- И самцы, и самки, - Я быстро дёрнул на себя шест, который, разевая огромные пасти, норовили вырвать у меня аллигаторы, и, сжав его в ладонях изо всех сил, тоже опустился на корточки, - Они не отличают среди особей других видов самца от самки, поэтому лезут на всех без разбора.
- Но такой тип поведения обычно свойствен только самцам!
- А на этой планете - и самцам, и самкам. Известно, что в сообществе, состоящем из особей одного и того же вида, аттрактанты - такие, как половые феремоны, - почти не дают эффекта; то есть внутри сообщества особи почти не спариваются. Вместо этого у них действует необычный врождённый спусковой механизм - они преследуют особей других видов, как охотник добычу.
- Но они же вымрут от этого. Разве нет?
- Нет. Вымирание вида скорее связано с беспорядочным межродственным скрещиванием. Особенно на этой планете, где у животных практически нет естественных врагов.
- А почему бы не попробовать разок? - внёс предложение Ёхати и сильно ткнул шестом аллигатора, попытавшегося взобраться на плот, - Может, в этом самый кайф.
- Болван! Если самец до тебя доберётся, останешься с порванной задницей, - гаркнул на него я, поглядывая на приближающийся берег, до которого оставалось всего с десяток метров, - Слава богу! Вон они, червекрокодилы!
С заболоченного берега группами сползали в озеро другие твари, немного крупнее булькающих аллигаторов.
Плот продолжал содрогаться от ударов - это аллигаторы бились в днище своими рылами. Чтобы не упасть в воду, мы вцепились в разложенные на плоту вещи и ждали червекрокодилов.
- А не получится у нас из огня да в полымя? - дрожа от страха, спросил Могамигава.
- Пока они будут между собой драться, мы как раз успеем ноги унести.
Плывший впереди всех червекрокодил с ходу вцепился в одного из аллигаторов. Извиваясь, два зверя сплелись в клубок и взлетели над водой на два метра, подняв тучу брызг. Через несколько секунд вокруг плота завязалось настоящее сражение.
- Теперь вперёд!
Отчаянно толкаясь шестами, мы стали удаляться от развернувшегося побоища.
- Вот это да! - проговорил Могамигава, оборачиваясь и взирая округлившимися глазами на битву крокодилов, - Они же поубивают друг друга.
- Нет. В этологии это называется "ритуальной схваткой". Вроде того, что устраивают между собой на Земле самцы из-за самок. Но на этой планете женские особи - как мы: с поля боя не убегают, наблюдают со стороны, чем кончится. Чтобы отдаться победителю. - Работая шестом как одержимый, я взглянул на приближавшийся берег и закричал: - Чёрт! Как же это я?! Там целое стадо бегемотов!
- Под этих тварей попасть?! Ужас! Куда нам деваться? - встревоженно вскрикнул Могамигава.
- Гребём южнее. Ёхати, смотри!
Не успел я выговорить это, как вокруг плота стали всплывать бегемоты, из воды выступали только их плоские как доска прямоугольные спины.
- Ах вы, гады!
- Сволочи чёртовы!
- Пошли вон, похотливые твари!
В неистовстве мы все втроём вонзили шесты в бегемотьи спины - мягкие, покрытые сеткой морщин, напоминающей плетение соломенной циновки. Шесты прокалывали кожу и входили в толстый слой подкожного жира. Но бегемоты, похоже, совсем не чувствовали боли - во всяком случае, сколько мы их ни шпыняли, они продолжали невозмутимо приближаться к нашему плоту. Лишь из круглых дыр от наших шестов сочились капли белого жира. "А вдруг они от этого только удовольствие получают?" - думал я, раз за разом втыкая шест в живую плоть. Исколотые спины уже напоминали пчелиные соты. Эта картина вызывала тошноту. Я перестал работать шестом как пикой и вместо этого принялся дубасить бегемотов по головам. Однако не таковы были эти твари, чтобы пуститься в бегство от моих ударов. Они по-прежнему с вожделением косили на нас налитые кровью злые глазки, норовя или поднырнуть под плот, или залезть на него своими тушами.
