Отъебу тебя зачотно. Только ты, уж будь любезна,
Не поздней, чем через год, бля, выроди мне, сука, сына.
Как подружкам похвалялась. Усекла свою задачу?"
И пелотка засмеялась, хлопает себя по ляжкам,
Проперделася от счастья: "Нихуясе подфартило!
Забирай меня, красавчег, и еби куда захочешь,
За духи от К. Диора - я рожу хоть через жопу!"
Ну, на том и порешили. И умчались на Рублёвку.
Свадьба пела и плясала, гости жрали водку с пивом,
Все ебались, веселились, "Горько!" молодым кричали,
А сисястая невеста, нахлебавшись коньячины,
Хуй сосала в туалете, по привычке по босяцкой
Удолбавшись в сраку воткой, наблевав куда попало
Завалились гости дрыхнуть, отдавив друг другу яйца.
А жених, нажравшись тоже, в жопу выебав невесту
Перемазавшись в говнище, прицепил на хуй прищепку,
Чтобы выглядеть готично, и уснул на унитазе.
Год промчался незаметно. Харитон баблос сшибает,
С толстых коммерсов трусливых, а евойная бабища
Дома восседает с пузом, и готовицца к отёлу.
Две пелотки-подружайки, у себя в салоне зляцца:
"Это, бля, несправедливо, и ни разу не пиздато!
Мы тут пёздами торгуем, нам все жопы разодрали,
А имеем мы за это только триста баксов в месяц!
А пузатая скотина щас к июню разродицца
И получит нахаляву всё баблище Харитона!
Надо срочно что-то делать!" План созрел у них коварный…
Харитон на юг собрался, искупаться в Красном море,
Поебацца, сил набрацца, а жену оставил дома.
Не хуй с пузом - на курорты! Пусть в Москве рожает, сука!
В восемнадцатом роддоме, у врача Пермандалидзе.
И подружки-прошмандовки смс-ку шлют в Египет:
"Родила твоя шалава тут намедни негритёнка,
Да блондинистого, сука, да с раскосыми глазами,
Мы её предупреждали: осторожней с групповухой!"
Харитон подохуевший - что он пацанам предъявит?
Сына, сцуко, что ль, родного? Да они же обосруцца!
Быстро шлёт в Москву Вовану телеграфную депешу:
"Бля, не зря мне в ту субботу, ниггер снился по обкурке…
Так и знал, что чмо родицца. Хорошо, что хоть не лает…
Вылетаю в понедельник, буду бить Пермандалидзе"
Получил Вован депешу, и пошёл к блядям ебацца,
Там подружкам-пидораскам рассказал про заморочки.
Те смекнули, как им можно щас насрать своей подруге,
И давай ебать Вована, заливая в него брагу.
И когда Вован забылся сном тревожным над толканом,
Спиздили они депешу, да другую написали:
"Закатай их, Вова, в бочку, не в простую, а с цементом,
Да швырни в Москву-канаву, пусть поплавают немного!"
Утром Вова проблевался, похмелился "Жигулёвским",
Письмецо из жопы вынул, прочитал, сблевнул повторно,
И поехал к молдаванам за цементом и за бочкой,
Чтобы суд свершить над бабой по приказу Харитона.
…Через час в Москву-канаву, с Крымского моста большого,
Бочку скинули с цементом, с бабой и с новорождённым.
Бочка булькнула красиво, и ушла под воду камнем,
Унося с собою крики: "Чтоб вы сдохли, пидорасы!"
С той поры прошло три года, Харитоныч вырос в бочке,
Хуй стоял как столб фонарный - хуле: жрать цемент три года…
"Разъебу!" - кричал сынишка, колотя по бочке хуем,
Хрясь - и бочка развалилась, выпустив семью на волю.
"Нихуя себе, приплыли…" - огляделся Харитоныч,
Оттирая хуй травою от молдавского цемента.
Тут он смотрит - на пригорке бомж какой-то девку дрючит.
"Ах ты пидор неподмытый! Я сильней хочу ебаться!"
Крикнул зычно Харитоныч, доставая хуй из бочки,
И, вздрочнув, раствором аццким (пять песка, одна цемента,
Все замешано на сперме) сбил бомжа, как сербы "стеллса".
