В связи с переводом И. А. Заморина на должность штурмана 303-й дивизии командиром 2-й эскадрильи назначили В. Н. Барсукова. Он прибыл на фронт в августе 1942 года. Тогда же и состоялось его боевое крещение. Василий оказался способным летчиком, вскоре стал ведущим пары, затем его назначили командиром звена.
Фронтовая газета рассказывала о подвигах на фронтах войны двух Барсуковых - отца и сына. Отец - Николай Барсуков служил в стрелковом полку, сражался у берегов Волги. Он уничтожил столько фашистов, что сосчитать сделанные на прикладе автомата отметки было не так просто. Последнюю отметку сделали его друзья: он погиб в 1943 году.
К тому времени его сын Василий сбил 12 вражеских самолетов.
В июле сорок третьего, в дни Курской битвы, В. Н. Барсукова коммунисты принимали в ряды партии Ленина. Заседание партийного бюро проходило на стоянке истребителей. После выступлений Николая Мазурова и Сергея Зеленова, рекомендовавших Василия в партию, Барсуков заверил товарищей, что оправдает высокое звание коммуниста. [156] На этом заседание было прервано. Над КП полка вспыхнула зеленая ракета. Ушел в бой и Барсуков. В районе Козельска он сбил два фашистских самолета. И вернувшиеся из полета коммунисты принимали Василия в партию уже без дальнейшего обсуждения.
Заместителем командира 1-й эскадрильи назначили воспитанника Сибирина и Запаскина - Н. Г. Пинчука. На фронте он сражался с августа, а в полк прибыл в октябре 1942 года. Энергичный и острый на язык, летчик из Белоруссии очень скоро зарекомендовал себя отважным воздушным бойцом. Мастерство и храбрость у него сочетались со строгим расчетом. Николай Пинчук был одним из тех, кто в критические минуты боя, не страшась смерти, сразил фашистского аса таранным ударом. К концу 1943 года на боевом счету у него было уже 13 сбитых самолетов.
Во 2- й эскадрилье заместителем командира стал Н. Н. Даниленко. В полку он служил с весны 1942 года и поначалу находился как бы в тени, ничем особо не выделялся, был по натуре человеком тихим, не склонным к проявлению эмоций. Николай серьезно готовился к каждому бою и мало-помалу набирал опыт. Правда, со сбитыми самолетами ему долго не везло. Он настигал фашистов, стрелял в них почти в упор, но не видел, где они падали. А когда подводили итоги, молчал: неважно-де, на чей счет запишут сбитого врага.
В одном бою Даниленко расстрелял два "юнкерса", но опять-таки не обратил внимания, где они упали, снова промолчал. Вскоре в полк пришло подтверждение о сбитых самолетах, но Николай не сказал об этом Заморину, и сбитых "юнкерсов" записали на счет всей группы. Однажды он все-таки доложил, что сбил ФВ-190.
- Добро. Кто видел, что Даниленко сбил "фоккер"? - обратился Заморин к летчикам.
В том бою каждый был занят своим делом, и никто толком ничего не мог сказать. Лишь один летчик заявил, что видел сраженного врага, но, кто сбил его конкретно, сказать не мог.
Даниленко залился краской, подумал, что не следовало бы докладывать о том "фоккере". На душе остался какой-то горький осадок, чувство неловкости перед товарищами. А на следующий день в штаб полка пришло подтверждение о самолете, упавшем в том самом районе, где указал Даниленко. Заморин сердечно поздравил подчиненного с первой победой, хотя фактически она была далеко не [157] первой. С той поры Даниленко сбил еще 10 самолетов врага.
Выдвижение на новые должности оказалось удачным. Все командиры проявили себя с самой лучшей стороны. В звеньях и эскадрильях начинались их боевые биографии, ковалось мастерство, закалялись характеры. В боях против врага совершали они подвиги. Своими делами на земле и в небе, отношением к людям завоевали они право стать командирами, наставниками.
В авиации звено, эскадрилья и полк всегда были и будут кузницей воспитания кадров, той самой кузницей, где зарождаются новые тактические приемы, способы организации и ведения боевых действий, эксплуатации самолетов. Образно говоря, все, чего достигла авиация, так или иначе зарождалось в звене, эскадрилье, полку.
