– Познакомься с командирами взводов, составьте списки личного состава. Должен быть строгий учёт подчинённых. Безымянных солдат быть не должно, впереди тяжкие бои. Возьмите на учёт всё вооружение, боеприпасы, Кузьмич у нас будет начальником тыла. Запасы продовольствия – на строгий контроль. Выдавать пайки по самому минимуму. Если будет возможность, постараться накормить людей горячей пищей. А то указывать на ошибки других легче лёгкого. А вот теперь сам, Кузьмич, испытай на себе прелести командирской должности. Будем выходить из окружения, пробиваться к своим. Так что рая я вам не обещаю в ближайшие дни, а вот бои будут, и будут нешуточными, смертельными, отцы-командиры.
Шли теперь по всем правилам военной науки с дозором, боевыми охранениями.
В авангарде шёл рядовой Куцый вместе со своим отделением в количестве четырёх солдат. На эту должность его назначил командир взвода младший сержант Кольцов, придав ему троих пехотинцев и одного сапёра, которые буквально за час до марша наткнулись на подразделение капитана Колпакова. Правда, на одного солдата не хватило оружия.
– Ты откуда такой к нам свалился без оружия, сынок? – пристал к нему старый солдат.
– Я сапёром служил, а там оружие не положено, – оправдывался красноармеец. – А сейчас не знаю, как быть без оружия. Вот, только топор, – с этими словами сапёр вытащил из – за пояса топор с отполированным руками топорищем.
На что ему Кузьмич мудро посоветовал:
– В бою добудешь. Лучше всего у врага. Однако будь внимателен: как только товарищ упал, не дай, Господи, ты его ружьишко-то и бери, подними. Негоже оружию валяться бесхозным: оно стрелять должно по врагу. Понятно? Извини, не по моей вине оружейные склады отстали. Но и ты, солдат, за это время уже смог бы достать винтовку-то, понятно я говорю? А то бежал без оглядки, а воевать за тебя кто будет? – стыдил красноармейца старик. – Воевать и доставать оружие для тебя никто не обязан. Сам, всё сам должен делать, служивый. Потом только сможем погнать врага в обратную сторону, если все вместе поднатужимся. А топор отдай мне: нам он ещё пригодится. Хотя, – старик снова глянул на солдатика, заговорил уже с теплотой в голосе:
– Хотя, служивый, ты вроде как молодец. Вишь, своё штатное оружие, топор то есть, не бросил. Значит, и настоящее оружие из рук не выпустишь. Надеюсь я на тебя, сынок… верю тебе. Вот оно как…
В арьергарде вышагивал Николай Кузьмич вместе с пятью солдатами, что выделил капитан для тылового обеспечения. На телеге, запряжённой двумя немецкими битюгами, лежал тяжело раненый командир роты старший лейтенант Зимин. Там же в изголовье и в ногах находилось нехитрое имущество подразделения: несколько комплектов солдатских гимнастёрок и галифе; четыре цинка с патронами; два ящика немецких гранат и ещё что-то. Посторонних до своих кладов Кузьмич не допускал, оберегал пуще всего.
– Хорошие колотушки, картошку толочь очень удобно, – отозвался о гранатах Николай Кузьмич. – А в бою жаль, что сразу взрываются: отвинтил колпачок, дёрнул резче за шарик на шёлковой верёвочке, посчитал до трёх-четырёх, да и бросай к чёртовой матери. Только не затягивай, не то сам взлетишь. Зато и в рукопашной, в случае чего, можно использовать как небольшую булаву. Сам пробовал: работает безотказно. По голове фрицу если въехал, в тот же миг в Германии приступили оплакивать несчастного.
Впервые минуты встречи Кузьмич сразу же конфисковал консервы, что добыли Суздальцев с Куцым прошлым вечером.
– У меня будет надёжней, не съедите. Поделим на всех. Ишь, что удумали? Скрыть от меня решили. Крысятничать и в мою молодость нельзя было: морды били за это.
