Внезапный и сильный контрудар, нанесенный советскими войсками под Мелитополем, заставил гитлеровское командование произвести значительную перегруппировку и ввести в бой новые резервы. На это потребовалось около трех недель. И только в первых числах октября, когда уже начиналась осенняя распутица, гитлеровское командование получило возможность возобновить наступательные операции, на этот раз значительно севернее...
Уже перед вечером 5 октября командир вызвал Покрышкина:
- Слетай к Запорожью! Есть сведения, что там появились немецкие мотоциклисты. Надо проверить.
Через десять минут Покрышкин летел вдоль шоссе, внимательно просматривая местность. Степь уже оделась в унылый осенний наряд. Косматые грязные облака ползли низко, заставляя Покрышкина все время прижиматься к земле. Вокруг было пустынно. Села словно вымерли: все, что могло уйти, ушло на восток, все, что осталось, замерло в ожидании неминуемой беды.
Под крыльями "МИГа" пронеслись черепичные крыши Большого Токмака, потом самолет прошел над Ореховом. И тут Покрышкин заметил что-то неладное: на земле взметнулась пыль от разрыва; потом на шоссе промелькнул пустой грузовик с открытой настежь дверцей кабины. Не успел он сообразить, что происходит, как вокруг все почернело от разрывов зенитных снарядов.
Привычным движением он направил самолет в облако, отошел под его прикрытием в сторону и на мгновение вынырнул. Под ним было большое село. Улицы его были плотно забиты вражескими танками и автомобилями. С севера по дороге тучей ползла нескончаемая колонна - совсем, как в первые дни войны у Стефанешти.
Все стало понятно. Покрышкин снова ушел за облако. Раздосадованные тем, что советский разведчик их обнаружил, гитлеровцы били вслепую, и Покрышкин видел, как снаряды рвались над белоснежным пуховым покровам, застилавшим землю.
Донесение немедленно передали командованию. Замысел гитлеровцев был ясен: они опять пытались внезапным ударом выйти на тылы Южного фронта, окружить наши части, прорваться к морю, а затем беспрепятственно триумфальным маршем пройти через Донбасс к Ростову.
Выбросив к Орехову мощные заслоны, командование начало отводить основные силы на новые оборонительные позиции, чтобы там, на рубежах Донбасса, снова преградить путь врагу. И в тот же вечер, уже в сумерках, 55-й полк, выполняя этот приказ, перелетел на аэродром, наспех разбитый на косогоре у совхоза Володарка близ Мариуполя. В этом совхозе месяц тому назад были оборудованы полевые авиамастерские, и люди работали день и ночь, торопясь вернуть в строй подбитые "МИГи", "И-16" и "чайки".
На рассвете 6 октября командир вызвал Покрышкина и Комлева, постоянного его спутника в сложных, ответственных вылетах. Вышли они от командира озабоченные. На ходу сворачивая карту, Саша сказал поджидавшему его технику Чувашкину:
- Летим на полный радиус. Как у тебя - все в порядке?
Чувашкин утвердительно кивнул головой. Он тщательно ухаживал за "МИГом" № 4473, который Покрышкин пригнал из Москвы в Чаплинку. В этом месяце Саша летал много, но берег свой самолет, и он работал безотказно.
Покрышкин проверил управление, настройку радиоприемника, убедился, что баки залиты бензином полностью, и стал пробовать мотор: долго гонял его на разных оборотах, внимательно допытываясь, не подведет ли? Но мотор работал ровно, и стрелки указателей оборотов, температуры и давления масла и воды давали нормальные показания.
Захлопнув фонарь, Покрышкин положил поудобнее на коленях планшет с начерченным на карте маршрутом и дал полный газ. Следом за ним взлетел Комлев. Предстояло решить трудную задачу: уточнить, куда движутся вражеские мотомеханизированные колонны; выяснить, какие силы противник переправил на левый берег Днепра, определить, как далеко они успели распространиться. Связь с передовыми пехотными подразделениями была затруднена, и только воздушная разведка могла дать командованию необходимые сведения.
