- Да, вас, капитан. Я полагаю, что вы еще не совсем испорченный человек и там, на переднем крае, научитесь мыслить по-иному. Иногда посвистывание пуль отрезвляюще действует на человека.
Ночью майора разбудили. Его срочно просил к телефону командир одного из батальонов.
- Слушаю! - взяв трубку, простуженным голосом заговорил Черноусов.
- Товарищ тридцать первый! - послышалось в трубке. - Докладывает двадцать третий. Прошу указаний, что делать с Мешковым?
- То есть как это что делать? - недовольно буркнул Черноусов. - Изменять свое решение не намерен.
- Мешков два часа назад дезертировал из части.
- Как?
- Мои разведчики задержали его. Мешков оказал сопротивление, даже ранил одного старшину.
- Немедленно доставьте ко мне.
Черноусов зло бросил трубку и нервно зашагал по блиндажу. Он уже ругал себя за малодушие. Пожалел негодяя, только в должности понизил. Ошибся!.. Подлый трус!
Майор вышел из землянки, чтобы немного подышать свежим воздухом.
Ночь была темная, шел мокрый снег. Где-то стрекотал пулемет, время от времени вдали ухали пушки. Из темноты вынырнул санитар, тащивший на волокуше раненого. "Не тот ли это старшина, которого ранил Мешков? - подумал майор. - Из-за меня, из-за моей излишней доверчивости".
Майор передернул плечами, поежился и вернулся к себе в землянку. Вскоре ему доложили о Мешкове.
- Введите!
Сгорбившийся, в вымокшем полушубке Мешков вошел в землянку, посмотрел на майора и заплакал.
Черноусов брезгливо поморщился, молча осмотрел его с ног до головы и сказал:
- Десять лет тебя знал. Думал, что лучше друга, чем ты, на свете не сыщу. Но ошибся. И не я один. Все, кто знал тебя, ошиблись!
…На рассвете Мешкова по приговору военного трибунала расстреляли. А к вечеру этого же дня соединения Советской Армии, перейдя в контрнаступление, потеснили гитлеровцев, и майор Черноусов, наконец, смог вывести части дивизии из вражеского окружения.
С тех пор прошло два года. За это время Черноусов много раз был в тылу, но с Полиной не встречался. Он догадывался, что она знала о судьбе мужа и искала встречи с ним, Черноусовым, но сам для этой встречи ничего не предпринимал.
Еще перед вылетом в тыл противника он написал письмо Полине, но отправить его не решился. Так оно и лежало в кармане гимнастерки, уже довольно сильно обтрепанное, с загнутыми углами.
3
С каждым днем все больше давали знать о себе парашютисты. Они уходили за десятки километров от своего расположения, подрывали мосты, рвали связь, устраивали засады на шоссейных дорогах, минировали их, нападали на неприятельские обозы и автоколонны.
Гитлеровцы стянули в населенные пункты, прилегающие к Яблоновскому и Каневскому лесам, большие силы. Одновременно с этим они спешно возводили оборонительные сооружения по всему правому берегу Днепра.
На окраинах сел Бобрица, Селище, Студенец, Трошин, Глинича, Пшеничники и Черныши заканчивались работы по отрытию окопов и устройству блиндажей с двумя - тремя накатами из толстых бревен, устанавливались зенитные батареи, крупнокалиберные пулеметы и артиллерия.
Гитлеровцы готовились задержать наступление Советской Армии. Но высаженный в этом районе десант советских парашютистов расстраивал все их планы. Вот почему гитлеровское командование в спешном порядке приказало находящимся в этом районе войскам покончить с советскими парашютистами.
Фашисты подвезли к Яблоновскому лесу пехотную часть, которая почти сразу же после высадки из автомашин, развернувшись в цепь, пошла в наступление.
Вооруженные автоматами и пулеметами, гитлеровцы ринулись на боевые порядки батальона майора Черноусова. Они пошли своим излюбленным приемом - тремя рядами. Первая цепь, пройдя сто метров, залегла и открыла огонь. Вслед за ней поднялась и побежала вторая цепь.
