- Ваши действия представляю так. Сразу же после вашего вылета к старту подрулит восьмерка "яков" под командованием Василия Серегина. Все истребители немедля поднимутся в небо, если… если поступит сигнал "три девятки". Порядок штурмовки Серегин отработает на земле. Время для этого у него есть. После выполнения задания "яки" берут курс на Цикуновку, там и садятся.
- А что скажете вы? - обратился командир полка к Федорову. [147]
- В принципе с планом начальника штаба согласен. Однако необходимо и остальным эскадрильям указать время перелета в Цикуновку.
- Если мы обнаружим батарею и начнем ее штурмовку, она наверняка прекратит обстрел аэродрома. Это время мне представляется наиболее подходящим для перелета. Выпускайте, Федор Семенович, обе эскадрильи без задержки. Улетайте, Константин Феофилактович, и вы на новую "точку", - приказал командир майору Федорову. - Я же с Николаем Пинчуком вернусь на этот аэродром.
Все дальнейшие события разворачивались с калейдоскопической быстротой. Подполковник Голубов в паре с ведомым старшим лейтенантом Пинчуком поднялся в небо. Я выдал им нужный курс. В это же время два звена "яков" во главе с Василием Серегиным подрулили к месту старта и приготовились к взлету. А на аэродроме с прежним временным интервалом в пять минут рвались артиллерийские снаряды. Над землей жужжали осколки, и черные зловещие дымы наползали на взлетно-посадочную полосу.
Я по- прежнему оставался у пульта управления КП и с тревогой поглядывал на динамик. Командир полка почему-то молчал. Чувство тревоги все больше охватывало сердце. Неожиданно сквозь треск в динамике послышался голос Голубова:
- Я - "Орел-первый", ведем поиск. Батарею не наблюдаем. Что там у вас? Тихо?
- Никак нет, обстрел продолжается.
- Вас понял. Будем искать.
И снова потянулись минуты мучительного ожидания. Василий Серегин по телефону спросил о результатах поиска.
- Ничего утешительного, - ответил я.
В динамике снова зазвучал голос командира:
- У вас были сейчас разрывы?
- Нет. Были четыре минуты назад.
- Значит, не она, не та батарея.
Через минуту над аэродромом громыхнули очередные разрывы, и тотчас же - голос Голубова:
- Как сейчас?
- Были разрывы, были!
- Подождем еще пять минут. Кажется, напали на след. Пусть они сделают еще залп. Следите за взрывами.
Ровно через пять минут Голубов сообщил о новых вспышках после орудийных выстрелов. Взрывы на аэродроме [148] всколыхнули землю и воздух. Где-то высоко над головой неприятно прожужжали осколки.
- Я в квадрате сорок восемь. Вам "три девятки"! - передал А. Е. Голубов.
Вспыхнула зеленая ракета. Восемь "яков" взревели моторами, поднялись ввысь и на полной скорости понеслись к фронту. Вскоре из динамика на пульте управления КП начали доноситься команды Голубова и Серегина. По всему чувствовалось: истребители уже обрушили огонь бортового оружия на батарею врага. Это подтверждалось и тем, что фашисты прекратили обстрел аэродрома.
Позднее нам стало известно, что летчики эскадрильи Василия Серегина произвели на позицию вражеской батареи по четыре-пять заходов, израсходовав более 800 снарядов, тысячи патронов крупнокалиберных пулеметов. На позиции гитлеровцев громыхнули два сильных взрыва, вспыхнули очаги пожаров. Батарея была разбита.
Вслед за эскадрильей Серегина, не дожидаясь окончания обстрела, вылетел на аэродром Цикуновка К. Ф. Федоров. Во время разбега его самолета два или три снаряда разорвались на взлетно-посадочной полосе, и лишь по счастливой случайности все обошлось без неприятных последствий.
Свежие воронки на полосе бойцы из батальона аэродромного обслуживания быстро засыпали, укатали землю, и возвратившиеся из полета А. Е. Голубов и Н. Г. Пинчук выполнили посадку без помех.