- Получай, сволочь! - Ёхати воткнул шест в бегемота с такой силой, что вытащить уже не смог. Его оторвало от плота (шеста он так и не выпустил) и подкинуло в воздух на метр над спиной бегемота. Вытаращив глаза, он заорал во всё горло: - Помогите!!!
Окружённый животными с трёх сторон, плот дрейфовал вдоль берега, отдаляясь от Ёхати. Бегемот с торчавшим из спины шестом, на котором болтался Ёхати, тоже продолжал преследование, хотя из-за добавившейся нагрузки не поспевал за своими товарищами. Разделявшая нас дистанция постепенно увеличивалась, но к берегу мы не приближались.
- Разве можно его так оставить?
- Сейчас главное - до берега добраться, - бросил я Могамигаве, - Оттуда кинем ему верёвку.
В этот момент какой-то бегемот, видимо, встал на мелководье на все четыре лапы как раз под нашим плотом, и тот резко накренился.
- Эх! Надо было делать из сосны и кедра! - закричал я, отчаянно пытаясь спасти падавшие в воду вещи. - Свалимся в воду - конец! Здесь полно ласкающих водорослей!
- Что мы, не мужики?! Брюки на нас или юбки?! Хрен что у них получится! - заявил Могамигава, - Не выйдет! Они нас перевернут. Вы хватайте аппаратуру и инструменты, я - продукты. Если плот переворачивается, мы с грузом бегом пробиваемся к берегу. По отмели, через водоросли.
- Понятно.
Берег приближался. Начинало смеркаться.
Бегемот под нами шевельнулся, плот накренился градусов на сорок, и мы со всеми нашими пожитками за плечами съехали с него, оказавшись почти по пояс в воде.
- Вперёд! Вперёд! Или они нас достанут! - надрывался Могамигава, рванув к берегу на полусогнутых.
Я устремился за ним. Плот остался на пути стада бегемотов, их уже можно было не бояться. Они медленно раскачивались на отмели на своих лапах-колоннах и догнать нас уже не могли.
Счастливо избежав контакта с водорослями, мы наконец выбрались на берег и со вздохом облегчения оглянулись посмотреть, что творится на озере. Оставив нас в покое, бегемоты перенацелились на Ёхати. Со всех сторон они карабкались на своего собрата, из спины которого торчал шест.
- Верёвку! Быстро!
Я бросился к нашим вещам за верёвкой, но было поздно - в одно мгновение огромные пасти сдёрнули с Ёхати брюки вместе с трусами.
- А-а-а! Пошли прочь!!!
Недолго думая, оставшийся голым ниже пояса Ёхати выпустил шест и, как по камням, запрыгал по бегемотьим головам и спинам. Бросился в озеро и, очутившись по грудь в воде, рванул к нам.
Я застыл на месте:
- Там же водоросли!
- Да ладно тебе! Он же мужик! Не заласкают же они его до смерти.
Только он это выговорил, как Ёхати резко затормозил. Глаза его остекленели; тяжело дыша, он сделал ещё два-три шага. На лице вдруг всплыла слабая улыбка, с громким стоном он отпрянул назад и ничком рухнул в воду.
- Они его достали! - ошеломлённо воскликнул Могамигава. - Эх, Ёхати! Потому что всё хозяйство наружу. Надо было брюки крепче держать.
Наблюдая за происходящим, я с ужасом думал о том, каково сейчас Ёхати в этом жутком компоте из водорослей. Место, куда он упал, закипело миллионами пузырьков, и на поверхности показалось сначала лицо, а потом и верхняя часть тела нашего спутника. Он напоминал выжатый до капли лимон, с его набухшего члена свисали белые нити семени. Пошатываясь, Ёхати выбрался на берег и рухнул прямо у кромки воды, хрипло дыша.
- Интересно, а почему с бегемотами ничего не делается от этих водорослей? - поинтересовался Могамигава, пока я пытался привести Ёхати в чувство. - Они же ими питаются, значит, всё время должны быть в самой гуще.