Что из продовольствия лежало у запасливого солдата в двух вещевых мешках, можно было лишь догадываться. Однако, как впоследствии оказалось, утром кипятили настоящий чай и пили с сухарями, а вечером была самая настоящая каша с немецкими консервами.
Бывший танковый экипаж Кольцова переоделся в общевойсковую форму и теперь совершенно не выделялся среди всех остальных солдат. Кузьма держал при себе связным рядового Андрея Суздальцева.
На исходе вторых суток марша от шедшего в авангарде Куцего прибежал посыльный, доложил, что впереди непроходимое болото.
И если обходить вокруг, то ещё неизвестно, где и как это можно сделать. Поскольку шли с обозом, то Агафон выбирал просеки или мелкий подлесок, кустарники, где можно было пройти с телегой. А тут тупик. На совещании у капитана Колпакова Куцый обстоятельно и подробно лично докладывал обстановку.
– Болотом не пройдём по всем данным. Обходить вокруг – я не знаю этой местности. Но, судя по всему, болото огромное, а карты у нас нет, – Агафон чертил прутиком на земле. – Правее метров четыреста находится какое-то село. Оно вытянуто с километр вдоль леса на краю болота почти строго с севера на юг. С той, западной стороны, большое пшеничное поле, несколько колков на нём. Сразу за деревней снова начинается лес. Я ходил туда по кромке болота, проверял. Надёжный лес. Мне кажется, он так и будет тянуться по кромке болота. Но вот на какое расстояние – не знаю, тут карту бы… По полям идти нам рискованно: много нас. Не спрячешься. Если обходить вокруг, то ночи сейчас лунные, светлые, могут обнаружить. Так что, остаётся только лесом…
– Ну и что ты предлагаешь, следопыт? – капитан с интересом слушал солдата, внимательно рассматривая нарисованную им схему. – И откуда ты такой грамотный к нам попал?
– А у нас в экипаже все такие, – не стал скромничать Агафон.
– Так что ж ты предлагаешь, танкист? – ещё раз спросил капитан.
– У кого какие будут мнения?
– В деревне есть немцы. Я проверил. Говорил с пареньком лет пятнадцати, он подтвердил, что со вчерашнего вечера там встали около тридцати солдат с офицером. Паренёк не разбирается в званиях, но что офицер – точно. Я сам видел, когда лежал полчаса в огороде. По всем данным, это один немецкий взвод.
– Наш пострел везде успел, – с чувством гордости произнёс Кузьмич.
Агафон определённо ему нравился своей рассудительностью: обстоятельный человек, серьёзный. А таких людей любил старый солдат.
– Ну – ну, – поощрил Куцего. – Говори, говори, мил человек. Я чую, у тебя уже есть свой план, а мы послушаем.
– Прямо посреди села, рассекая его почти пополам, с запада на восток проходит дорога. Она идёт с поля, пересекает населённый пункт и уходит в лес. А он начинается сразу за огородами, метрах в пятидесяти. Следовательно, эта дорога должна уходить лесом до какого-то следующего населённого пункта. Просто так дороги по лесу не проходят.
– Ну и? – поторопил Колпаков.
– На мой взгляд, если эту развилку в деревне захватить минут на двадцать, то основные силы как раз успеют ускоренным маршем пройти через село и углубиться в лес. А мы следом, – как уже о решённом деле закончил Агафон. – И подойти можно почти незаметно: по дороге к деревне слева вытянут небольшой колок с полгектара площадью. Там можно сосредоточиться перед броском.
– Ты смотри: обрисовал лучше некоторых начальников штабов, – восхищённо произнёс Николай Кузьмич. – Утверждай план, командир! – обратился уже к сыну.
– Не кажи "гоп", – осадил отца капитан.
Но не всё так гладко оказалось на самом деле. С наступлением темноты с промежутком в пятнадцать минут вдоль деревенской улицы проезжал немецкий патруль на мотоцикле. Доезжал до одного края, там разворачивался и сразу же направлялся в другой конец деревни. Перекрёсток пересекал с немецкой пунктуальностью – раз в семь-восемь минут туда и обратно. Возникла большая вероятность, что подвижной патруль может засечь передвижение воинского подразделения. Куцый обо всём доложил капитану Колпакову.
