Я жестом дал Могамигаве и Ёхати команду пригнуться и укрылся в зарослях вечнозелёного папоротника. Впереди открывалась большая поляна. Похоже, мы были в самом центре джунглей. На поляне собрались несколько животных; шла какая-то тихая возня.
- Спариваются, да? - подползая ко мне, прошептал Могамигава.
- Точно.
- Самка похожа на медвежонка…
- А самец - на антилопу. Двое других - что-то среднее между тапиром и кабаном.
- Они-то что здесь делают?
- Наверное, ждут своей очереди, - ответил я, сдерживая тошноту от ощущения запредельно чужого, открывшегося передо мной. - Таких экземпляров я ещё не встречал. Наверняка они водятся только в джунглях. Я и названий, которые могли бы им соответствовать, не слышал.
- Сомневаюсь, что на какой-нибудь другой планете можно увидеть такую похабную сцену, - раздражённо пробормотал Могамигава, быстро отползая назад, - Пойдёмте отсюда. Я больше не хочу этого видеть.
Услышав произведённый им шорох, ожидавшая очереди парочка тапиро-кабанов поднялась на задние лапы и повернулась в сторону зарослей папоротника, где мы скрывались.
- О-о-о! Они нас заметили! - воскликнул Ёхати.
У тапиро-кабанов разыгралась бурная эрекция. Их налившиеся кровью глазки заблестели, едва они нас увидели, - не иначе как приняли за новый объект для удовлетворения страсти. Виляя задом, выпятив брюхо и выставив на обозрение набухшие причандалы, звери, переваливаясь, заковыляли к нам на задних лапах. Глядя на них, я сразу вообразил помешавшихся на сексе похотливых папиков. Более отталкивающее зрелище трудно себе представить.
Стряхивая оторопь, я поднялся с земли, чтобы дать дёру, и побелел - из подлеска, окружавшего поляну со всех сторон, показались ещё семь-восемь экземпляров. В очереди на случку стояли не только тапиро-кабаны. В зарослях дожидались своей минуты твари, которых за два месяца, что я провёл на этой планете, мне не доводилось видеть ни разу: одна напоминала лошадь, другая - собаку, третья - слона. Ещё в стае было что-то вроде ленивца и одно существо, вообще ни на что не похожее. Самое жуткое создание походило на очень крупную носатую сирену и ещё больше смахивало на человека. Вся эта компания, охваченная жгучим плотским желанием, с пенисами наизготовку, передвигалась по-человечьи - на задних лапах, и, жарко пыхтя, приближалась к нам. Нет слов, чтобы описать охвативший нас в ту минуту ужас.
- Гр-р-р…
- Ну всё!..
Мы рванули со всех ног. Было чувство, будто за нами гонится само возмездие, горящее желанием наказать нас за то, что мы подсматривали за пиром в Вальпургиеву ночь. Нам казалось, что мы уже мертвы. Бежали, не разбирая направления, задыхаясь и хрипя, с единственной мыслью - вот сейчас я остановлюсь или упаду, какой-нибудь из этих монстров налетит сзади и засадит в меня свой красно-чёрный член. В тот самый момент, когда сердце уже было готово выскочить из груди, Могамигава рухнул на землю как подкошенный, Ёхати повалился на него, а я приземлился на Ёхати.
- Ва-а-а-а!!! - Подумав, что его настигли чудовища, Могамигава вскочил, как помешанный в предсмертной муке, и, замахав руками, бросился было дальше, но чуть не налетел на чесоточное дерево и завыл: - У-у-у! О-о-о! - Ничего вразумительного он вымолвить не мог.
Один из тапиро-кабанов с ходу угодил в объятия обвившей чесоточное дерево висячей ползучки и отдал концы. В считанные секунды его морда стала разлагаться, вытекли глаза. Каждый из нас содрогнулся при виде этой ужасной агонии, ноги подкосились, и мы все втроём опустились на землю.
- Странно! - Немного успокоившись, я снова обрёл дар речи и, наклонив голову, указал на труп тапиро-кабана, - Висячая колючка впивается в жертву только в самом начале, потом хватка ослабевает. Такой крупный зверь должен был вырваться. Тем более это самец. Если он выпустил свой белок - толку от него никакого. Колючка тут же бы вернулась в расслабленное состояние.