Рота лейтенанта Куско была далеко не в полном составе. Один взвод еще с утра по приказанию Черноусова отправился на боевое задание. Поэтому фашисты смогли быстро нащупать слабое место в обороне парашютистов. Они обрушили сильный огонь на солдат Куско и приблизились к их окопам. В нескольких метрах от окопов роты в небольшой ложбине они залегли и начали накапливаться для своего последнего и решительного броска.
В роте Куско создалось тяжелое положение. У гитлеровцев был большой перевес в численности и вооружении. Единственная надежда на комбата. Он обещал прислать подкрепление, но оно не прибывало.
Куско не знал, что комбат уже послал ему в помощь два взвода из третьей роты, которые гитлеровцы также прижали к земле, не давая солдатам возможности передвигаться ни вперед, ни назад.
С каждой минутой положение становилось все напряженней. Это понимал командир, понимали и солдаты. Но все держались. И даже пулеметчик Василий Будрин, всегда в таких случаях преувеличивающий опасность, на этот раз стрелял молча, расчетливо, не проронив ни одного слова.
А между тем гитлеровцы все накапливались и накапливались в лощине.
- Товарищ лейтенант! - подбежав по траншее к Куско, торопливо окликнул Сидоров.
- Ну что тебе? - почему-то сердито отозвался Куско.
- Надо бы пулеметный огонь перенести левее, чтобы помешать им накапливаться.
- Куда? - переспросил лейтенант.
- А вон по тому бугорку, из-за которого они переползают в лощину.
- Верно! - согласился лейтенант. - Передай от моего имени Шахудинову, чтобы держал под огнем бугорок.
- Слушаюсь!
- Давай быстрей! - поторопил его Куско. Сидоров побежал.
То, что упустил в горячке боя командир, заметил опытный солдат. Приток фашистов в лощину прекратился. Однако появились новые неприятности. Патроны были на исходе. Правда, за ними послали людей, но патроны все еще не приносили.
- Эй, рус, сдавайся! - кричали гитлеровцы.
- Капут, рус, капут!
- А ну, заткни глотку, заткни! - сердито отозвался Куско.
В окопы парашютистов полетели гранаты, а вслед за ними гитлеровцы бросились в атаку.
Осколком мины насмерть сразило сержанта Мордасова. Его грузное тело скатилось к ногам командира.
- Мордасов, что же ты?.. - вскрикнул лейтенант и пустил в ход автомат. Он не видел, что делается слева и справа. Он только видел бегущих на него фашистов и стрелял по ним. Они падали, вскакивали и снова бежали. Их было много. Но до его окопа добежали только четверо.
Командир роты привстал, дал длинную очередь. Низенький, коренастый гитлеровец ткнулся в бруствер его окопа, но другой прыгнул ему прямо на голову. Он сбил Куско с ног, подмял под себя и начал душить. Гитлеровец что-то кричал, и лейтенант совсем рядом увидел его налитые кровью глаза. Куско пытался приподняться, сбросить его и дотянуться рукою до ножа. Но в окопе было тесно. Гитлеровец плотно сидел на нем и все сильней и сильней давил ему горло.
В глазах у лейтенанта потемнело. Он задыхался, терял сознание. Еще какие-то доли секунды, и лейтенант погиб бы. Но вовремя подоспевший Кухтин застрелил гитлеровца.
Лейтенант Куско вскочил и тут же увидел новую группу поднявшихся в атаку гитлеровцев. Он торопливо схватил с земли автомат, дал очередь. В это время на бруствере окопа показался маленький Кухтин.
- За Родину! Ура-а-а! - во весь голос закричал он и рванулся вперед. Все, кто не был ранен, последовали за товарищем.
Вражеская атака была отбита…
- Да, момент напряженный! - сказал комиссару Рыбину полковник Захарчук, наблюдавший за ходом боя. - Надо что-то предпринимать, иначе рота Куско будет полностью уничтожена…
- Выход один, - отозвался Рыбин. - Поднять солдат третьей роты и бросить их на поддержку Куско. И пока не поздно, сделаю это я.
- А доберешься? - спросил Захарчук.
- Попытаюсь, - тихо ответил Рыбин и, не медля ни минуты, ушел с командного пункта.