– Да-а, дела-а, – горестно покачал головой Николай Кузьмич. – Гладко было на бумаге, да забыли про овраги.
Подразделение уже втянулось в колок. До деревни оставалось каких-то метров сто пятьдесят. Ещё одна беда подкралась оттуда, откуда никто не ждал: немецкие битюги никак не хотели бежать! Как только не упражнялся возница, животины не убыстряли свой размеренный неторопливый шаг.
– Вот же Гитлеры! – возмущался Кузьмич, проклиная упрямых лошадей. – В дороге вроде и устали не знают, а вот пробежать – ни в какую!
– Это они по – русски не понимают, – рассудил лейтенант Бондарев.
– Палку любая скотина понимает, лейтенант, только не немецкая. Там у них все с придурью, – сделал заключение старый солдат. – Начиная с Гитлера, заканчивая вот этими клячами. Поверь мне на слово.
Нужно было нейтрализовать патруль. Это дело поручили взводу младшего сержанта Кольцова. Он не стал брать с собой чужих, не проверенных солдат, а взял Агафона Куцего и Андрея Суздальцева.
Агафон в темноте разглядел в огороде чучело, переодели в тряпьё Андрея.
– Ты, Андрюша, – наставлял его Кузьма, – главное, лежи на обочине дороги, и не шевелись. А мы с Афоней будем стараться. Только бы они заметили тебя и остановились, а там…
Свет фар выхватил из темноты лежащего на обочине дороги человека. Мотоцикл тотчас притормозил, подъехал почти вплотную. Из коляски вылез немец, другой солдат остался сидеть за рулём. Носком сапога фашист тронул Суздальцева. В это мгновение на них сзади набросились Кольцов с Куцым.
Трижды в ночи пропел петух, и капитан дал команду к броску. Деревню прошли без проблем, и сразу же углубились в лес. На этот раз не нужно было подгонять лошадей, не было такой необходимости, чему был несказанно рад Кузьмич.
Подразделение пополнилось немецким пулемётом МГ с полным боекомплектом, пятью гранатами, и, главное, впервые к бойцам попали два немецких автомата и по шесть полных магазинов к ним. До этого почти каждому из красноармейцев приходилось сталкиваться в бою с этим оружием, на себе почувствовать его мощь, хотя большинство немецких солдат-пехотинцев были вооружены карабинами 98к "Маузер". А вот сегодня и сами стали обладателями новинок. Один автомат по праву достался рядовому Куцему, другой – капитану Колпакову. Ранцы немцев прибрал к рукам Николай Кузьмич. К пущей радости старика, помимо сухого пайка, в коляске оказалась канистра с бензином и хорошо укомплектованная походная медицинская аптечка.
– Вот это как раз нам и надо, – радовался старый солдат. – А то у нас теперь есть и ветеринарный фельдшер, а медикаментов никаких. И вот, слава Богу, будет чем лечить раненого Сергей Сергеича Зимина, бедолагу.
– А бензин тебе зачем, батя? – поинтересовался капитан Колпаков. – Машин у нас вроде нет и в ближайшее время не должны поступить со складов. Битюги вроде не на бензине работают.
– Э-э, сынок, – укоризненно покачал головой старик. – Наперёд смотреть надо. Такая вещь как бензин всегда в дороге пригодится.
И места не занимает, кони и не заметят, что канистру топлива везут.
Мотоцикл с телами немецких солдат откатили в лес, затолкали в край болота, предварительно вывели из строя технику.
Шли по лесу почти до утра. Для отдыха выбрали небольшую полянку. Куцый с отделением проверили окрестности, выставили часовых, и только после этого расположились на привал. Николай Кузьмич первым долгом выпряг коней, пустил пастись, предварительно привязав их вожжами к дереву.
