– Мы больше месяца охотились за ним. Никак не удавалось поймать. Наконец случайно захватили его на вечеринке, которую справляли полицейские. Этот трусливый гад, стремясь спасти свою душонку, рассказал подробности гибели семьи Дмитра. Но упорно отрицал свое предательство. Припертый доказательствами, прекратил разыгрывать из себя "невинную овечку" и показал волчьи клыки… Ну, ясное дело, в расход. Только с тех пор Дмитро стал неразговорчивым, угрюмым и жестоким. В бою дерется, как лев. Одно ему командование не доверяет – это захват пленных. Не может он переносить живых врагов, особенно полицаев-предателей.
СВЯЗЬ ЕСТЬ!
Всю ночь шли по азимуту и к рассвету остановились на отдых в молодой сосновой роще. Сосенки в полтора-два метра высотой вытянулись стройными рядами. Их пушистые ветки касались земли. Стоит зайти в рощу на два-три метра, и ты становишься невидимым. Густые ветки укрывали нас от палящего солнца.
Все полегли спать на сухой душистой хвое, обильно устилавшей землю. Не спали лишь Дуся и часовые, которых мы назначали на всех остановках, привалах и дневках. Кроме часовых, непосредственно в расположении дежурили Кормелицын, Калинин или я, чтобы своевременно принять необходимые меры при нападении противника. Такого порядка мы придерживались с первого до последнего дня пребывания в глубоком тылу врага.
На этот раз дежурил Кормелицын, и я мог спокойно отдохнуть, так как устал не меньше остальных. Уснул сразу же, как только прикоснулся головой к вещевому мешку. Спал в обнимку с автоматом. Не знаю, сколько проспал, но был разбужен криком. Не успев раскрыть глаза, я схватился за автомат.
– Что случилось?
– Есть! - кричала Дуся, пренебрегая мерами предосторожности. По ее лицу катились крупные слезы.
– Тише. Что есть? - не понял я.
– Связь есть! Меня слышат "на пять", и я слышу… Принимаю радио, - тараторила она.
Передо мною была прежняя Дуся. Только теперь она казалась во много раз красивее и добрее. Сон как рукой сняло. Еще бы! Связь с Большой землей установлена!
– Молодец, Дуся! Золото! Спасибо тебе, - от всей души поблагодарил я радистку. - Давайте потихоньку крикнем "ура".
– Ура! Ура! Ура! - прохрипели, проснувшись, товарищи.
Разведчики с уважением смотрели на Дусю и ждали, когда она закончит принимать радиограмму.
Дуся быстро писала цифры. К ней возвратились прежние уверенность и спокойствие. Приняла радиограмму и начала выстукивать на ключе ответ, что означает на языке радистов "дать квитанцию". Затем выключила рацию, отложила ключ, сняла наушники и принялась расшифровывать радиограмму. Через несколько минут Дуся вслух прочла: "Чем объяснить ваше молчание? Доложите место нахождения. Беспокоимся. Павлов".
Все слушали с большим вниманием. После стольких мытарств нам было приятно сознавать, что о нас где-то там, на Большой земле, беспокоятся. Стало легче на душе, как будто свалился с плеч тяжелый груз. Больше всех торжествовала Дуся. Ведь она сдержала свое слово. Ее авторитет в наших глазах несравненно возрос.
– Ждут ответа, - напомнила радистка.
Я быстро набросал ответ: "Находимся (координаты). Все в порядке. Неисправность рации устранена. Мельник". Под этой кличкой я был известен командованию.
Дуся слова превратила в цифры, заменила их другими величинами и передала в эфир. Приняла квитанцию и получила указания о времени вхождения в связь.
– Нас будут слушать непрерывно. Обязательные сеансы три раза в сутки: в восемь утра, в два дня и в восемь вечера, - доложила радистка, собрала рацию и довольная ушла спать. Вскоре ею овладел спокойный и глубокий сон. Это был ее первый настоящий отдых со времени выхода из Брянских лесов.