Гитлеровцы заметили перебегавшего между деревьями офицера и открыли по нему огонь. Рыбин приник к земле. Когда огонь затих, он поднялся на ноги и, скрываясь за деревьями, начал перебегать к третьей роте.
- Что же это вы, хлопцы, лежите и спокойно наблюдаете, как умирают ваши товарищи? - тяжело дыша, спросил он, прыгнув в первый оказавшийся на его пути окоп.
- А что делать? Головы поднять нельзя, - несмело ответил ему кто-то из солдат.
- Где командир роты?
- Убит! - коротко сообщили комиссару.
- Значит, командир погиб, а вы решили отлежаться? Так, что ли?
Солдаты молчали.
- Спасовали, значит, заробели?
- Нет, не заробели! - наконец отозвался один из солдат - рядовой Лорин. - Да что ж делать-то? Командир роты убит, командиры взводов тоже.
- Понятно! Коммунисты есть? - громко крикнул Рыбин, высовываясь из окопа.
- Есть! - отозвалось несколько голосов.
- А комсомольцы?
- Есть!
- А ну-ка, давайте поближе ко мне!
Коммунисты и комсомольцы задвигались, подползли к комиссару.
- Вот что, товарищи! - начал Рыбин. - Положение в роте Куско очень тяжелое. И жизнь его людей и его самого всецело зависит от нас с вами. От этого зависит судьба целой роты и даже всей бригады. - Он помолчал немного, потом негромко добавил: - Прежде всего надо преодолеть эту полосу. - И он указал на простреливаемую поляну.
Первым поднялся сержант Иванов. Невысокий, мускулистый, он легко вскочил на ноги, добежал до края поляны и сразу же, сраженный пулей, упал на пожелтевшую траву. Вслед за ним еще кто-то попытался перебежать поляну, но и его постигла такая же участь. Тогда побежал Рыбин. Он достиг тела убитого сержанта и зашатался.
"Ранен", - мелькнуло в голове подполковника, и он, пробежав еще несколько метров, припал к земле.
Над его головой просвистел целый рой пуль. "Надо переждать немного", - решил Рыбин. И тут же почувствовал, как теплая кровь залила ему грудь.
"Это ничего!" - ощупав простреленное плечо, сам себя успокоил подполковник.
- Убили, комиссара-то убили! - встревоженно крикнул кто-то. Вслед за тем послышался все нарастающий топот.
Рыбин приподнялся.
- Нет, я жив! - закричал он и, пересиливая нестерпимую боль в простреленном плече, вскочил и побежал вместе с солдатами в окопы роты Куско.
- Ну что же вы там так долго загорали? - с упреком встретил автоматчика Лорина Никита Назаренко.
- Потом поговорим об этом. Перевяжи руку, - и Лорин показал Никите окровавленную левую кисть.
Никита Назаренко наскоро наложил повязку.
И почти в это же время, сделав свою последнюю перебежку, гитлеровцы снова пошли в атаку на позиции десантников.
Лорин положил на бруствер окопа свой автомат и, слегка придерживая его раненой рукой, открыл огонь.
- Да ты уж, ладно, не мучь себя, - сказал ему Назаренко. - Мы и без тебя теперь справимся. Давай отдохни лучше.
Лорин усмехнулся.
- Отдыхать, Никита, будем потом.
Гитлеровцы подбегали все ближе.
- Ур-р-р-а-а!
Подполковник Рыбин снова поднял людей в контратаку. В порванной гимнастерке, с наскоро перевязанным плечом и пистолетом волевой руке, стиснув зубы и закинув назад голову, он, не сгибаясь, побежал через редкий кустарник.
Назаренко выскочил из окопа и, стреляя на ходу, устремился вслед за ним. Возле его головы свистели вражеские пули. Но он ни на что не обращал внимания. Он видел перед собой только неприятельских солдат, которых надо обязательно убить, иначе они убьют его, убьют товарищей, убьют родных, знакомых, вытопчут ногами всю страну. Он бежал до тех пор, пока не споткнулся о труп гитлеровца и не упал. Мимо него пробежал Лорин. Поддерживая окровавленной левой рукой автомат, он стрелял в гитлеровцев и что-то кричал. Назаренко бросился следом за ним. Но Лорин вдруг приостановился, выпустил из рук автомат, а вслед за этим и сам упал на землю.