В последующем несколько раз приходилось с боями пробиваться сквозь немецкие заслоны, что стали выставлять немцы на подступах к крупным лесным массивам. В небольших лесах и колках облавы на отступающих красноармейцев начали проводиться с завидной регулярностью. Немецкие самолёты-разведчики почти весь световой день облетали возможные пути и маршруты отхода наших войск. И в случае обнаружения – тут же вызывали бронемашины с солдатами. Поэтому передвигаться старались только по ночам. Изредка, когда позволяла обстановка, двигались и днём. Однако и эта тактика давала сбои: по ночам над лесами зависали осветительные бомбы на парашютах, что сбрасывали с самолётов немцы в надежде помешать отступающим частям Красной армии.
И листовки! Казалось, и шагу уже нельзя ступить, чтобы не наткнуться на очередной ворох листовок с призывом выдавать или уничтожать евреев-комиссаров, красных командиров и бежать с поднятыми руками в немецкий рай.
Если в первые дни войны практически все дороги были забиты беженцами с западных районов Белоруссии, которые спешили добраться до России, то теперь лишь изредка можно было увидеть одну-две семьи, что тащили на себе или на тачках везли свои пожитки куда-то вглубь страны.
За время передвижения встречались несколько групп красноармейцев, разрозненных частей. Большинство из них тут же пристали, присоединились к группе капитана Колпакова, но многие продолжили выход к своим самостоятельно. Никто им не перечил, не мешал, оставляя право каждому решать свою судьбу.
А фронт всё уходил и уходил дальше в сторону Москвы. Однако оптимизма не теряли, верили, что Красная армия всё же сумеет остановить противника, и шли. Вопреки и назло всему – шли.
Верили, надеялись, сражались, гибли, теряли друзей и сослуживцев и шли.
Минск обходили с южной стороны, долго продвигались вдоль Немана. Там же, севернее железнодорожной станции Шапчицы с боем форсировали шоссе Столбцы-Минск, а затем и речку Случь. Несмотря на тяжёлые кровопролитные бои, большие людские потери, к середине июля группа капитана Колпакова имела уже около двухсот человек личного состава за счёт постоянного притока разрозненных групп красноармейцев и остатков воинских частей 20-го механизированного корпуса генерала Никитина, что обороняли Минск. Пополнилась и командным составом, вооружением. Во взводе младшего сержанта Кольцова уже насчитывалось двадцать один человек.
Это уже было достаточно боеспособное воинское подразделение, приобрётшее немало боевого опыта, способное решать сложные боевые задачи. Так получилось, что вновь приставшие старшие и младшие офицеры безоговорочно признали командиром капитана Колпакова, и выполняли при нём обязанности подчинённых взводных, ротных, не стыдились должности командиров отделений. При этом соблюдалась железная воинская дисциплина, строжайшая исполнительность. Даже за неопрятный внешний вид в этих непростых условиях следовал жёсткий спрос. Всё это в конечном итоге позволяло подразделению поддерживать высокую постоянную боевую готовность, неуклонно продвигаться вслед за линией фронта, оставаясь организованной, дисциплинированной воинской единицей.
Капитан не стал назначать нового командира взвода из числа вновь присоединившихся младших офицеров. Однажды проверив в бою Кольцова, он доверял ему, постоянно держал этот взвод в своём резерве, поручая самые ответственные, трудные задания. Разведка, боевое охранение – вот те задачи, что выполнял взвод младшего сержанта Кольцова.
Сильно изматывали многочисленные переправы через речки и речушки, которыми так изобилует природа в Белоруссии. Коней пришлось оставить, хотя и Николай Кузьмич сильно противился этому.
– А кони-то в Германии в отличие от людей хорошие, – сделал заключение старик. – Покладистые, тяговитые. Жаль расставаться да придётся.
Всё тыловое имущество, боеприпасы отныне тащили на себе, тем самым обеспечив большую маневренность и скрытность передвижения по труднопроходимым лесам и болотам. На каждого тяжелораненого подчинённого командир выделил по два красноармейца, и они на самодельных, оборудованных из двух жердей и плащ-палатки носилках несли раненых.