Техники и механики дозаправили баки на обоих истребителях. Перед вылетом на новый аэродром командир полка приказал мне:
- Проверьте отправку наземного эшелона, а завтра утром - к нам. Здесь пусть остается временно небольшая группа во главе со старшим лейтенантом Чехуновым.
На аэродроме Цикуновка нас встретили воины располагавшегося там батальона аэродромного обслуживания. Они и прежде неоднократно обслуживали наш полк. Мы были довольны работой воинов этого батальона. Нравилась авиаторам и летная столовая, которой заведовала прекрасно знавшая свое дело коммунист Татьяна Макаровна Рытикова. В этой столовой каждый чувствовал себя как дома. Здесь знали запросы и вкусы летчиков и с учетом этого готовили пищу. В этой столовой можно было не только вкусно поесть, но и просто отдохнуть. Обстановка в ней напоминала домашнюю. Татьяна Макаровна заботливо относилась к каждому. [149]
В нелетные дни столовая становилась своеобразным клубом. Здесь нередко звенели под аккомпанемент гармошки Василия Серегина и скрипки Владимира Баландина фронтовые песни. Отодвинув столы с середины зала, авиаторы танцевали, вспоминали о мирных днях, о своем доме и беспредельно близких сердцу краях.
Бывали у нас и печальные вечера, когда на одном из столов прибор оставался нетронутым. Все знали: это место и этот прибор того, кто не вернулся из боя. С хмурыми лицами сидели летчики на своих местах, нехотя ковыряли вилками в тарелках. Еда не шла, разговор не клеился. В такие вечера Татьяна Макаровна, смахивая слезу, проявляла особое внимание к тем, кто больше других переживал потерю товарища. Она умела утешить их, заставить съесть ужин. Многие летчики-фронтовики и теперь вспоминают ее добрым словом.
В один из тех дней в район Витебска для прикрытия войск ушла по вызову восьмерка наших истребителей из 3-й эскадрильи. Ее возглавил командир полка. А ведомым у него летал Георгий Хосроев. Этого неунывающего и смелого осетина А. Е. Голубов уже не однажды брал в качестве своего "щита". Хосроев не кичился доверием, не хвастался и победами. Он говорил товарищам, что никогда не снимет шапку перед врагом, как никогда не снимает ее Казбек перед солнцем. В воздушных поединках он доказывал это неоднократно.
В сентябре 1943 года, к примеру, Хосроев сбил в бою бомбардировщик. На него накинулись четыре "мессера". Георгий смело вступил с ними в схватку. А когда пулемет и пушка почему-то умолкли, он решил таранить "фокке-вульф" в лобовой атаке. "Погибать, так со славой!" - решил летчик. Руки его словно срослись с ручкой управления, а пальцами он по привычке нажал гашетку. И тут произошло неожиданное - из стволов пушки и пулемета вырвались огненные трассы и врезались к мотор фашистского истребителя. "Фоккер" взорвался, и горящие обломки посыпались к земле.
- Испугались они, наверное, - пушка и пулемет. Оттого и заработали в нужный момент! - шутливо говорил Хосроев впоследствии.
И вот летчик снова шел ведомым командира полка, его "телохранителем". Едва истребители вышли в район прикрытия, как увидели две восьмерки "фокке-вульфов". Превосходство врага было ощутимым, и Голубов, демонстрируя [150] ложный уход, повел группу с набором высоты в сторону солнца. По радио он передал:
- "Орлы", наберем высоту, выполним разворот "все вдруг" на сто восемьдесят и атакуем врага сверху на встречных курсах. Каждая пара атакует четверку!
Такого маневра и такой стремительной атаки фашисты явно не ожидали. Строй их распался, и бой принял очаговый характер. На одном из виражей командиру полка и его ведомому удалось зайти "фоккеру" в хвост, сблизиться с ним и выпустить в него меткую очередь. В этот момент на Голубова накинулись сразу два ФВ-190. Хосроев был начеку. Подвернув свой "як", он заградительным огнем заставил гитлеровцев отвернуть вправо. Один из "фоккеров" при этом оказался впереди. Георгий поймал его в прицел, нажал гашетку, и с фашистским асом было покончено.