- А вдруг он сам ей сдался? - встрял в разговор Ёхати. - Может, у него так засвербело в одном месте из-за этого чесоточного дерева, а потрахаться не с кем? Он и решил о колючку потереться. А уж тут только начни… Она его раз за разом… Силы все вышли, он и околел. Вот как, по-моему, дело было.
- Хм-м. А ведь в этом что-то есть, - Я пристально посмотрел на Ёхати. - И почему ты так подумал?
- Ну как?.. - рассмеялся он, - Меня самого сейчас так разбирает от этого дерева. Я уж начинаю думать, не завернуться ли разок в колючку!
- Ты же кончил уже раз семь или восемь и теперь опять?!. - скривился Могамигава. - Ну и тип!
- Очень может быть, что из-за чесоточного дерева все животные в этих джунглях, не говоря уже о тех, что мы сейчас видели, возбуждены, - проговорил я, поднимаясь с земли и кивая Могамигаве, - Здесь у них вроде публичного дома. Надо уносить отсюда ноги, да поскорее!
Удирая сломя голову, мы отклонились от прямого маршрута через джунгли. Я снова встал во главе отряда с компасом в руке.
Мы уходили всё дальше на запад и наткнулись на носатую сирену, у которой начались роды. Очень крупная самка залегла в корнях папоротниковой пальмы и тужилась, широко раскинув лапы. Из утробы матери уже показались выпачканные кровью голова и верхняя часть тела детёныша.
Остановившись, Могамигава наклонился и шепнул мне на ухо:
- Похоже, мы на звериной тропе. Чего ей вздумалось здесь рожать, на самом проходе? Здесь же не её логово.
- У неё нет природных врагов, - ответил я, - Лучше посмотрите, какая голова у детёныша! Не очень-то он похож на носатую сирену. Скорее это помесь сирены и той зверюги вроде медведя, которую мы видели.
- Никак не разродится.
- Да. Детёныш слишком большой. Мать может умереть, - кивнул я. - У неё сильное кровотечение.
- Но тогда и детёныш погибнет. Без материнского молока. А больше его никто кормить не будет - он же гибрид.
- Всё правильно. - Потянувшись, я внимательно осмотрел детёныша и обернулся к Могамигаве, - Не он первый, не он последний. Такие, наверное, постоянно рождаются и умирают в этих джунглях. Жалко их! Ладно, идём дальше. Скоро стемнеет.
- Минутку! - Могамигава положил ладонь мне на грудь, останавливая меня. - Смотрите-ка!
С дерева, под которым лежала умирающая носатая сирена, на паутине, тянущейся из зада, быстро спускался паук-нянька. Что он собирается делать? Мы стали внимательно наблюдать.
Несмотря на принадлежность к млекопитающим, паук-нянька, похоже, имел в задней части тела несколько нитевыделяющих желёз. Нитей, если приглядеться, было несколько - одна нить веса паука не выдержала бы. Вероятно, они получались из вырабатывавшейся железами слизи, которая мгновенно загустевала при соприкосновении с воздухом. Спустившись на носатую сирену, паук упёрся в неё четырьмя лапами, как бы обнюхал всё вокруг и подполз к только что выбравшемуся на свет гибриду.
Неожиданно он затолкал перепачканного кровью детёныша в рот и встал на задние лапы. Затем передними конечностями принялся словно зачерпывать нити, по-прежнему выделявшиеся из желёз в заду, и ловкими движениями стал обматывать ими детёныша, которого держал во рту.
- Хочет сожрать его потом, - возбуждённо пробормотал Могамигава.
- Он не должен быть плотоядным, - шепнул я в ответ, - Мне кажется, мы сейчас поймём, почему его называют нянькой. Давайте ещё посмотрим.
Два солнца покатились к закату, пробивавшаяся сквозь густую завесу растительности косая полоска оранжевых лучей ярко осветила занятого непонятным делом паука.
Когда я сообразил, что он творит, у меня отвисла челюсть.