Назаренко склонился над ним.
- Все теперь, Никита, все! - тихо прошептал Лорин.
- Ну, ну, крепись! Мы с тобой еще… - начал было Назаренко.
- Горит все в груди, огнем горит.
- Сейчас санитара пришлю. Перевяжут тебя, и легче станет.
- Не надо… Если жив останешься…
Никита ниже наклонился к нему.
- Если жив останешься, напиши батьке письмо. Все напиши.
Назаренко молча кивнул.
- А теперь иди. Как там? - Лорин, привстав на локти, посмотрел вперед. - Потеснили гада! - В его затухающих глазах сверкнул огонек радости. - Ну иди и ты туда, иди, Никита. Ты ведь ловкий, сильный. Давай хоть одного за меня…
Назаренко не слышал его последних слов. Он вскочил и побежал вперед.
…Через час на опушке леса все затихло. Гитлеровцы снова были отброшены.
Никита подошел к тому месту, где упал Лорин, нашел его, присел на землю и долго смотрел в его уже посиневшее лицо. Потом встал, взял тело товарища на руки и понес в лес. Там, под высокой ветвистой сосной, Сидоров, Кухтин и другие солдаты уже готовили братскую могилу.
4
После боя солдаты долго не могли прийти в себя. У всех были суровые, изменившиеся лица. Люди много курили и пили воду. Пили много, с жадностью, но никто не притрагивался к еде.
Солдатам выдали водку. Но даже те, кто любил в обыкновенное время выпить чарку, отнеслись к водке безразлично. Кухтину, Назаренко, Сидорову и пулеметчику Будрину досталась двойная порция. Они сели на траве в кружок, достали из мешков жестяные кружки, хлеб, консервы.
- Такой бой, ребята, вовек не забудешь! Умирать будешь, а вспомнишь. Вспомнишь, и страшно станет. Вот какой, ребята, мы сегодня бой вынесли, - наливая в кружку водку, тихо проговорил Кухтин. Он подал кружку Сидорову. - На, выпей! Пей до дна. Пей за то, чтобы ты целым и невредимым вернулся домой и чтобы, когда тебе снова придется выпить, вспомнил сегодняшний день, людей, которые погибли, и тех, которые живы и вот сейчас с тобою выпивают…
Сидоров молча взял кружку, поднес ее к губам, запрокинул голову и выпил. Потом вытер рукавом губы, понюхал кусочек хлеба, закурил и задумчиво уставился куда-то вдаль.
- Ты что? Летчицу вспомнил? - спросил его Кухтин.
Сидоров сначала отрицательно покачал головой, но потом вдруг сознался:
- Ее. И не хочу будто о ней думать, а она все стоит и стоит перед глазами.
- А ты не думай. Не надо, - посоветовал Кухтин.
В небе между вершинами деревьев показался немецкий самолет-разведчик "фокке-вульф".
- "Рама", ребята, "рама", - тревожно проговорил Назаренко.
- Эх, долбануть бы его, да нечем! - с сожалением протянул Будрин.
- Так и знай - скоро бомбить будут, - с тревогой следя глазами за самолетом, сказал Кухтин.
- Да уж не без этого, - согласился Сидоров.
Самолет покружился над лесом и исчез.
…Вечерело. Лес притих. Притихли и солдаты, наблюдая, как высокие красноголовые осины роняли последнюю багрово-красную листву.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
Появление над лесом вражеских самолетов-разведчиков ничего хорошего не предвещало. Ожидался налет бомбардировщиков и крупнокалиберной артиллерии, спешно подтянутой к Яблоновскому лесу. Потом Захарчук узнал еще одну неприятную новость: к лесу, в котором они укрылись, со всех сторон стягивались войска противника. Силы гитлеровцев во много раз превосходили силы советского соединения, и о вступлении с ними в бой не могло быть и речи. Выход был один: немедленно покинуть лес и тем самым сохранить силы. Но как его покинуть, полковник еще не решил.
