На берегу Днепра - Порфирий Гаврутто 2 стр.


3

Не только десантники не спали в эту ночь. Не сомкнула глаз и штурман Анна Листопадова. Она ворочалась на кровати и то и дело тихонько вздыхала.

- Я уверена, что он жив! - неожиданно громко сказала лежавшая рядом пилот Ирина Барышева. - Ты понимаешь, Аня, я уверена в этом.

Барышева откинула одеяло, свесила с кровати ноги, минуту посидела молча, потом юркнула на кровать Анны, осторожно коснулась пальцами лица подруги. Оно было мокрым.

- Глупенькая! - нежно сказала Ирина. Она прижалась к подруге и тоже, не выдержав, всхлипнула.

Некоторое время лежали молча. Первой нарушила тишину Барышева.

- Ну вот и поплакали вместе, - сказала она. - Но я твердо уверена, что он не разбился… Лежит сейчас где-нибудь в лесу и не подозревает даже, что мы тут плачем о нем…

- Не успокаивай меня, - перебила ее Листопадова. - Это лишнее! Его нет в живых. Я в этом убеждена.

- Аня!

- Не то ты говоришь. Я же не маленькая. И вообще, пойми меня, я виновата, я! Из-за меня он так.

- Что ты говоришь, Аня!

- Это так, Ирина. Если бы я была расторопней, этого бы не случилось.

- Сомневаюсь! Не мог же он отстать от товарищей.

- Ну, знаешь что…

- Анька, милая, успокойся. Поспи хоть часик. Все будет хорошо.

Листопадова хотела что-то сказать в ответ, но в это время раздался сигнал воздушной тревоги.

- Вот тебе и отдохнули! - протянула Барышева, и подруги, торопливо одевшись, побежали на аэродром.

А в это время за сотни километров от аэродрома майор Черноусов принимал рапорт старшего адъютанта капитана Майбороды. Высокий, сутуловатый капитан доложил, что батальон поротно выстроен и готов к совершению двадцатикилометрового марша в направлении Яблоновского леса. В лесу был назначен сбор всех подразделений бригады.

К рассвету батальон был уже далеко от места высадки.

С каждой минутой становилось все светлее и светлее. Окутавший желтые поля и лес густой туман постепенно рассеивался, обнажив бурые сучья деревьев. Потом показалось сплошь затянутое сероватыми тучами небо.

А солдаты все идут и идут по упругой земле, густо усеянной золотисто-красноватыми листьями осины, тополя, липы. Они идут молча, сгибаясь под тяжестью вещевых мешков с боеприпасами и продовольствием. Тихо. Лишь листья шуршат под солдатскими сапогами. Лес и близлежащие селения еще погружены в глубокий сон. И от этой тишины и спокойствия кажется, что нет войны и грохота орудий. Но это только кажется. Не успеет еще рассеяться туман, а осеннее солнце высушить росу и согреть обмякшую и порыжевшую траву, как снова проснутся люди, загрохочут орудия и снова задрожат под ударами снарядов заросшие бурьяном поля.

Как и прежде в походах, маленький Кухтин возле Никиты Назаренко. Стараясь не отстать от этого добродушного великана-украинца, он торопливо семенит ногами, время от времени тяжело и шумно вздыхая. Ему жалко Алексея Сидорова, который затерялся где-то, сгинул, как брошенный в воду камень.

Шагающий за Кухтиным коренастый, с раскосыми глазами и крупным смуглым лицом рядовой Шахудинов улыбается. Ему нравится необычайная тишина леса, этот пьянящий голову запах, эти с желтыми листьями липы, красноголовые, возвышающиеся над смешанным лесом осины. И он мысленно переносится в дальневосточную тайгу, по которой когда-то бродил с ружьем и собакой. "А тут, наверное, ни птицы, ни зверя, - думает Шахудинов. - Всех поразогнала война".

Кто-то из солдат наступил на сухую ветку. Раздался треск. Затем родился новый звук - шумное похлопывание крыльев.

- Глухари! - обрадованно вскрикнул Шахудинов.

Все невольно вскинули головы.

Стало совсем светло. Туман таял.

Дальше продвигаться было опасно, и Черноусов повел свой батальон в глубь леса на отдых.

4

Лес был небольшим. Он обрамлялся с обеих сторон дорогами. Одна из них проходила по опушке, другая - на некотором удалении от нее. Ближняя дорога была проселочной, дальняя - мощенная булыжником.

Разведчики, наблюдавшие с опушки леса, видели, как с раннего утра по мощеной дороге потянулись автомашины и повозки.