- Нет, на бегемотов водоросли тоже действуют. Точнее, как только водоросли начинают их донимать, они сразу соображают, что это корм. Наверное, у них и оргазм случается, когда они их жрут.
- Вот оно что! Теперь-то я начинаю понимать, - кивнул Могамигава, - Как-то доктор Симадзаки попросила меня протестировать качество воды в месте, где водятся эти самые водоросли. Там я обнаружил в большом количестве спиралевидные бактерии, которые размножаются на белках, калии и кальции. Водоросли, видимо, всасывают в себя эти элементы, которые бактерии разлагают на неорганические вещества… То есть происходит следующее. Сначала водоросли возбуждают бегемотов, у тех происходит семяизвержение. Бактерии размножаются, поглощая содержащиеся в семени белки и другие вещества. Затем водоросли поглощают продукты распада бактерий и перерабатывают их в растительные белки, которыми питаются бегемоты. Получается что-то вроде трёхстороннего регенеративного цикла. Так?
- Но ведь есть ещё и другие виды бактерий, содержащиеся в выделениях бегемотов.
Не обращая внимания на сердитую физиономию Могамигавы, я в ажитации продолжал развивать свою мысль с чувством, что мы стоим на пороге открытия, дающего ключ к пониманию законов, управляющих экосистемой планеты.
- С другой стороны, водоросли вызывают у бегемотов семяизвержение, что является сопротивлением природной среды росту популяции и снижает плодовитость всего вида в целом. Это, в свою очередь, даёт обратный эффект, не позволяя бегемотам полностью уничтожить этот вид водорослей. Иными словами, мы имеем здесь саморегулирующуюся среду обитания с участием трёх биологических видов. При отсутствии ярко выраженных сезонных климатических колебаний на этой планете у той или иной популяции - если не будет никаких регуляторов - за взрывным приростом может быстро последовать вымирание.
- Мне кажется, вы слишком торопитесь с выводами. Не следует так спешить. Даже если в данном конкретном случае вы правы, надо помнить, что речь идёт всего лишь об одной кибернетической системе, существующей в огромном пространстве планеты. И мы не знаем, как эта система связана с другими.
Пока Могамигава распространялся, сердито поглядывая на меня, Ёхати с трудом поднялся на трясущихся ногах.
- Ну, вроде обошлось.
- Конечно. Давай-ка, соберись. Ну кончил пару-тройку раз. Что тебе сделается?! Ёхати был готов испепелить Могамигаву взглядом за эти слова.
- Другой бы на моём месте вырубился или вообще концы отдал. Пару-тройку раз!.. А семь-восемь раз не хотите?!
Солнце тем временем ушло за горизонт. Но нам надо было идти, чтобы быстрее преодолеть болотистый участок. Пробираться через жуткие джунгли посреди ночи - чистое безумие.
Взяв с Могамигавой только кое-какие приборы, которые могли понадобиться для наблюдений и опытов, и, взвалив на Ёхати основную часть багажа, мы зашагали по болоту.
- Как бы то ни было, - рассуждал я, обращаясь к следовавшему за мной Могамигаве, - я полагаю, что взаимоотношения между булькающими аллигаторами, пластинчатыми медузами и кровавыми водорослями также можно рассматривать как звено многосторонней регенеративной системы, наподобие той, что представляют собой отношения плоскоспинных бегемотов с ласкающими водорослями. Здесь аллигаторы только называются аллигаторами; они не плотоядные, питаются кровавыми и другими водорослями. Кроме того, они относятся к млекопитающим. Откуда только коллеги из экспедиционного отряда такие идиотские названия откопали?! Вот, к примеру, многоухий кролик. Он вообще к грызунам никакого отношения не имеет.
- Часто всю эту ересь придумывают любители. До сих пор бывает. Да если бы только это! Насколько я знаю, почти все высшие позвоночные здесь - млекопитающие. Верно? В таком случае что произошло с менее высокоорганизованными пресмыкающимися и амфибиями? Они что, все вымерли, как крупные рептилии на Земле в эпоху мезозоя?
