Вот это да. Я представил себе, как лежу в полудреме на кровати в гостинице, гляжу в окно, и вдруг в полночном небе появляется злобная шестидесятиметровая фашистская пьянь и орет на всю округу: "Вудсток ?ber Alles!"
Занавесим сегодня на ночь окна. От такого зрелища наркоман может запрыгать по комнате словно пинг-понговый шарик. И так хватает галлюцинаций. Но со временем ты привыкаешь не обращать внимание на своих мертвых бабушек, ползущих у тебя по ноге с ножом в зубах. Всякий любитель кислоты способен справиться с такими вещами.
Но когда любое чучело с долларом и девяносто восемью центами в кармане может зайти в "Цирк-цирк" и внезапно появиться в небе над центром Лас-Вегаса ростом в двенадцать раз выше Бога и прокричать все, что ему взбредет в голову – выдержать такой трип никому не под силу. Нет, этот город не для психоделиков. Здесь слишком кривая реальность.
Хороший мескалин вставляет не сразу. Первый час проходит в ожидании, еще через полчаса начинаешь проклинать ту сволочь, которая тебя кинула, потому что ничего не происходит … а потом БАЦ! Адская острота ощущений, странное свечение и вибрации … очень жесткая штука в таком месте, как "Цирк-цирк"
"Мне неприятно об этом говорить, – сказал мой адвокат, когда мы уселись в баре-карусели на втором ярусе, – но это место меня выстегивает. Кажется, меня забирает Страх".
– Чушь, – сказал я. – Мы пришли сюда найти американскую мечту, и теперь, когда мы в самом центре круговорота, ты хочешь свалить. – Я сжал его бицепс, – Пойми же, мы нащупали главный нерв.
– Я знаю. Оттого и Страшно.
Эфир отпускал, кислота отпустила давно, но мескалин накрывал в полную силу. Мы сидели за маленьким золотистым пластиковым столиком, вращаясь по орбите вокруг бармена.
– Смотри. Две бабы ебут белого медведя.
– Ну, пожалуйста, Не говори мне таких вещей. Не сейчас. – Он жестом попросил официантку принести еще два виски. – Последняя стопка. Сколько ты можешь мне одолжить?
– Не много, а что?
– Мне надо уходить.
– Уходить?
– Да, валить из страны. Сегодня вечером.
– Спокойно, через несколько часов тебя отпустит.
– Нет, я серьёзно.
– Джордж Метески10 тоже был серьезный. И смотри, что с ним сделали.
– Не еби мне мозг! Еще час в этом городе и я кого-нибудь грохну!
Я понял, что он на грани. Та самая страшная острота ощущений на пике мескалинового прихода.
– Ладно, я одолжу тебе денег. Давай выйдем и посмотрим, сколько у нас осталось.
– А мы сможем выйти?
– Ну … зависит от того, до скольких человек мы доебемся по пути отсюда до выхода. Ты хочешь выйти по-тихому?
– Я хочу выйти по-быстрому.
– Ладно, расплачиваемся и медленно встаем. Мы оба удолбаны. Путь будет долгий. – Я крикнул официантку. Она подошла со скучающим видом, адвокат поднялся.
– Тебе платят за случку с медведем? – спросил он.
– Что?
– Это он шутит, – сказал я встряв между ними. – Эй, док, пойдем вниз, поиграем. Я довел его до края карусели, но он не хотел сходить, пока та не остановится.
– Она не остановится, – сказал я. – Она вообще не останавливается. – Я сошел и повернулся, ожидая его, но он застыл на месте … я не успел его выхватить и он уехал.
– Стой на месте! – крикнул я – Сейчас вернешься по кругу!
Он тупо глядел вперед перекошенными от страха и растерянности глазами. Но не пошевелил и мускулом, пока не сделал круг.
Я дождался, пока он очутился напротив меня и вытянул руку, чтобы его схватить – но он отпрыгнул и поехал по второму кругу. Я сильно занервничал. Я был на грани. Казалось, бармен наблюдает за нами.
Карсон-сити, подумал я. Двадцать лет.