Наступил май 1944 года. Стояли теплые солнечные дни. Буйная зелень покрыла деревья и землю. В лесу у аэродрома с раннего утра и до позднего вечера звенели птичьи голоса. Все было настолько обычным и мирным, что казалось, нет уже никакой войны.
С наступлением теплых дней и окончанием весенней распутицы наземные войска и авиация врага стали проявлять все более возраставшую активность. Фашисты подтягивали резервы, строили новые и совершенствовали старые оборонительные рубежи и сооружения. За всем этим зорко наблюдали воздушные разведчики. И когда в лесах севернее Богушевска они обнаружили скопление войск и техники противника, наше командование направило туда группы бомбардировщиков. Одну из них приказали прикрыть двум эскадрильям нашего полка. А. Е. Голубов собрал командиров, объявил:
- Пойдут две восьмерки от второй и третьей эскадрилий. Обе поведу я. В группу непосредственного прикрытия назначаю вторую эскадрилью во главе с Барсуковым, в ударную - третью эскадрилью. Я пойду в паре с Матвеем Барахтаевым.
Затем командир полка изложил порядок действий групп при встрече с истребителями противника и во время воздушного боя.
Взлет и встреча "яков" с группой Пе-2 прошли нормально. Все взяли курс на цель. При подходе к ней Барахтаев доложил:
- По курсу слева под нами вижу две группы "фоккеров"! [158]
Голубов и сам уже заметил вражеских истребителей. Их было 16. Они шли с набором высоты. "Нужно непременно упредить их, нанести по ним удар, пока они не набрали высоту!" - решил командир полка и тут же дал указания:
- В бой вступаем ударной группой. Я атакую первую восьмерку, Серегин - вторую. Барсукову прикрывать "Петляковых"!
Используя преимущество в высоте, "яки" устремились на врага. Фашисты встали в вираж. Голубов и Барахтаев не упустили случая воспользоваться этим. После нескольких витков они зашли в хвост ведущей паре гитлеровцев и огнем из пушек и пулеметов сбили обоих. Два других "фокке-вульфа" бросились наутек.
Однако вторая четверка вражеских истребителей атаковала "яков" на выходе из пикирования. На помощь товарищам поспешили Василий Архипов и Дмитрий Тарасов. Мощным заградительным огнем они сорвали намерения фашистов, и четверка ФВ-190 полезла вверх. Преследуя ее, Архипов догнал и сбил один истребитель.
Воздушный бой становился жестче. Численное превосходство сохранялось на стороне врага, поскольку гвардейцы вели схватку лишь двумя четверками ударной группы, а восьмерка Барсукова, как и приказал командир полка, обеспечивала непосредственное прикрытие "Петляковых". И все же наши истребители не давали "фокке-вульфам" возможности прорваться к бомбардировщикам.
Сражаясь против четверки врага, Серегин в паре с Шалевым на одном из глубоких виражей метким пушечным огнем сбил еще один "фоккер". На помощь фашистам подоспели две пары ФВ-190.
У наших летчиков Ивана Грачева, Василия Шалева и Федора Малашина кончились боеприпасы, но они вместе с товарищами продолжали атаковать врага, в любое время готовы были пойти на таран.
Четырем вражеским истребителям удалось прорваться к "Петляковым", но там их встретили гвардейцы группы Барсукова. Сбив один, уже пятый по счету "фокке-вульф", они заставили фашистов уйти в сторону. Пе-2 же нанесли удар по цели, легли на обратный курс и пошли к своей "точке".
Подполковник Голубов дал истребителям команду выходить из боя. Гитлеровцы не стали преследовать гвардейцев. Три наших "яка" - Архипова, Тарасова и Грачева - получили серьезные повреждения. Техникам звеньев Дмитрию Ковалеву и Алексею Шумилову вместе с механиками [159] Валентином Тимощуком, Николаем Антоненко, Иваном Волковым и другими пришлось немало потрудиться, чтобы ввести машины в строй.
На другой день из бомбардировочного полка "Петляковых", которых сопровождали наши истребители, пришла телеграмма с подтверждением того, что они видели все пять сбитых самолетов врага.