Подбежал к пелотке голой, отоварил хуем по лбу,
Чтоб ебло не срисовала, и ментам не заявила,
И давай ебать натужно он бесчувственное тело.
Натолкал за щёку девке, промеж сисек хуй подвигал,
Мощно кончил ей в подмышку, отчего она очнулась.
Подняла глаза косые, заценила хуй метровый,
Улыбнулась похотливо, обнажив четыре зуба,
Да и те - насквозь гнилые, и представилась: "Катюша"…
Папа Кати слыл в Бобруйске невъебенным олигархом,
И единственной проблемой стала дочка-потаскуха.
Чтоб пристроить своё чадо, олигарх рекламу вешал
"Кто возьмёт паскуду замуж - дам тому коттедж в Барвихе,
Мерседес почти что новый, тридцать три вагона денег,
Миллион галлонов нефти и пакеты для блевоты!"
Но никто не отзывался на такое предложенье.
Чем ввергал папашу в ярость, и в запои на недели.
Емельян же Харитоныч согласился б и без денег,
Лишь бы в Катином приданом были рот, пизда и жопа …
А уж за такие блага парень быстро расстарался,
Хуй прикинул быстро к носу, и женился на Катюше.
И папаша им на свадьбу отвалил бабла немало,
И на свадьбе очень рвался зятю хуй облобызать он
Называл его Спаситель, целовал ему ботинки,
Харитоныч соглашался, и поблёвывал в пакет.
Через год у Емельяна было всё, о чём мечтал он:
Дом в Барвихе, нефть, машина, унитазы золотые,
Жопу вытирал мехами: чернобуркой и шиншиллой,
Одного ему хотелось - встретить папу Харитона,
Емельяну мать сказала, что батяня - пёс паскудный,
И пошёл ваще он нахуй, ебанутая скотина!
Ишь, придумал развлекуху - в бочке жрать цемент три года!
И ещё блядь, уклоняясь от уплаты алиментов,
Там живёт, небось, не тужит, да ебёт бабье в сортире …
Емельян внимал старушке, грустно кушая омаров,
Ну а сам всё думы думал, как папашку повидать…
Тут оказия случилась: забрели в Бобруйск уроды,
По домам ходили, сцуки, продавали утюги, бля,
Массажёры, яйцерезки, мясорубки и жувачки,
И случайно, иль по пьяни, к Емельяну забрели…
Емельяну скучно было, он купил три массажёра,
Помассировал свой анус, и спросил у продавцов:
"Гой еси вы, пидорасы! Вы откуда к нам явились?
Год живу тут - вас не видел. Из Пердяевки, небось?"
Гости важно отвечали: "Из Москвы мы, сам ты пидор!
И работаем мы честно на московского бандита!
Мы процент ему башляем, от продажи массажёров,
И за это Харитоша, чтоб ему, бля, суке, сдохнуть,
Нам пока не запрещает ценный бизнес развивать!"
Емельян, как то услышал, массажёр сломал в анале!
Но на всякий-який случай, у гостей переспросил:
"А не тот ли Харитоша, что в две тысячи четвёртом,
Утопил в Москве-канаве бочечку с женой и сыном?"
Согласились с Емельяном продавцы хуйни китайской:
"Было дело… Говорили, что его жена-шалава,
Наебавшись с обезьяной, негритоса родила, бля!
Харитон, конечно, резкий, но сейчас он пьёт запойно:
Говорят, в кошмарах видит он мальчишку-негритёнка,
Что стучит своей залупой по отцовскому ебалу,
И ругает громко матом Харитона-пидораса…
Год-другой - в пизду сопьётся… И накроется наш бизнес…"
Емельян за эту инфу заплатил гостям по-царски:
Дал им по четыре евро, по литровой банке нефти,
Два хвоста от чернобурки, и послал обоих нахуй.
А потом уединился, подрочил свой хуй метровый,
Как привык он делать в деццтве, когда думать было надо,
Нарядился в джинсы "Гуччи", сверху - свитер от "Версачи",
Сел в свой Мерседес глазастый, и рванул в Москву к отцу.