У меня от возбуждения пропал сон. Я сидел и думал. Как хорошо продумана связь! Нас слушают круглые сутки. Это дает нам неограниченные возможности. Мы можем в любую минуту связаться с Большой землей и доложить добытые нами сведения о гарнизонах, передвижениях, перевозках противника в его глубоком тылу. Обязательные сеансы необходимы для передачи очередных донесений и получения указаний Центра.
Вопрос связи в разведке – вопрос жизни. Самые ценные и достоверные данные теряют свое значение, если они доставлены с опозданием. Бесперебойная связь вселяла в нас уверенность в свои силы. И теперь, где бы мы ни были: на марше, на диверсиях или в бою, - как только наступало время связи, мы создавали Дусе условия для нормальной работы. Мы всегда помнили указания полковника Павлова: беречь радистку и дорожить связью, без крайней необходимости никуда не отпускать Дусю одну.
Забегая несколько вперед, должен сознаться, что помнить-то мы об этом помнили, но обстоятельства иногда вынуждали нас рисковать. Когда группа вышла в свой район и начала активные действия на железной дороге, нам нужна была крепкая связь с населением. Необходимо было узнать, есть ли полицейские в ближайших деревнях и селах и сколько их. Все ребята, кроме радистки, были одеты в военную форму и появляться в населенных пунктах могли лишь ночью, скрытно, чтобы не заметили полицейские.
Но иногда обстановка не позволяла ждать до ночи. Кроме того, дневная разведка имеет ряд преимуществ перед ночной: днем можно все рассмотреть, а жители охотнее и смелее вступают в разговор. Вместе с тем увеличивается и опасность.
Встал вопрос: как поступить?
Выполнить эту задачу вызвалась Дуся. Я колебался, беспокоясь за судьбу радистки, но она меня успокоила:
– Ничего опасного. У меня есть справка, выданная немецкими властями, что я следую домой в Курскую область.
Я знал, что у Дуси был такой документ, но использовать его на деле она должна была в крайнем случае. Я вынужден был согласиться с предложением девушки.
Начались приготовления. Дуся по карте внимательно изучила местность, наименование сел, усвоила задачу, а затем переоделась и предстала перед товарищами в полной своей красе. Все с восхищением посматривали на нее. В туфлях на каблучках она казалась еще стройнее и выше.
– Невеста, хоть сейчас под венец, - сказал с восхищением Саша Гольцов.
Экипировка была признана удовлетворительной. Начали репетировать, как Дуся будет себя вести при встрече с полицией. Я в роли полицейского задавал различные вопросы, а девушка отвечала заранее выученную легенду, из которой следовало, что она работала в Чернигове, но заболела и ее за непригодностью к работе отпустили на родину в город Льгов Курской области. Прежде чем отправиться в дальний путь, она около месяца пролежала в одной крестьянской семье недалеко от Чернигова. Оправившись от болезни, вот уже две недели находится в пути… От Конотопа до Путивля проехала на попутной машине с немцами и теперь путь держит на Рыльск, а там и до родного города рукой подать…
Экзамен, по нашему мнению, Дуся выдержала успешно. Однако мы ей посоветовали при встрече с мирными жителями стараться как можно меньше рассказывать о себе, а больше расспрашивать дорогу на Рыльск и попутно узнавать о вражеских гарнизонах.
Приготовления закончены. Дуся весело прощается с нами. Но в глазах ее тревога. Мы тоже беспокоимся, желаем ей удачи и просим быть осторожной.
До опушки рощи девушку провожали Савкин и Костя Рыбинский. Дальше она пошла одна, а ребята замаскировались в кустах: им предстояло ждать ее возвращения.
Дуся вышла на дорогу и, не оглядываясь, неторопливой походкой направилась в сторону деревушки, скрывавшейся за бугром. В руках девушки болтался узелок с запасными кофточками, бельем, краюшкой черствого ржаного хлеба, щепоткой соли и двумя вареными картофелинами…
Вечностью показались мне те пять-шесть часов, в которые отсутствовала Дуся. Я не мог успокоиться, ругал себя, что на это рискованное дело послал радистку. Посмотрю на рацию, и опять тревога. Вдруг радистка не вернется, и радиостанцию уже больше никто не развернет. В воображении рисовались картины одна неприятнее другой…
К всеобщей нашей радости, опасения оказались напрасными: еще засветло Дуся возвратилась. Она блестяще выполнила задание. Побывала в трех населенных пунктах. В двух из них было по пятнадцать-двадцать полицейских. Документов никто не спрашивал. Крестьяне сочувствовали и старались помочь ей.