Было раннее утро. В балках и над реками колыхался легкий туман. Пара "МИГов" шла высоко над землей, от облака к облаку, прячась от гитлеровских наблюдателей. Время от времени они пикировали, чтобы повнимательнее разглядеть вражеские колонны, двигавшиеся по всем дорогам, ведущим на юг и юго-восток, и потом снова набирали высоту.
На Ореховском большаке Покрышкин заметил особенно мощную танковую колонну. Судя по направлению, она спешила к району расположения штаба нашей 9-й армии. Определив примерную скорость движения вражеских танков, он решил, что надо немедленно предупредить командование о грозящей опасности: танки, если их не остановить, могут выйти к штабу уже через несколько часов. Качнув крыльями, он приказал Комлеву немедленно уйти домой и доложить обстановку.
Но в это самое мгновение на Покрышкина и Комлева свалилась целая группа "мессершмиттов", охранявших танки. Гитлеровцы поняли, что перед ними разведчики, и решили во что бы то ни стало сбить их. Замкнув кольцо вокруг двух советских самолетов, они отрезали им путь к аэродрому. Но Покрышкин смело и дерзко нанес лобовой удар по ближайшей машине, и фашист, опасаясь столкновения, резко свернул в сторону. Комлев, точно повторивший маневр командира, вслед за ним выскользнул из западни.
Теперь Саша стремился оттянуть гитлеровцев на себя, чтобы дать возможность Комлеву уйти. Но тот упрямо ходил за ним, не желая оставить своего ведущего в беде. Завязывался трудный, неравный бой. Комлев был ранен. Волнуясь за ведомого и нещадно ругая его, Покрышкин ловким маневром ушел от насевших на него истребителей и бросился на выручку к Комлеву, за которым увязались три "мессершмитта".
Подоспел Саша вовремя. Еще несколько секунд - и фашисты заклевали бы Комлева. Покрышкин резко и дерзко обрушился на "мессершмиттов". Удар по ведущему! Мимо... Но Комлеву теперь легче: гитлеровцы разворачиваются на Покрышкина, и Комлев может ускользнуть. Вторая атака! Отлично, "мессершмитт" горит...
Вот уже против Саши только двое. Но они, видать, мастера своего дела: зажимают Покрышкина в клещи. Уже справа и слева повисли в воздухе дымные трассы. Немцы ближе и ближе... Как быть? Саша вырвался вверх, но в это время откуда-то сбоку появился еще один "мессершмитт". Пулеметная трасса рассекла целлулоидовый козырек "МИГа", пули просвистели над головой, и Покрышкин услышал, что мотор начал захлебываться, а потом сразу смолк. Наступила тишина. Только ветер свистел в разбитой кабине.
Увидев, что советский самолет подбит, гитлеровцы еще яростнее набросились на него. Покрышкин отчетливо слышал рев их моторов и треск пулеметных очередей. Земля с неимоверной быстротой надвинулась на него, и он ударился лицом о приборную доску и на мгновение потерял сознание.
Очнувшись, почувствовал, что глаза залиты чем-то липким. Один глаз не видел совсем. Кровь... Он вспомнил: очки не успел снять. "Все! Отлетался..." - хлестнуло по нервам. И сразу же вторая мысль: "Немедленно из кабины! Расстреляют с воздуха..."
Покрышкин выкарабкался из подбитого самолета. Прислушался: тихо! Наверное, гитлеровцы ушли, решив, что советский летчик разбился. Было сыро и холодно. Нестерпимо болел глаз. Что будет дальше?.. Покрышкин вспомнил, как в первые дни войны в далекой теперь Бессарабии он вот так же был сбит и прятался, и спасался, и пробивался к своим. Тогда ему повезло. Но теперь?.. У него защемило сердце, когда он вспомнил то, что видел с самолета. Сумел ли Комлев пробиться к своим? Успеют ли наши части перегруппироваться? Черт побери, как все-таки ему не повезло! Нет, он в самом деле неудачник! Саша болезненно усмехнулся: кажется, эта неудача будет последней - какой из него летчик без глаза?
Но тут же он мысленно обругал себя слюнтяем, - не в его обычаях было оставлять надежды, пока есть хоть один шанс из тысячи на благоприятный исход дела. Оглядевшись по сторонам, Саша, увидел поблизости железнодорожную будку. Какая-то старушка копалась у крыльца. В несколько прыжков Саша очутился возле нее и глухим от волнения голосом быстро спросил:
- Здесь немцы или наши?