От Бобруйска до столицы путь неблизкий, чтоб вы знали,
Но уже через неделю Емельян пришёл в салон,
Где работали шалавы, те что папе настучали,
И благодаря которым он три года жрал цемент.
Отъебал метровым хуем он их в рот, в пизду, и в жопу,
Ну, москвички - не Катюша. На четвёртой палке сдохли.
Емельян залупу вытер об парчовую портьеру,
И поехал к папе Харе, чтоб глаза ему открыть.
Харитон лежал в кровати, пил спиртягу через трубку,
Бледный весь, и в трупных пятнах…И, похоже, подыхал.
Емельян к нему ворвался, дав охране хуем по лбу
И вскричал Емеля зычно: "Папа! Ёптыть! Это я!
Твой сынок! Твой, бля, наследник! Нихуя я, блядь, не ниггер!
Наебали тебя, батя, злостно бляди-массажыстки
Те, кому порвал я жопы на британский нахуй флаг!
Мы с маманей щас в Бобруйске проживаем нехуёво,
Жрём омаров и креветок, норкой жопы вытираем,
Всё у нас с ней ахуенна, только рядом нет тебя…
Харитон аж проперделся от такого восхищенья!
"Сын!" - кричит, - "Ебать тя в сраку! Я уж думал, что ты сдох, бля!
Вместе с мамой-потаскухой, моей нежною супругой!
Подойди же поскорее, дай же мне тебя обнять!
Щас с тобой мы выпьем водки, и блядей закажем в баню,
Поебёмся там зачётно, и махнём к тебе в Бобруйск!"
Вот такая вышла сказка, неплохая - иль плохая,
До пизды мне, если честно, в сказке главное - мораль!
А мораль у ней такая - нихуя блядям не верьте!
А особенно москвичкам, что работают в салонах,
И дают ударно в жопу всем подряд за триста баксов!
Тут и сказочке конец, кто читал - тот молодец!
Всё, ушла в магаз за воткой. Ваша Старая Пелотка.
Облом
31-07-2007
Облом… Как много в этом звуке для сердца русского слилось…
Кто из нас хоть раз в жизни не обламывался не по-детски широко?
Есть такие? Нет? То-то же.
Облом, сука, паскудное жывотное…
Он приходит внезапно, когда его совсем не ждёшь, бьёт тебе по ыычкам, и пока ты хлопаешь глазами (ушами, сиськами, яйцами - нужное подчеркнуть) - он смотрит на тебя откуда-то снизу, с хитрым ленинским прищуром: "Обломался, мудак? Хо-хо! Ну, будь здоров, не кашляй!"
И ты понимаешь, что кто-то сверху решил над тобой просто постебаться. И, пока ты чешешь репу, переваривая последствия облома, этот кто-то нехуйственно над тобой ржёт. И вот из-за этого обидно вдвойне.
А ещё обломы деляцца на:
1) Облом обыкновенный. Это когда ты, в принципе, подозревал, что можешь обломаться, поэтому у тебя просто на пару минут съезжает набок рожа, после чего ты говоришь: "А ну и хуй с ним, с плащом!" - и забываешь про это досадное обстоятельство.
2) Облом необыкновенный. Это уже похуже. К нему ты был готов меньше всего, и после Серьёзного Облома можешь целый вечер жрать алкоголесодержащие жыдкости любого происхождения, и искать в себе Причины Облома. Серьёзный Облом лечится распитием хани с друзьями, и проходит через пару дней.
и
3) ОБЛОМ ОХУИТЕЛЬНЫЙ. Вот это вообще жопа. К Охуительному Облому ты был не готов вообще. Ты даже не подозревал, что такое может произойти. И что? И правильно! Расслабил булки, хрюшка-гуманоид! И словил прямо в анус Охуительный Облом! Ещё могут возникнуть осложнения в виде свидетелей твоего Охуительного Облома, что усугубляет восстановительный период. Лечится временем, ханью, беспорядочными половыми связями, а и иногда и сменой места жытельства.
Я тоже проходила все три стадии Обломов.
Стадия первая. Облом обыкновенный.