В середине мая полк находился уже на аэродроме Заольшна, что южнее станции Лиозно. До передних рубежей наших наземных войск отсюда было совсем близко. Это значительно облегчало выполнение задач по прикрытию наших полков и дивизий на поле боя, по борьбе с вражескими истребителями.
В один из тех дней наши "яки" вели "свободную охоту" вдоль западного берега Днепра, на участке от Орши до Могилева. Три пары истребителей, действуя в разное время, одна за другой нанесли по врагу ощутимые удары. От огня пары Репихова сошел под откос железнодорожный эшелон. Архипов и его ведомый подожгли на шоссе 4 бензоцистерны, а пара Пинчука уничтожила 5 большегрузных машин, перевозивших войска.
Все это взбесило фашистов, и они решили "проучить" русских. Следует признать, что и мы допустили здесь просчет - не учли возможных ответных действий врага, не увеличили наши группы. Из-за этого едва не потеряли двух наших летчиков.
А произошло это так. На выполнение задания ушли Владимир Запаскнн и Мириан Абрамишвили. В небе громоздились облака, и полет проходил скрытно. Воздушные бойцы пересекли линию фронта, вышли к Днепру, снизились и направились вдоль железной дороги на юг. Миновали Шклов. На шоссе увидели машины, и Запаскин сказал:
- Будем штурмовать!
- Понял, - ответил Абрамишвили и доложил: - Впереди под облаками идут "фоккеры". По-моему, их две четверки.
Владимир Запаскин тоже увидел "фоккеры". Отступать было не в его правилах, и он решил атаковать первую четверку врага на встречных курсах.
- Атакую ведущего! - предупредил Запаскин Мириана.
Они нажали гашетки почти одновременно. Истребители фашистов явно не ожидали лобовой атаки. Их первая пара не успела сманеврировать и попала под огонь. Оба [160] "фоккера" были сбиты. Остальные гитлеровцы открыли стрельбу по "якам".
- В облака! - распорядился Запаскин.
В облаках он взял курс к фронту, сообщил об этом ведомому. Ответа не услышал - радиоканал был забит помехами. Над своей территорией Запаскин осторожно вышел под облака, встал в "круг" и начал вызывать Абрамишвили, сообщая ему свои координаты. И снова связь установить не удалось. Запаскин ушел на свой аэродром. Узнал, что Мириан еще не вернулся, задумался: "Что с ним?"
А с ним приключилась такая история. Услышав команду "В облака!", Абрамишвили выполнил ее тотчас же. По той же причине - из-за радиопомех - связаться с ведущим не смог.
Мириан знал: под облаками его ожидала по меньшей мере четверка "фоккеров", вышел вверх и… оказался между двумя истребителями врага. Это были ФВ-190. Они шли рядом и с тем же курсом. Увидев "як" с "белыми молниями" на бортах, фашисты подошли к нему почти вплотную. Абрамишвили оглянулся: за ним шла еще пара "фоккеров". "Один в тисках четверых, - подумал Мириан. - Почему они не стреляют? Может, нечем?"
Шедший слева от него фашист жестом показал, чтобы летчик разворачивался на юго-запад. Затем выпустил предупредительную очередь почти перед самым носом "яка", заставил сделать доворот на указанный курс - в направлении Могилева.
Абрамишвили догадался, что фашисты собрались привести его на свой аэродром, заставить приземлиться, взять русского летчика в плен, захватить самолет с "белыми молниями". Все они зорко следили за Мирианом и при малейшей попытке изменить курс или высоту немедля открывали предупредительный огонь. "Живым не дамся, - подумал летчик. - Пусть погибну, но и кого-то из них на тот свет отправлю!" Однако, прежде чем отдать свою жизнь, Мириан решил попытаться перехитрить фашистов. Но как это сделать? На помощь пришли знания своей и вражеской техники. Он мысленно сопоставил "як" и "фоккер". Наш самолет по времени разгона скорости, выпуска и уборки шасси и посадочных щитков превосходил вражеский истребитель. Этим Абрамишвили и решил воспользоваться. "Буду садиться вместе с фашистами, пусть думают, что я сдаюсь, а на пробеге дам газ и уйду на бреющем полете!" [161]
В сопровождении грозного эскорта "фоккеров" наш истребитель подошел к вражескому аэродрому, на котором уже приготовились к встрече советского летчика. Мириан увидел гитлеровцев, разную технику в районе КП. А в конце взлетно-посадочной полосы, перегородив ее, стояли в ряд машины. "Это для того, чтобы не дать мне взлететь сразу после посадки, - догадался Абрамишвили. - Что ж, буду садиться с недолетом. Посмотрим, кто - кого!"