Старушка обернулась, охнула и присела - этот залитый кровью коренастый детина в кожаном шлеме с разбитыми очками был страшен. Но тут она вспомнила только что закончившийся воздушный бой и поняла, кто перед ней. Глаза ее потеплели, и она сказала:
- Наши, сынку, пока наши.
Покрышкин с облегчением вздохнул и попросил ведро воды и чистое полотенце. Ахая и причитая, старушка помогла ему промыть глаз. К счастью, осколки стекла не повредили глазного яблока, только веки и висок были сильно изрезаны. Разорвав полотенце, старуха тщательно забинтовала Покрышкину голову.
Саша вернулся к самолету и осмотрел его. Он нашел, что после небольшого ремонта самолет можно было бы вернуть в строй. Но как эвакуировать машину? Мимо подбитого "МИГа" брели бойцы отходивших на юг пехотных частей. Они с тревогой говорили об окружении. Покрышкин знал, что слухи преувеличены, но обстановка действительно становилась очень серьезной, медлить было нельзя.
После полудня ему удалось найти командира стрелковой дивизии, готовившейся дать бой на промежуточном рубеже. Командир внимательно выслушал его, подумал и сказал:
- Даю вам двадцать человек и грузовик. Если сможете, погрузите самолет и уходите с ним. Не сможете - придется сжечь. Мы продержимся только до утра...
Немцы подходили все ближе. Теперь подобраться к самолету можно было только под покровом ночи. Когда стемнело, Покрышкин с пехотинцами подъехал на грузовике к беспомощно распластавшемуся на пашне "МИГу". Надо было поднять хотя бы метра на полтора его нос, чтобы выпустить шасси, а затем, прицепив за хвост, укатить в тыл.
Как ни бились бойцы, но оторвать от земли грузную, весившую более трех тонн машину не удавалось. А гул канонады нарастал, и все небо пестрело огнями разноцветных ракет.
- Придется, наверное, вам лишиться своей машины, товарищ летчик, - сочувственно сказал старшина, командовавший бойцами.
Покрышкина бросило в жар. Как же он посмотрит в глаза командиру, товарищам, Грише Чувашкину? Ведь сейчас каждая машина на счету. Тем более "МИГ"! И он снова и снова старался сдвинуть машину с места...
Уже поздней ночью, когда, казалось, все надежды на спасение самолета рухнули, Покрышкина осенила счастливая мысль: а что, если лопатами подкопать землю под плоскостями, выпустить в эту яму шасси и потом выкатить самолет? Бойцы взялись за лопаты. И через два часа, на рассвете, провожаемый хлопками рвущихся мин, грузовик покатил в тыл, таща за собой подпрыгивающий на кочках самолет.
Обстановка за ночь еще больше изменилась к худшему: гитлеровцы вышли в тыл дивизии. Собрав все силы в кулак, пехотинцы прорвали кольцо, но впереди снова были немцы. Надо было опять и опять с боями пробиваться на юго-восток, чтобы соединиться со своими.
Дивизия вела бои по ночам, отсиживаясь днями в балках, чтобы не навлечь на себя удары вражеской авиации. Эти ночные бои, когда вся степь впереди, сзади и по сторонам озарялась мертвым пламенем ракет и дрожащими трассами пуль, надолго запомнились Покрышкину. Думал ли он, что ему придется стать пехотным командиром? Но вот к нему подходили пехотинцы и полушутя-полусерьезно говорили: "Ну, авиатор, веди нас, прокладывай дорогу!" И он со своим грузовиком выезжал вперед, собирал бронемашины, ставил их в голову колонны и, взяв полуавтомат и гранаты, вел бойцов, и они сметали с дороги немецкие заслоны.
Так добрались до Володарки. Полевой аэродром, с которого Саша начинал полет, окончившийся так печально, лежал немного в стороне, за лесом. Он свернул туда. Там все было пусто. Ветер играл пеплом сожженных документов. Здание мастерских взорвано, самолетов не видать...
