– Скоро и ваши действия будут отмечаться такими же кружками, - сказал полковник. - Я думаю, вы достаточно ознакомились с обстановкой. Теперь вам понятно, какие вопросы могут интересовать штаб фронта относительно вражеского тыла… Принимайте отряд и готовьте людей к действиям. Приказ о вашем назначении уже подписан. Начальник штаба отряда вызван ко мне…
Вошел адъютант и доложил о прибытии начальника штаба отряда.
– Пусть войдет, - разрешил полковник Павлов.
В кабинет вошел капитан, выше среднего роста, с чуть заметными следами оспы на лице. Его пышный чуб выбивался из-под фуражки у правого виска.
– Познакомьтесь, товарищ Ковалев. Ваш новый командир отряда, - отрекомендовал меня начальник разведки. Затем, указывая на вошедшего капитана, добавил: - Начальник штаба отряда.
– Бережной, - назвал я свою фамилию и протянул руку.
– Ковалев, - холодно сказал тот и небрежно пожал мою руку.
Его глаза явно избегали встречи с моими. Он был строен, чисто выбрит, одет опрятно. Все на нем подогнано, новое, как говорят, с иголочки. Сапоги начищены до зеркального блеска.
– Учтите, товарищ Бережной, люди в отряде хорошие, - главным образом, комсомольцы, добровольцы, - продолжал прерванный разговор Павлов. - Но отряд пополнился новыми бойцами, и за последнее время дисциплина несколько ослабла. Дошло до того, что вчера умудрились при возвращении с занятий открыть стрельбу в городе. Ваша задача наладить дисциплину и подготовить отряд к действиям в тылу врага. В вашем распоряжении месяц… Буду надеяться, что вы с помощью Ковалева и Бритаева с задачей справитесь.
– Постараемся общими усилиями устранить недостатки, - сказал я и посмотрел на Ковалева, ища в нем поддержки.
Начальник штаба был безучастен.
При выходе от начальника разведки мы встретили мужчину в гражданском, с черной бородкой клинышком. Маленькие, хитрые глаза выглядывали из-под густых бровей. Во всем облике этого человека было что-то знакомое и в то же время загадочное.
– Кто это? - спросил я Ковалева.
– Мало ли здесь всяких шляется, - неохотно ответил Ковалев.
По пути в отряд я пытался завязать разговор со своим начальником штаба.
– Сколько людей в отряде? - спросил я.
– Сто пятьдесят, - безразлично ответил тот.
– Что они собой представляют?
– Увидите, узнаете, - загадочно ответил Ковалев.
– Кто комиссар?
– Бритаев.
После нескольких подобных вопросов разговор наш был исчерпан. Я видел, что в нем кипит злость. Причины этой злости не знал, но и виноватым себя перед ним не чувствовал.
Во мне появилась неприязнь к этому человеку. Стали противны его блестящие сапоги, гладко выбритое лицо и поскрипывающие ремни снаряжения. Разговор завязать я больше не пытался и шел молча.
– Вот и отряд, - сказал Ковалев, когда мы вошли во двор, где полмесяца назад размещались разведывательные курсы. - Разрешите мне заниматься хозяйственными вопросами, товарищ старший лейтенант.
При этом он сделал особое ударение на словах "товарищ старший лейтенант". И тогда я понял, почему он так недружелюбно встретил меня: его задело, что командиром отряда назначен офицер ниже его по званию.
– Товарищ капитан, потрудитесь передать отряд в полном составе, а тогда посмотрим, какими вопросами вам заниматься, - решил я оборвать его и сбить с него спесь.
– Я считаю, что моя миссия окончена, - с обидой, но менее решительно продолжал упорствовать Ковалев. - Вот он, отряд. Командуйте.
– Передадите отряд и, если посчитаете низким для себя работать в должности начальника штаба, попросим полковника Павлова, он подыщет вам другую работу…
У здания, где расположился отряд, стояла группа разведчиков. Они оживленно и шумно разговаривали. К ним подошел Ковалев и что-то сказал. Веселого настроения как не бывало. Все внимательно и настороженно рассматривали меня.