В это же время Василий Серегин в паре с Василием Шалевым, сражаясь против четверки врага, на вертикальном маневре догнал в верхней точке "фокке-вульф" и поджег его меткой пушечной очередью. Василий Архипов и Галактион Яскевич также праздновали победу. Сраженный ими "фокке-вульф", оставляя черный дымный след, пошел к земле под крутым углом.
Однако превосходство врага по-прежнему оставалось значительным, и он продолжал свои атаки.
На помощь истребителям противника подоспела шестерка "фоккеров". Услышав об этом по радио, я приказал направить на помощь подполковнику Голубову шестерку "яков" под командованием С. Сибирина.
А схватка в небе разгоралась с новой силой. У наших истребителей горючее подходило к концу. Командир полка приказал летчикам оттягивать бой на свою территорию. Сам он с Хосроевым отражал атаки наседавших на них шестерых "фоккеров". В один из моментов на Голубова напали две пары ФВ-190. Положение создалось критическое. Хосроев смело бросился им наперерез, открыл заградительный огонь. Помешав "фокке-вульфам" атаковать командира, он принял их удар на себя. Два фашиста поочередно выпустили в него пулеметио-пушечные очереди. Георгий, вероятно, был убит. Як-9 вспыхнул и пошел к земле над вражеской территорией.
На прикрытие командира поспешила пара Матвея Барахтаева. К этому времени в небе появилась шестерка Сибирина. Фашисты дрогнули, вышли из боя. Наши истребители не стали их преследовать. Сибирин со своей группой [151] остался прикрывать войска, а группа Голубова ушла на свой аэродром и произвела посадку.
В тот вечер в летной столовой было тоскливо и тихо. Л. Е. Голубов был мрачнее тучи. Он не мог примириться с тем, что Хосроева больше нет. А ведь еще недавно здесь, в этой столовой, Георгий отплясывал осетинский танец.
И в ряды партии мы принимали Хосроева тоже недавно. На том собрании он сказал:
- У осетина, как и у его русского брата, сейчас одна дорога - на запад! А у нашего врага тоже одна дорога - в землю! И мы эту дорогу ему обеспечим!
Сражался Хосроев мастерски, храбро. И эта потеря для нас была тяжелой. Он шел на смерть, спасая командира, шел сознательно. Это был настоящий боевой подвиг.
На фронте никто не хотел умирать. Напротив, каждый хотел жить, но жить для того, чтобы сражаться, победить врага. Смерть для молодого человека - противоестественна. Но есть на свете кое-что во много раз дороже собственной жизни. Это - Родина, ее свобода и независимость, это счастье всех советских людей. Георгий Хосроев показал себя достойным сыном Осетии, всей нашей Страны Советов. Он погиб мужественно.
В зимнее время перед нами часто ставилась задача вести "свободную охоту" на витебском и оршанском направлениях. И наши воздушные бойцы постоянно появлялись над занятой врагом территорией. Они причиняли гитлеровцам ощутимые потери.
Случалось, что наши летчики останавливали в пути и железнодорожные эшелоны. Они выводили из строя паровозы, поджигали вагоны с боеприпасами и цистерны с горючим. Сбивали одиночные транспортные и боевые самолеты. На дорогах обстреливали машины, наносили урон врагу в живой силе и технике. После таких атак "охотники" обычно уклонялись от встреч и боя с истребителями врага, уходили на свою территорию.
Настоящими асами "свободной охоты" у нас в полку зарекомендовали себя С. А. Сибирин, В. И. Запаскин, Н. Н. Даниленко, В. Н. Барсуков, Н. Г. Пинчук, В. А. Баландин, Г. П. Репихов и В. Г. Серегин. По поручению партийных и комсомольских организаций они проводили в эскадрильях беседы с молодыми летчиками, делились опытом, рассказывали о сильных и слабых сторонах фашистских истребителей, советовали, на что следовало обращать особое внимание в бою.