Горькое чувство охватило Покрышкина: где и когда теперь он свидится со своими друзьями? И удастся ли вообще выбраться из этого проклятого окружения?..
А полк в это время находился уже на Таганрогском аэродроме. Изрядно потрепанный в многодневных непрерывных боях, он, по приказу командования, отходил для отдыха и пополнения в Ростов. На его место выдвигались авиационные части, прикрывавшие до этого Ростов от налетов немецких бомбардировщиков.
В полку все были встревожены исчезновением Саши Покрышкина. И летчики и техники успели полюбить этого большого и сильного упрямца. Он снискал всеобщее уважение своей настойчивостью, стремлением довести до конца всякое начатое дело и неустанной изобретательностью. Правда, некоторым не по душе была его сухость, которую люди, плохо знавшие Покрышкина, могли принять за неуживчивость; он не сразу сходился с людьми - был самолюбив и не терпел, когда вдруг его похлопывали по плечу или начинали подробно разъяснять какие-нибудь популярные вещи, которые сам он хорошо знал.
Особенно много хлопот доставлял он некоторым политработникам, привыкшим работать по шаблону. Иногда, не зная о том, что Покрышкин много читает и постоянно следит за литературой, они вдруг начинали втолковывать ему популярным языком то, что сам он изучил уже несколько лет тому назад. Покрышкин в таких случаях обрывал разговор, не желая тратить время попусту, и дело иногда доходило до скандала.
Зато уж если он сближался с человеком, то дружба эта была крепче стали. Саша готов был всем пожертвовать для товарища. И теперь, когда он так внезапно исчез, летчики вспоминали, как Саша уступил свой теплый комбинезон захворавшему Селиверстову, а сам полетел в рваном, как он, еще в мирное время, поколотил хвастуна, презрительно отозвавшегося об Атрашкевиче, как выхлопотал у командира отпуск технику, у которого стряслась дома беда.
Теперь наиболее ответственные разведывательные полеты поручались Пал Палычу Крюкову. Он привозил неутешительные вести: немцы, уже захватившие Мариуполь, рвались к Таганрогу.
Это были критические дни кампании 1941 года. Гитлеровцы бросили на карту все, что имели, чтобы добиться решающего успеха до наступления морозов. На севере был блокирован Ленинград. Под Москвой опытнейшие полководцы германских танковых армий Гудериан, Гот и Хюпнер упрямо пробивались к советской столице, стремясь зажать ее защитников в клещи. На юге соперничавший в славе с Гудерианом Клейст стремился любой ценой проложить своими танками путь к нефтяным богатствам Майкопа. В предвидении жестоких боев в горах Кавказа гитлеровское командование направило на Южный фронт специально обученный 49-й горно-стрелковый корпус Кюблера.
Противостоявшие фашистам на юге части Красной Армии были измотаны трехмесячными непрерывными боями. Правда, в Донбассе они пополнились за счет шахтеров и металлистов. Они отчаянно дрались за свои заводы и шахты, и гитлеровцы понесли здесь огромные потери. Но все-таки фашисты продвигались вперед, и вот уже смертельная угроза нависла над Таганрогом и Ростовом. Теперь надо было мобилизовать все силы для того, чтобы задержать врага на подступах к Северному Кавказу.
На фронте еще никто точно не знал, что на востоке спешно формируются новые армии, которые через каких-нибудь полтора месяца потрясут мир своими успехами под Москвой. Никто не догадывался, что уже не за горами поворотный момент всей этой страшной войны. Люди не рассуждали: если командование требует, чтобы вот эти усталые, истрепанные боями полки держали фронт против вдесятеро сильнейшего врага - значит, так нужно. И они продолжали яростно обороняться, отвоевывая самые драгоценные рубежи войны - рубежи времени.
На Таганрогском аэродроме Крюков, Фигичев, Селиверстов познакомились с летчиками 73-й авиадивизии, прибывшими им на смену, хорошо обученными молодыми ребятами. Правда, на вооружении у них были устарелые самолеты, но они не роптали. В боях над Ростовом эти летчики уже не раз встречались с гитлеровскими пилотами и довольно успешно отражали их атаки. Молодые командиры из 73-й авиадивизии с интересом расспрашивали фронтовиков из 55-го полка:
- А как вы радио пользуетесь? Удается держать связь между самолетами? А как сопровождаете бомбардировщиков? Где принимаете их и до какой точки потом доводите?