- Реликтовый кокон! Они обматывают детёнышей-гибридов нитями и зачем-то развешивают эти коконы на деревьях. Почему я не начал их изучать раньше?! Столько можно было бы узнать! А я решил отложить на потом, всё равно не ясно, к какому виду они относятся. Вместо этого занялся образом жизни животных, что оказались под рукой.
- Да-а, тут вы дали маху, - согласился Могамигава.
Не теряя времени даром, паук запеленал детёныша получилось нечто вроде груши, - оставив единственное отверстие в верхней части, видимо, чтобы проходил воздух. Потом подхватил несколько нитей, тянувшихся из узкого места кокона, и, закинув их себе за спину - вылитый Дайкокутэн с мешком, - стал карабкаться на ближайшее дерево.
- Если он не станет его есть - значит, их так выращивают, - сказал я, когда мы двинулись дальше, - Заворачивая детёныша в кокон, паук как бы снова помещает его в материнскую утробу. И он там сидит, пока не подрастёт. Теперь понятно, почему этих пауков называют няньками.
- Но какая им от этого выгода? - спросил Могамигава. - Какой толк выращивать детёнышей-гибридов?
- Это правда, - согласился я, наклонив голову; крайне маловероятно, чтобы на какой-нибудь планете существовали формы жизни, которые помимо главной цели - сохранения своего вида - занимались бы ещё такой бесполезной деятельностью. - Вот выйдем из джунглей, снимем с дерева такой кокон, разрежем и посмотрим. Может, тогда разберёмся.
Когда джунгли наконец кончились, снова наступила ночь. Мы включили фонари, что висели на поясе, и продолжили путь на запад вдоль волнистой отлогой опушки.
Скоро мы вышли к мелкой речке, которая брала начало в горах на севере, километрах в пяти, и решили устроить лагерь на скалистом берегу. Мы порядком устали - пришлось много бегать - и слегка опьянели от того, что в атмосфере планеты кислорода было больше, чем на Земле.
- Теперь можешь двигать в Мамардасию. Граница совсем рядом, - обратился Могамигава к Ёхати, - Что делать - ты знаешь. Мы тебе не раз объясняли.
- Я же мужчина, - хохотнул Ёхати. - Нечего мне объяснять.
- Дурак! Я не в этом смысле, - Могамигава скорчил гримасу.
- Тебе лучше совсем раздеться, - предложил я Ёхати, показывая на его ноги; после того как бегемот сорвал с него брюки, он щеголял в трусах, которые нашлись в его запасах, - Голого они тебя скорее пустят. Вещи на спине понесёшь.
- Правильно, - Раздеваясь, Ёхати что-то весело промурлыкал себе под нос.
- Ишь развеселился. Смотреть противно, - пробормотал Могамигава в сторону, чтобы Ёхати не услышал.
В чём мать родила, с рюкзаком на голове, в котором лежали телеком и кое-что из необходимого, Ёхати, пританцовывая, шагнул в реку, перебрался на тот берег и скрылся среди деревьев.
- Весёлый парень, - Криво усмехнувшись, Могамигава улёгся на землю.
Я тоже прилёг, выбрав место на песочке. Мамардасийцы круглый год ходят голые. Понятно, что в таком здоровом климате да без докучающих насекомых можно спокойно спать без всякого одеяла.
- Там он сможет иметь женщин, сколько захочет. Будет куда силу деть, - Я широко зевнул, и с этими словами на меня налетели чёрные духи сна.
Проспал я всего два часа - проснулся от слепящих лучей, которыми нас поливали сразу два солнца. Вот что было плохо устроено на этой планете. Большинство людей, оказавшихся здесь впервые, страдали от бессонницы из-за нарушения биоритма.
Сварив в походном котелке рис, я открыл банку говяжьих консервов "Саката ленд" и поел. Потом стал варить кофе на речной воде и увидел Могамигаву. Когда я проснулся, его на месте не оказалось, а теперь он вернулся с тремя реликтовыми коконами в руках.
- Давайте прямо сейчас разрежем, - предложил он. - Я не успокоюсь, пока не узнаю, что там. Есть ножницы?
- Есть.