Я проснулась утром оттого, что солнце било прямо в лицо, лаская солнечным зайчиком мои подростковые прыщи на лбу. Я встала, почесала прыщи, и, уже на автомате, потому что проделывала эту процедуру ежедневно на протяжении последнего года - проверила размер своих сисек. Которые упорно не желали расти, хотя для них уже были куплены 2 сатиновых лифчика нулевого размера, и один кружевной - третьего. Как знать, может, мне повезёт? Нащупав всё те же 2 дверных звонка, и ничуть этому не удивившись, я подошла к зеркалу, посмотрела на себя, подумала, плюнула, и полезла за косметичкой.
Сегодня вечером на дачу приезжал Дэн. Денис. Юноша 17-ти лет отроду, похожий на Шумахера в лучшие годы его жызни.
Дэна вожделели все дачные особы женского пола, с 10 до 35 лет включительно. И я как раз попадала в эту возрастную категорию.
У Дэна была гитара, и новенькая чёрная телогрейка. Дэн виртуозно ругался матом, и очень мило картавил.
*Лирическое отступление. Есть у меня фетиш. Сексуальный. Люблю картавых людей. И пол мне не важен. Я испытываю почти оргазм, заставляя или умоляя их произнести лично для меня три раза подряд слово "бронетранспортёр"! Когда лет в пять моего сына отправили к логопеду, он беспалева сообщил седовласому профессору: "А я не буду у вас лечиться. Ага. А зачем? Между прочим, моя мама прёцца от мужыгов, которые букву "р" не выговаривают!" Маме пришлось краснеть, и носить доктору коробочки конфет в каждый визит…*
Дэн картавил. Это было очень трогательно, и я моментально в него влюбилась.
Я подкарауливала Дэна у его дома - он стал натравливать на меня свою лишайную собаку, с бельмом на глазу.
Я клянчила у родителей деньги, покупала на них Дэну сигареты "Лаки Страйк" - он брал их, говорил: "О, клёво! А ещё есть?" - и отворачивался в сторону.
Я надевала свой сатиновый лифчик нулевого размера, напихивала в него ваты, и гордо дефилировала по дачному посёлку - Дэн громко ржал, и называл меня "стиральной доской".
Я вырезАла из газеты "Тайная Власть" заговор на любовь, и, стоя одной ногой в тазу, по щиколотку в килограмме мёда *за что я потом получила ахуительных пиздюлей от мамы*, а другой - в ведре с солёной водой, в который плавал мой плевок, три волоса, и откусанный ноготь, громко взвывала за туалетом: "Как пчела не может без мёда, так раб Божий Денис не сможет ни есть, не пить, ни девок водить, а будет думать только обо мне, Божьей рабе Лидии! Как соль без воды не может - так чтоб и раб Божий Денис не мог часу часовать, минуты скоротать без меня, рабы Божьей Лидии! Зубы-ключ-замок-язык! Тьфу-тьфу-тьфу!"
Не помогало. Дэн очень даже спокойно мог без меня жить-поживать и девок таскать, причиняя мне мучения.
Мне даже маниакально стало казаться, что у меня и прыщи пройдут, и сисьги вырастут прям в тот момент, когда Дэн меня прижмёт к себе, и скажет: "Лида, ёб твою мать, я ж так тебя люблю шопесдец! Давай уже поженимся, когда тебе стукнет осьмнадцать годоф, и умрём в один день через сто лет!"
Но этого не происходило.
А сегодня у Дэна должен был быть день рождения.
Я с особой тщательностью замазала крем-пудрой свой лоб, накрасила брови коричневыми тенями, приклеила украденные у мамы накладные ресницы французского производства и, в порыве вдохновения, нарисовала фломастером чувственную родинку над губой.
Потом я долго накручивала на щипцы чёлку, чтоб она свисала локоном страсти посередине лба, и наглаживала мамину парадно-выгребную кофту с маками.
Всё.
Посмотрев на себя в зеркало, я поняла, что если Дэн меня сегодня не полюбит - то он мудак шопесдец. Потому что такая красота была только у меня и у Майкла Джексона.
По инерции, пощупав свои сисьги, я развернулась, и вышла из дома.
…В тот день Дэн нажрался до неприличия. Я, стараясь быть весь вечер ближе к нему, кряхтя, таскала именинника в кусты поблевать, вытирала его лицо мамиными маками, и тащила обратно.