Фашисты завели Як-9 на посадочный курс, дали понять нашему летчику, чтобы он убирал газ, выпустил щитки и шасси и планировал на посадку. Мириан выполнил команду. Гитлеровцы проделали то же самое и рядом с нашим истребителем начали планировать. Та же пара, что шла позади, осталась выше.
Садились одновременно втроем. "Як" летел несколько впереди "фоккеров". И едва он коснулся земли, как Мириан бросил взгляд назад вверх. Увидев, что верхняя пара ФВ-190 тоже зашла на посадку, он мгновенно убрал щитки, дал газ и пошел на взлет. Истребитель на большой скорости приближался к стоявшим поперек полосы машинам. Столкновение, казалось, было неизбежным. Однако "як" уже начал отделяться от полосы, летчик еще больше взял ручку на себя, и самолет, перепрыгнув через преграду, снова ударился колесами о полосу, затем уже оторвался от земли окончательно. Мириан убрал шасси и пошел над самыми верхушками деревьев на северо-восток.
Гитлеровцы явно не ожидали столь дерзкого маневра нашего летчика. Погоню организовали с опозданием. Между тем Абрамишвили набрал высоту и пересек линию фронта за облаками. Из-за малого остатка топлива он едва дотянул до своего аэродрома, сел нормально.
Обо всем случившемся Запаскин и Абрамишвили доложили подполковнику А. Е. Голубову, и командир полка потом сказал мне:
- Случай исключительный. Это - подвиг. И о нем должны знать все наши летчики-гвардейцы.
Сам же Мириан остался недоволен исходом борьбы против четверки вражеских истребителей.
- То, что перехитрил фашистов, - это хорошо. Но то, что они под конвоем принуждали меня к посадке, - это никуда негоже. Заплатят они за это. Я еще посчитаюсь с ними!
Мириан и в самом деле производил расчеты с врагом. Ему удалось сбить 8 самолетов врага. Но судьба готовила летчику новое трудное испытание. [162]
Утром 26 мая Николай Пинчук и Алексей Калюжный ушли на "свободную охоту" в район Витебска, Богушевска, Орши. Вскоре после их вылета я услышал доклад Пинчука о движении большой колонны машин из Богушевска к Орше и решении нанести по ней удар.
Из динамика доносились отрывочные фразы Пинчука и Калюжного:
- Бей по цистернам!
- Есть! Горят… Еще заход!
- Видишь машины под брезентом? С боеприпасами, наверное, а?
- Беру на прицел. Ты гляди, рвануло-то как!
- Давай еще заход.
- Горит… Пятая машина горит!
- Добро. Курс домой… Я - "Двадцатый", возвращаемся на "точку"! - послышался доклад Пинчука.
Минуты через три из динамика донеслась песня. По голосу узнал - пел Пинчук. Пришлось вмешаться:
- "Двадцатый", где находишься? Прекратить "концерт"!
- Извините, от радости я. В родном небе ведь нахожусь.
Мне понятна была его радость: Белоруссия - его родина.
С КП дивизии поступила команда направить шестерку "яков" на прикрытие войск. На задание ушла группа во главе с Василием Серегиным. Я передал им по радио:
- Идите в квадрат восемьдесят четыре. Свяжитесь с наведенцами.
Станция наведения направила "яков" на перехват "юнкерсов".
Эту группу из 16 "лаптежников" под прикрытием 6 "фокке-вульфов" Серегин увидел издали. "Юнкерсы" уже начали перестраиваться для нанесения удара по цели. "Фоккеры" держались выше, позади. Наши "яки" шли со стороны солнца, и противник пока не видел их. Серегин решил нанести удар в середину строя "юнкерсов", внести замешательство, поставить вражеских воздушных стрелков в затруднительное положение. Не каждый из них мог решиться стрелять по "яку", когда в створе у него свои бомберы.