Вошли в комнату, являющуюся одновременно штабом и общежитием для офицеров.
Навстречу нам из-за стола поднялся капитан среднего роста, с черными, коротко остриженными волосами. Густые, сросшиеся у переносицы брови расходились к вискам и напоминали крылья птицы. Это придавало лицу капитана выражение лихости. Говорил он с кавказским акцентом. При разговоре смотрел прямо в глаза собеседнику, как бы стараясь проникнуть в душу человека. Это был комиссар Бритаев.
В отличие от начальника штаба Бритаев приветливо встретил меня. У меня поднялось настроение. Но окончательно я успокоился, когда познакомился с секретарем. партийной организации. Это был опытный партийный работник, депутат Московского городского совета – Василий Фомич Никитин. От него я узнал историю отряда.
Раньше отрядом командовал капитан Титов, требовательный и деловой командир. Его очень любили разведчики. Но капитан заболел и был отправлен в Москву на лечение. Временно командование перешло к начальнику штаба Ковалеву. Однако отряд по-прежнему именовался отрядом Титова.
Николай Иванович Ковалев до назначения начальником штаба отряда работал на хозяйственных должностях. В отряде он изучил подрывное дело, участвовал в ряде диверсий и теперь считался хорошим специалистом-подрывником. Разведчики знали его и уважали. Но вместе с тем пользовались его недостаточной требовательностью, и дисциплина начала падать. Об этом и говорил полковник Павлов…
…А через день после моего появления в отряде мы провели общее собрание, обсудили задачи, поставленные командованием.
По моему предложению, на Ковалева была возложена ответственность за диверсионную подготовку. Это живое дело было ему по душе. Об уходе из отряда Ковалев больше не говорил. Он добросовестно выполнял обязанности начальника штаба. Повседневные встречи на занятиях постепенно вытеснили холодок, который первоначально был в наших отношениях. Тем более, что вскоре мне было присвоено звание капитана, и неловкость в положении Ковалева исчезла. О первой встрече мы не вспоминали. За месяц совместной работы мы даже сумели сдружиться. И теперь ждали того дня, когда отряд в полном составе выбросят в тыл врага.
Однако наши мечты не осуществились. Поступил приказ: из состава отряда сформировать группы по десять-пятнадцать человек во главе с офицером, каждой группе выделялась радиостанция. Предстояло действовать каждой группе самостоятельно, в различных районах.
Задачу командиры групп получали лично от полковника Павлова. Получил задачу и я.
Выброску групп предполагалось начать с 9 июня.
ДО СКОРОЙ ВСТРЕЧИ!
С утра 11 июня шел дождь. Еще накануне все приготовления к отлету были закончены.
Пришла радистка с рацией. Звали ее Дусей. Это была девушка лет восемнадцати, хрупкая, с голубыми глазами и маленьким, как у птички, носиком. Одета она была в темно-синюю юбку и голубенькую кофточку. На ногах аккуратные сапожки.
Ее появление в группе вызвало недовольство некоторых разведчиков. Особенно неистовствовал шестнадцатилетний Юра Корольков.
– Вот еще, не хватало бабы среди нас, - говорил он с возмущением. - Баба на корабле – быть беде.
Разведчики, не привыкшие видеть в своей среде женщин, разделяли мнение Юры и сопровождали Дусю ироническими взглядами: "Тоже мне, вояка в юбке".
Я понимал, что от связи в основном зависит выполнение нами задачи, и предупредил всех разведчиков, чтобы они оказывали радистке всевозможную помощь, хотя сам был не очень доволен ее появлением в группе. Меня больше всего беспокоил вопрос: выдержит ли она все тяготы, которые предстоит перенести группе? Выйдет из строя радистка, и ее уж никто не заменит.
Дуся не могла не заметить холодного приема, но виду не показывала, казалась спокойной и довольной. Она старалась ни в чем не уступать разведчикам, как бы говоря: "А я все равно буду с вами, несмотря на ваши неприветливые взгляды". К полету она приготовилась со всей тщательностью: упаковала рацию и питание к ней, подогнала обмундирование и снаряжение и только недоверчиво посматривала на чехол с парашютом, предназначенным для нее.