Я залез на карусель, и быстро зашел к нему вдоль барной стойки со спины. Когда мы оказались на нужном месте, я столкнул его. Шатаясь, он побрел по проходу, потерял равновесие и, издав истошный вопль, врезался в толпу … покатился как бревно, потом резво поднялся на ноги, сжал кулаки и стал высматривать, кого бы ударить.
Я подошел к нему с поднятыми руками, изображая улыбку. "Ты навернулся, – сказал я. – Пойдем".
В этот раз на нас действительно все смотрели. Но этот болван не двинулся с места, а я знал, что будет, если я схвачу его.
– Ладно, стой здесь, за тобой сейчас придут. Я пошел.
Я быстро зашагал к лестнице, не обращая на него внимания.
На него это подействовало.
– Видал? – спросил он, поравнявшись со мной. – Какой-то козел пнул меня в спину.
– Наверно бармен, – сказал я. – За то, что ты сказал официантке.
– Господи! Давай выбираться отсюда. Где лифт?
– К лифту не подходи. Они только этого и ждут … запрут нас в стальном ящике и спустят в подвал. – Я обернулся, но никто за нами не шел.
– Не беги. Им нужен только повод, чтобы расстрелять нас.
Он кивнул, вроде понял. Мы быстро миновали большую аллею аттракционов: тир, тату-салоны, менялы и сладости, прошли ряд стеклянных дверей и спустились по газону к стоянке, где нас ждала "Большая красная акула".
– Поведешь ты, – сказал он. – Кажется, со мной что-то не то.
7. Параноидальный ужас … и жуткий призрак содомии … сверкание ножей и зеленые воды
Доехав до "Минт", я припарковался напротив казино, за углом у автостоянки. Не стоит лезть на рожон в вестибюле. За пьяных мы никак не сойдем. Мы оба перевозбуждены. Повсюду вокруг нас чрезвычайно угрожающие вибрации. Мы кинулись бегом через казино и дальше вверх по эскалатору в конце зала.
До номера мы добрались никого не повстречав – но замок не отпирался. Адвокат отчаянно с ним возился. "Суки, поменяли нам замок, – застонал он. – И наверняка устроили обыск в комнате. Господи, нам конец". Вдруг дверь распахнулась. Мы замерли, потом метнулись внутрь. Всё чисто. "Запри дверь на все засовы", – сказал адвокат. Он разглядывал два ключа от номеров. Подняв ключ с номером 1221 он спросил: "А этот откуда?"
– Номер Ласерды, – сказал я.
Он улыбнулся: "Да, точно. Я решил, пригодится".
– Зачем?
– Давай поднимемся к нему и вытащим его из постели струей из пожарного шланга, – предложил он.
– Нет, лучше к нему не соваться. У меня такое чувство, что он нас почему-то избегает.
– Ты прикалываешься? Этот португальский сукин сын опасен. Он следит за нами как ястреб. – Он искоса посмотрел на меня. – Ты что, с ним сговорился?
– Я позвонил ему, пока ты мыл машину. Он сказал, что сегодня ложится, чтобы завтра быть на старте к рассвету.
Адвокат не слушал. Он издал страдальческий вопль и ударил в стену кулаками.
– Вот козёл! Я знал! Он завладел моей женщиной!
Я рассмеялся: "Та блондиночка со съемочной группой? Думаешь, он отымел ее в задницу?
– Правильно, смейся! Вы белые все такие. – Он уже успел открыть новую бутылку текилы и пил ее большими глотками. Потом схватил грейпфрут и разрезал его пополам стальным охотничьим ножом с острым как бритва лезвием.
– Откуда у тебя нож? – спросил я.
– Принесли из обслуживания номеров, я попросил. Чтобы резать лаймы.
– Какие лаймы?
– Лаймов не было. Они в пустыне не растут. – Он порезал грейпфрут на четыре части, потом на восемь, потом на шестнадцать … потом стал кромсать их на ошметки. – Вот козлина, знал ведь, надо выйти с ним поговорить, пока была возможность. А теперь она с ним.
Я помнил ту девчонку. Несколькими часами ранее у нас с ней в лифте вышел конфуз: мой адвокат свалял дурака.
– Вы, наверно, гонщик – сказала она. – В каком вы классе?
– Классе? Каком нахуй классе?
– На чем вы ездите? – спросила он поспешно улыбнувшись. – Мы снимаем гонку для телевидения, и могли бы вас использовать.