Расчет оказался верным. Серегин и Барахтаев врезались в строй "лаптежников", зашли двум из них в хвост и подожгли.
Истребители врага увидели наших "яков" с опозданием [163] и бросились на них уже после выхода из атаки. Четверка Серегина завязала с ними бой на виражах, а пара Архипова продолжала атаковать "юнкерсов", не давая им возможности прицельно бомбить.
Серегин заложил вираж покруче, зашел "фоккеру" в хвост и сбил его меткой очередью. "Юнкерсы" прекратили бомбардировку и развернулись на запад. Вслед за ними вышли из боя ФВ-190. Наша шестерка вернулась на аэродром без потерь.
Ночью из штаба дивизии поступило распоряжение: "С рассветом патрулированием звеньями и дежурством на аэродроме прикрывать войска юго-восточнее Витебска в квадратах…" Я приказал оперативному дежурному вызвать к этому времени на аэродром летчиков 1-й эскадрильи и передать, что первым на задание уйдет звено Николая Пинчука, а звено во главе с Владимиром Запаскиным заступит на дежурство.
Незадолго до рассвета я прибыл на КП, ознакомился с обстановкой и стал ждать летчиков. Вскоре дежурный доложил, что звено Пинчука уже на стоянке. Вызвал Николая. Он вбежал в землянку КП.
- Товарищ гвардии подполковник, старший лейтенант Пинчук по вашему приказанию прибыл!
"Ну, артист! - подумал я, вспомнив о вчерашней песне, и по глазам увидел, что он ждет нагоняя за нарушение радиодисциплины. - Нет, не время сейчас читать нотацию". Попросил подойти к карте:
- Идите в этот квадрат. Там и патрулируйте, прикрывайте войска. Высота три-четыре тысячи. Связь держать с пунктом наведения. Если появится большая группа, доложите мне. Вышлю подкрепление.
Я знал, что Николая очень тревожила судьба родителей, находившихся по ту сторону фронта, спросил: - Вы деревню-то видели свою? Уцелела ли?
- Видел. Вот она! - указал он точку на карте. - Буденновкой называется. А живы ли родители - этого не ведаю.
- Не падайте духом. Будем надеяться на лучшее.
Через пять минут "яки" взлетели и пошли с набором высоты в сторону Витебска. Четверка же Запаскина вырулила к старту и приняла готовность № 1. По радио на пульте управления КП было слышно, как Пинчук связывался с пунктом наведения, затем все стихло.
По времени Николай Пинчук должен быть в заданном районе. Вскоре и в самом деле послышался его доклад: [164]
- Я - "Двадцатый". У нас все нормально!
И снова - тишина. Железный закон радиодисциплины обязывал летчиков меньше говорить, больше слушать. Вдруг сквозь треск и писк в динамике раздался голос Бориса Арсеньева:
- Командир, справа впереди шестерка "мессеров"!
- Вижу. Позади их еще столько же, - ответил Пинчук и - в эфир: - "Гранит", я - "Двадцатый", вступаю в бой с "мессерами"!
Я приказал дежурному дать сигнал Запаскину на вылет, а Пинчуку передал, что на помощь ему выходит подкрепление.
По отрывочным фразам в воздухе мы представили картину боя:
- Борис, атакуем первую пару! Володя, бей по второй! - командовал Пинчук.
Потом кто-то выкрикнул:
- Есть один… В щепки разнесло!
- Борис, влево давай, фашист в хвосте!
- Атакую, прикрой!
- Командир, "мессер" наседает!
Подоспело звено Запаскина. Послышался его голос:
- Мириан, прикрой. Атакую!
- "Десятый", горит ваш фашист!
- Спокойно, Мириан. Бьем по второй паре!
- Уходи под трассу. Собьют! - выкрикнул кто-то.
Фашисты дрогнули, начали удирать. И снова голос Запаскина:
- Противника не преследовать. "Двадцатый", уходите домой. Я остаюсь на прикрытие.
Стало ясно: бой закончен. Но все ли живы? Спросил об этом Пинчука.
- Порядок! - весело прозвенел его голос.