– Приходилось прыгать? - солидно спросил Юра Корольков, заметив волнение девушки. Ему так и хотелось как-нибудь насолить Дусе.
– Нет, нет, - поспешно ответила Дуся.
– Трусишь? - продолжал допытываться Юра.
– Страшновато, - искренне призналась радистка и так доверчиво посмотрела на разведчика, что тот отказался от намерения посмеяться над ней, а, наоборот, решил подбодрить.
– Ничего, не бойся. Привыкнешь, - нравоучительно сказал он…
Разведчики возбужденно разговаривали. Они желали друг другу удачного приземления во вражеском тылу, намечали встречи после войны.
– Главное, Иван Иванович, цени труд людей, не обижай их, - говорил наставительно комиссар Бритаев. - Люди в твоей группе самые молодые. Все комсомольцы. Как ты себя с ними поведешь, такие и плоды пожнешь.
Комиссар Бритаев был уважаемым человеком в отряде. К нему за советом шли не только солдаты и сержанты, но и офицеры. И всегда он находил для каждого выход из затруднения. Одних подбадривал, другим делал внушение, третьим помогал словом и делом. Он знал не только боевые качества подчиненных, но и их семейное положение, настроения и желания. Нередки были случаи, когда он писал теплые благодарственные письма родным отличившихся солдат. Еще более теплые письма с ответами приходили от их родственников.
– Мне тяжело расставаться с отрядом и с тобою, - признался Бритаев.
– Еще бы! Сколько общего труда вложено в подготовку людей. Ведь мы надеялись, что отряд будет выброшен во вражеский тыл в полном составе, - сказал Ковалев. - Отсюда и все планы строили.
Помолчали…
– Ты помнишь нашу первую встречу? - спросил Ковалев. - Забудь ее… Знаешь, тогда зашевелился вредный червячок. Потом увидел, что был не прав. Привык я к тебе и Бритаеву.
– Не будем об этом вспоминать. Давай лучше чем-либо обменяемся на память.
– Да у меня ничего нет. Разве вот рубль, - улыбнулся Ковалев.
– Давай рубль… Напиши на нем дату, распишись и давай. А я тебе дам копейку.
Обменялись… Интересно, что в 1945 году в Москве состоялась наша встреча. Я возвратил Ковалеву его рубль. Моя же копейка у него не сохранилась…
В штаб доносился гул возбужденных голосов разведчиков, и мы радовались их хорошему настроению.
До выезда на аэродром оставалось несколько часов, а на улице продолжал моросить дождь. Низко над землей проносились облака.
– Опять погода подводит. Одним словом, нелетная, - сказал озабоченно Ковалев.
– Будем надеяться, что к вечеру облака если не рассеются, то, во всяком случае, подымутся, - сказал я. - Мы сегодня должны улететь во что бы то ни стало.
– Я беспокоюсь потому, что мы с комиссаром уже летали, но не выбросились. Не отыскали костров из-за тумана.
Некоторое время сидели молча.
Каждый думал о своем. Я думал о том, как сложится дальнейшая судьба группы, удастся ли нам долететь до пункта выброски и благополучно приземлиться. Необходимо установить сигнал, по которому будут собираться товарищи после приземления. Первым должен прыгать Калинин. За ним три-четыре разведчика, радистка, я. За мной остальные. Замыкающим Кормелицын. Такое распределение, по моему мнению, позволит при любом рассеивании каждой группе иметь с собою командира с картой. От места выброски надо будет отойти как можно дальше, чтобы избежать боя с противником, который может организовать облаву.
Не меньшей опасностью, чем встреча с противником, являлась возможность высадки на лес или в реку.
Тем, кто попадет в воду с грузом около двух пудов, не суждено будет явиться на место встречи. Придется ли нам всем возвратиться обратно? Если придется, то когда? Состоятся ли назначенные встречи? Сколько неразрешенных вопросов! Неизменно мысли возвращаются к семье. Прошел год войны, а я ничего не знал о судьбе жены и дочурки. Кто думал, что все так сложится? Даже в мыслях не допускал, чтобы врагу удалось дойти до Полтавы. Живы ли они, мои родные? Кто им поможет?