– Меня использовать?
Матерь Божья, подумал я. Началось. В лифте было полно народу, мы поднимались с этажа на этаж очень медленно. Когда мы остановились на третьем, его трясло. Еще пять …
– Я езжу на больших мотоциклах, – вдруг вскрикнул он, – невъебенных.
Я засмеялся, чтобы разрядить обстановку. "Винсент блек шэдоу, – сказал я. – Мы в заводской команде.
В толпе послышался грубый недовольный ропот. "Херня", – сказал кто-то сзади.
– Минуточку! – крикнул адвокат … . Потом, повернувшись к девушке: "Простите, мадам, но сюда, кажется, затесался какой-то невежественный ушлепок, который напрашивается, чтобы ему вскрыли ебало".
Он запустил руку в карман черной синтетической жилетки и повернулся к толпе сзади. "Ну что, пидоры бледножопые, кого тут покоцать?"
Я следил за индикатором этажей. Лифт остановился на седьмом, дверь открылась, но никто не двинулся с места. Мёртвая тишина. Двери закрылись. Восьмой … В кабине ни звука, ни движения. Только двери начали закрываться, я шагнул вперед и выдернул его за руку. Как раз вовремя. Двери сомкнулись, и лифт поехал на девятый.
"Бегом в номер! – сказал я. – Эти гады вызовут копов!" Забежав за угол, мы оказались у двери номера. Адвокат безудержно хохотал. "Обстремались. Видал? Обстремались. Как крысы в клетке!" Когда мы заперли дверь на засов, он перестал хохотать. "Чёрт! Теперь всё серьёзно. Девчонка поняла. Она в меня влюбилась".
Теперь, по прошествии нескольких часов, он убедил себя, что Ласерда, так называемый фотограф, каким-то образом овладел девчонкой. "Давай поднимемся к нему и кастрируем уёбка, – сказал он, оскалив зубы и выписывая восьмерки своим новым ножом. – Это ты ему сдал ее?"
– Так, – сказал я. – Убери-ка свой ножик подальше и поди протрезвись. Я поставлю машину на стоянку.
Я медленно попятился к двери. За долгие годы общения с наркоманами ты понимаешь, что всё серьезно. Ты можешь повернуться спиной к человеку, но никогда не поворачивайся спиной к наркотику – особенно если он размахивает острым охотничьим ножом перед твоим лицом.
– Прими душ, – сказал я. – Вернусь через двадцать минут.
Я быстро вышел, заперев дверь на ключ и прихватив с собой украденный моим адвокатом ключ от номера Ласерды. Вот бедняга, думал я по пути к лифту. Его отправили сюда выполнять совершенно нормальное задание: фотографировать гонки мотоциклов и багги в пустыне, а он, сам того не подозревая, очутился в запредельном для его понимания чудовищном мире. Он ни за что не разберется, что тут происходит.
Что мы здесь делаем? В чем смысл это поездки? Неужели меня в самом деле на улице ждет большой красный кабриолет? Катаюсь ли я на эскалаторах гостиницы в каком-то наркотическом угаре или же я приехал в Лас-Вегас, чтобы сделать репортаж?
Я запустил руку в карман: ключ с номером 1850. Хоть что-то реально. Итак, сейчас мне надо поставить машину и вернуться в номер … а потом хоть как-то прийти в себя, чтобы разобраться с делами, которые возникнут утром.
С эскалатора в казино ? вокруг игорных столов по-прежнему толпы. Кто эти люди? Что за лица? Откуда они? Карикатуры на торговцев подержанными машинами из Далласа. Но они настоящие. И их чертовски много – все еще стоят вокруг игорных столов в городе посреди пустыни и что-то кричат в четыре тридцать утра в воскресенье. Все еще дрочат на Американскую Мечту, на образ Большого Выигрыша, вырисовывающегося в предрассветном хаосе затхлого казино.
Большая удача в "Силвер-сити". Обыграй крупье и вернешься домой богачом. Почему бы и нет? Я остановился у "Денежного колеса" и поставил доллар на Томаса Джефферсона … двухдолларовая банкнота-фрик11, как всегда думая, что инстинкт не подведет.
Не тут-то было. Еще два бакса в трубу. Сволочи!