И удивительное дело! Теперь, когда радистка вернулась, когда все удачно сошло, я уже не раскаивался в том, что послал ее на задание. Больше того, через несколько дней вновь дал ей поручение, а затем еще и еще… Дуся все больше входила в роль разведчицы и чувствовала себя спокойно и уверенно.
Но нежданно-негаданно произошел случай, заставивший нас отказаться от посылки радистки в разведку. Однажды Дуся, выполняя задание, вошла в село недалеко от Путивля и лицом к лицу столкнулась с полицаем. Она хотела пройти мимо, но полицейский остановил ее и спросил документы. Он бегло прочитал справку, перелистал фальшивый паспорт, а затем внимательным взглядом окинул девушку и тихо сказал:
– Документы – липа. Немедленно уходите отсюда, пока вас не заметили, и больше в этих городских туфельках в селах не появляйтесь. Везде полно немцев…
Это было так неожиданно, что Дуся не нашлась, что ответить. Она машинально взяла свои документы из рук полицейского, вошла в первый попавшийся двор и огородом выбралась из села. Ей казалось, что полицай вот-вот выстрелит в спину. Девушка старалась быть спокойной, но ноги не слушались. Перевалив через бугор, она что было сил бросилась к реке, переплыла ее и лишь теперь почувствовала себя в относительной безопасности. Успокоившись, Дуся начала обдумывать все, что с ней произошло. И тут ей с большим опозданием пришла в голову страшная мысль: "Чуть не попалась! Что бы было тогда?"
Дуся возвратилась на базу раньше, чем мы ее ожидали.
Вечером группа ушла со своего места, а на следующий день там побывали немцы и полицаи, прочесывавшие лес и рощи. Значит, сведения, которые Дусе сообщил полицейский, были верными: везде полно немцев. Но кто был тот человек, мы так и не узнали.
После этого случая, послужившего для нас хорошим уроком, мы больше не посылали радистку ни на какие задания.
ТЯЖЕЛОЕ ИСПЫТАНИЕ
От места нашей дневки до Ямпольского леса было двадцать восемь километров. Пройти это расстояние за одну ночь мы были не в состоянии. Днем идти опасно. Партизанские разведчики предупредили нас, что в Ямполе и окружающих селах много немцев и полицейских. Решили местом очередной дневки избрать небольшую рощицу, которая была обозначена на карте зеленым пятном и находилась в шести километрах ближе леса.
Нам предстояло пройти около двадцати двух километров. Мы прилагали все силы, чтобы достичь этой рощицы до восхода солнца. Однако нас постигло горькое разочарование. На месте рощи остались лишь пни. Ни единого кустика.
Из деревень, лежащих поблизости, пастухи выгоняли скот на пастбище. Утренняя тишина нарушалась лишь щелканьем кнута, мычанием коров, голосистым напевом петухов и ленивым лаем собак. Это так не похоже на войну. В отличие от сел, расположенных вблизи Брянского леса, где гитлеровцы истребляли все живое, а людей вынудили скрываться в лесах, здесь еще сохранились скот, птица и даже собаки. Не хотелось верить, что где-то здесь таится опасность.
– Что будем делать? - спросил на ходу Леша Калинин.
– Останавливаться нельзя, - озадаченно ответил я. - Надо пробиться к лесу.
– А сколько до него километров?
– Около шести.
– Да он рядом. Посмотрите, - сказал Кормелицын.
Лес был виден, и казалось, что до него не больше двух километров. Но это только казалось.
– Все очень устали. Надо хоть на полчаса сделать передышку, - сказал Леша.
– Нет, Леша, этого делать нельзя. Если мы остановимся, все уснут как убитые. Лучше следующий переход сделаем покороче, - сказал я и обратился к разведчикам: - Товарищи, напрягите силенки. Нам во что бы то ни стало надо пробиться к лесу.