И - вот он, момент истины!!!!!!!
Дэн обнял меня, прижал к себе, погладил по волосам, заглянул мне в лицо, поплевал на большой палец, стер мою нарисованную родинку, хрюкнул, и торжественно произнёс:
- Лида.
Я вздрогнула и вся обратилась в слух.
- Лида. Я приду к тебе сегодня ночью. *Загадочная пауза*. С большой-большой кувалдой. *Пауза*. Я ёбну тебе ей по башке. Которая расколется как гнилая тыква. *Пауза*. И оттуда вывалится столько говна, сколько накопилось там за все твои 14 лет. *Пауза. Пауза. Пауза*
Никогда я не забуду эту фразу. В ту ночь меня постиг типичный Облом Обыкновенный.
Правда, переживала я случившееся долго, но это из-за подросткового гормонального взрыва. И это был мой Первый Облом в жизни.
Стадия вторая. Необыкновенный облом.
Серьёзный Облом у меня случился, когда мне было лет 20. Просидев на даче с ребёнком безвылазно 2 месяца, я одичала, и перестала реагировать на внешние раздражители, кроме крика голодного или обоссавшегося сына.
На исходе второго месяца на дачу пожаловали мои родители. А меня отпустили на 3 дня в Москву. Одну.
Я сидела в вагоне электрички, и рыдала от счастья.
Естественно, на меня обращали внимание. И старались сесть подальше от рыдающей девушки. Я рыдала, и мне было всё-всё похуй.
Тут рядом со мной шлёпнулось чьё-то тело. Я скосила глаза, и прекратила реветь.
Рядом сидел сказочно красивый мужыг, и протягивал мне эскимо:
- Девушка, не надо плакать. Съешьте, вот, лучше, мороженое… Прошу Вас…
Мороженое я сожрала в 2 секунды, чуть не подавившись палочкой, икнула, смутилась, и потупила взор.
Мужыг протянул руку:
- Виктор.
Я пожала его руку липкой ладошкой:
- Лида…
И 2 часа мы ехали вместе. 2 часа я не спускала с него глаз, и судорожно прикидывала, как бы так ненавязчиво всунуть ему свой номер телефона. Однако, я себя сильно недооценила. Потому что на Казанском вокзале Виктор жахнул меня в дёсны, и сказал:
- Телефончик оставишь? Я тебе сегодня позвоню. Часика через 2. Сходим куда-нибудь…Или у тебя посидим, если ты не против…
Хо-хо! Ещё бы я была против!!!
Домой я влетела как в жопу раненый джигит, и первым делом кинулась на кухню испить водицы.
И тут произошло непонятное.
Я со всей дури въебалась во что-то железное и холодное, с грохотом свалилась на пол, на меня полилась холодная вода, что-то ударило меня по голове, и я погрузилась в нирвану.
…Очнулась я тогда, когда за окном стояла кромешная темнота. "Час ночи, не меньше" - промелькнуло в повреждённом мозгу.
Наощупь я встала, по стенке дошла до выключателя, включила свет, и узрела следующую картину:
Посреди мокрой кухни валялась табуретка. В метре от неё сиротливо лежал и скучал огромный чугунный казан, а рядом белела записка, на которой маминым аккуратным почерком было выведено: "Лида, у нас отключили горячую воду. Я набрала тебе водички, и поставила возле ванной, чтоб тебе самой тяжести не поднимать. Ты сунь в казан кипятильник, погрей водички, да помойся с дороги. Мама"
Пару минут я тупо перечитывала записку, переводя взгляд с бумаги на казан, а потом начала нервно хихикать. Спасибо тебе, мамуля… Век не забуду доброты твоей материнской!
Тяжело шаркая по полу, я прошла в свою комнату, и включила автоответчик.
Сквозь шуршание сто раз перезаписанной плёнки полился голос Виктора:
- Лидочка, звонил тебе весь день и весь вечер, но так и не застал тебя дома… Очень жаль…
Утром я уезжаю обратно в Егорьевск, и в Москве буду через месяц. Буду рад встрече. Виктор.
Я 2 раза прослушала плёнку, и громко зарыдала.
Виктор больше никогда не позвонил.
Стадия третья. Облом охуительный.