К полудню движение прекратилось. "Узнали о нас, побаиваются леса", - подумал, услышав об этом, майор Черноусов. Он сидел на поваленном дереве и внимательно рассматривал карту.

От этого занятия майора оторвали разведчики, посланные им в ближайшее от леса село Тулинцы и теперь вернувшиеся.

Вместе с солдатами бодро шагал белоголовый, с облупленным носом и выгоревшими, белесыми бровями подросток в длинных холщовых штанах и серой, залатанной во многих местах курточке.

Разведчики доложили, что, как им удалось установить, в селе отдыхает очень сильно потрепанная на фронте стрелковая дивизия численностью не больше двух батальонов и что в соседних селах также стоят гарнизоны.

- А это кто? - спросил майор, кивнув головою на остановившегося в отдалении подростка.

- Это? Это мальчишка! - невпопад ответил один из разведчиков.

- Вижу, что не девчонка! Зачем его сюда привели?

- Да мы его здесь, в лесу, подобрали. Пастух он. Говорит, нас ищет.

- Это зачем же?

- Спросите, он вам скажет.

Майор подошел к подростку, взялся рукой за его подбородок, пристально посмотрел в его несколько испуганные глаза.

- Тебя как зовут-то?

- Гришка! - немного подумав, нараспев протянул подросток.

- Так уж и Гришка! - нарочито усомнился майор. - А может быть, Мишка?

- Ну да, Мишка! - обиженно отозвался пастушок и, склонив набок голову, серьезно посмотрел на майора. Не сводя с него своих шустрых глаз, он тихо добавил: - Если не веришь, спроси. Тебе всякий скажет.

Солдаты засмеялись.

- Ладно, Гриша, верю! - все еще испытующе глядя в глаза подростка, многозначительно произнес майор, думая при этом о том, что если бы мальчишка был подослан гитлеровцами, то он не смог бы так непосредственно отвечать на его вопросы и так правдиво смотреть на него. Нет, это не был предатель.

- А вот скажи-ка мне, чей ты и где живешь?

- Известное дело где! В селе, - все смелее отвечал пастушок.

- И с кем?

- С матерью и сестренками.

- А отец где?

- На фронте у нас отец.

- А мы-то кто, ты знаешь?

- Знаю.

- Ну кто?

- Красная Армия.

- А откуда ты это знаешь?

- Хи! - усмехнулся мальчишка. - Откуда знаю! Да в селе теперь только об этом и разговоров. Все знают, что вчера спрыгнули с аэропланов десять дивизий смертников.

Солдаты, прислушивавшиеся к разговору, переглянулись.

- Что? Каких смертников? - насупив брови, сердито переспросил майор.

Пастушок смутился.

- Н-ну… - запинаясь, выдавил из себя Гриша.

- Ну, ну? - подбодрил его майор.

- Ну… таких, как вы.

- Вот это здорово! Это почему же мы смертники?

- Да я не знаю… - уклончиво ответил он. - Так все говорят, потому что вы никогда не сдаетесь и деретесь, пока вас не убьют.

- Ах, вот как! Понимаю, понимаю. Так, значит, мы смертники?

- Да я не знаю.

- Ну ладно, Гриша! Пусть так называют. А вот скажи-ка мне, зачем ты нас искал?

- Пулеметы сдать.

- Пулеметы? - переспросил майор. - А откуда ты их взял?

- Нашел! - с горделивой ноткой в голосе объяснил пастушок. - Сегодня на зорьке погнал в поле коров, а они там лежат, к парашютам привязаны. Целых два! Большие… на колесиках.

- Так, так, понимаю! - задумчиво протянул майор.

- Ну вот я их и подкатил к стогу соломы, спрятал там, а парашюты домой снес. Если нужно, мы их тоже можем отдать. Только мать сказала, что из них неплохие девкам платья выйдут, а мне праздничная рубаха.

- Да ну? - усомнился майор.

- Ей-богу! Так и сказала.

- Ну пусть сошьет. А тебе, Гриша, за службу спасибо. Пулеметы эти действительно наши. Табаков! - позвал он командира взвода. - Пулеметы нужно взять. Бери четырех человек - и быстренько на место. Мальчонка доведет. Но смотри, чтобы осторожно!

Табаков и Гриша еще не успели отойти от майора, как в просвете между деревьями показалась рослая фигура солдата. Он шел не торопясь, прихрамывая. Его сильно полинявшая от воды и солнца гимнастерка была разорвана, а крупное румяное лицо все в ссадинах и синяках.

- Глянь! Лешка Сидоров! - обрадованно крикнул Кухтин.

Все обернулись.

- Здравия желаю, товарищ майор!

- Здравствуй, Сидоров. Где ты так поцарапался?

