Фраер - Герман Сергей Эдуардович 10 стр.


* * *

Напуганный угрозами зэков Гоша решил завести телохранителя. Выбор его пал на Душмана. Он был неприхотлив, как саксаул, верен как пёс и совершенно без башки, словно герой романа Майн Рида.

Но была у него одна странность. Он приходил в волнение от обнажённого мужского тела. До поры до времени Гоша этого не знал.

Теперь, если Гоша выходил из локалки, Душман отрабатывая должность бодигарда и полученные сигареты, должен был тащиться за ним следом.

Дуля громко хохотал и декламировал:

Я пули вёдрами глотал!
Я кровь мешками проливал!
Я Кандагар завоевал!
Пока народ наш мирно спал.
И море баб перееВал!"

Бревнов огрызался:

Срёт где попало, оставляя кал,
У него не держит жопа - он шакал…

Юра Дулинский тут же напоминал служаке его прошлое:

- Ну ты, автоматная рожа! У тебя ж, быка, вся грудь пулемётными лентами перепоясана, а ты ещё базло раскрываешь на честных пацанов!

Душман сидит на шконке. В левой руке он держит пряник с толстым слоем маргарина. Рядом Дулинский.

Вчера был ларёк. Душман на всю отоварку накупил пряников и маргарина.

- В Афгане пряники только по праздникам давали, на майские или ноябрьские. А здесь, ешь от пуза, были бы только деньги. - Говорит он.

Дуля желая посмеяться спрашивает:

- Серёга, так что министр обороны? Ответил?

Душман качает головой:

- Не-аааа!..Мне Парамонов по секрету сказал, хозяину из приёмной министра звонили. Сказали, сержанта Бревнова в Чечню не пускать.

Дулинский подкалывает:

- Эскалации напряжённости боятся, Серёга! Политика!

Душман откусывает кусок пряника.

- Ничего! Я вчера президенту написал. Через волю отправил. Борис Николаевич разберётся.

Гошин крик доносится из глубины каптёрки, словно звук милицейской сирены.

- Надо идти - сказал Душман.

- Ну да! - Усмехаясь говорит Дуля - Служба есть служба.

Душман поднялся, стряхнул с колен крошки. Затем, не оглядываясь, двинулся на крик завхоза.

- Где вас только ловят! - усмехался Дулинский.

Всё перемешалось в этом мире. Вор в законе Джаба Иоселиани отсидев около двадцати лет, окончил вечернюю школу и театральный институт став доктором наук. Читал лекции в Тбилисском театральном институт и написал несколько книг.

Орденоносцы и герои войны, напротив, часто терялись в лагерной массе. Более того, многие их них охотно шли в лагерные полицаи.

* * *

Вскоре на Гошу был совершён теракт.

Он пожаловался Душману, что у него болит спина. Тот предложил сделать массаж. Во время лечебной процедуры Гоша с ужасом увидел, что у Душмана на месте ширинки оттопырились брюки.

Краснолицый, взъерошенный, Гоша выгнал Бревнова из каптёрки и пока орал в коридоре, кто-то из зэков огрел его пожарным ведром. Гоша получил лёгкую контузию, следствием которой была частичная амнезия. При этом Гоша напрочь забыл, кто его ударил и за что.

Телохранитель Душман обидевшись на Гошу, в это время сидел у кого-то в проходе. Защищать своего патрона он категорически отказался.

Юра Дулинский потом сказал, - "А что? Вполне революционная ситуация. Караул устал".

Несмотря на потерю памяти Гоша всё же уволил Душмана за предательство. Без выдачи выходного пособия.

Но ступивший на козлячью тропу Душман уже не мог остановиться. Через несколько дней он ушёл работать в ПТУ, шнырём. Ему даже обещали там платить зарплату.

* * *

Юра Дулинский искренне считал себя великим комбинатором и мастером интриги.

Он умело разыгрывал свои партии и не представлял свою жизнь без борьбы, комбинаций, подлянок. Ему постоянно надо было с кем-то сражаться, делать движуху.