– Дотянем, - первым отозвался Рыбинский.
– Надо, так дойдем, - поддержал Стрелюк.
– Что за разговор? Конечно, дойдем, - угрюмо заговорили наперебой остальные.
– Оружие иметь наготове. Не отставать. Петя, будешь замыкающим, - отдал я короткие распоряжения, поправил вещевой мешок и скомандовал: - Пошли!
Группа, не задерживаясь на бугре, спустилась в лощину и растянулась вдоль тропки, вытоптанной стадом. Рядом чуть слышно журчал ручеек, поросший травой. Слышалось кваканье лягушек.
– На дождь расквакались, - сказал Сережа, но разговора никто не поддержал.
Село, расположенное справа, нам было хорошо видно. Деревушка слева скрывалась за бугром. Лощина, по которой мы шли, сворачивала то вправо, то влево и, наконец, уперлась в большое село, рассекая его на две части.
– Пойдем напролом, через село, - предложил Толя.
– Нет, прикрываясь садами, обойдем слева. В селе могут быть полицаи. Не будем задерживаться, чтобы быстрее перейти большак.
Я свернул влево и повел группу в обход. Взошло солнце. Село начинало свой трудовой день. Бойко перекликались петухи, курица кудахтаньем возвещала миру о снесенном яйце. До нашего слуха доносились приглушенные голоса. Кто-то отбивал косу, видимо собираясь на сенокос. Ее металлический звон резко выделялся среди людских голосов, лая собак и кукареканья петухов. В огородах, блестя росой, тянулись к солнцу лук, подсолнухи, кукуруза. Через плетни свешивались ветви вишенника, дразня нас сочными, рубиновыми ягодами. Среди картофеля там и сям алели пышные маки. Белые хаты утопали в зелени. Все тихо, спокойно и вдруг…
Село охватила какая-то лихорадка. Послышались возбужденные голоса, заливистый собачий лай. Затем один за другим прогремели три выстрела.
– Тревогу поднимают, - сказал Толя. - По-видимому, нас заметили.
Похоже, что так. Я хотел предупредить, чтобы не отставали, но этого не потребовалось. Все подтянулись, крепче сжали автоматы.
– Огонь без команды не открывать, - предупредил я. - Шире шаг. Кормелицын и Рыбинский - наблюдатели с тыла.
С ускоренного шага перешли на бег. Вещевые мешки неуклюже запрыгали на спинах. Рядом с Лешей бежит Дуся, придерживая рукой рацию. Автомат мешает ей.
Вот и гребень высотки. Еще метров тридцать-сорок, и мы будем недосягаемы для выстрелов. Но в этот момент из села выскочили человек пятнадцать с винтовками и открыли беспорядочную пальбу. Над нашими головами пропели пули.
– Полицаи, - сказал Стрелюк. - Посмотрите, как нахально прут.
– Кормелицын, Рыбинский и Рябченков, остановите их! - приказал я. - Остальные бегом за высотку.
Прогремели автоматные очереди. Полицаи залегли, и пули перестали щелкать над нашими головами.
Сами по себе полицаи для нас серьезной угрозы не представляли. Стоило повернуть группу, открыть огонь из всех автоматов, и у них сразу же отпала бы охота нас преследовать. Видимо, полицаи надеялись на подкрепление. Мы же не хотели ввязываться в бой. Нам нужно было, не теряя времени, достичь леса.
– Сколько до Ямполя? - спросил я Толю.
– Километра три.
– Может, успеем до лесу добраться, а там и бой можно дать.
– Если они допустят нас в лес, то уж сами в него не войдут.
– Тем лучше… Нам бы перевалить вон через ту высотку, - указал я. - А там рукой подать до леса.