Для обобщения опыта ведущих летчиков и техников [152] полка и передачи этого опыта молодежи по инициативе и под руководством комсорга полка Н. Ф. Титомира издавался рукописный журнал "Комсомол гвардии", в котором помещались статьи о подвигах летчиков и их рассказы о том, как они ковали свое мастерство, материалы о боевых традициях, заметки техников и механиков по вопросам эксплуатации материальной части во фронтовых условиях. Таких журналов, начиная с середины 1943 года, вышло десять. В их выпуске самое непосредственное участие принимали комсомольцы сержант А. С. Зинченко, старшина В. Б. Ботороев, старший сержант П. В. Белоглазов и другие. Прибывавшие в полк молодые летчики и техники с интересом читали журнал "Комсомол гвардии". Познакомился с этим рукописным изданием лейтенант А. А. Калюжный. Прочитав все номера журнала, он сказал:
- Вижу, в каком замечательном полку выпала мне честь служить. Приложу все силы, чтобы быть достойным высокого звания гвардейца!
Он выполнил обещание - стал одним из лучших летчиков…
Наступила весна 1944 года. Днем на солнцепеке с хрустальным звоном падали с крыш домов и сараев ледяные сосульки. Оживала природа. Светлее становилось небо. Вместе с тем начиналась весенняя распутица - особенно трудная пора, когда полевые аэродромы раскисают. С них невозможно взлететь.
Полк перебазировался на аэродром Шаталово, где имелась бетонированная полоса. Еще недавно здесь располагалась фашистская эскадра. Следовательно, враг знал об этой "точке".
Для того чтобы не допустить ударов гитлеровской авиации по этому аэродрому, мы основательно замаскировались. Бетонированную полосу обработали так, что при наблюдении с воздуха создавалось впечатление, будто во многих местах она взорвана и для полетов непригодна. Стоянки "яков" затянули специальными сетями.
Одновременно на удалении четырех-пяти километров мы построили ложную взлетно-посадочную полосу, расставили макеты самолетов, другой техники. При появлении вражеских самолетов-разведчиков на ложном аэродроме специальной командой демонстрировалась активность: все здесь приходило в движение. Эти усилия полностью себя оправдали. Противник не однажды бомбил ложную "точку", потеряв при этом шесть "юнкерсов". А для того чтобы подкрепить уверенность врага, будто бы он действовал [153] верно, наши бойцы при налетах имитировали пожары, взрывы "самолетов", "бензоцистерн".
В то же время с основного аэродрома в период весенней распутицы гвардейцы продолжали вести боевые действия без помех.
Летчикам- истребителям нашего и многих других полков ВВС с начала и до конца войны приходилось вести неравные воздушные бои с превосходившими силами врага. Это может вызвать недоумение. "Как же так, -подумает кто-нибудь, - ведь с лета 1943 года советская авиация надежно удерживала в своих руках стратегическое господство в воздухе. На нашей стороне было общее численное превосходство в силах над фашистскими "люфтваффе" и при этом наши истребители вели с врагом неравные бои?" Вопрос понятный. Но надо учитывать то обстоятельство, что фашистские летчики-истребители в ходе всей войны, и особенно во второй ее половине, почти никогда не вступали в бой с нашими истребителями при равенстве сил, тем более когда они оказывались в численном меньшинстве. Этим я вовсе не хочу сказать, что летчики "люфтваффе" проявляли трусость. Нет, они действовали смело, решительно, но лишь тогда, когда на их стороне было численное преимущество. В таких случаях они стремились нападать первыми и дрались упорно, отчаянно.
Нужно признать: многие гитлеровские летчики уверенно пилотировали и вели огонь, умело использовали такие тактические приемы, как внезапность, преимущество в высоте, атаки со стороны солнца и из-за облаков. Имелись к их рядах настоящие асы, "охотники", и сражаться с ними было совсем не просто. Каждая победа над ними давалась нам благодаря высокому мастерству, отваге и мужеству, напряжению всех духовных и физических сил.
Мы знали слабости фашистских летчиков. На них ошеломляюще действовали сбитые в первых же атаках самолеты, особенно когда наши воздушные бойцы выводили из строя ведущих групп, эскадрилий. В таких случаях они стремились поскорее выйти из боя, нередко оставляли бомбардировщиков без прикрытия, а те в свою очередь под натиском "яков" рассыпались и уходили из зоны боя кто как мог.