Алексей, болезненно сморщив лицо, молча махнул рукой.

- Садись на пенек, кури, - сухо добавил майор, видя, что солдат едва стоит на ногах. - Все-таки решил разыскать нас?

- На-ко вот папироску, - услужливо предложил Кухтин, и майор заметил по его сверкнувшим глазам, что он несказанно рад возвращению товарища. Да и сам он не меньше Кухтина обрадовался, увидев Сидорова, но не подал виду. Майор любил этого солдата за его простоту, богатырскую силу и храбрость и охотно подолгу говорил с ним. Сидоров уже дважды был ранен и оба раза после госпиталя возвращался в батальон майора Черноусова.

- Садись, Сидоров, садись, - повторил майор все еще стоявшему солдату. - Рассказывай, что случилось с тобой.

Алексей сел, смахнул с лица капельки пота и сказал:

- Всю ночь искал вас.

- Где так поцарапался?

- На лес приземлился.

Комбат резко вскинул голову, прищурил глаза, отчего его густые, клочковатые брови образовали одну ровную линию.

- Так, значит, это тебя немцы бомбили?

- Меня. - Сидоров с шумом вдохнул в себя воздух. - Еле-еле ноги унес.

Черноусов подробно расспросил Сидорова, почему он так далеко от них приземлился, что видел в пути, когда искал свой батальон, затем, приказав ему отдыхать, встал и куда-то пошел.

Сидоров никому ничего не хотел рассказывать, что с ним произошло в самолете, но когда Кухтин стал приставать, - пришлось сознаться в своей оплошности.

- Напрасно рисковал, - протянул пулеметчик Будрин. - Ведь разбиться мог.

- Мог, - согласился Сидоров. - Но рискнул. Уж очень не хотелось отставать от вас. Да что говорить… Дай-ка лучше мне иголку с ниткой. Пока не стреляют, надо гимнастерку подремонтировать.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Пастушок оказался разговорчивым и неглупым мальчишкой. Лет ему было не больше двенадцати, но рассуждал он, как взрослый. Худенький, юркий, он всю дорогу, пока шли лесом, рассказывал о порядках, установленных гитлеровцами в их селе. Иногда пастушок забегал вперед и, жестикулируя и гримасничая, изображал гитлеровских солдат.

Гриша сообщил десантникам о кузнеце, отказавшемся работать на фашистов и повешенном ими, рассказал он и о том, как в одну ночь гитлеровцы увезли куда-то почти всю колхозную молодежь.

- И Гришку Фомина увезли, и Леньку Карася, и Надю Кабанову, - перечислял пастушок таким тоном, будто солдаты и лейтенант хорошо знали и Гришку Фомина, и Леньку Карася, и Надю Кабанову. - А девкам так и вовсе житья нет. Лучше и не показывайся на улицу, нахальничают, мою сестренку тоже увезли. - Он тяжело, как взрослый, вздохнул. - Мать очень плакала. И я тоже плакал. Зато когда Аксинью хоронили, я сдержался, не плакал. А жалко было…

- А кто такая Аксинья? - спросил Табаков.

- Это дочь нашего соседа, дяди Игната. Хорошая была, добрая. Все говорили, что краше ее во всем селе нет. Косы у нее такие толстые были, длинные, прямо до земли. Я бывало подбегу к ней сзади, дерну за косу, а она поймает меня и не так, как другие, чтобы сразу за уши, а только скажет, что так нельзя делать… И пела тоже хорошо.

- Ну и что с ней стало? - снова спросил Табаков.

- Да то, что берегли ее, берегли мать с отцом, да не уберегли. Вечером вышла во двор и пропала. Пять дней не было дома, на шестой объявилась. Все плакала, а потом и удавилась на своей косе.

Гришка умолк, насупил выцветшие брови и зашагал еще быстрее.

Показалась опушка леса, заросшая густым кустарником. Мальчик встрепенулся.

- Вот здесь, товарищ командир, надо свернуть. Вон видите стог соломы?

Лейтенант Табаков, осторожно высунувшись из кустарника, осмотрел расстилающееся перед ним поле, измерил глазами расстояние до стога соломы.

- Местность открытая. Как бы не нарваться на фашистов.

- Да здесь ничего, они сюда не ходят, - сказал пастушок. - А вот там, на дороге, это да! На машинах ездят.

- А дорога-то из-под горы идет? - спросил Табаков.

- Из-под горы, - ответил Гриша.

- Вот это и плохо, что из-под горы. Нельзя просмотреть, что там делается. - Он еще раз внимательно осмотрелся по сторонам и, положив руку на плечо мальчика, приветливо сказал: - Ну, Гришутка, до свиданья! Иди домой.