Однако осуществить задуманное нам не удалось. Когда до высотки оставалось метров сто пятьдесят, из-за нее, как из-под земли, вынырнула автомашина с гитлеровцами. Положение создавалось не в нашу пользу. Полицаи почувствовали себя увереннее, приблизились к нам и усилили стрельбу. Мы оказались между двух огней. Обе группы противника находились на высотках, а мы в лощине. Надо было, пока гитлеровцы не развернулись к бою, атаковать их, смять и продолжать движение к лесу. И, по-видимому, нам бы это удалось. Но такой выход не пришел мне тогда в голову. Я решил уклониться от боя, вывести группу влево, занять высотку перед деревней, огнем задержать противника и выиграть время для обдумывания положения.
– Леша, бегом веди группу влево по лощине и займи оборону на той высотке. Оттуда прикроешь наш отход, - приказал я. - Толя, ты тоже с ним. Со мной Кормелицын, Решетников, Рябченков. Выполняйте.
– Группа, за мной бегом! - скомандовал Леша и, пригнувшись, побежал. За ним побежали остальные разведчики.
Полицаи заметили отступление нашей группы, повскакали с земли и начали преследовать. Они так увлеклись преследованием, что не заметили, как я с товарищами залег во ржи.
– Приготовиться, - сказал я, когда полицаи выбежали из посевов, и скомандовал: - Короткими, огонь!
Прогремели автоматные очереди. Несколько преследователей споткнулись и скрылись в высокой траве. Остальные отбежали обратно и скрылись во ржи. Среди них произошло замешательство, и они на некоторое время прекратили стрельбу. Этим воспользовался Калинин и вывел группу к высотке.
Около двадцати фашистов, прибывших из Ямполя с автоматами и легким пулеметом, рассыпались по посевам и цепью шли прямо на нас.
– Подпустить их поближе и ударить, - сказал Сережа.
– Наоборот, их сейчас подпускать нельзя, - поправил Петя. - Тогда трудно будет от них оторваться.
– Правильно, Петя. Мы должны задержать противника, дать возможность товарищам занять оборону, а затем и самим отойти… Как только покажутся немцы из посевов – огонь открывайте самостоятельно. В первую очередь уничтожайте пулеметчиков и офицеров, - давал я наскоро указания.
Фашисты не заставили себя ждать. Самоуверенные и наглые, они шли не пригибаясь. Я прицелился и дал короткую очередь по пулеметчику. Он схватился за грудь, постоял мгновение и свалился. Вслед за мной начали стрельбу и мои товарищи. Гитлеровцы остановились и, кто с колена, кто стоя, открыли ответный огонь. Вокруг нас запели, зашуршали пули, срезая спелые колосья ржи. Мы отползли в сторону и дали еще несколько очередей. Справа по нас снова начали стрелять полицаи.
С двух сторон к нам медленно, но уверенно приближался враг. Их около сорока, нас здесь только четверо.
– Товарищ капитан, Леша готов! - радостно сказал Петя. - Сигнал подает.
– Прикрывайте, - приказал я. - Мы с Сашей отходим.
– Есть! - коротко ответили они.
Плотно прижавшись к земле, мы поползли. Над головой вился рой пуль. Они были предназначены для Пети и Сережи, так как нас враг не видел.
– Прикрываем отход, - сказал я, когда мы отползли метров на двадцать.
Услыхав очереди наших автоматов, Петя и Сережа начали отходить. Фашисты обнаглели и наседали на нас, сознавая свое превосходство в силах. Калинин вел огонь только по полицаям. По второй группе противника он не стрелял, боясь поразить нас.
– Так мы не оторвемся, - сказал я, когда подползли Петя и Сережа. - Надо сделать бросок. Но сначала из всех автоматов оглушим гитлеровцев, забросаем гранатами, а затем отбежим… Приготовить гранаты.
– Готов, - доложил Петя.
– Готов, готов, - доложили Саша и Сережа.
– Огонь вести на всю катушку, - предупредил я и подал команду: - Встать! Огонь!
Руки ощутили нетерпеливую дрожь автомата. Нас охватило вдохновение. Мы не думали о своей смерти. Стоял бы вот во весь рост и не давал врагу поднять головы… Но что такое? Треск автоматов продолжается, а дрожи в руках не чувствую. Мой автомат молчит. Магазин пустой.
– Гранатами огонь! - выкрикнул я и одну за другой бросил две гранаты.