Из состояния задумчивости меня вывел комиссар.
– Письмо родным написал? - спросил он. Комиссар знал, что я с женой связи не имел, а родных только что разыскал. Им удалось переехать из Луганска в Майкоп.
– Написал. Спасибо тебе, друг, - поблагодарил я. Его чуткость растрогала меня.
До выезда на аэродром остались считанные минуты. Пообедали наспех.
– Теперь можно и в путь-дорогу дальнюю, - сказал я, собираясь выйти.
– Минуточку. По русскому обычаю положено перед расставанием присесть и помолчать, - сказал скороговоркой Ковалев.
Он сел. Мы последовали его примеру. Посидели…
Сколько торжественности в этой минуте молчания. Мудрый обычай. За минуту можешь запомнить на всю жизнь тех, с кем расстаешься. В этот момент вспоминается только хорошее о них, плохого как не бывало.
– Ну вот. Теперь можно и за дело, - сказал Ковалев с сознанием исполненного долга.
– Друзья, запомните эту минуту, - сказал с волнением комиссар, подымаясь с ящика. - Когда-нибудь после войны соберемся, ну, скажем, в Москве. Сядем вот так же и вспомним 11 июня 1942 года.
– Дай бог нашему теляти да волка поймати, - пошутил Ковалев.
Хорошие пожелания. Суждено ли им сбыться? Только вышли из помещения, как нас оглушила команда:
– Смирно! Равнение направо! Товарищ капитан, отряд построен для проводов вашей группы на выполнение задания в тылу врага. Дежурный по отряду лейтенант Гапоненко! - Закончив рапорт, он сделал шаг в сторону и поворот, давая мне дорогу.
Я в недоумении посмотрел на строй, а затем на комиссара. Бритаев выглядывал из-за Ковалева и улыбался. "Его проделки", - подумал я.
Это было так неожиданно, что я растерялся и не знал, с чего начать. Поздороваться? Сегодня уже принимал рапорт и здоровался. Что же я стою? Надо что-то сказать.
– Дорогие друзья! - начал я. - Вот мы и расстаемся. Закончилась наша теоретическая подготовка. Предстоят практические дела. Но учтите, что учеба и там будет продолжаться. Многие из вас уже получили задания, - продолжал я, а сам думал: "Не то говорю". Надо что-то важное сказать, а важное не шло на ум.
– Завтра вылетает группа лейтенанта Гапоненко. Затем группы комиссара, начальника штаба и другие. Но где бы вы ни были, не забывайте наш отряд, своих друзей… Разрешите от всего сердца пожелать вам удачи при выполнении задания и хорошего здоровья. Желаю всем вам возвратиться живыми и здоровыми. Будьте дисциплинированными. Крепите дружбу. Помните, что в этом залог успеха. До свидания. До скорого свидания, товарищи разведчики.
– До свидания.
– Желаем успехов, - отвечали хором разведчики.
– Разойдись! - скомандовал Гапоненко.
Сразу двор наполнился гулом голосов. Моя группа – в центре внимания. Сегодня нас провожают. Завтра – очередь группы Гапоненко. И так все дни до полной отправки всех групп.
– Калинин, Леша! Завтра встречай нас с Антоном Петровичем, - кричал Маркиданов.
– Прилетайте, - выкрикнул Петя Кормелицын. - Мы вам газетку подстелим.
– Прыгайте на мягкое место, на газетку, - подхватил Юра Корольков.
– Эх, хорошо бы встретиться в тылу противника всем отрядом. Это была бы сила, - сказал воодушевленно Рыбинский.
– Чтобы с оркестром встречали. Оркестр обязательно, - кричал громче всех Володя Лапин, командир отделения из группы Гапоненко.
– Смотри, чтобы на немецкую "симфонию" не напороться, - отвечал Стрелюк…
Прощание подходило к концу. Груз уложен на машину. Время отъезжать.