Чувствовалось, что эти люди основательно готовились к предстоящим операциям. Они пришлись по сердцу Крюкову и его друзьям. И как ни устали летчики 55-го полка, как ни нуждались хотя бы в кратковременном отдыхе, они чувствовали себя прескверно при одной мысли, что вот в такой напряженный момент им, обстрелянным, накопившим боевой опыт, приходится перелетать в тыл в то время, как молодые будут продолжать вести бой. Крюков даже попытался похлопотать: нельзя ли остаться в Таганроге с 73-й авиадивизией. Он подошел к командиру дивизии и немного неуклюже, но с чувством заговорил:
- Извините, конечно, но, честное слово, как-то неудобно получается: вы вот - сюда, а мы - на восток... Прямо скандал! Может быть, вы там, вверху, за нас замолвите словечко: так, мол, и так - есть еще в 55-м полку люди, давайте и их на передний край. Вот бы и повоевали вместе?
- Мир тесен, товарищ старший лейтенант, но, может быть, еще и встретимся, - ответил, улыбаясь, комдив. - А начальству, знаете, виднее. Это уж пусть оно само решает, кого куда!
Он откашлялся и протянул руку Пал Палычу. Самолеты 55-го полка потянулись на восток, а 73-я дивизия стала обживать аэродром. Теперь она была единственным полноправным его хозяином, основной военной силой Таганрога, - подступы к городу прикрывали жидкие, сильно поредевшие за последнюю неделю цепи пехоты.
Командир собрал летчиков и объяснил им всю сложность обстановки. Надо было обрушить на немцев серию внезапных массированных штурмовых ударов, чтобы создать у них представление, будто бы здесь они наткнулись на мощный, неприступный оборонительный рубеж, надежно прикрытый с воздуха. Тогда Клейст на три-четыре дня зароется в землю, а тем временем с востока могут подойти наши свежие части.
И в тот же день эскадрилья за эскадрильей, полк за полком пошли на взлет. На аэродроме непрерывно хлопотали потные, раскрасневшиеся техники и оружейники, едва успевавшие питать горючим и боеприпасами этот невероятный конвейер. Над дорогами, идущими к Таганрогу, над полями, над степью непрерывно кружили группы по двенадцать-восемнадцать самолетов, и не было часа, когда в воздухе не слышался бы свист бомб и треск авиапулеметов...
Уже встали до неба столбы дыма от горящих танков, уже расползлись по оврагам ищущие спасения от нежданной беды гитлеровские мотоколонны, уже сотни солдат в темно-зеленых пыльных мундирах замертво распластались на полях, а самолеты с красными звездами на плоскостях все шли и шли, и ошалевшим гитлеровцам казалось, что им нет конца.
Только ночью они несколько пришли в себя и начали осторожно выдвигать вперед разведывательные отряды. Все еще находясь под психологическим воздействием дневных налетов, разведчики вели себя пугливо и поворачивали назад при первых же встречах с нашим немногочисленным охранением.
На Таганрогском аэродроме никто не спал. Комдив нервно ходил по просторному блиндажу, прислушиваясь к ружейно-пулеметной перестрелке то нараставшей, то затихавшей. Кто-кто, а он-то уж наверняка знал, что стоит сейчас немцам сунуть к Таганрогу мощный танковый кулак - и через полчаса танки ворвутся на аэродром и подавят самолеты. Тогда - катастрофа...
Он поднялся из блиндажа и обошел летное поле. Повсюду, как и было приказано, сидели в наскоро отрытых окопах, бодрствуя всю ночь, техники и оружейники с противотанковыми гранатами и бутылками с горючей жидкостью. Спать разрешалось только летчикам.
После полуночи в блиндаже раздался тревожный телефонный звонок: на правом фланге послышался шум танков. Командир дивизии приказал усилить дозоры, внимательно наблюдать, огня не открывать, пока танки не подойдут вплотную. Когда же подойдут, забросать их гранатами.