Я извлёк из коробки для гербария ножницы, которые использовал для вскрытия, и рассёк один кокон по прямой - от отверстия на макушке до основания.
Внутри, в позе зародыша, в околоплодной жидкости, образовавшейся, видимо, из растворившихся внутренних стенок кокона, плавал гибридный детёныш с ещё закрытыми глазами. У него было тело паука-няньки и голова тапиро-кабана.
- Помесь паука-няньки и тапиро-кабана, - констатировал я. - Получается, паук сам замотал в кокон своего гибридного детёныша?
- Хм-м, - почему-то недовольно фыркнул Могамигава и жестом показал, чтобы я вскрывал остальные коконы.
В них мы обнаружили не гибридов, а маленьких пауков-нянек, уже покрытых шерстью и с распахнутыми глазами. На воздухе они пришли в сильное возбуждение и стали издавать странные крики. Мы с Могамигавой переглянулись.
- Это же разбуди-жену!
- Вот, значит, откуда этот крик!
- Сона! - сказал Могамигава, хватая паучков, чтобы они не убежали, и внимательно их рассматривая, - Зачем они упаковывают в коконы собственных детей? Они же не гибриды.
- Может, это такой способ выращивания потомства? Пауки не могут отличить своих детёнышей от гибридов, которые производят на свет другие животные. Увидят малыша - и тут же начинают его обматывать… - Я оборвал себя на полуслове и уставился на Могамигаву, - То есть…
Он кивнул:
- Я думаю, что эти паучата не способны к воспроизводству. Не могли бы вы прояснить этот вопрос? Можете воспользоваться моим электронным микроскопом.
- Хорошо.
До микроскопа дело не дошло. И так было видно, что у паучат отсутствуют половые органы. У другого кокона - гибрида паука-няньки и тапиро-кабана - они оказались сильно недоразвитыми, рудиментарными.
- Все гибриды первого поколения, лишённые способности к воспроизводству, мутируют в пауков-нянек, - вздохнул я, - Как вы догадались?
- Просто я предположил, что раз пауки не способны производить себе подобных, значит, они могут выращивать детёнышей других видов, - с некоторой гордостью заявил Могамигава, - Ещё я заметил, что ниша, занимаемая пауками в джунглях, необычно велика. Стоит поднять голову - обязательно увидишь на дереве паука. Вот я и подумал: это же доминирующий вид! И убедился в этом, когда мы увидели, что реликтовые коконы - продукт паука-няньки, и если учесть, сколько коконов висит на деревьях…
- Очень может быть, что так оно и есть!
Рассматривая рассечённый кокон, я сунул палец в густую, вязкую жидкость.
- Наверное, эта жидкость служит возбудителем спонтанных видоизменений. В ней причина эволюционной деградации паука-няньки, который, судя по всему, - низшая форма жизни на планете. Такое часто случается у низкоорганизованных видов - под влиянием какого-то внешнего стимула происходит аномальный метаморфоз, и вид, уже прошедший определённый путь эволюции, начинает регрессировать. Согласно вашей точке зрения, к этой планете должна быть применима теория обратной эволюции. Следовательно, паук-нянька предотвращает дальнейшую регрессию и дивергенцию видов. Иными словами, на этой планете аномальный метаморфоз стал тем, что Гёте называл "нормальным метаморфозом".
- Мне всё больше кажется, что мы имеем дело с искусственной экологической системой, - задумчиво проговорил я.
- Я тоже стал смотреть на мамардасийцев несколько иначе. Всё-таки у них очень высокая духовная культура, наука и техника, - согласился Могамигава, - Разумеется, создать полностью искусственную экосистему практически невозможно, однако они, похоже, запустили обратную эволюцию высокоорганизованных форм жизни и имели технологию, позволявшую сдерживать дивергенцию. Но даже если её у них не было, они, по крайней мере, верили, что происшедшие от них высокоорганизованные виды обязательно будут мирно сосуществовать друг с другом, как подобает их планете. В общем-то, так и получилось. Больше того, даже низкоорганизованные виды и растения и те эволюционировали таким образом, что смогли встроиться в экосистему высокоорганизованных видов. Или, может быть, только эти виды избежали уничтожения и прошли через адаптивное распространение.