При отсутствии движений начиналась депрессия.

От удачно запущенной интриги Дулинский получал настоящее удовольствие, как шахматист от умело выигранной партии.

В этом случае наши интересы совпали.

Я никак не мог забыть Клока. Подсел к Колесу. Обрисовал ситуацию. Владимир Иванович сказал:

- Я человек сильно интеллигентный, но беспредел не люблю. Иди. Я переговорю с Дулей. Он на подлянки мастер.

Я сказал с уважительной скромностью:

- Стоит ли беспокоиться, Владимир Иванович? Может быть я сам?

- Стоит. Можно было бы и войну затеять, но больно уж непрофессионально это: кулаками махать. Мы же не бакланы дворовые. Уработаем его технично.

Протёр пальцем стёкла очков:

- Пусть не беспределит, козья морда. - Вздохнул удручённо, огорчённый поведением шныря - Предупреждали же его, живи тихо. Нет, сам на член просится.

Дулинский выслушал Владимира Ивановича. Всё понял правильно.

План был утверждён. Главное - нужно было действовать с максимальной бесцеремонностью.

У Клока в кладовке, называемой бендюгой или бендюжкой хранились лопаты и мётлы.

Там же стоял посылочный ящик, в котором хранилось сало, получаемое с мужиков в качестве дани. Кладовка зимой выполняла роль холодильника.

Арестанты, проходя мимо тумбочки прикалывали - "Что Олежик, лучше изжога от сала, чем головокружение от голода?"

Клок довольно кивал головой, съедал сало с пайкой хлеба, запивал чаем, утром ложился спать и был абсолютно счастлив. Срок шёл. Клок считал, что он ухватил Бога за бороду.

Суть интриги заключалась в том, чтобы подвести дневального под статус крысы.

Виталик несколько дней назад вышел со свиданки. Тумбочка ломилась от продуктов.

Утром, когда Клок спал после ночной вахты, Дулинский зашёл к Гоше.

Угостил его сигаретой, сказал, что получил передачку. Поинтересовался, не может ли он оставить в кладовке свою посылку? Нет ли в отряде крыс?

Гоша донельзя польщённый тем, что ему уделили внимание, отнесся с пониманием. "Конечно оставляй".

Юра в присутствии очевидцев поставил свою посылку на ящик Клока.

Виталик вечером выкрутил лампочку. Ночью Клок занырнул в холодильник. В темноте нащупал посылочный ящик, достал сало, сожрал. Утром, когда он только собирался ложиться спать, раздался тяжелый пронзительный рев:

- Крыса! Бля-яяя!.. Сало сожрала!

* * *

Клок, заслышав вопли и осознав своим ссученым и подлючим мозгом, что они имеют к нему самое непосредственное отношение, сразу же просчитал последствия. Прямо в трусах он ломанулся на вахту и попросил закрыть его в БУРе.

Гоша собрал в бараке народ. Поучительно сказал:

- Человек слаб перед искушением. Но троглодитство приводит к жопоебству.

Молодёжь одобрительно загудела. Пенсионеры, как присяжные на суде, сурово кивнули головами.

Юра Дулинский вёл здоровый образ жизни. Не курил. В качестве премии ему передали банку растворимого кофе.

Колесо пригласили к столу.

На столе стояли рыбные консервы, мясо.

Колесо назидательно говорит:

- Во-ооот! Говорил я этой урле, не надо быть таким самоуверенным. Только ти решил, что уже держишь Бога за бороду, глядь, а он уже держит тебя за яйца.

Виталик прерывает его, передразнивая.

- А почему ви не кушаете, Владимир Иванович? Что вам нехорошо? Вот сало. Риба! Кушайте… Кушайте. Ви же старый арестант, знаете, что в кругу друзей едалом не щёлкают.

Колесо в ответ улыбался смущённой доброй улыбкой. Глаза же в это время оставались цепкими и холодными. Это был взгляд старого каторжанина, многое видевшего, всё понимающего.

* * *

Несмотря на ругань и скандалы Дуля часто сидел у Душмана в проходе. Они воспитывались в одном детдоме.