Я запнулся. Выскажи я то, что мне пришло в голову, Могамигава наверняка записал бы меня в психи.
Я поспешил увести разговор в сторону:
- Однако тот факт, что практически все высшие позвоночные относятся к млекопитающим и находятся в тесном биологическом родстве - хотя внешне очень сильно отличаются друг от друга, - видимо, означает, что они могут между собой спариваться, пусть и без потомства. Правда, если мелкому животному вроде многоухого кролика вздумается спариться с плоскоспинным бегемотом, дело может кончиться смертью. От разрыва внутренних органов.
- Интересно, а бегемоты ищут для случки каких-нибудь других тварей? - раздался громкий голос Ёхати, замыкавшего наш маленький отряд с горой вещей за спиной. - Их же самих всю дорогу эти самые водоросли обрабатывают. А это знаете, какой кайф? - Ёхати прав, - сказал я, - Врождённый спусковой механизм, включающий алгоритм спаривания с особями других видов, есть у всех высших животных. Но что касается плоскоспинных бегемотов, спаривание с ними для многих животных чревато смертью, поэтому бегемоты обычно сбиваются в стада только со своими сородичами, а водоросли подавляют действие этого механизма, который запускается от внешнего раздражителя - когда приближаются высшие животные другого вида.
- Ну почему? - тяжело вздохнул Могамигава. - Почему на этой планете во всех животных, кого ни возьми, по существу запрограммирована похабная и бессмысленная жажда - спариться с кем-нибудь, всё равно с кем? Вы говорите, что эта программа, вероятно, записана у них в генах, - глухо вопрошал он неприятным голосом, кривя губы. - К тому же они так похожи на земных бегемотов, крокодилов, зайцев, быков. Поэтому для нас, землян, это выглядит ещё похабнее. Почему здесь всё так устроено?
- Не знаю, как насчёт похабщины, но мы, по-видимому, имеем дело с таким феноменом, как адаптивное сосредоточение популяции. Например, в прошлом на Земле обитал подотряд сумчатых животных, которые были распространены исключительно в Австралии и прилегающих районах. Популяция возникла после того, как Австралия отделилась от Евразии; и в этом изолированном ареале произошло её адаптивное распространение. С большим разнообразием видов. Но каждое из этих животных удивительно похоже на представителей высших млекопитающих, распространённых в других районах Земли. То есть имел место процесс параллельной эволюции. Например, кенгуру напоминает зайца-прыгуна, сумчатый тасманский волк очень похож на простого волка, сумчатый крот - на обычного крота, коала - на медведя, кроличий бандикут - на кролика. Северный щетинохвостый поссум напоминает лисицу, сумчатая куница - кота, опоссум здорово смахивает на мышь и так далее. Это совершенно разные виды, хотя единственным видимым отличием сумчатых является наличие у них сумки, где подрастает детёныш. Сейчас, когда мы исследуем другие планеты, профессор Фудзиони Исивара утверждает, что такого рода адаптивное распространение или сосредоточение - как хотите назовите - связано с носителями генетической информации в живых организмах той или иной планеты и имеет очень широкую сферу применения. Хотя я с его теорией о законе универсального ортогенеза не согласен.
- Я спрашиваю, откуда эта похабщина? - раздражённо проговорил Могамигава. - Если особенность всех сумчатых - наличие сумки, то отличительная черта всех представителей местной фауны - похабщина. Вы это хотите сказать?
- Да нет тут никакой похабщины! - язвительно ответил я, чувствуя нарастающее раздражение. - Особенность этой планеты скорее в том, что все высшие позвоночные - травоядные и, кроме того, никто никого не ест. Здесь нет хищников, и, поскольку численность популяций стабильна, конфликты между особями одного и того же вида или взаимное вмешательство случаются крайне редко. Вот что я назвал бы характерной чертой! Нет, скорее численность популяции ни при чём, просто у особей абсолютно отсутствует агрессивность.
- Ну что вы такое говорите?! Разве есть виды, начисто лишённые агрессивности?! - возразил Могамигава, щеголяя фундаментальными знаниями этологии. - С утратой агрессивности прекращаются отношения между особями. И тогда они даже теряют способность к размножению. Это и людей касается.