- Я считаю, дело даже не в том, была у них технология или нет. Они просто применили к теории эволюции обратную логику. На тех планетах, где действует теория эволюции, всегда существуют отношения хищник - жертва. Там даже человек - "конечное животное" - обязательно должен иметь инстинкт агрессии, из-за чего разрушается природа, начинаются войны и так далее. В данном случае всё наоборот - если удалось создать планету, где работает теория регрессии и отношения между видами и особями основаны исключительно на половом влечении, там мир и природа должны сохраняться. Вместо системы Танатоса, в которой господствует принцип "съешь сам или съедят тебя", должна быть создана экосистема Эроса, где все живые существа любят друг друга. Мамардасийцы, будучи пацифистами, похоже, были глубоко убеждены в этом. Размышляя о туманной природе дуализма, который в последние годы исповедовал Фрейд, я склоняюсь к мысли, что подобная эротическая экология больше заслуживает того, чтобы называться в нашем космосе традиционным, широко распространённым направлением.
- Не знаю, откуда они сюда прибыли, но у меня нет сомнений, что их родная планета - отнюдь не образец для подражания, - проговорил Могамигава, впадая в не совсем свойственную ему сентиментальность, - Вполне возможно, она очень напоминает нашу Землю.
У меня было такое же чувство. Мы посмотрели друг на друга и вместе рассмеялись.
- Ну что? Попробуем связаться с Ёхати? - предложил я после кофе и достал телеком, - А то он там забудет, зачем его послали.
- Запросто, - кивнул Могамигава.
- Э-э? Это я, - послышался в ответ жизнерадостный голос Ёхати.
В динамике телекоммуникатора фоном звучала живая пятитактная музыка.
- Похоже, ты уже на месте. Весело у вас там. Это что, танцы?
- Концертный зал прямо на улице. Сейчас балет показывают. Это что-то! Никогда такого не видел.
- Разгильдяй! - Могамигава вырвал у меня телеком и заорал: - Ты спросил у них, как предохраняться от беременности и как можно избавиться от плода?
- Спросил.
- Тогда давай возвращайся скорее!
- А нельзя мне ещё немножко посмотреть? Тут так круто!
- Нельзя! - рявкнул Могамигава. - Ты хочешь, чтобы мы, известные учёные, дожидались здесь сложа руки?! Это будет сильнейший удар по науке за всю её историю. Вряд ли ты возьмёшь на себя такую ответственность.
- Вас плохо слышно… Ладно, скоро буду, - обещал Ёхати и отключился.
Опять наступила ночь, потом стало светать, и появился Ёхати. Он обманул мои ожидания. Я думал, он вернётся выжатый как лимон, а получилось наоборот - он возник из реки, излучая бурную радость, и, мягко ступая, подошёл к нам. С его обнажённого тела стекали струйки воды. Даже глаза его смотрели по-другому.
- Видно, хорошо тебя принимали! - усмехнулся я. Ёхати с серьёзным видом тряхнул головой. Было понятно, что он ещё не отошёл от эйфории.
- Да так, ничего особенного. Но ведь не выгнали. Мы всё ломаем голову, как к ним попасть, а никаких барьеров там нет. Потом, дело было ночью. Иду я себе спокойно, ко мне подходят люди - мужчины и женщины. Много и все голые. О чём-то меня спрашивают. Только я рот открыл, а уже вижу, им всё понятно, что хочу сказать. Никаких проблем. Они стали составлять слова, что у меня в башке крутились, и по-нашему заговорили. Мне показалось, они сразу поняли, чего мне надо. Ну и хохоту было!
- И что? Рассказали, что нам нужно? Ёхати посмотрел на Могамигаву и кивнул:
- Не знаю, рассказали или нет, но один мужик вот что сказал: "Ага! Коли так, значит, тебе надо здесь полюбиться с нашими женщинами, потом вернуться и заняться той, которая беременная".
Могамигава в замешательстве обернулся ко мне:
- Что это значит?
- И что было потом? - Я придвинулся к Ёхати, слушая его с нарастающим интересом, - Пошло дело?