Серёга под настроение рассказывал об Афганистане.

- Непонятная страна! Чужая! Зимой мы в ватниках мёрзнем, а они босиком по снегу ходят. Как Асредин!

Все мужики в халатах, баб не видно. А если какая и появится, то такая старая и страшная…что лучше бы её и не видел.

Если судить по тому, что у них продают в лавках, то все миллионеры. На полках - японские магнитофоны, фирменные часы, французские духи.

А сами живут в домах из глины, нищета страшная, у нас дрова покупают. Каменный век. Старики, дети… По нашим понятиям, убивать их западло, а им гранату метнуть или очередь всадить в шурави - в порядке вещей.

Как - то во, время зачистки подстрелили пацана местного с автоматом. А на прикладе три зарубки. Это значит троих наших на тот свет отправил. И появляется такая ненависть, что уже не смотришь, кто перед тобой - баба или дитё. Во время операции открываешь дверь, кинул гранату, пару очередей и дальше.

Там я понял, что добро и зло - это в принципе одно и тоже. Для кого то добро, это зло. Для кого то наоборот.

* * *

Через неделю должен был освободиться Вова Москва. Весь срок он не поддавался на уговоры. Как бы к нему не подъезжали и не подкатывались. Говорил, что с однополой любовью завязал.

За неделю до воли он не смог сдержать похоть и развязал. Сначала подкатил к завхозу, но грубый Гоша, измученный простатитом, обругал его матом.

Тогда Вова отдался Лёве смотрящему. Потом к Лёве пришли земляки, весь цыганский табор.

Москва пошёл в разнос. Все выходные он не выходил из кабинета отрядника, превращённый в бордель.

В понедельник утром Гордеев пришёл на службу. В аквариуме с рыбками плавал презерватив. Лёня начал орать.

- Дневальный, почему у меня в кабинете воняет дерьмом?

Если бы он только знал, что там происходило в его отсутствие!

* * *

Несмотря на то, что дядя Слава без сопротивления отдал свой министерский портфель Лёве Цыгану, он всё же не был с этим согласен.

Выжидал удобный момент для свержения своего конкурента с пьедестала. Знал, что рано или поздно настанет момент, когда Цыган совершит ошибку.

Чутьё не подвело. Ожидание закончилось редким, но весьма поучительным случаем. Трагичным, как для некоторых блатных, так и козлов.

Ночью измученный сперматоксикозом Сеня подкараулил Валерика Сидорова, шедшего в уборную.

До этого дня Валерик жил мужиком. Вернее мужичонкой. Это был молодой парень, с румянцем на щеках. Из интеллигентной семьи, в которой его баловали и чрезмерно любили. В результате он вырос слабым, трусливым и инфантильным.

Сеня зажал его под лестницей и вытащив нож приказал снимать штаны. Валерик от ужаса потерял сознание, а Сеня пыхтя и потея от страсти, предпринял попытку лишить его девственности. От вожделения порвал уздечку на члене. Кончил. Подтёрся трусами Валерика.

Пригрозил, что если тот проболтается, то его будет насиловать весь отряд, и ушёл. Сидор придя в себя бросил перепачканные кровью и спермой трусы в уборной.

Никто бы ничего не узнал, и скорее всего Валерик стал бы персональным Сениным тихушником, но утром запарафиненые, в пятнах крови трусы нашёл Гоша.

Поддев их носком ботинка, Гоша глубокомысленно произнёс:

- Мдя-яяя! Одно из двух. Или кому то сломали целку, или кто-то сломал хер.

Через пятнадцать минут сидельцы увязали в кучу заплаканного Валерика, трущегося возле него Сеньку и вещественное доказательство в виде трусов. Поднаторевшие на своих делюгах зэки в случае необходимости умели проводить оперативно-следственные мероприятия не хуже оперов из райотделов.

Барак забурлил. Старики кричали "На нож"! Молодёжь вторила - "на фуй!