Этим в известной степени объясняется тот факт, что во вторую половину войны даже в неравных воздушных боях наши летчики сбивали больше вражеских самолетов, чем теряли своих. Факт этот действительный. Он подтверждается конкретными цифровыми данными… [154]
Однажды восьмерка во главе с Владимиром Запаскиным сопровождала в район Богушевска эскадрилью "Петляковых". У линии фронта их встретили восемь ФВ-190 и четыре Ме-109. Фашисты нацелились на пикировщиков с разных сторон. Запаскин приказал ведомым не подпускать противника к "пешкам". Сам же он в паре с Мирианом Абрамишвили развернулся в атаку на ведущую пару "мессеров". Гитлеровцы отвернули вправо и встали в вираж. Эту ошибку Запаскин использовал незамедлительно. Уже на третьем вираже "яки" зашли "мессеру" в хвост, сблизились с ним на дистанцию около 100 метров и, поочередно обстреляв его, сбили. Ведущий этой пары ушел в облака.
В это же время четверку "фоккеров" атаковали Николай Пинчук и Борис Арсеньев. Схватка складывалась трудно. После нескольких виражей Николаю Пинчуку все же удалось сблизиться с ведущим "фоккером" и выпустить в него меткие очереди. ФВ-190 упал, а Борис Арсеньев атаковал ведомого. Гитлеровец не выдержал натиска, ушел вниз.
"Четверка "фокке-вульфов", находившаяся до этого вверху, накинулась на Запаскина и Абрамишвили при выходе их из атаки. Однако гвардейцы встали в вираж и свели численное превосходство врага на нет. На помощь им подоспел со своим напарником Николай Пинчук, и "фоккеры" вынуждены были обороняться. Максимально используя преимущество "яка" на вираже, Абрамишвили занял выгодную позицию и первой же очередью сразил ФВ-190.
Старший лейтенант В. А. Баландин в этот момент обеспечивал своей четверкой непосредственное прикрытие бомбардировщиков. Наши летчики отразили попытки "фоккеров" атаковать "Петляковых". Один при этом они сбили.
Экипажи Пе-2 не без восторга наблюдали за боем. По возвращении на свой аэродром они прислали телеграмму. Выразили благодарность группе капитана В. И. Запаскина, заодно подтвердили, что наши гвардейцы уничтожили 4 "фоккера".
Тот бой еще раз убедил фашистов: когда в воздухе находятся "яки" с "белыми молниями" на бортах, с ними надо глаз держать востро. Еще с лета 1943 года гитлеровцы запомнили этот опознавательный знак наших истребителей и в бой с ними вступали осторожно, боязливо. Из показаний пленных нам стало известно, будто бы среди вражеских летчиков ходили слухи, что на истребителях с [155] "белыми молниями" летают Герои Советского Союза. Между тем в ту пору у нас не было еще ни одного Героя.
В течение зимы и весны 1944 года в полку произошли некоторые изменения в расстановке кадров. Командира 1-й эскадрильи С. А. Сибирина назначили поначалу штурманом, а затем заместителем командира полка. Ему присвоили звание майора. На фронте он находился с первых дней войны, накопил богатый боевой опыт, умело воспитывал и обучал летчиков. Он освоил почти все типы истребителей, отлично владел техникой пилотирования, воздушной стрельбой, навигацией. Словом, стал настоящим мастером своего дела. Эти качества у него сочетались с высоким мужеством. В каждой схватке с врагом Сибирин старался избегать шаблонных действий, умело применял маневр с целью введения противника в заблуждение, обеспечения скрытности, максимальной внезапности первой атаки.
Командиром 1-й эскадрильи стал капитан В. И. Запаскин, ветеран полка, прибывший с Дальнего Востока в начале войны. Скромный и немногословный человек, по национальности белорус, он отличался в бою исключительной храбростью. Перед ним неоднократно ставились наиболее сложные задачи. При ведении воздушных боев он часто применял новые, неожиданные для врага приемы.