Березину решили форсировать левее Бобруйска. Отделение рядового Куцего заблаговременно выдвинулось к реке оценить обстановку, найти подходящее место переправы.
– Обрывистый берег позволит быстро укрыться всему личному составу в случае преследования, сосредоточиться уже у кромки воды, а потом и начать переправу, – докладывал Колпакову Агафон. – На той стороне сразу же начинаются густые кустарники, переходящие в подлесок и сливаются затем с лесом. Можно скрытно выдвигаться к месту сбора уже в лесу. Я переправлялся сам лично, проверил: на середине глубина достигает двух-трёх метров. Дно песчаное, твёрдое, плавно выходит к тому берегу. Течение не сильное, вода тёплая.
– Форсировать Березину будем ночью, – капитан собрал к себе командный состав, ставил боевую задачу. – Исходный рубеж – край леса. Дальше – пшеничное поле и в двухстах метрах река Березина. Первой по сигналу уходит рота подполковника Селезнёва, за ними – рота майора Гриднева, замыкает колонну рота капитана Федулова. На том берегу район сосредоточения – лес правее места переправы пятьсот метров. Передвижение туда по подлеску, кустарникам, что тянутся вдоль реки.
– Младший сержант Кольцов!
– Я! – Кузьма вытянулся по стойке "смирно".
– Вашему взводу поручается обеспечение переправы. Часть людей поставьте в заслон на случай преследования противником, вторая часть взвода – прикрытие переправы. Сами переправляетесь в последнюю очередь.
Остальным – привести в порядок оружие, внешний вид. Каждый лично обязан подготовить для себя средства переправы, если не умеет плавать. О раненых позаботится майор медицинской службы Купарь вместе с командирами подразделений, чьи подчинённые сейчас находятся в лазарете, подготовят для них средства переправы. Вяжите заранее плоты, но ни единого бойца не должно остаться на этом берегу. Николай Кузьмич! На вашей совести приём пищи личным составом, обеспечение боеприпасами.
– Там за Березиной, товарищ капитан, моя родная деревня Вишенки, – Кузьма задержался после совещания и теперь решил сказать об этом командиру.
– Да-а? Хорошо. И что ты предлагаешь?
– Если свернуть чуть-чуть левее за переправой, через десять километров будет деревня Пустошка, потом через три километра и Вишенки. Там можно отдохнуть, набраться сил. Деревенька отрезана от мира лесом, рекой, болотом. Вряд ли там могут быть немцы.
– Давай переправимся, Кузьма Данилыч, а там и решим, куда направлять наши натруженные стопы. Идёт? – капитан по – приятельски положил руки на плечи Кузьме, заглянул в глаза. – Своих повидать хочешь?
– Хочу, – не стал темнить Кольцов. – Но и на самом деле, товарищ капитан, можно и отдохнуть.
– А вот тут ты не прав, младший сержант, – голос офицера изменился, стал строгим, твёрдым. – После войны, после победы отдохнём, а сейчас не время, пока страна в огне, пока земля наша в крови. Понял, танкист? Ты как это себе представляешь: на Родину напал враг, а воинское подразделение в количестве трёхсот активных штыков греет пузо в затерянной среди лесов и болот деревеньке? Вопрос мой понятен, чего молчишь? – видя, что подчинённый растерялся вдруг после столь убедительных доводов, немножко смягчил тон. – Так теперь-то понял, танкист?
– Так точно, понял, – поник Кузьма. – Только я это не к тому. Я… это… к тому, что…
– А я к тому, – капитан не дослушал, легонько подтолкнул подчинённого, сам направился в походный лазарет к раненым.
Агафон Куцый со своим отделением был на берегу ещё по полудни, оборудовали огневые точки, рыли окопы, когда боевое охранение обнаружило немцев. Сначала услышали собачий лай, и только потом на просеке появились солдаты. Они шли цепью, растянувшись по фронту не менее полукилометра.