Босой, голый по пояс Асредин, как Христос тянул вверх руки: "Братья, хватит крови!.. Ему в ответ кричали: "В Тамбовском лесу твои братья!"".

Сеня, испуганный реальной перспективой лишиться здоровья, бросив матрас и вещи бегом ломанулся на вахту.

Узнав о случившемся, срочно вызванный на службу похуист-отрядник, пообещал: "Пусть только выйдет! Я ему едало разобью!"

- Ничего! - сказал дядя Слава. - Выйдет из БУРа, загоним под нары. Пусть выглядывает оттуда, как ондатра. Весь срок, тварь, будет сидеть у параши.

Валерик тут же переехал в петушиный угол.

Дулинский подумал. Сказал:

- Ну вот, и определился с ориентацией. Раньше звали Сидором, а теперь назвали пидором!

Асредин вздыхал - "Эх люди! Святейшее из званий, человек, опозорено, как никогда. Опозорен и русский человек"! Какая тут нахер, к маме вениамина может быть духовная гармония!

К Лёве Цыгану прибежал посыльный от Арсена и тот ушёл к смотрящему.

Завхоза Гошу в тот же день сняли с отряда и отправили в Шизо, но не отсиживать, а старшим дневальным.

Эта должность была по настоящему сучьей. То, что на неё поставили именно Гошу, характеризовала его со всех сторон.

Завхозом отряда назначили Витю Власа, полного и ушлого сорокапятилетнего мужика - хитрована, добивающего в лагере десятку.

* * *

Именно в тот момент дяде Славе пришло в голову, что именно можно предъявить смотрящему.

Блатные и мужики должны были признать эту предъяву обоснованной. Расклад получался такой. Человек, близкий к смотрящему, по беспределу опустил мужика. Не просто опустил, но и никого после этого не поставил в курс. Страшно даже представить, что бы произошло, если бы не бдительный Гоша. Тихушник мог зашкворить весь отряд. Или даже всю зону.

Надо было срочно выезжать на больничку. В тот же день, когда отряд ушёл в столовую, дядя Слава острым ножом вскрыл себе живот.

Серьёзно вскрыл, до кишок. Лезвие вошло глубоко. Кровь хлестала через пальцы, прикрывающие рану.

Раньше я видел, как зэки, дуреющие от однообразной тоски глотали черенки ложек, засыпали себе в глаза толчёное стекло. Слышал о том, что ломают себе руки-ноги, надеясь, что положат в больницу, и хоть на неделю, другую они сменят обстановку.

На больничку свозили со всех зон. Там братва могла расслабиться, встретиться с кентами, подельниками и выпить за редкую встречу.

Если зэк калечил себя, другие сидельцы, не вмешивались.

В арестантском мире существовало правило, каждый должен ответить за себя сам. У каждого своя жизнь и он волен распорядиться ей, как захочет.

* * *

Я спросил Колесо - зачем вскрылся дядя Слава?

- Запомни! - Сказал Колесо. - В нашей жизни, если хочешь остаться среди людей надо идти до конца. Помню в 53-м, на Сусумане суки порезали воров. А воры, кто остался жив, ночью взорвали аммонитом БУР, где прятались суки, человек семьдесят. Воров постреляли, но суки тогда долго собирали в мешки кишки и куски мяса.

А Славе, в душу плюнули. Недоверие выразили, и он за справедливостью поехал. Колесо показал пальцем в потолок. - К людям! Сколько тюрьма стоит, все самые насущные вопросы решали на больничке.

Через две недели, дядя Слава, вернулся. Привёз маляву. Цыгану дать по ушам. Арсена предупредить.

Дядя Слава снова лёг на своё место.

* * *

Начальство по данному случаю приказало провести собрание. Пришёл замполит.

Зэки неторопливо рассаживались на табуретках и шконках. Шушукались. Вяло переругивались.

Из кабинета вышли офицеры. Наступила тишина.

Отрядник, грозно осмотрел контингент.

Даои слово завхозу отряда Вите Власу. Одним глазом он косился в лежащие перед ним мятые листки. Долго рассказывал о текущем моменте, осознании вины, новом миропонимании. Употреблял выражения - перестроечное мышление, нравственные мучения, публичное одиночество.