Ну же, успокойся. Научись радоваться и проигрышу. Главное – сделать правдивый репортаж, всё как есть, остальное оставим журналам "Лайф" и "Лук" – по крайней мере пока. Съезжая вниз на эскалаторе, я увидел журналиста "Лайф", скрючившегося в телеграфной будке – он что-то вещал какому-то перевозбужденному роботу в конторской ячейке на том побережье. Вроде того: "Лас-Вегас на рассвете – Гонщики еще спят, пыль еще не осела над пустыней, 50000 призовых покоятся в темном сейфе Дель Уэбба в сказочном отеле "Минт" в самом сердце Центра Казино. Обстановка чрезвычайно напряженная. На месте группа журнала "Лайф" (как всегда в сопровождении отряда полиции…) Пауза. "Да, я сказал полиции. В конце концов, это специальный репортаж для "Лайф"…"
Красная акула стояла напротив казино "Фримонт", где я её и оставил. Я отвёз её в гараж – "машина доктора Гонзо, всё в порядке, если у ваших сотрудников появится свободная минутка – пусть натрут её воском к утру. Да, конечно, запишите в счёт номера".
• • •
Когда я вернулся, адвокат был в ванне. Погруженный в маслянистую зеленую воду – раствор каких-то японских солей – он прихватил их в сувенирной лавке гостиницы вместе с новым радиоприемником, теперь включенным в розетку для электробритвы. На полную громкость. Какая-то херня под названием Three Dog Night про лягушку Иеремия, желавшую принести "Радость всему миру".
Сначала Леннон, теперь это, подумал я. На очереди стоны Гленна Кемпбелла о том "куда исчезли все цветы?"
И правда, куда? Цветов в этом городе нет. Только плотоядные растения. Я убавил громкость и заметил рядом с приемником комок пожеванной белой бумаги. Адвокат, кажется, не заметил, что стало тише. Он был окутан клубами зеленого пара, над водой виднелось только полголовы.
– Ты всё это сожрал? – спросил я, подняв комок бумаги.
Он меня не замечал. Я так и знал. Следующие шесть часов до него будет не достучаться. Он заточил целую промокашку.
– Гнусный сукин сын, – сказал я. – Молись, чтобы в чемоданчике оказался торазин, иначе завтра тебе придется очень худо.
– Музыку! – зарычал он. – Погромче. Поставь вон ту кассету.
– Какую кассету?
– Новую. Вон там.
Я поднял приемник и заметил, что в нём встроенный магнитофон. Кассету – Surrealistic Pillow – нужно было только перевернуть. Он уже прослушал первую сторону – на такой громкости, что слышно, наверно, было во всех номерах через все стены в радиусе сто метров.
– "Белый кролик", – сказал он. – Хочу нарастающий звук.
– Ты обречен, – сказал я. – Через два часа я отсюда сваливаю, а потом сюда придут люди с большими дубинками и выбьют из тебя всё говно. Прямо в ванне.
– Я копаю свои могилы – сказал он. – Зеленая вода и "Белый кролик" … Поставь, а не то я тебя …
Из воды взлетела рука с зажатым в кулаке охотничьим ножом.
– Господи, – пробормотал я. В этот момент я понял, что он безнадежен – лежит, обожравшись кислоты, в ванне, размахивает самым острым ножом, что я когда-либо видел, ничего не соображает и требует "Белого кролика". Всё, подумал я, с меня хватит. Больше возиться с этим дегенератом я не намерен. На этот раз он решил убиться по-настоящему. Сам напросился … .
– Ладно, – я перевернул кассету и нажал воспроизведение, – Но сделай мне напоследок одно одолжение, хорошо? Дай мне два часа. Больше я не прошу – всего-то два часа поспать. Подозреваю, что завтра будет очень тяжелый день.
– Разумеется. Я ведь твой адвокат. Я выделю тебе столько времени, сколько тебе нужно, по обычной ставке: 45 долларов в час, но тебе понадобится подушка, так что положи купюру в сто баксов под радио и пиздуй отсюда.
– Может чеком? Пилозубого национального банка. У тебя его примут без удостоверения личности. Меня там знают.