- Не-е! - запротестовал пастушок. - Я с вами.

- Нельзя! С нами опасно, - возразил офицер.

- Вот отдам пулеметы, тогда и домой. А то еще не найдете и скажете, что обманул.

- Ну что ж с тобой делать! Пойдем.

От опушки леса до стога соломы было больше километра. На полпути проходила шоссейная дорога. Это была та самая дорога, по которой утром шли к фронту автомашины и повозки. Тогда здесь шумели моторы, слышались окрики повозочных. Лейтенант со своими людьми пошел по открытому полю. Вот они уже приблизились к дороге. Она уходила вниз, под гору.

- А ну-ка, Шахудинов, посмотри на всякий случай, - приказал Табаков.

Шахудинов отделился от группы, торопливо зашагал влево. Но он сделал всего лишь несколько шагов и тут же попятился.

Кругом чистое поле и ни одного кустика, за которым можно было бы укрыться.

- Ложись! - приказал Табаков. Почти одновременно с этим из-под горы вынырнула автомашина.

Гриша замешкался было, но лейтенант сильно дернул его за ногу, и мальчик упал рядом с ним. Гитлеровцы, сидевшие в кузове автомашины, сразу же заметили советских солдат. Они задвигались, закричали.

- Огонь! - скомандовал лейтенант и выпустил из автомата очередь по кабине автомашины.

Автомашина свернула в сторону, скатилась в кювет. Мотор заглох. Гитлеровцы попрыгали на землю и, укрывшись за грузовиком, открыли ответный огонь. Постом перестрелка стихла.

Прошла минута, другая. Гитлеровцы не подавали признаков жизни. Один из разведчиков поднялся с земли. Но не успел он сделать и трех шагов, как из-за кузова в него полетела граната, а вслед за этим все увидели появившегося из-за автомашины пожилого немца. Петляя по полю, он пытался спастись бегством, но Шахудинов прицелился и убил его.

Все подбежали к машине. В кузове ее, на ящиках с продуктами, лежали три убитых солдата. Обер-лейтенант и шофер, сидевшие в кабине, также были убиты.

- Обыскать и забрать документы! - приказал Табаков солдатам, вытаскивая из кабины тело шофера. Он торопливо занял его место, нажал на стартер. Машина завелась, и, к великому удивлению самого Табакова, он без особого труда вывел ее на дорогу.

- Садитесь. Подъедем к стогу, заберем пулеметы, а потом к своим. Продукты нам тоже пригодятся.

Солдаты в мгновение очутились в машине. Табаков хлопнул дверцей и хотел уже ехать.

- Постойте! - воскликнул Шахудинов. - А где же пастушок?

- Ну что же ты, Гришутка! - окликнул лейтенант.

Гриша не отозвался.

- А ну-ка, Шахудинов, посмотри, что с ним. Не ранен ли?

Шахудинов побежал к ничком лежавшему в траве мальчишке. Пастушок не двигался.

- Гриша, сынок! - окликнул его солдат.

Мальчик поднял голову. Пуля пробила ему ключицу. Солдаты перевязали пастушка и бережно уложили на мешки в кузове машины. Гриша громко и жалобно застонал.

- Эх, Гриша, Гриша! Говорил тебе, чтобы шел домой, не послушался. И вот теперь…

Табаков влез в кабину, сердито хлопнул дверцей.

Автомашина, переваливаясь с боку на бок и подпрыгивая на неровностях, направилась к стогу. Здесь, как и говорил Гришутка, лежали станковые пулеметы.

Через пятнадцать минут грузовик по просеке подошел к расположению батальона.

Майор Черноусов вынес мальчика из кузова машины, положил на шинель, присел рядом.

Пастушок застонал.

- Ничего, малыш, крепись!.. - подбодрил его Табаков.

Черноусов хмуро глянул на него:

- Не уберег мальчишку… Смотреть на тебя тошно.

Табаков молчал. Его суровое, изъеденное оспой лицо помрачнело, и весь он как-то сгорбился.

- Убитых обыскали?

- Так точно! Вот их документы. Это обер-лейтенанта, а вот эти - солдат.

- Хорошо, разберусь. Ну, а на машине что?

- Продукты, товарищ майор. Сахар, консервы, макароны, сигареты и еще что-то в этом роде.

- Тоже неплохо! Раздать быстренько народу. Да будем уходить отсюда.

Машину разгрузили, откатили в сторону под деревья, прокололи скаты, разобрали мотор и на всякий случай замаскировали зеленью. Потом автомобиль прикрыли ветками, а на крышу кабины положили бревно. Издали его можно было принять теперь за танк.

Назад Дальше