От его благостной физиономии веяло раскаянием, душевной благоустроенностью, надеждой на перемены. Голос звучал убедительно, с мягким придыханием. Таким тембром брачные аферисты располагают к себе женщин. Человек опытный сразу поймёт - это прохиндей. Верить ему нельзя, поскольку хочет воспользоваться вами или обмануть.

Но замполит довольно кивал. Гордеев рассеянно ковырял у себя в ухе металлической скрепкой.

Речь удалась. Но картину испортил Асредин.

Он поднял руку. Спросил.

- Гражданин замполит, а правда, что среди руководства МВД педерастия в положняк?

Влас поперхнулся. Отрядник стал пунцовым.

- Ты метлу придержи, Астрединов. Что буровишь? В БУР захотел?

Замполит встрепенулся. - Ну-ка, ну-ка! Какие у вас имеются факты?

- Ну как же, граждане начальники! - Не унимался Асредин, разворачивая журнал "Огонёк"- Вот что пишет свободная демократическая пресса:

"Наркома НКВД Николая Ежова обвинили не только в работе на иностранные разведки, подготовке терактов против руководителей партии и государства, но и в гомосексуализме. На суде в 1939 году Николай Иванович признал только гомосексуализм - и умер честным большевистским педерастом".

- Отставить! - крикнул замполит. Вытер вспотевший лоб клетчатым носовым платком.

- Вы на органы не клевещите, осужденный - строго сказал он - Нефуй читать про всякий гомосексуализм. Мы изжили это позорное явление. А если вы этого ещё не поняли, посидите в изоляторе - поймёте.

* * *

Колесо потом говорил:

- Я в 53-м освобождался. В лагере с ворами кушал. С Васей Дипломатом, Моисёнком, Цыпой. В Ростове-папе сидел в 60-м году, когда сбили самолёт шпиона…этого, как его…

Колесо задумывается вспоминая-… А-аа! Паулюса. В тех местах я не видел ничего сильно плохого…

Проезжал крытую через Елец - всем ворам "пипец", где в бараний рог гнули воровскую масть, а заодно всех арестантов, которые попадали под горячую руку. Там видел много всякого, но уже ничему не удивлялся. Голодом так пытали, что некоторые зэки не выдерживали и отбирали у мусоров завтраки. Видел как людей заставляли выступать по местному радио и говорить: "Я, такой-то вор, отрекаюсь…"

В своей жизни я встречал даже польских воров, но нигде я не огорчался так сильно, как здесь! Чтобы барыгу смотрящим на отряд ставили, это не-еееет! Какой Лёва положенец? Только прибыл с этапа, трюмиловок сам не пробовал, ничего еще не видел.

Хочешь звания, корону воровскую? Не вопрос, а только пройти это всё самому надо и полной ложкой выхлебать - все эти буры, шизняки, крытки! День летный, день пролетный на одной воде! Да в браслетах, да в одной рубахе, когда в хате вода от холода замерзает. Да с уговорами "бери метлу в руки", а иначе в пресс - хату пойдёшь. Легко ли это?..

А Христу легко ли было на жердине болтаться?

В Златоусте ломали воров, а хозяином "Усольлага" был генерал - майор Сныцерев. Уж так он лютовал! Сколько судеб переломал! Как его не завалили, ума не приложу!

Привезли на "Белый лебедь" всесоюзного вора, Васю Бриллианта. Кумовья так душевно его встретили, что он за почки держался.

А в январе 1986 года приехал к Бриллианту очень большой мусор из центрального аппарата МВД СССР и предложил ему занять пост заместителя министра МВД СССР.

Но Вася Бриллиант сказал: - "Я не стану сукой" и умер, не сломленный мусорами, а мусора в отместку на его труп положили метлу.

В этот момент Колесо и сам был похож на легендарного законника - высохший, со впалыми серыми щеками, в роговых очках с толстыми линзами.

Назад Дальше