Захарчук сидел в окружении своих офицеров под разлапистой сосной и, не отрывая взгляда от карты, сосредоточенно думал о создавшемся положении.
- А не попробовать ли нам, - нарушил молчание начальник штаба, - вот в этом месте, - он указал пальцем на карте, - прорвать их заслон и уйти в Таганчанский лес?
- Я уже об этом думал, - ответил полковник. - И если ничего не найдем лучшего, придется так и сделать.
- Товарищ полковник! - вступил в разговор Черноусов. - А почему бы нам не воспользоваться услугами братьев-партизан Примостко? Они местные жители, да притом еще охотники.
- Совершенно верно! - согласился комбриг. - С ними следует поговорить. Сейчас их позовут. А пока сделаем перерыв.
Братья Примостко были руководителями небольшого партизанского отряда, действовавшего в районе Яблоновского леса. О существовании этого отряда Захарчук знал еще на Большой земле. С ним задолго до появления в этом районе бригады была установлена связь, намечены пункты массовой выброски советских парашютистов. Люди этого отряда в одну ночь приняли с воздуха большую часть всех подразделений десантной бригады, а потом и сами вступили под командование полковника Захарчука.
Офицеры закурили.
Рядом с Черноусовым, прислонившись спиной к стволу сосны, сидит капитан Майборода. Во рту у него пропахшая никотином, старенькая, с изрядно обгоревшим чубуком трубка. Немного откинув назад голову, он пускает в воздух удивительно ровные кольца сизого дыма, которые, увеличиваясь, стремительно уплывают вверх, к свету, светлеют и, наконец, потеряв форму, растворяются на фоне синеющего между деревьями неба.
- Вот так же, как этот дым, и нам бы улетучиться из этого леса, а потом бы мы с ними еще поговорили, - мечтательно протянул Майборода и уже более громко, с сожалением воскликнул: - Да-а-а! Дело серьезное.
На его слова никто не обратил внимания. Все следили за беседующим с партизанами комбригом, лицо которого стало еще более строгим, чем обычно. Но вот Захарчук взял за руку старшего Примостко и улыбнулся. Улыбнулся и облегченно вздохнул и Черноусов.
- Что-то придумали, - обрадованно прошептал он и от волнения даже встал с земли.
…Братья Примостко только им одним известной тропинкой, проходившей через топкое болото, незаметно для гитлеровцев вывели парашютистов из Яблоновского леса и повели их в другой, в Таганчанский лес. Шли долго, всю ночь напролет, и когда из-за багряного горизонта вынырнул светло-желтый круг солнца, были уже на опушке Таганчанского леса.
- Прива-ал! - приглушенно крикнул Захарчук, и эта долгожданная команда с молниеносной быстротой облетела все подразделения.
Уставшие солдаты садились на кочки, с удовольствием вытягивали ноги и, наскоро покурив, развязывали вещевые мешки.
У всех было много вареного мяса, очень мало хлеба и почти ни у кого ни грамма соли. Ее вместе и другим продовольствием должны были сбросить с самолетов в минувшую ночь в районе Яблоновского леса. Но десантники не дождались самолета.
Как и всегда, вместе под высокой сосной уселись завтракать Никита Назаренко, Алексей Сидоров, пулеметчик Василий Будрин и Кухтин. Молча ели несоленое мясо.
- Разве это еда! - брезгливо замотав головою, нарушил установившуюся было тишину Будрин. И он швырнул кусок говядины в кусты.
Алексею Сидорову стало не по себе. "Прохвост", - мысленно обругал он Будрина и, схватив пулеметчика за руку, сердито пробасил:
- Ты что паникуешь?
- Да ведь оно несоленое, в глотку не лезет.
- Не лезет? Не ешь! А других не мути. И без тебя тошно.
- Да разве я…
- Замолчи! - "сердито перебил его Сидоров. - Вот сейчас же иди и подними мясо.
Будрин молчал.
- Иди, Будрин, подними! - посоветовал ему Назаренко. - Лешка правильно говорит. Так нельзя.
- Ну извините тогда, - виновато произнес пулеметчик. - Сгоряча я.
Он встал, поднял с земли мясо, отряхнул его и спрятал в мешок.