот человек – мой клиент. Вы готовы предстать перед судом?
Я схватил его за плечо и плавно развернул его кругом.
– Проехали. Они не принимают "Винсент блек шэдоу".
– А ну-ка постой! – взревел он. – Что значит не принимают? Ты что, пошел на сделку с этими свиньями?
–Конечно нет, – я подталкивал его к воротам. – Сам посмотри, они все вооружены. Мы тут одни без оружия. Разве не слышишь, как там стреляют?
Он замер, прислушался, и вдруг бросился бегом к машине.
– Хуесосы! – орал он через плечо – Мы еще вернемся!
К тому времени, когда мы выехали обратно на шоссе, он обрел способность разговаривать.
– Господи! Как мы вообще затесались в банду этих ебанатиков? Скорее валим из города. Эти пидоры хотели нас убить!