– Группа, к машине! - командует Калинин. - Садись.
Прощаюсь с офицерами. Подхожу к Гапоненко.
– Большое тебе, Коля, спасибо за последний рапорт, - сказал я, пожимая обеими руками широкую шершавую руку Гапоненко. - Желаю тебе всего наилучшего. Береги людей и себя. Не стесняйся советов Землянко и Лапина – они твои помощники.
Коля Гапоненко – молодой лейтенант из Донбасса. В отряд пришел несколькими днями раньше меня. Требовательный и в то же время заботливый командир и хороший товарищ, он быстро завоевал авторитет среди товарищей. На его обветренных губах всегда играла приветливая улыбка. В отряде он был командиром взвода. Теперь ему поручено командование группой. Его группе предстояло действовать в Курской области. Это был самый близкий к линии фронта район, а следовательно, самый трудный. В его группу были включены наиболее опытные разведчики, такие, как Землянко, Лапин, Маркиданов, Остроухов и другие.
– Итак, до свидания, Коля, - сказал я и обнял его на прощание.
Провожать группу на аэродром поехали Бритаев и Ковалев. Наиболее предприимчивым разведчикам – Лапину, Маркиданову и Демину – тоже удалось прорваться на аэродром.
На аэродроме нас встретил начальник воздушно-десантной службы майор Юсупов. Широкоплечий, неуклюжий, как медведь, татарин, с широким обветренным лицом, казавшимся безразличным ко всему окружающему, он был известен всем разведчикам, которым приходилось иметь дело с парашютом в пределах Брянского фронта, как смелый десантник и чуткий товарищ. Он руководил подготовкой парашютистов, лично наблюдал за укладкой парашютов и руководил выброской десантных групп в тылу врага. Это он "помог" Юре и Маркиданову совершить пробный прыжок. Это у него прошел парашютную школу Вершигора Петр Петрович, выросший за время действий в тылу врага от разведчика до генерала, Героя Советского Союза, командира прославленного партизанского соединения.
– Снимите груз и постройте людей, а машину отведите в сторону, - сказал Юсупов с сильным татарским акцентом.
– Во сколько будете отчаливать? - спросил Ковалев.
– Еще точно не решили, - ответил майор.
Я ушел выполнять распоряжения майора Юсупова. Юсупов не спеша, вразвалку подошел к группе и так же не спеша, стараясь как можно точнее выговаривать слова, спросил:
– Как настроение?
– Бодрое, - ответил за всех Кормелицын.
– Ну, раз бодрое – значит, хорошо, - продолжал майор. - Объясняю порядок посадки. Сначала погрузим имущество. Для этого два человека подымутся в самолет, а остальные выстроятся у входа и будут подавать груз. Груз укладывать к стенкам, не загромождая прохода. Каждый должен свои вещи держать при себе.
Говорил он ясно, подробно и четко, как на занятиях по перевозкам.
– Когда будет подана команда на посадку, подходить к самолетам по одному. Не шуметь. В полете парашюты держать наготове. При выброске не задерживаться. Прыгать на плечах предыдущего, тогда приземление будет кучное. Вот так. Остальное я вам говорил на занятиях. Понятно?
– Понятно, - дружно ответили разведчики.
– Раз понятно, значит, хорошо, - сказал майор и, обращаясь ко мне, добавил: - Пойдем к летчикам.
Возле самолета мы услышали оживленный разговор. Спорили начальник аэродрома и командир машины.
– Ответственность за выпуск самолетов возложена на меня, и при такой погоде я не дам разрешения на полет, - спокойно говорил начальник аэродрома, высокий и по-юношески стройный полковник.
Вы не выпускали меня и прошлый раз, а я прилетел к объекту, - возражал человек в кожанке, нервно бегая вокруг полковника. - Погода благодать, костры как на ладошке. Видно, как возле костров бегают партизаны. Поймите, товарищ полковник, ведь люди ждут! Я им обещал прилететь, а теперь скажут: "Лгун, трус Кузнецов".