– Как угодно, – сказал он, начиная подергиваться под музыку. В ванной было как внутри огромного неисправного низкочастотного динамика. Мерзкие вибрации, оглушительный звук. На пол натекло воды. Я положил радио как можно дальше от ванны, насколько хватило провода, вышел и закрыл за собой дверь.
Через пару секунд он заорал: "На помощь! Сука! На помощь!"
Я кинулся обратно, думая, что он случайно откромсал себе ухо.
Однако нет … он тянулся из ванной к полочке, на которой лежало радио.
– Дай сюда радио, блядь.
Я выхватил у него приемник. "Дурила! Лезь обратно в ванну! Уйди нахуй от радио!" Регулятор громкости был выкручен до предела, невозможно было понять, что играет, если не помнишь "Белого кролика" по нотам … . я тогда помнил и знал, что песня закончилась … кульминация миновала.
Но адвокат, видимо, пропустил момент. Ему хотелось ещё. "Поставь обратно! – закричал он. – Ещё раз!" Он смотрел невидящими, обезумевшими глазами. Он был на грани какого-то жуткого психического оргазма …
"Включай! – вопил он. – Чтоб хуячило на полную! А как дойдет до той фантастической ноты, где кролик откусывает себе башку, кидай радио мне прямо в ванну".
Я пристально посмотрел на него, крепко держа приемник. "Только не я, – сказал я наконец. – Я бы с удовольствием захерачил тебе в ванну 440-вольтовый скотопогонщик, но только не радио. От взрыва тобой прошибет стену, через десять секунд тебе пиздец, – я рассмеялся. – Черт, а меня заставят давать показания, потащат на вскрытие, будут допрашивать, как всё было – в мельчайших подробностях. Мне это нахуй не надо".
– Херня! – взревел он. – Скажи им, я хотел вскрыться!
Я задумался. "Ладно, – сказал я наконец. – Ты прав. Пожалуй, это единственный выход". Я занес над ванной радио/магнитофон – он был до сих пор включен в сеть. "Погоди, я проверю, всё ли в порядке, – сказал я. – Ты хочешь, чтобы я бросил эту штуку в ванну на кульминации "Белого кролика", так?"
Он улегся обратно в воду с благодарной улыбкой. "Да, блядь, наконец-то. Я уж думал, придется вылезать и ловить горничную, чтобы поручить это ей".
"Спокойно, – сказал я. – Готов?" Я нажал пуск и "Белый кролик" заиграл снова. Почти сразу он завыл и застонал … очередной скоростной забег на вершину, с намерением в этот раз всё-таки взлететь. Он крепко зажмурился, из маслянистой зеленой воды торчали только коленки и голова.
Пока песня двигалась к кульминации, другой рукой я перебирал жирные спелые грейпфруты, сложенные в кучу рядом с умывальником. Самый больший весил почти килограмм. Я ухватил его покрепче, и когда наступила кульминации песни – метнул его в ванну как пушечное ядро.
Адвокат истошно завопил и забился в ванной, как акула над жертвой, расплескивая воду и пытаясь до чего-то дотянуться.
Я выдернул шнур из радио/магнитофона и мигом выскочил прочь из ванной … Аппарат продолжал играть, но теперь он питался от своих безопасных батареек. Пока я пересек комнату и подошел к своему чемоданчику, музыка стихла. Я достал газовый баллончик … . Тут вывалился из ванной мой адвокат, чуть не сорвав дверь с петель. Он смотрел невидящими глазами, но размахивал перед собой ножом как человек, всерьез вознамерившийся что-то порезать.
"Газ! – крикнул я. – Хочешь отведать? – Я помахал баллончиком перед его слезящимися глазами.
Он остановился. "Сссука! – прошипел он. – С тебя ведь станется, так?"
Я рассмеялся, по-прежнему размахивая баллончиком. "Да ладно, тебе понравится. Что может быть лучше прихода от "Мейса" – сорок пять минут на коленях с удушьем и сухом рвотой. Успокоишься в миг".
Он смотрел в мою сторону, пытаясь сосредоточить взгляд. "Подлый бледножопый сукин сын, – пробормотал он. – С тебя ведь станется?"
– А что? Минуту назад ты упрашивал меня убить тебя! А теперь ты хочешь убить меня! Да мне, черт подери, пора уже полицию вызывать!
Он поник. "Копов?"