- Но планета, где мы с вами находимся, в этом плане особенная, - в свою очередь возразил я, - По-моему, агрессивные импульсы содержатся в эротических проявлениях модели поведения. Судите сами. При спаривании животные нередко кусают друг друга за шею, преследуют партнёршу или устраивают бои перед тем, как перейти непосредственно к делу. Разве их действия в это время на первый взгляд нельзя принять за агрессию? Как здесь провести чёткую грань между двумя импульсами? А у здешних животных, при отсутствии необходимости демонстрировать агрессивность по отношению к особям своего или других видов, эротический импульс усилен. Потому они и пытаются спариваться и с тем и с другим типом особей.
- Хм! Фрейдистский дуализм, - взорвался Могамигава. - Вы берёте классическую теорию и переносите её на животных. Вы сами-то в это верите?
- Разумеется, не во всё, - огрызнулся я, - Но если позволите, импульс разрушения, открытый Фрейдом в последние годы… что ж, он и сам к этому всерьёз не относился. Просто не всё можно было объяснить ссылками на либидо, вот у него и появилась биполярная теория.
- И на этом основании вы делаете вывод о существовании животных, которыми движут исключительно эротические позывы? Это же глупость! - взревел Могамигава. - Вы тоже заразились всей этой похабщиной.
- Опять вы со своей похабщиной! - рявкнул я в ответ. - А бактерии, по-вашему, похабщиной не занимаются?
- Конечно нет! О чём вы говорите?! Бактерии здесь такие же, как на Земле. В них нет ни грамма похабщины. У них обычное бесполое размножение, и если мы станем последовательно выращивать несколько видов бактерий, они, как и положено, будут бороться друг с другом до полного истребления проигравших. Так и должно быть. А вы что говорите?! Что эти ваши юнговские теории распространяются здесь в том числе и на бактерии?
- Это не Юнг. Это…
- Без разницы. А почему бы и нет? Это действует только на высших животных, но почему бы и под бактерии не подвести? Да? Вот в чём ваша ошибка. Как бы сказать… разрыв привычной цепи… и всё такое. Это же смешно, вам не кажется?
- Но бактерии и эти… высшие… высшие животные… это же разные вещи.
- Ничего подобного!
- Я же не говорю, что здесь… на этой планете… сплошное единообразие… генетика, и всё такое…
- Вот это-то и смешно.
- Да, смешно.
- Что вы имеете в виду?
- А вы?
- Погодите, погодите. О чём это мы, вообще?
Каким-то шестым чувством мы поняли: что-то не так! - и испуганно застыли на месте, не зная точно, в чём дело. Включили закреплённые на поясе фонарики и огляделись при тусклом свете звёзд.
- Поле, - пробормотал я. - Мы на поле с этой… как её?
- Забудь-травой, - подсказал Ёхати.
- Быстро отсюда! - воскликнул Могамигава и, спотыкаясь на корнях и ямках, поспешил вперёд. - Если мы здесь… останемся… тогда… значит…
- Тогда… всё больше…
У меня было ощущение, что мы о чём-то спорим, но я никак не мог вспомнить, о чём речь. Лучшего доказательства, что мы оказались в самой гуще забудь-травы, не придумаешь. Что может быть страшнее осознания того, что твои мысли и воспоминания стремительно вылетают из головы? Ускорив шаг, я едва не пустился бегом.
Преодолев заболоченное поле, мы прошли ещё с километр, но амнезия не проходила, хотя действие "эффекта Элджернона" сошло на нет. Память стала возвращаться с рассветом, когда "золотые шары" уже заняли на небе своё место. Мы оказались в редколесье; в траве шныряли многоухие кролики, то тут, то там паслись раскладные коровы, мерно перемалывая челюстями травку.
- Могамигава-сан! - окликнул я доктора, который, не останавливаясь, вышагивал впереди.
- А? Что? - с облегчением отозвался он. Голос его звучал мягко, совсем не так, как раньше. - Хотите продолжить нашу дискуссию?